– Он мужик самоуверенный, – покачала головой Валентина, вспоминая что-то из своей практики. – На женщин обращает внимание исключительно по определенному поводу. В делах их совершенно не представляет никем, кроме секретарш. Кем, собственно, я и была для него все пять лет. Обыкновенной помощницей. Конечно, с удовольствием выполняющей его прихоти и вполне естественные требования. А разомлевший мужик на любые откровения способен… Тем более мужик самоуверенный.
Он и представить себе не мог, что я веду почти дневниковые записи всех его высказываний и сравниваю, выискиваю, догадываюсь. И складываю все его намеки в единое целое. Работа была, что надо. Для меня это стало вроде как головоломкой, кроссвордом, который отгадывался по частям. Особенно помогали некоторые упившиеся до полной порнухи свиньи – из его охраны, просто «гости». Наконец, дошло до того, что они намеками общались в бане, пока девушки хлестали им спины, а я просто слушала и все понимала – и недосказанности, и иносказания, потому что знала реальные дела и людей, которые за всем этим стоят. И тогда я поняла, что пришла пора собрать действующий материал. Это было в несколько раз посложнее, но… Ты даже не представляешь, Валерий Борисович, – усмехнулась она, – как бывают неосторожны сильные мира сего, когда ожидают опасности и конкуренции с одной стороны, а о другой совсем не думают. Я исправно выполняла свою работу и одновременно фотографировала, снимала, записывала. Техники у нас в Доме хватало – некоторые клиенты любили повеселее и занимались совершенно киношными делами. От одного ретивого кинооператора я даже научилась со всем этим обращаться. Вот и пользовалась. У меня в архиве, который умещается в одном дипломате, почти двадцать видеокассет малого формата, на которых очень разные и интересные вещи… Там, кстати, есть и про областное руководство, и про почетных гостей области. Но это уже неважно… Ты просто прими как данность, что в результате всех моих «исследований» на пятый год работы с Огородниковым у меня было достаточно документально подтвержденного компромата на всю компанию.
– А ты не на ФСБ, часом, работаешь? – спросил я, не совсем шутя, потому что собрать такую «коллекцию» было делом нешуточным даже для опытного человека. Мужчины. Но вот женщины, Мадам…
– Я подумывала о том, чтобы продать документацию и обеспечить себе жизненный покой и достаток на всю оставшуюся старость, – улыбнулась Валентина. – Но к одним людям в искусстве, преступности и политике всегда клеятся другие, и это бесконечная цепочка. Одних посадят, а другие отомстят, и старость моя продлится недолго. Кроме того, – что самое главное, – я собирала эти документы не для нападения и даже не для шантажа. А просто ради самозащиты. Чтобы в трудный момент рассчитывать на защиту сильных мира сего… или от них.
– Миша твой об этом знает?
– Об этом не знает никто… кроме тебя.
– А как же об этом узнал Огородников?
– Не представляю. Но он точно узнал об этих документах – это единственное объяснение тому, как меня схватили и пытались увезти не по адресу. Я быстро просекла, что происходит, и хотела пырнуть своего телохранителя ножом – у меня был… Но мужик есть мужик. Вырвал, всю руку измял, сволочь. А чтобы я не орала на всю улицу, что меня похищают, попытался вколоть снотворного. Но – отбилась.
– И еще тебе очень повезло.
– А то как же. Повезло. Везения просто так не бывает. Оно дается тем, кто для этого что-нибудь делает. Вернее, не что-нибудь, а то, что нужно. Когда я била каблуками по голове водителя, я рассчитывала на аварию.
– Ладно, это уже не так важно, – прервал невоспитанный я, решая, что вспоминать о покушении и раздумывать о своей возможной участи Валентине совершенно не нужно. – Ты лучше объясни, что же тебе сейчас мешает воспользоваться этими самыми документами для защиты? Сказать, что они у надежного адвоката, вернее, у десяти-двадцати, и будут вскрыты тотчас после того, как на протяжении двух-трех суток от тебя не поступит никаких звонков. Или еще что-нибудь в этом роде. Если Огородников узнал об этих документах, он серьезно призадумается, прежде чем принимать ошибочные и слишком легкие решения!
– Да потому, – горько ответила Валентина, – что их у меня украли. И, похоже, это сделал ненаглядный Михаил… Я ведь была осторожна только с одной стороны, а вторую, самую близкую ко мне, прозевала.
– Понятно, – ответил я и погрузился в раздумья.
Что-то не давало мне покоя – какая-то зацепка, которая прозвучала в исповеди Валентины Павловны Крупской, несомненно, одной из самых умных и интересных женщин, которых я встречал на своем жизненном пути; эта зацепка не давала мне покоя. Почему-то мне казалось, что я знал наиболее вероятный путь, по которому Петр Аркадьевич Огородников мог получить информацию, которая заставила его обратить столь непочтительное внимание на Мадам Наташу. Где-то вдалеке, в каком-то полусне, в замутненном сором усталости сознании, моя память пыталась отыскать намек на понимание.
Это очень походило на deja vu, и безмерно меня раздражало.
– Ну и что ты надумал? – спросила Валентина, не вынеся и трех минут молчания, тем самым окончательно сбивая меня с ускользавшей мысли. Досадливо поморщившись, я повернулся к ней и пожал плечами, окончательно удостоверяясь, что ничего вспомнить не получается.
– Кажется, картина довольно проста, – объяснил я, – Огородников, Гановер и другие на одном конце провода. Красноярцы на другом, там же машина. Михаил на третьем, с деньгами и твоими документами. Кажется, он решил не удовольствоваться деньгами, как велики они ни кажутся на первый взгляд.
– Да это мелочь, в самом деле, – пожала плечами Валентина. – Мы иногда ночные сборы делали не намного меньше, за один раз – а тут деньги за такой товар.
– Какой? – тут же уцепился я.
– Знаешь, такие штучки, типа органайзеров, называются «КПК» – то есть карманные персональные компьютеры, типа все в одном флаконе, стоят от двухсот долларов. А в двух машинах были исключительно дорогие модели, по две штуки баксов каждая; если я правильно поняла, Огородников собирался распространить их среди влиятельных людей. Это исключительно новомодная штучка, хотя удобная, у меня такой есть… – Только тут она обратила внимание на выражение моего лица.
И тут же испугалась.
– Ты чего, Мареев?!
«Урод! – отчетливо произнес побагровевший Мареев. – Кретин! Педераст железный! Дисковод голубой, бля!» – На лицо известного частного детектива смотреть без жалостливого испуга было невозможно, а он все продолжал накаляться.
– Да что с тобой? – удивленно спросила Валентина, ничего подобного от воспитанного Валерия Борисовича не ожидавшая.
– Пейджер, вот оно, – наконец тяжело выдохнул я, подавляя в себе желание тотчас взорвать комнату с компьютером, в очередной раз оставившим меня в дураках. – Можешь меня поцеловать, Валя. Я понял, почему Огородников на тебя набросился.
– Почему? – спросила она без тени прежней сонливости в голосе и облике, даже помолодев лет эдак на десять, словно волчица, готовая к бою за свое женское достоинство.
– Потому что кто-то из твоих «доброжелателей» послал ему от твоего лица послание по пейджинговой сети – то есть начал шантаж!
Разумеется, я не стал афишировать, что сам сделал это по наущению своей гениальной сволочи, носящей гордое прозвище Приятель. Но мысленно поклялся переименовать чертов атлон в Дружка!
– Вот он и взъярился.
– Значит, Мишенька перешел к действиям, – задумчиво потянула Валентина, стремительно строя планы на будущее.
– Если бы смогли перехватить его послание и узнать его местоположение, он был бы у нас в руках, – задумчиво сказала она.
– Мне так не кажется.
– Почему?!
– Ты вспомни четверых ныне покойных профессионалов. И то, как был убит сам Павел Петрович. Кто бы там ни защищал твоего бывшего любовника, он делает это в высшей степени профессионально (сам-то я, вспоминая рассказ моих девок, с почти стопроцентной уверенностью мог утверждать, что сделал это тот самый акробатически сложенный человек, которого они подождали, прежде чем вшестером покинуть территорию публичного дома. Но кто он?..)
– Вспомнила, – пожала плечами Валентина.
– Ну и?
– Ну и что? У тебя есть пистолет. Просто выстрелишь в него. И все.
– У тех четверых не было огнестрельного оружия? – недоверчиво прищурился я.
– Было, – ответила она, – но они не знали, с кем будут иметь дело. Скорее всего их взяли обманом. То есть убийца подошел близко-близко, притворившись кем-то или просто замаскировавшись. А потом атаковал. Они крутые-то крутые, но против неожиданности не бойцы даже самые подготовленные.
– Доля истины в твоих словах есть, – согласился я. – Ладно, отложим данный конкретный вопрос до лучших времен. Сейчас нужно подумать о том, как мы будем действовать. А для этого мне нужно знать, какими средствами ты располагаешь и чего ты хочешь.
– У меня есть деньги, Валера, так что об этом не беспокойся. Тысяч десять долларов. Лежат на счету, о котором из наших никто ничего не знает. Это совершенно точно, здесь даже Миша ничего пронюхать не мог. А хочу я две вещи. Во-первых, предупредить сбежавших девчонок, чтобы они мотали как можно дальше и всю оставшуюся жизнь не высовывали носов. А во-вторых, хочу сохранить статус. Не статус владелицы публичного дома, и даже не статус женщины при Огородникове. А статус свободной, респектабельной и влиятельной женщины. Лучше всего здесь, уезжать и начинать все заново не хочется. Возраст не тот. Энергии маловато… – Она отнюдь не мечтательно улыбнулась, становясь невыносимо похожей на хищную кошку, после обеда вылизывающую лапы с острыми когтями. – Я вообще хочу его уничтожить. И с ним как можно большее количество людей. А потом заняться своим Домом, но с нормальным, европейским подходом, как у цивилизованных людей. И развить его до мировых стандартов. И выше.
– Да ты энтузиаст своего дела! – поразился я.
– Я и мои девочки можем сделать каждого клиента довольным. Это мастерство. А у некоторых – искусство.
– Ладно, искусствоведением мы займемся потом, – покачал головой я, невольно вспоминая мастерство «на грани фантастики», с которым меня «отделали» четверо народных умелиц.
– А чем сейчас? – совершенно серьезно спросила Валентина, словно бы не чувствуя заключенного в ее словах двойного смысла.
– Сначала ты опишешь мне этого своего Мишутку, чем подробнее, тем лучше – чтобы при личной встрече я его ни с кем не перепутал.
– Не перепутаешь. У него шрам на левой щеке. Остался, по его собственному рассказу, от укуса собаки. Наследие трудного детства… А чем мы займемся потом?
– А потом, разумеется, займемся спальней, – ответил я, не стараясь сдержать ехидства в голосе, – потому что тебе пора спать. А мне – думать про нас с тобой и про наши дела.
– Ну, подумай, – теперь ее улыбка была теплой, как мед. – Только сначала покажи мне, где ванная.
– Идем, покажу…
Выслушав и подзаписав, чтобы ничего не перепутать и не забыть, словесный портрет Михаила Наумова, я привычно (за последние сутки во второй раз) давал необходимые объяснения Валентине Павловне, а мысленно уже сидел за своим компьютером.
Поэтому, как только дверь в мою многострадальную спальню затворилась и Мадам, без всякого сомнения, приготовилась ко сну, я отправился в свой computer room, чтобы серьезно и по-мужски поговорить со своим творением, носящим отныне презрительное имя Дружок.
Злой комп, не считающий нужным предупреждать о последствиях своих советов, тихонько урчал, занимаясь экраногасительным онанизмом.
По экрану летали беззащитные черепашки, сталкивающиеся с постоянно меняющимися горами.
Посмотрев на них, я внезапно осознал, что Дружок совсем по-собачьи пытается вымолить прощение у своего хозяина, смеша его забавными и уморительными картинками.
Было действительно смешно наблюдать за выпученными глазами планирующих черепашек. Возможно, именно эту заставку Дружок придумал сам: у него был включенный в программу общего анализа цветовой анализатор и анализатор движения – для проведения криминальной экспертизы на дому.
Я молча провел рукой по гладкому белому корпусу системного блока, по монитору двадцати одного дюйма в диагонали… и понял, что Дружком звать эту бандуру не смогу: ни одна собака в мире так дорого не стоила, и стоить не будет!
Поэтому плюнул на все, в который уже раз прощая свое механическое чудо, и включил монитор.
– Добрый вечер, Приятель.
ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ ОПОЗНАН. ПРИВЕТ, ХАКЕР!
И что-то по-домашнему радостное было в этом восклицательном приветствии. У меня оттаяло сердце, и я усмехнулся, глядя в монитор, как в лицо давнего, единственного и неисправимого друга…
Через двадцать минут я тихонько наговорил через устройство речевого анализатора всю скопившуюся у меня информацию и уселся ожидать ответов на свои наболевшие вопросы… пусть даже не стопроцентных, а вероятных.
Я рассказал компьютерному сыщику обо всем, наконец-то имея достаточно времени, чтобы изложить все данные от начала до конца – рассказал и о Валентине, о том, как на нее (вследствие моего сообщения на пейджер Огородникова) конкретно наехали, как за ней не менее конкретно приехали, как мы ото всего этого потом уехали и как потом поговорили; разумеется, все это я излагал вкратце, по стандартной языковой схеме, которую моя программа воспринимала лучше любой другой.
Некоторое время попищав, побурчав и даже отчего-то пошелестев обоими дисководами, – и трехдюймовым, и лазерным, – товарищ Приятель начал выдавать информацию, над которой я склонился, чуть дыша, как небезызвестный царь Кощей, который над златом чахнет.
1. МИХАИЛ НАУМОВ – ПО СЛОВАМ ВАЛЕНТИНЫ ПАВЛОВНЫ КРУПСКОЙ, БЫВШИЙ ЕЕ ЛЮБОВНИК. ЛИЧНОСТЬ НЕОПОЗНАНА, ИНФОРМАЦИИ НЕТ. ИСХОДЯ ИЗ ПРЕДЛОЖЕННОГО ОПИСАНИЯ (я ввел в память данные, полученные от Валентины и предыдущих четверых гостей моей квартиры), СОСТАВЛЕН ПРИМЕРНЫЙ ФОТОРОБОТ. ВЫВОДИТЬ?
Я кликнул мышкой на «yes» и получил портрет мужчины среднестатистической внешности, хотя довольно приятного лицом, которое портил только шрам на левой щеке.
Дав задание распечатать портрет в одном экземпляре, я продолжил свои изыскания под негромкий шумок принтера.
Сначала вернулся в основное рабочее окно и в командной строке набрал «ind/inf» («indirect informations»), что означало «косвенные данные». Касались они, разумеется, последнего предмета исследования.
Вот что думал и сообщал по этому поводу Приятель:
СУДЯ ПО СВЯЗИ С В. П. КРУПСКОЙ И ПО РЕЗУЛЬТАТУ ЭТОЙ СВЯЗИ, М. НАУМОВ ОТНОСИТСЯ К РАЗРЯДУ ЛЮДЕЙ, СКЛОННЫХ К АВАНТЮРИЗМУ И АВАНТЮРАМ. СКОРЕЕ ВСЕГО (75 %), ОН УЕХАЛ ИЗ ГОРОДА, ХОТЯ НЕ СЛИШКОМ МАЛА ОСТАВШАЯСЯ ВЕРОЯТНОСТЬ (25 %) ПРОДОЛЖЕНИЯ ДЕЙСТВИЙ. ВОЗМОЖНОЕ МЕСТО ОБИТАНИЯ – СДАЮЩАЯСЯ КВАРТИРА. ВОЗМОЖНОСТЬ ТЕХНИЧЕСКОГО НАХОЖДЕНИЯ ПРАКТИЧЕСКИ РАВНА НУЛЮ.
«Н-да, – мрачно подумал я, – если бы по всем остальным вопросам он был так же краток и недвусмыслен…»
Я мог предположить, что, выполняя разумный и уже упомянутый закон о вселенском балансе (то есть, просто говоря, закон подлости) и давая такие простые и незамысловатые пояснения, Приятель отыграется на мне, давая советы по оптимальному поведению.
«Ну что ж, посмотрим», – подумал я.
И написал в командной строке «next».
Приятель пискнул и продолжил выдачу данных, сформированных двумя сутками непрерывного анализа.
2. НЕИЗВЕСТНЫЙ, СОПРОВОЖДАВШИЙ М. НАУМОВА И СБЕЖАВШИХ ПРОСТИТУТОК ВО ВРЕМЯ ВЫЕЗДА С ТЕРРИТОРИИ ПУБЛИЧНОГО ДОМА В ДЕНЬ УБИЙСТВА П. П. ОГОРОДНИКОВА – ДАННЫХ НЕТ. КОСВЕННЫХ ДАННЫХ НЕТ. СМОТРИ ПУНКТ «СОВЕТЫ».
Вот тебе и все.
Кстати, это было одним из очень редких случаев, когда приятель не находил никакой информации по интересующему предмету; значит, такой информации в электронных сетях города и области не находится. Плохо, что у меня не было даже приблизительного описания этого человека, который скорее всего и являлся убийцей всех пятерых в этом деле. Кажется, девицы говорили что-то о его гибкости, акробатичности – по крайней мере, у меня о нем сложилась такая ассоциация.
Но, разумеется, этого недостаточно для конкретного поиска… Значит, необходимо работать в другом направлении.
– Кстати, о другом направлении! – неожиданно вспомнил я и, снова набрав в командной строке «следующий», принялся читать сказочку про белого бычка… то есть повесть временных лет о Курилове Андрее Ивановиче.
3. КУРИЛОВ, АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ, – писал компьютер, – ИСХОДЯ ИЗ ДАННЫХ ЗАКРЫТОЙ СЕТИ КРАСНОЯРСКОГО УГРО, ПРИВЛЕКАЛСЯ НЕСКОЛЬКО РАЗ, СИДЕЛ В ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОЙ КОЛОНИИ; БЫЛ ВЫПУЩЕН ДОСРОЧНО ЗА ПРИМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ. ПОСЛЕ ВЫХОДА НА СВОБОДУ ОФИЦИАЛЬНО ДОКАЗАННОГО РЕАЛЬНОГО УЧАСТИЯ В ДЕЛАХ КРИМИНАЛЬНЫХ СТРУКТУР И/ИЛИ ОРГАНИЗОВАННЫХ ПРЕСТУПНЫХ ГРУППИРОВОК НЕ БЫЛО. ИСХОДЯ ИЗ КОСВЕННЫХ ДАННЫХ, А ТАКЖЕ ИЗ СВИДЕТЕЛЬСТВ РАЗЛИЧНЫХ ЛЮДЕЙ, СОСТАВЛЯЮЩИХ ГРУППУ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ, ВЕРОЯТНОСТЬ УБИЙСТВА ОГОРОДНИКОВА ЧЕЛОВЕКОМ, НАНЯТЫМ КУРИЛОВЫМ, ОСТАЕТСЯ ОЧЕНЬ ВЫСОКОЙ (57,5 %); В ТО ЖЕ ВРЕМЯ НЕ ИСКЛЮЧАЕТСЯ И ВЕРСИЯ, ПРОДИКТОВАННАЯ В. П. КРУПСКОЙ (ТО ЕСТЬ СВИДЕТЕЛЬСТВО О ТОМ, ЧТО КУРИЛОВ, СКОРЕЕ ВСЕГО, УЕХАЛ ИЗ ГОРОДА, УХОДЯ ОТ ВОЗМОЖНОГО ВОЗМЕЗДИЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ, КОТОРОЕ ОН НЕ СОВЕРШАЛ, И ЧТО МАШИНЫ БЫЛИ ПРОСТО ОСТАНОВЛЕНЫ В ПУТИ ПРИКАЗОМ РУКОВОДСТВА КРАСНОЯРСКОЙ ПРЕСТУПНОЙ ГРУППИРОВКИ, ОПАСАЮЩЕЙСЯ ПЕРЕХОДА К НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ СИЛОВЫМ АКЦИЯМ СО СТОРОНЫ ОГОРОДНИКОВА-СТАРШЕГО, И СЕЙЧАС НАХОДЯТСЯ НА ПРОМЕЖУТОЧНОЙ СТОЯНКЕ), И ВЕРОЯТНОСТЬ ЭТОЙ ВЕРСИИ (НЕ ВКЛЮЧАЕМАЯ В ОБЩИЙ АНАЛИЗ ПРЕСТУПЛЕНИЯ) СОСТАВЛЯЕТ ПОРЯДКА 89,8 %.
Ниже следовало сообщение о наличии точной, качественной и, главное, недавней фотографии Курилова, имеющейся в распоряжении моего компа. Я, разумеется, тут же попросил ее распечатать. Потом подумал и попросил найти и распечатать фотографии Гановера, Огородникова и… кого бы еще, за компанию? Да, неплохо бы господина Глебова.