– Да, я богат! – с пафосом произнес Леня. – Теперь я богат! Но вот хотелось бы мне знать: богат – до какой степени?
И он запросил банкомат о состоянии «своего» счета.
Механизм равнодушно сообщил ему, что на счету осталось четыре тысячи евро.
– Негусто, – с ноткой разочарования протянул Леня. – Питоха мог бы и побольше налика подкинуть. А то бегай тут по всей Европе за его суперпрограммой за гроши.
– Наглый ты, Лелик, – констатировала Катя. – На тебя халява сыплется, а ты еще сетуешь, что она нежирная. Лопай, что дают!
– Ладно, – махнул Леня. – Теперь вопрос: где здесь ближайший телефон-автомат?
– А куда ты собрался звонить?
– Как – куда? В Барселону. Следующей клиентке агентства «Замуж невтерпеж». Ее телефончик у меня при себе. – Юноша выразительно похлопал по своей поясной сумке.
– Ты что, собираешься туда ехать?
– Естественно. И прямо сегодня.
– Не слишком ли круто забираешь? Вчера – Венеция, сегодня – Верона, завтра – Барселона… Может, передохнем?
– Знаешь, тетенька, – с исключительной наглостью ответствовал Ленчик, – если ты устала или у тебя, к примеру, матримониальные планы на сегодняшний вечер – ты можешь и остаться. Теперь, с деньгами, я и один справлюсь.
Это была уже не просто наглость, но наглость неприкрытая, и ее Катерина терпеть не собиралась. К тому же и опыт борьбы с наглецами накоплен немалый – работа доцента Калашниковой процентов на двадцать состояла в том, чтобы осаживать нахальных молодых людей и девиц.
– Значит, так, – сказала она исключительно ледяным тоном. – Мои матримониальные планы – как на сегодняшний вечер, так по жизни вообще – никого, кроме меня, не касаются, и обсуждать я их ни с кем не намерена. Это – раз. Два: если ты дальше собираешься путешествовать в одиночку, то для начала я попрошу компенсировать мне все затраты, которые я понесла на твой вывоз в Европу, а также упущенную выгоду от занятий с учениками, от которых я ради тебя отказалась. И три: ты должен немедленно позвонить в Москву маме и спросить у нее, отпускает ли она тебя дальше в одиночное плавание.
Юноша во время этой отповеди мрачнел и сдувался прямо на глазах, а когда Катя закончила, он, натурально, бухнулся перед ней на одно колено – на глазах всей площади, – схватил ее ручку, поцеловал и пробормотал:
– Ну, прости меня, тетечка! Брякнул, не подумавши! Я просто очень хотел, чтобы мы поехали дальше, вот и зарвался… Но я, конечно, хочу, чтобы дальше мы поехали вместе. И побыстрей, лучше прямо сегодня. Не сердись на меня. Ну, прости, пожалуйста! Мир?
Он так умилительно заглядывал ей в глаза, что Катя не выдержала, улыбнулась и, пытаясь оставаться строгой, сказала:
– Мир будет, когда ты поведешь меня в кафе и, раз уж теперь богат, угостишь всем, чего бы я ни захотела.
– Идет! – вскричал юноша и вскочил с колен.
Одной рукой отряхивая коленку, а другой – схватив Катю за плечи, он повлек ее в сторону близлежащего заведения.
В кафе Катя заказала только «кампари» и эспрессо – не разорять же, в самом деле, племянника. К тому же ей (или им обоим?) сегодня еще предстояло свидание с синьором Брасселини, и Катя надеялась, что он, как и вчера в Венеции, поведет ее (их?) куда-нибудь ужинать.
Ленчик одним глотком выпил итальянский эспрессо (крохотный и до чрезвычайности крепкий) и теперь вертелся на стуле, нетерпеливо посматривая по сторонам.
Катя, неторопливо наслаждаясь «кампари», сделала племяннику замечание:
– Раз пригласил девушку в кафе – не вертись, а веди светскую беседу. Развлекай даму.
Вдруг выражение лица Ленчика переменилось. Глаза застыли, корпус подался вперед. На площади он увидел что-то (или кого-то). И пока Катя оглядывалась, что же он там узрел, племянник вскочил, опрокинув плетеный стул, и понесся с криком:
– Юкико! Юкико!
Тетка видела, как он стремительно ввинтился в толпу, сгущавшуюся в устье виа Мадзини, и исчез в ней.
«Когда вернется, – мстительно подумала Катя, – я ему все припомню! Все его намеки на мои «матримониальные планы» – в то время, как он сам одну девушку в кафе приглашает, а за другой – бегает».
* * *Сперва Ленчик не сомневался, что это Юкико. Она шествовала в группе японских туристов от Арены к торговой улочке. Но она не замечала его и не реагировала на его крики. Правда, может, он обознался – он видел девушку только со спины. Но, с другой стороны, кому, как не ему, знать это хрупкое тело под курткой-дутиком, жгуче-черные волосы, заложенные за ушки, и стройные ножки в джинсах?
В начале виа Мадзини, куда дружно удалялись японцы, толпа уплотнялась. Вливаясь с широченной площади на узенькую улицу, люди невольно замедляли шаг. По самой виа Мадзини народ шел тесно – едва ли не плечом к плечу. Леня попытался было идти быстрее потока. Он пробирался мимо пешеходов, толкая их и непрерывно роняя «скузи» да «сорри», но продвинуться вперед не очень-то получалось – люди шли плотно, словно в московской подземке, застывали у витрин, входили и выходили из магазинов… А самое главное – он потерял Юкико (или девушку, очень на нее похожую) из вида. Леня уже не различал ее за толпой – и понял, что, как ни старайся, он вряд ли ее догонит. Только и оставалось, что в отчаянии выкрикнуть на всю Верону:
– Юкико! Юкико!
Окружавшие его люди шарахнулись – но впереди, в мерно текущей толпе, так никто и не остановился, не оглянулся, не бросился к нему…
Леня понял, что дальнейшая погоня бесполезна. По инерции он прошел вместе с людским потоком еще метров двадцать и остановился у очередной витрины. Его внимание привлекла вывеска «Tabaсchi».
Он вошел в магазинчик. Здесь, помимо анонсированного табака, продавались тысячи других полезных вещей: газеты, питьевая вода, сувениры (вовсю эксплуатирующие тему Вероны как родины Ромео и Джульетты)… Леонид купил у «табачника» телефонную карту номиналом в шесть евро.
Через минуту он уже входил в будку телефона-автомата. Набрал, сверяясь по своим московским записям, телефон в Барселоне. Леня звонил единственной клиентке конторы «Уж замуж», проживающей в столице Каталонии. Щелкая кнопками, он старался не терять из вида улицу: вдруг Юкико (если это, конечно, была она) вздумает пойти по виа Мадзини назад.
В трубке ему ответил густой мужской голос. По счастью, мужчина говорил по-английски.
Ленчик попросил подозвать к аппарату Елену Выхохулеву-Санчес-Эшли (именно так, тройной фамилией, звали теперь гражданку, вышедшую замуж по протекции московского агентства).
– Она сейчас отсутствует в городе, – отвечал бархатный голос.
Сердце у Ленчика упало.
– Что я могу ей передать? – продолжил приятный баритон с английским аристократическим выговором.
– Простите, а когда она вернется? – ответил вопросом на вопрос Леонид.
– Не скоро. – Мужчина на другом конце провода замялся. – Боюсь, что очень не скоро. Не соблаговолили бы вы представиться?
Леня готов был поклясться, что голос, доносящийся до него из Барселоны, принадлежит не просто натуральному англичанину, а одному из тех, что воспитываются в закрытой частной школе, получают образование в Оксфорде, а проживают в Челси. Юноша постарался, чтобы его английский звучал как можно более натурально (а не по-американски или, не дай бог, по-эмигрантски). Кажется, ему это удалось – спасибо старой преподше, воспитавшей его на Диккенсе.
– Это вас беспокоит представитель русской фирмы, с коей госпожа Выхохулева-Санчес-Эшли состояла в переписке. Меня зовут Леонид, или Лео, и я хотел бы осведомиться…
– В переписке? – довольно невежливо перебил англичанин. – О чем?
– Н-ну, – замялся Ленчик, – мы переписываемся в основном об… Об искусстве. Да, об искусстве. О современном и старом. О Шекспире, знаете ли, Микеланджело, Леонардо да Винчи…
– Да Винчи? – вскричал на противоположном конце провода англичанин. – Вы говорите «да Винчи»?! Ни слова больше! Вы – Леонид? Леонид из России? Лео?
– Ну, если хотите – Лео…
– Да, Лео, да! У меня имеется для вас информация. Очень важная информация! Лично для вас!
– Прекрасно, – протянул Леня, слегка опешивший от столь бурной реакции собеседника, – а не могу я осведомиться, с кем имею честь…
– Меня зовут Джон Эшли. Сэр Джон Эшли, если угодно. Но для вас, Леонид, я – Джон. Да, да, Лео, называйте меня просто Джоном!
– Спасибо, сэр…
– Джон, Джон, для вас я просто Джон!.. Лео, вам следует приехать ко мне в Барселону! Приехать так быстро, как только сможете! У меня есть для вас очень важные данные, и я хотел бы сообщить их вам непосредственно с глазу на глаз.
– А вы… – Ленчик сделал слабую попытку уточнить диспозицию. – Вы, или, может быть, госпожа Санчес-Эшли получили эту информацию по электронной почте?
– Это совершенно неважно, по каким каналам мы ее получили, и смею заметить, это абсолютно не телефонный разговор, – прервал его англичанин. – Приезжайте, Лео, и вы все узнаете. И я уверяю вас, что совершенно не пожалеете. Знаете ли вы мой адрес?
– Барселона, улица Оспитале, двенадцать? – сверился со своими записями Ленчик.
– Совершенно верно! Совершенно! – вскричал экзальтированный сын Альбиона. – Когда вы сможете быть здесь? Сегодня? Завтра?
– Я постараюсь как можно скорее, – пробормотал совершенно сбитый с толку Ленчик.
– Жду! С нетерпением жду вас!
Повесив трубку, Леня пару минут ошарашенно простоял в телефонной будке – даже головой потряс. А потом, сверяясь с записью в своей мобиле, набрал другой номер. Ответили ему быстро, словно ждали его звонка.
– Хеллоу, – пропел девичий голос.
– Юкико, это я, Реня.
– Рада тебя слышать, Реня, – голос девушки звучал вежливо-нейтрально. Словно бы не она бросалась сегодня утром ему на шею на венецианской пристани, омывая его щеки слезами.
– Как поживаешь, Юкико? Что делаешь?
Слышимость была великолепная, и Леня напряженно вслушивался в тот фон, на котором звучал голос девушки. Доносился посвист ветра, стук ног по мостовой, гомон разноязыкой толпы. Она могла быть где угодно, в любом туристическом центре на свете. В том числе и в Вероне.
– Сегодня мы осмотрели Санта-Мария делла Салюте и картинную галерею Академии, – нейтральным тоном доложила японочка. – Завтра выезжаем во Флоренцию, а затем в Рим.
– Рад за вас. – В Ленином голосе тоже поубавилось теплоты: какого, спрашивается, черта девчонка с ним столь холодна? И это после того, как он миллион народу растолкал, потому что думал, что увидел ее здесь, в Вероне!
Тут в трубке послышалось бряканье колоколов: похоже, звонили к обедне. Леня прислушался: тут, в Вероне, колокола не звучали. Значит, он обознался. Девушки в городе нет. Она, скорее всего, и правда в Венеции.
– А как ты, Реня? – почти равнодушно спросила Юкико.
– Нормально. У меня все нормально. Я тебе еще позвоню.
И он бросил трубку.
А потом, чертыхаясь, раскрыл телефонный справочник. На второй странице нашел искомое и нащелкал третий на сегодня – и, как он надеялся, последний – телефон.
* * *Катя допивала уже третий кампари, когда, наконец, явился племянник.
– Лелик, где ты ходишь, – капризно проговорила она. – Я уже тут вся замерзла… Ну что, настиг ты свою японскую любовь?
– Не настиг. Обознался, – сквозь зубы бросил раздосадованный Лелик.
– Давай расплачивайся, и пошли.
– Как?! Ты еще не заплатила?
– Ах ты, поросенок. – Она сделала вид, что хочет влепить ему подзатыльник.
– Шучу-шучу, – немедленно пошел на попятную племянник. Знаком попросил официанта принести счет. И немедленно бухнул: – А мы с тобой летим в Барселону.
– И когда же? – скептически прищурилась Катя.
– Я позвонил в аэропорт и забронировал два билета. Завтра в шесть сорок мы стартуем из здешнего аэропорта в Рим. Там пересадка, и в пол-одиннадцатого – мы уже в Барселоне. Извини, раньше рейсов не было.
Реакция Кати, верно, оказалась бы куда более резкой, когда б в ее желудке не плескалось уже три кампари.
– Что же мы будем делать в Вероне до шести утра? – только и спросила она.
– Н-ну, – юмористически прищурился Ленчик, – тебе-то будет чем заняться – ведь у тебя свидание с синьором Брасселини.
– Прекрати свои пошлые намеки, – нахмурилась Катя, покуда Ленчик рассчитывался с официантом.
…Леня, словно принц крови, оставил на чай целых три евро. Официант долго и растроганно благодарил юношу, при этом думая: «Эти русские совсем сумасшедшие – никакой цены деньгам не знают…»
* * *Во второй раз за день (а Ленчик – вообще в четвертый) они прошли по оживленнейшей виа Мадзини. Опрятный магазинчик синьора Брасселини был уже закрыт, фрачная публика за витринами рассосалась. Прочие лавки тоже оказались заперты или уже закрывались. Катя с тоской посматривала на витрины. Подумать только, побывать в Италии, столице моды, – и так себе ничего и не купить! А завтра их уже здесь не будет – Лелик тащит ее – с ума сойти! – в Испанию, в Барселону.
Словно подслушав ее мысли, юноша пробурчал:
– Ничего, в Барселоне отоварка еще лучше. И дешевле все намного.
– Слушай, забудь ты это ужасное слово! – цыкнула на племянника Катя.
– А что в отоварке ужасного? – изумился племянник.
– Да то! ОТОВАРИВАЮТСЯ – на рынке. А в Италии – НАСЛАЖДАЮТСЯ. А я из-за тебя даже колготок здесь не купила… И вообще, – Катя нахмурилась, – скачем с тобой как блохи, ничего толком даже рассмотреть не успеваем.
Хотя, откровенно признать, ее тоже постепенно начало захватывать их большое приключение – водоворот городов, лиц, загадок…
Постепенно толпа на виа Мадзини становилась менее густой – зато в кафе, в том числе в знакомом им «русском» под названием «М27», явно прибавилось посетителей.
Наконец они, впервые за день, дошли до противоположной оконечности виа Мадзини и обнаружили там искомую пьяцца делла Эрбе, где ожидалось свидание с господином Брасселини. Площадь оказалась прелестной: вытянутый в длину прямоугольник замыкали крашенные во все цвета радуги средневековые дома. За столиками прямо на площади сидели, игнорируя вечернюю прохладу, многочисленные веронцы и гости города: большинство спасалось под открытым небом от недавно вступившего в силу декрета о запрете на курение везде и всюду, включая рестораны и кафе. Посреди площади, один за другим, возвышалось несколько уютных памятников. У каждого из них роилась молодежь.
У одного из памятников – фонтанчика с древнеримской женщиной – Катя с Ленчиком приметили синьора Брасселини. Он уже успел где-то переодеться – скинул свой дневной смокинг, однако выглядел по-прежнему элегантно: черное пальто нараспашку, зеленоватый свитер и идеальные стрелки на идеальных брюках. Об обуви и говорить нечего: похоже, каждую пару модный обувщик если не тачал себе собственными руками, то ее, по крайней мере, изготавливали по мерке его ноги.
– Буэна сера, синьор Брасселини, – лукаво улыбаясь, подала ему руку Катя. Три только что выпитых кампари придавали ей вдохновения.
– Буэна сера, синьорина, вы по-прежнему прекрасны. – Паоло задержал ее ладонь в своей теплой руке, а затем, поклонившись, во французской манере поцеловал ее. Чего греха таить, было это весьма приятно, даже что-то вроде истомы разлилось вдоль позвоночника Кати. Но вот Паоло уже выпустил (жаль!) ее руку и со всей серьезностью поздоровался с племянником по-английски: – Добрый вечер, молодой человек.
– О нашей с вами встрече на борту «вапоретто», – со всей своей английской изысканностью отвечал юноша, – я сохранил самые теплые воспоминания.
– О, какой у вас блестящий английский! – пробормотал миланский модник – причем не покровительственно, а с некоторой даже завистью.
Когда с ритуальными комплиментами было покончено, Брасселини промолвил:
– Давайте я покажу вам площадь, а затем мы все вместе отправимся обедать. Вы не против?
Ленчик за спиной синьора сделал Кате одобрительную гримасу: мол, пообедать никогда не помешает.
– Замечательно! – воскликнула Катя.
– Смотрите: фонтан, у которого мы встретились, насчитывает без малого пять веков. А эта печальная девушка, украшающая его, происхождение свое ведет из Древнего Рима, ее называют «Веронской мадонной»…
Они прошли метров пятьдесят по центру площади. На синьора Брасселини обращали внимание многие девушки – впрочем, как и многие молодые люди на Катю, – и это, взятое вместе, означало, что жизнь прекрасна.
Другой памятник представлял собой железный столб с привязанными к нему ручными и ножными кандалами.
– А это так называемая берлина. Сюда, к этому столбу, в Средние века привязывали осужденных преступников – а затем чернь закидывала их гнилыми фруктами.
– Что за средневековая дикость! – громко возмутилась Катя. Положительно, кампари до сих пор бурлило в ее крови.
– А вот теперь, дорогие Катьюша и Лео, посмотрите направо. Видите, под аркой привешена кость?
– Неужели останки преступника? – юмористически ужаснулась Катя.
– О нет, – со смехом отвечал синьор Брасселини, – это всего-навсего бивень. То ли мамонта, то ли слона. Место так и называется – Арка делла Коста, то есть «арка ребра»… А вот, смотрите, знакомый вам по Венеции вездесущий лев, символизирующий небесного покровителя области Венето (куда и Верона входит) – святого Марка. Ну и, наконец, с другой стороны площади, – Паоло простер руку, – вы видите самую древнюю в городе постройку: то, что осталось от древнеримского форума…
– Умеете вы, итальянцы, сохранять памятники истории и культуры, – с завистью заметила Катя.
– Впрочем, господа, я заговорил вас. Наша экскурсия окончена, мы идем обедать.
* * *Таверна, куда повел странников синьор Брасселини, оказалась не такой понтовитой, как вчерашний «Харрис-бар»: видимо, обувщик, учтя присутствие Ленчика, решил сэкономить. Впрочем, здесь Кате понравилось больше, чем во всемирно известном венецианском заведении. Веселенькие скатерти на столах, прикольный официант с бритым наголо черепом и в маленьком оранжевом галстучке.