– Это просто история. Аллегория.
– Я спрашиваю о другом. Твоя история – это автобиография?
– Каждое наше слово – это автобиография. А как же иначе?
Сэм рассердилась:
– Господи, Серж… просто скажи: это правда или нет?
– Человеческий мозг – это мощный инструмент. Он заставляет нас сочинять истории, чтобы выявить смысл получаемой информации. Если информации недостаточно, мы додумываем недостающие звенья, чтобы заполнить пробелы. Сочинение историй дает нам возможность предугадывать будущие события. Обмен историями – идеальное средство общения.
Диана спросила, страдаю ли я игроманией до сих пор.
– Нет. Уже нет.
– Значит, все это правда. Ты рассказываешь о себе.
– Диана, ты воспринимаешь все слишком буквально. Я – не Тревор, Тревор – не я. И, повторюсь, я не страдаю игроманией.
Сэм оторвала кусок скотча и заклеила мне рот.
– Ты, умник, пока помолчи. А то меня уже правда тошнит. И от тебя, и от твоей науки. Мы застряли на этом дурацком острове, у нас тут падают самолеты, бог знает сколько людей погибло, на улицах вешают мирных жителей… Не знаю, как кто, а я почему-то не чувствую себя в безопасное -. Кого убьют следующим? Может быть, нас? Если Ардж прав, и все так и есть…
– Сказать по правде, я думаю, что так все и есть, – вставил Ардж.
– …тогда эти хайда с их велосипедными цепями придут нами еще до рассвета.
Сэм содрала скотч у меня со рта. Я попросил воды и таблетку от головной боли. Хоть и неохотно, но мне их дали. А потом я продолжил рассказ.
Игрок
(продолжение) Серж Дюкло
В общем, наш молодой ученый по имени Тревор жил и работал в Северной Каролине, в городе Треугольник науки. Только теперь он был не таким уж и молодым. А игорных долгов у него накопилось на несколько годовых зарплат. Эксперименты с литературой больше не помогали. Теперь мозги Тревора напоминали Чернобыль после взрыва на атомной электростанции.
А как же Амбер, энергичная, фигуристая, аппетитная любительница сандвичей? Процесс превращения себя, любимого, в истинного американца давно утратил для Тревора притяжение новизны. Мини-вэны ему наскучили, бездуховные торговые центры наводили тоску, а Амбер ушла от него в тот же день, когда они вместе посетили семинар по подготовке ко всеобщему вознесению, и Тревора застали за чтением журнала «InStyle для детей» во время десятиминутной очистительной молитвы. Но что самое поганое: Тревор так и не научился жить сегодняшним днем. Он оставался заложником ближайшего будущего. В общем, все вернулось на круги своя.
А потом сотрудникам лаборатории, где работал и Тревор, удалось получить определенный нейропротеин из крови людей, читающих «Поминки по Финнегану». При растворении в слабом растворе фосфата натрия этот нейропротеин оказывал успокаивающее воздействие на принимавших его людей. Заключенные в тюрьмах – и особенно отбывающие наказание в одиночных камерах – уже не страдали от ограничения свободы; их больше не беспокоило одиночество. Они перестали ходить в общую комнату на ежедневные «часы общения». Похоже, Тревор и его коллеги вплотную приблизились к грандиозному открытию.
Однако новое чудо-лекарство было слишком сложным и дорогим в производстве. Протеин, на основе которого делался препарат, категорически не желал подвергаться клонированию, ни в чашке Петри, ни в садке стволовых клеток. Для выделения протеина на изготовление хоть сколько-нибудь существенного количества лекарства требовалось несколько сотен литров крови. Протеин можно было и синтезировать, но это был очень сложный и запредельно дорогой 128-ступенчатый процесс. Разумеется, Тревор сразу подсел на новое лекарство. Так что прощайте, «Поминки по Финнегану». Прощайте, книги, и чтение, и все на свете. Все, кроме этого волшебного препарата – не иначе, как дара богов – для капитальной починки мозгов. Потому что под действием этих таблеток Треворова страсть к игре унялась до такой степени, когда он мог спокойно держать ее под контролем.
К тому времени Тревор уже был начальником лаборатории и занимался, помимо прочего, распределением бюджета. Он позаботился о том, чтобы новое лекарство производилось в достаточных количествах, пусть даже ценой неимоверных затрат (разумеется, за счет фирмы). Его пагубное пристрастие стало самым дорогостоящим за всю историю наркомании. Но зато он избавился от всех страхов. Страх одиночества, страх нищеты, страх духовной смерти – их больше не было! И самое главное, Тревор практически вылечился от своей игромании!
И вот тогда-то сотрудники лаборатории Тревора и заметили связь между промышленным производством нового препарата и исчезновением пчел. Поначалу пчелы исчезли только в Северной Америке, где располагались заводы, производившие чудо-лекарство. А такие заводы располагались по всей стране. Тревор внимательно изучил карты. Связь была очевидной.
Как вы понимаете, и сам Тревор, и его коллеги, знавшие правду, оказались перед моральной дилеммой. В конечном итоге они решили умолчать о своем открытии и продолжали наращивать производство нового препарата. Дело было даже не в будущих прибылях. Просто Тревор и все остальные уже не представляли себе жизнь без нового лекарства.
Вот так и случилось, что пчелы исчезли с лица Земли.
Компании Тревора удалось наладить промышленное производство чудо-препарата, так что оно стало рентабельным. Но для получения прибыли было необходимо, чтобы люди «подсели» на это лекарство. И как можно скорее. Хотя в этом смысле все было нормально. Стопроцентное одобрение потребителей. Стопроцентные благоприятные отзывы. И спрос по-прежнему превышал предложение. Мир превращался в мир одиночек. Семьи распадались. Казино разорялись. Тюрьмы больше не действовали как инструмент устрашения и наказания, и преступность росла и процветала.
И многие растения уже не могли размножаться, потому что исчезли пчелы.
А потом неизвестно откуда взявшаяся Apis mellifera ужалила одного парня в Айове – и, что называется, понеслось. Долгие годы полиция и армия отрабатывали план действий на случай «А если вдруг» – причем на эту программу выделялись огромные средства, – и вот «если вдруг» все же случилось. Ужаленный парень даже опомниться не успел. На него налетели, как смерч. И уже через несколько часов он оказался в подземной лаборатории в Северной Каролине, в городе Треугольник науки.
Ученые ждали, что будет дальше. Если кого-то ужалила пчела, вполне вероятно, что это будет не единичный случай. И действительно. Таких случаев было еще четыре: в Новой Зеландии, Франции, Канаде и Шри-Ланке. Итого пять. И что самое интересное, у одного из ужаленных пчелами наблюдалась острейшая аллергическая реакция на этот новый препарат.
– Блин, давай называть вещи своими именами. Ведь речь о солоне, вот и говори: солон.
– Да, Зак. Хорошо. Буду говорить «солон».
Игрок
(продолжение) Серж Дюкло
IncroyablelCe n’estpas possible!* Тревор стал настоящей «звездой» компании. Он носился, как вихрь, от одной лаборатории к другой, наблюдал за людьми, которых ужалили пчелы, составлял план исследований, изучал кровь, взятую на анализ, проводил тесты на лазерном оборудовании, и ему очень нравились результаты. Эти пятеро ужаленных представляли собой настоящее сокровище. Их мозги вырабатывали – причем в огромных количествах – очень редкие молекулы, которые при расщеплении превращались в дешевое, не требующее никакой дополнительной обработки сырье для солона.
– То есть ты получил, что хотел, – перебил меня Жюльен. – Выходит, у этой истории счастливый конец. Такой хеппи-энд в промышленных масштабах.
* Невероятно! Невозможно! (фр.)
– Почти так, Шон Пенн.
– А что было дальше? – спросила Диана.
– Эта история еще не закончена. Она продолжается здесь и сейчас. То, что вы здесь – это тоже история.
Дождь зарядил по новой. В комнате стало тихо. Ардж включил обогреватель на полную мощность, и пламя свечей вздрогнуло и заметалось.
– Может быть, вы меня все-таки развяжете? – спросил я. – А то я себя чувствую по-дурацки на этом стуле. Как в том тарантиновском фильме.
Их взгляды сказали мне: «Нет».
– Так что было дальше? – спросила Сэм. – Как я понимаю, мы пятеро стали живыми поставщиками сырья для Тревора с его солоном? Наверное, было бы проще погрузить нас всех в кому и использовать эти самые протеины из нашего мозга на всю катушку.
– Такая мысль возникала. Но я их отговорил.
– А почему ты рванулся бежать? – спросил Ардж.
– Это все нервы. Я сам не понял, что сделал.
– Мне что-то не верится.
– Думай что хочешь. К тому же я был пьян.
– Да ты выпил с наперсток.
Все опять замолчали. Это было похоже на групповой прием у психотерапевта, когда кто-то должен заговорить первым, но никто не решается. Все пятеро были уставшими. И еще не отошли от веселящего газа. У всех пятерых кровоточили ранки на колене. А я был начеку. В состоянии полной боевой готовности. Если бы не эта дурацкая конструкция со стулом и скотчем… Впрочем, я не особо тревожился. Но ситуация уже начинала меня раздражать.
– Давайте я просто вам расскажу все как есть.
– Ну, давай, – сказал Зак.
– Хорошо. Начнем с того, что пчелы выбрали вас пятерых не случайно: в ваших мозгах вырабатываются молекулы, которые можно назвать закваской для солона. По аналогии с дрожжами для хлеба. Именно из-за этих молекул у вас наблюдается стойкая аллергия на солон. Скорее всего на Земле есть еще люди с такими же свойствами. Мы просто не знаем, кто они и где их искать. Может быть, никогда и не узнаем.
Мы также не знаем, чем обусловлено это свойство. Может быть, генетическим сдвигом. Каким-то сбоем в ДНК. А может быть, это новый виток эволюции. Если кто-то из вас верит в Бога, он может считать себя избранным. Как угодно. Но если бы не пчелы, мы бы вас никогда не нашли. Мы бы даже не подозревали о вашем существовании.
И вот что еще интересно. Да, пчелы вас распознали и отметили единственным доступным им способом. Но самый главный вопрос: как они вас распознали? Когда вас ужалили, вы все находились в тесном взаимодействии с глобальным информационным полем. В Айове кто-то использовал спутниковый канал связи, чтобы делать рисунки на кукурузном поле; в Новой Зеландии делали «сандвич с Землей»; в Париже кого-то «вышибло» из виртуального мира сетевой игры; в Онтарио человека отлучили от Церкви, тем самым как бы лишив вечной жизни; в Шри-Ланке кто-то общался по телефону с собеседником на другом конце света. Видимо, в эти моменты ваши тела испускали особые химические сигналы, которые и привлекли пчел.
Сперва мы пытались понять, что у вас пятерых есть общего. Нам удалось найти только два сходства. Во-первых, вы все одиночки. У вас никогда ни с кем не было по-настоящему серьезных, крепких отношений. Я имею в виду действительно серьезных. В каждом из вас есть что-то такое, что заставляет вас сторониться людей и мешает сближению. Во-вторых, несмотря на повсеместное распространение солона, вы никогда его не принимали.
– А зачем пчелам указывать на людей, в чьей крови есть молекулы, нужные для производства солона? – спросила Сэм. – Это же самоубийство.
– Пчела в любом случае умирает, если кого-то ужалит. Плюс к тому эти молекулы, нужные для солона – это, что называется, палка о двух концах. При соединении с водородом они создают сильный антисолон. Вещество, которое чуть ли не с первого раза снимает зависимость от солона. Причем навсегда. Потому что солон просто не будет действовать в организме, очищенном антисолоном.
– Даже странно, что нас не убили сразу. Как я понимаю, из-за нас вся ваша лавочка может накрыться тем самым местом.
– В компании еще не знают про антисолон. Но я знаю. Поэтому я и увез вас на остров. Я спасаю вам жизнь, между прочим.
– Замечательно, – сказал Зак. – Но ты пытался сбежать.
– Хотелось бы кое-что прояснить, – сказал Ардж. – Почему многие наши истории связаны с книгами и чтением?
– Потому что солон создает ощущение приятного одиночества, очень похожее на то, которое испытывает человек, когда читает хорошую книгу. И солон, и книги отгораживают человека от мира. Но для вашего мозга одна таблетка солона равносильна прочтению тысячи книг в один день.
– А зачем ты просил нас рассказывать истории вслух?
– Когда люди что-то рассказывают друг другу, в их крови вырабатываются корректирующие молекулы. Особое вещество, которое способствует сближению. Антисолон. Вы же чувствовали, как сближаетесь. Чувствовали родство душ. Вы и сейчас это чувствуете.
– Может быть. Но не с тобой.
– Обязательно было заострять на этом внимание?
– Сделай так, чтобы мы тебе поверили, – сказала Сэм.
– Хорошо. Принесите мой ноут.
Жюльен принес мой ноутбук и поставил на журнальный столик. Я продиктовал ссылку, и на экране открылось изображение с камеры, передающей трансляцию в реальном времени. Это был заводской цех, расположенный в огромном авиационном ангаре. Мои друзья принялись бродить по сайту, перемещаясь от камеры к камере – этакая виртуальная экскурсия по цеху, в котором на первый взгляд производились конфеты. Вернее, желе.
– Ненавижу желе, – поморщился Жюльен.
– Желе? – удивилась Диана. – Это что, вообще?
– Нейроферма.
– Да? А где?
– Именно эта? – Я вгляделся в экран. – В Небраске. В самой глуши, чтобы подальше от протестующих граждан. Там производят массовое клонирование нервной ткани.
– А эта зеленая масса… – начал Зак.
– Если зеленая, – перебил его я, – тогда это ты, Зак. -Что?!
– Ну, если точнее, зеленый пласт площадью 2,3 акра и толщиной восемь дюймов – это клоны твоих нервных клеток, вырабатывающих закваску для солона. За три дня на стерильном агаре вырастает 33 ООО кубических футов клеток. Так что, Зак, ты у нас просто гигант.
На экране рабочий, толкавший тележку, случайно задел ободком за край желеобразной массы. Она всколыхнулась и задрожала. Зака едва не стошнило.
– Ты хочешь сказать, что нас всех так разводят? – спросила Диана. – На этой твоей нейроферме?
– Ну, она не моя. А вообще, да. Ваши клетки легко клонировать. И у каждого из вас – свой собственный цвет.
– А эти кусочки желе, которыми нас кормили, пока держали на обследовании… это… это мы же и были?
– Да.
– Погоди, – сказала Зак. – Меня кормили этим желе с самого первого дня. Когда остальных еще даже и не ужалили.
– Поначалу тебе давали синтезированный продукт.
– Поначалу?
– Да, поначалу.
Диана выбежала из комнаты, зажав рукой рот. Было слышно, как ее тошнит в ванной. Все остальные сидели, словно окаменев.
Я сказал им:
– Вы только не забывайте, что эти клетки растут отдельно от мозга и не испытывают никакой боли.
– Ну, хорошо, – сказал Зак, – а что потом делают с этими клетками?
– Их нарезают тонкими пластинками и сушат. Потом везут на другую фабрику.
Диана вернулась в гостиную.
– Там их измельчают в порошок, – продолжал я, – и смешивают с толуолом. Потом раствор прогоняют в центрифуге, чтобы выделить ваши ионы. Эти ионы модифицируются путем замены нескольких атомов серы атомами фосфора, и – вуаля! – мы получаем солон.
– Ты хочешь сказать, что мы сделаны из солона?\
– Нет, вы сделаны из ДНК. Но именно ваша ДНК помогает получать солон. А клонирование ваших клеток – это легче и гораздо дешевле, чем синтезировать молекулы солона с нуля.
– Прямо фантастика, – сказала Сэм. – Точно, как в наших историях. Нет, даже покруче, чем в наших историях.
– Разве вы не заметили, когда рассказывали истории, что ваши идеи и сюжеты становились все больше и больше похожими друг на друга? – спросил я. – А ведь наши идеи, они отражения нашей личности. Я понимаю, что это плохой каламбур, но у вас пятерых уже формируется коллективный разум, как это бывает в пчелином улье. Думаю, это бы произошло в любом случае. Ваши мозги как бы настроены друг на друга – и стремятся к слиянию. Как раз из-за этих химических веществ, что вырабатываются в мозгу, когда вы рассказываете истории. Тем более каждый из вас в течение месяца ел клеточный материал от мозга других четверых, и это ускорило процесс. Вы слышали истории друг друга. Вы почти докопались до правды. Без всяких подсказок. Ваши тела знают правду. – Я посмотрел на Арджа. – Ты правильно догадался, Апу.
– Кстати, знаешь, мы все снимаем на веб-камеру и сразу транслируем в Интернет, – сказала Диана.
– Ну и ладно. И пусть.
– То есть ты понимаешь, что это конец всем твоим злобным планам.
– Тебя послушать, так я прямо суперзлодей. Риддлер, Пингвин и Соломон Гранди в одном лице. И я бы не стал говорить, что солону придет конец. Людям нравится солон. Даже если они и узнают, что есть антидот, они не станут его принимать. Людям нравится свобода, которую дает одиночество. Кто попробовал солон один раз, тот уже от него не откажется. А если есть спрос, будет и предложение. И не иссякнет поток доходов. Ну, вот. Теперь вы знаете правду. Вам стало легче? Это знание дало вам свободу? Ха!
– Слушай, Серж, – сказала Зак, – а зачем ты затеял всю эту бодягу с солоном и хайда?
– Зачем?!Ты меня спрашиваешь, зачем?! Пора бы тебе повзрослеть, молодой человек. Что ты знаешь о власти? Ничего ты не знаешь. Вообще ничего. Почему я все это затеял? Потому что я это могу!
ЗАК
Мы заперли Сержа в одной из комнат на первом этаже, где был только голый матрас на полу и плакат с изображением единорога, забытый, а может быть, брошенный прежними обитателями этого дома. Для верности мы забили дверь в комнату досками, а окна – еще и листами фанеры. Закончили почти на рассвете, но спать никто не пошел. Сэм сказала:
– Мне как-то не хочется проснуться от того, что меня будут вешать на велосипедной цепи.
– У Сержа есть стимуляторы, – сказала Диана. – Я точно знаю. Они нас взбодрят.
Мы поднялись в комнату Сержа. Там царил идеальный порядок, чего, в общем, и следовало ожидать. Рядом с маленьким чемоданчиком, где хранились лекарства, стоял огромный дорожный чемодан.