– Очень приятно, мадам, – слегка поклонился спутнице скульптора Лапа. – А вы куда-то уезжаете?
– Да, отдохнуть, – соврал Загорский, озираясь.
Лапа тоже огляделся и, понизив голос, спросил:
– А если честно?
Извинившись перед Натали, Загорский отвел Лапу в сторону и зашептал:
– Мужа Натали обвинили в каком-то заговоре. Приезжали арестовывать, но он успел застрелиться. Я едва Натали оттуда смог вытащить. Вот, хочу вывезти ее из страны, но сомневаюсь, что это получится.
Слушая его, Лапа внимательно следил за происходящим вокруг. Он сразу заметил двух милиционеров, идущих в их сторону, и отвел глаза.
– На границе ее, как пить дать, задержат, – продолжал говорить скульптор.
– Не переживай, все получится, – заверил его Лапа. – Ты ведь сейчас в Москву едешь?
– Да, – кивнул Загорский, – а оттуда в Берлин, я надеюсь.
Лапа потребовал у него блокнот и быстро записал адрес и имя:
– Найдешь этого человека, он занимается документами. И еще вот это… – Он протянул Загорскому охранную грамоту от начальника ОГПУ: – Пусть исправит там фамилию, и покажешь бумагу на границе.
Загорский открыл было рот, чтобы поблагодарить, но Лапы уже не было рядом, а через мгновение раздались трели милицейских свистков.
Благодаря помощи Лапы скульптор с подругой беспрепятственно покинули пределы страны. И документы, и предъявленная охранная грамота сделали свое дело. Назад в Россию скульптор больше не вернулся.
Едва не попавшись на вокзале, Лапа решил больше не пытаться воспользоваться государственным транспортом. И чего он не понравился тем ментам? Стоял себе, никого не трогал, а они погнались. Нужно было срочно где-нибудь спрятаться, где его точно не будут искать, но где? Сидя на лавке в парке культуры и отдыха, он уже час ломал голову над этим вопросом. На глаза ему попалась брошенная газета, которую тащил по дорожке ветер. Газетный заголовок кричал: «Воинствующие старообрядцы среди нас!» Лапа поднял газету, развернул, и его вдруг осенило. В статье говорилось о секте «лучинковцев», прятавшихся где-то в лесах вдали от города. Один из ее вновь обращенных членов, кустарь-одиночка И.А. Журавлев, вернулся в город и убил своего сына Виктора за то, что тот отказался присоединиться к его вере.
«Чертов псих», – подумал про себя Лапа и стал читать дальше: «…Ударник и активист, деятельный член Осодмила, премированный за ударную работу, Виктор Журавлев подвергался систематическим преследованиям со стороны отца, который не раз угрожал расправиться с ним, если он не оставит своей работы в Осодмиле. Столкнулись два враждебных друг другу мира. Журавлев-отец – пьяница, дебошир, последовательный пособник классового врага да к тому же тронувшийся умом старообрядец, и Журавлев-сын, не покладая рук работавший над оздоровлением рабочего быта». Автор статьи призывал провести показательный суд над убийцей Виктора Журавлева. «Классовый враг, его сообщники и пособники должны быть разоблачены советским судом перед лицом трудящихся масс», – писал он.
Вот где можно было спрятаться. Раз милиция до сих пор не нашла сектантов, то и его там никто не найдет. Главное, втереться в доверие к этим придуркам. Заодно он сможет посчитаться с их предводительницей матушкой Вассой за смерть матери Лизы. Отсидится там и вернется. Оставалось найти сектантов. Лапе вспомнились слова Егора Тимофеевича, кладбищенского сторожа. Он сказал, что «лучинковцы» закупают всякую всячину на центральном рынке по понедельникам. Был как раз понедельник. Выбросив газету, Лапа двинулся к рынку.
Найти «лучинковцев» оказалось проще, чем он предполагал. Лапу даже удивило, почему правоохранительные органы до сих пор не сделали того же. Под видом оборванца-алкаша, каких было полно на каждом рынке, Лапа подрядился загружать сектантам подводы. Потом к нему подошла помощница матушки Светлана, осмотрела с ног до головы, ощупала его мышцы, даже проверила зубы и сказала, что им нужны такие сильные «братья». Затем стала рассказывать ему о своей религии. Они не принимали ничего мирского, жили в строгости и использовали лишь плоды, данные Богом. Вступавший в секту был обязан забыть и родителей, и свое прошлое. Отцом для него становился Бог, матерью – сыра земля. Обучение грамоте, службу в армии и работу на государственных предприятиях они считали делом Антихриста.
– Под последним я готов подписаться кровью, – усмехнулся Лапа и поинтересовался, когда он сможет увидеть саму матушку Вассу.
Внезапно помощница схватила за волосы худенькую девочку в грязном рубище, вырвала у нее из рук надкушенный пирожок, бросила его в грязь и, ударив провинившуюся по лицу, выкрикнула:
– Это грех! Грех! Анна, ты страшно согрешила! Вечером тебя будут сечь, пока злой дух не покинет твое тело.
– Матушка Светлана, простите меня, – зарыдала девчушка и поползла за Светланой по земле, пытаясь поцеловать край одежды, – меня дьявол соблазнил. Я очень хотела есть!
– Прочь! – выкрикнула в ответ Светлана, спокойно отпихнула ее ногой и пошла дальше, любезно разговаривая с Лапой: – Вы обязательно встретитесь с матушкой Вассой. Она сейчас беседует с вновь обращенными вон на той телеге.
Лапа увидел толпу людей впереди, но не смог разглядеть среди них саму предводительницу. Оглянулся назад. Девчушка все еще сидела в грязи и плакала. Мимо прошли две изможденные женщины в рубищах, и сквозь дыры на их одежде Лапа заметил на теле сектанток страшные рубцы от кнута.
Светлана уверенно вклинилась в толпу и подвела Лапу к телеге, на которой с важным видом восседала женщина необъятных размеров. Взглянув на ее расплывшееся лицо, Лапа сильно засомневался, что матушка Васса отказывается от всех мирских соблазнов и вкушает лишь кору да коренья. Светлана также очень хорошо выглядела на фоне остальных людей, когда вокруг царили голод и разруха. Тем временем матушка Васса вдохновенно несла всякую ахинею по поводу всеобщей братской любви и отрешения от греха.
Люди, собравшиеся вокруг, были сплошь крестьяне, которые бежали из соседних деревень от раскулачивания. Все с семьями, с узелками, и в их глазах светилась надежда. Они и не подозревали, что скоро будут подвергнуты жутким унижениям, пыткам, а потом их умертвят. Стиснув зубы, Лапа взялся за «наган», спрятанный под одеждой. Взглянув в маленькие поросячьи глазки Вассы, он понял, что за этим расплывшимся лицом скрывается кровожадный монстр.
Вдруг краем глаза он заметил какое-то движение в толпе, повернулся и похолодел: с трех сторон к нему двигались «быки» Дрозда – Зуб, Гира и Глухой. Как же его смогли опознать? Потом он вспомнил пристальный взгляд местного хламидника Корявого. Верно, он его раскусил, но не подал виду, а сам потом «стукнул» куда надо. Выхватив «наганы», Лапа отскочил к телеге сектантов. Тут же грянули выстрелы, и народ ринулся врассыпную. Светлана, не знавшая, куда бежать, схватила за волосы одну из сектанток – девчонку лет одиннадцати – и прикрылась ею от пуль.
Стиснув зубы, Лапа палил сразу с обеих рук. Он не любил насилия и крови, но тем не менее получалось у него очень неплохо. Первым он снял Глухого. Тот рухнул у простреленной бочки с водой. Следующим упал Гира. И только потом Лапа получил пулю в плечо и выронил один из револьверов. Во втором кончились патроны.
– Портной на сходке поклялся, что лично намотает твои кишки на пику, только, похоже, я его опережу, – ухмыльнулся щербатым ртом Зуб и выстрелил. Лапа отпрыгнул, но пуля все равно задела его по груди. Оказавшись рядом со Светланой, он отпихнул девчонку, а саму женщину рванул на себя, и следующие пули достались ей. Выхватив из сапога нож, Лапа метнул его в противника. Зуб схватился за горло, выронил пистолет и упал на землю с кровавой пеной на губах. Лапа выпустил из рук мертвую Светлану и шагнул к телеге. Матушка Васса в этот момент кое-как сползла на землю и собиралась дать деру. Лапа встал перед ней, перегораживая дорогу:
– Куда же вы, матушка? Веселье еще не закончилось. – Затем подобрал заряженный «наган», какое-то шестое чувство заставило его обернуться.
За спиной у прилавков стоял Боцман. В «медвежатника» полетели вилы. Лапа увернулся в последний момент и выпустил в Боцмана две оставшиеся в револьвере пули. Обе угодили тому в живот. Боцман сел и уронил голову на грудь. Издали разлилась трель милицейского свистка.
– Черт! – выдохнул Лапа, зажимая рану на плече и глядя на матушку Вассу, которую пригвоздило огромными вилами к телеге. Она была еще жива, но такие раны не оставляли шансов. – Ты слишком легко отделалась, – сказал ей Лапа, увидел, что глаза у той остекленели, повернулся, чтобы уходить, и вдруг наткнулся на нож.
– Привет, Лапа, – прошипел ему в лицо довольный Портной.
Лапа перехватил его руку и не позволил убийце поднять нож вверх и распороть все кишки. Ударил его головой в лицо изо всех сил, наступил на ногу, навалился. Портной начал падать. Лезвие вышло из раны, и Лапа, развернув его, всадил вору прямо в сердце.
– Сука! – выдохнул Портной и упал, держась за нож.
Однако кошмар продолжался. К ногам Лапы подкатились две гранаты, и он взглянул на ряды. Умиравший Боцман со слабой улыбкой вскинул руку в прощальном жесте. Недолго думая, Лапа прыгнул в сторону. Налетев на девчонку, которой прикрывалась Светлана, он свалил ее на землю и прикрыл собой. Следом грянули два взрыва. Лапе показалось, что у него со спины содрали всю кожу да еще плеснули сверху расплавленным свинцом. Повернувшись на бок, он спокойно подумал, что умирает. Над ним склонилось лицо девочки, которую он спас.
– Поставь в церкви свечку за упокой моей души, – попросил Лапа. Последнее, что отразилось в его глазах, – это небо перед закатом.
– Откинулся, – констатировал подбежавший милиционер.
14. Наши дни
Выбравшись из подземного входа назад в склеп, Захар Петрович посмотрел на мать и печально констатировал:
– Пусто. Похоже, что нас опередили. Да и немудрено, место-то ненадежное. От реки вообще любой может заметить и пролезть. Правда, там часть тоннеля осыпалась.
– А может, клад где-нибудь в другом месте? – предположила Алла Львовна, не желая сдаваться. Она уже успела привыкнуть к мысли, что они разбогатеют, и разочарование было слишком мучительным.
– Ну, и где же? – язвительно поинтересовался Антонов.
– Там, в гробах. – И Алла Львовна осветила фонарем ряд каменных гробниц.
– Ну-ну, – усмехнулся следователь и заглянул в ближайшую гробницу, крышка с которой была кем-то сброшена. – Тут нет. Что, будем сдвигать остальные и выбрасывать мертвецов, как заправские осквернители?
– Я чувствую, что он там, – упрямо возразила она, охваченная приступом «золотой лихорадки». – Если ты не поможешь, я сама это сделаю.
Видя, что мать и вправду намеревается открыть гробницу и даже стала толкать тяжелую каменную крышку, Захар Петрович сдался:
– Ладно, прекрати немедленно, я сам открою!
На их счастье, в гробах не было покойников. Они вообще были пустые. Клада тоже не наблюдалось. Алла Львовна расплакалась:
– Как же так? Ведь дедушка для нас оставил…
– Ну, вот так, – приобнял ее сын. – Как говорится, не были богатыми, не стоит и начинать.
– Дурацкая присказка, – буркнула она и пошла к выходу.
Захар Петрович в расстроенных чувствах пошел следом за матерью. У выхода подобрал лопату, когда шел сюда, думал, что придется копать, но инструмент так и не пригодился.
Выйдя из склепа, он зажмурился от висевшего над горизонтом солнца, и в этот момент чьи-то руки оттащили в сторону Аллу Львовну, а другой человек приставил к его голове пистолет. Захар Петрович открыл глаза и увидел, что какой-то хлюст в белом костюме держит его мать, а человека с пистолетом он разглядеть не мог. Рядом стояла какая-то молодая девушка, и было видно, что она очень испугана и дрожит от страха.
– Советую не двигаться, если хочешь сохранить жизнь этой старой кошелке, – раздался голос у него над ухом. – Где то, что вы нашли?
– А мы ни хрена и не нашли, – зло ответил следователь, мысленно прикидывая, как лучше действовать. – Кто-то побывал там до нас, причем очень давно. Вся эта затея с кладом – вообще полный бред.
Алекс, державший его, перевел слова Антонова на французский для Люка.
– Я и так все понял, – рявкнул разозленный парень на чистом русском языке, – я из семьи эмигранта, русского кузнеца, и дома мы всегда говорили на русском, тупица. – Затем он обратился к Антонову: – Слушай сюда, папаша, я сейчас досчитаю до трех, и если ты не скажешь, где спрятано сокровище, голова твоей мамы разлетится на кусочки. Я считаю – раз…
По глазам бандита Захар Петрович видел, что он не блефует. Но тут произошло неожиданное. На счете «два» девушка внезапно выхватила пистолет и, что-то вопя по-французски, выстрелила в воздух. Парень в белом костюме отвлекся и удивленно спросив:
– Сука, где ты взяла пистолет?
Захар Петрович понял, что пора действовать. Врезав державшему его бандиту в солнечное сплетение, он успел отвести его руку с пистолетом от своей головы и направить его на парня в белом костюме. Выстрел оказался на редкость точным. Люк получил пулю в висок. Выпустив Аллу Львовну, он рухнул на землю. Захар Петрович резко развернулся, ударил Алекса головой в лицо, схватил за горло и, удерживая руку с пистолетом, саданул в пах. Следующие пули ушли вверх, никого не задев. Девушка что-то кричала, но никто не обращал на нее внимания.
– Сука легавая! – с ненавистью прошипел Алекс.
– Сам сука, – процедил в ответ следователь и болевым приемом усадил противника на колени. Затем вывернул руку с оружием так, что ствол уперся бандиту в грудь, и нажал на спусковой крючок его же пальцем. Пули прошили Алекса насквозь. В его глазах застыло изумление. Высвободив оружие из рук умирающего, Антонов оттолкнул тело в сторону и прицелился в девушку:
– Немедленно бросьте оружие и поднимите руки вверх!
Девушка что-то ответила ему на французском, но пистолет не бросила, а продолжала целиться с дикими глазами куда-то в пространство между ним и матерью. Было видно, что у нее совсем снесло крышу. По щекам катились слезы, губы дрожали, и руки с пистолетом ходили ходуном.
– Черт! – вырвалось у Антонова. – Я сказал, бросайте оружие и поднимите руки, или я буду стрелять! Вы по-русски хоть слово понимаете?
Девушка вновь закричала что-то на французском и попятилась.
– Ты, стой на месте, или стреляю, – осторожно повторил Антонов, чтобы не испугать ее резким звуком. – Остановись!
Но девушка продолжала пятиться, обливаясь слезами. Затем развернулась и убежала в заросли.
Антонов тяжело вздохнул и опустил пистолет.
– Я испугалась, что ты выстрелишь в нее, – произнесла Алла Львовна, подходя к нему.
– Нечем было, патроны кончились, – буркнул он. – Теперь даже страшно подумать, что эта психованная, которая не знает ни слова по-русски, будет бегать по городу с пушкой в руках. – Достав сотовый, набрал номер Баранова: – Привет. Присылай людей на старое кладбище возле порта. У нас тут пара трупов образовалась…
Дрожа от ужаса, Зое вошла в съемную квартиру. Она осталась одна в варварской стране. Дорогу сюда она помнила слабо, так как была в состоянии аффекта и не соображала, что творится вокруг. Помнила только, как села в машину Алекса, как гнала, не разбирая дороги, и ей со всех сторон сигналили. И все. Что теперь делать? Где найти помощь? Тут ей на глаза попался ноутбук Люка. Она открыла его, и на мониторе вспыхнула надпись: «Для соединения введите пароль». Зое подглядела пароль, когда Люк настраивал соединение. Он не догадывался, что клавиатура отражается в плоской зеркальной люстре наверху. Она ввела цифры, но компьютер не принял пароль. Лишь с восьмого раза ей удалось набрать правильную комбинацию. Утирая слезы, она вглядывалась в изображение больничной палаты и старика, лежавшего на кровати.
– А где Люк? – удивленно спросил Мало, убрав кислородную маску от лица.
– Его убили фараоны, – честно призналась Зое и хотела добавить, что ей нужна помощь, но старик дико заорал, попытался встать с постели, а потом рухнул на кровать и застыл с остекленевшим взглядом. На кардиограмме пошла сплошная линия, и сработала сигнализация. Зое видела, как палату заполнили люди в белых халатах. Минут пять предпринимались попытки запустить сердце. Затем Мало вскрыли грудную клетку, и один из врачей констатировал смерть.
Звонок во входную дверь заставил Зое вскочить из-за стола. Затем в дверь стали громко стучать:
– Откройте! Это милиция! Немедленно открывайте!
Зое дрожащей рукой подняла пистолет. Первым в дверь ворвался здоровый парень в гражданском с пистолетом в руке, за ним участковые в форме. Зое выстрелила. Пуля прошла выше, никого не задев. А вот оперативник не промахнулся.
– Эй, кладоискатель, наши парни нашли эту француженку, – весело сказал Баранов, подходя к сидевшему на могильной плите следователю. – И немудрено, она, как на танке, прошла через весь город, сметая все на своем пути. Только чудом никто не пострадал.
– И что она, оказала сопротивление? – вяло поинтересовался Антонов.
– А то, – кивнул Баранов, – еще как. Игнатов ее подстрелил.
– Насмерть?
– Нет, в плечо. Она теперь в больнице, – улыбнулся Баранов. – Знаешь, жаль, что в склепе ничего не было. Прикинь, если бы клад был, какую поляну тебе бы пришлось накрывать всему управлению.
– А иди уже, – махнул на него Антонов и тяжело вздохнул.
Баранов ушел к остальным, суетившимся вокруг трупов у склепа. Антонов еще раз вздохнул и подумал, что не стоит сидеть на холодном, так можно и простатит заработать. Поднявшись, он отряхнул штаны и посмотрел вниз на плиту. Ему показалось странным, что на остальных могилах стояли обычные кресты, а здесь вместо креста лежал камень. Охваченный профессиональным любопытством, Захар Петрович присел и стал счищать с надписи грязь. Он не поверил своим глазам, когда смог прочитать: «Лапин Сергей Ипатьевич». Больше не было ничего. Ни даты рождения, ни даты смерти, ни эпитафии.