- Если мной интересуются, то меня увидели... Недурственно! Вы лично будете охранять меня? - невозмутимо осведомился Боксон.
- Нет, но пара моих парней всегда будет неподалеку. Сегодня вам предстоит встреча с сестрой господина Трэйтола, не ругайте, пожалуйста, местных полицейских слишком громко...
Глава третья. Брюссельский поворот.
1
Аделина Линс Трэйтол к своему двадцать второму дню рождения имела два исключения из двух университетов, два замужества и два последующих развода. Все остальное тоже было по двое: два брата, два аборта, две автомобильных аварии, два ареста за употребление наркотиков. Два раза она решительно меняла жизнь: первый раз уехала в Калифорнию в общину хиппи, второй раз - уехала в Нью-Йорк делать карьеру актрисы на Бродвее. В первом случае старший брат Эдвард нашел её за несколько дней и дал почитать строго конфиденциальный, но предельно реалистичный ведомственный доклад о движении хиппи вообще и о калифорнийских общинах в частности. Чтения полусотни страниц машинописного текста оказалось достаточно - Аделина без оглядки убежала обратно домой, в фамильное имение в штате Вирджиния, и затихла на пару месяцев. Во втором случае её повезло меньше - пожилой ассистент режиссера одного из бродвейских театров пообещал её значительную роль в предполагаемом спектакле. В благодарность ошалевшая от такого счастья Аделина прыгнула к нему в постель. Через непродолжительное время будущая актриса убедилась в своей беременности и бисексуализме супруга. Побывав в неподходящий час за кулисами, она с удивлением узнала, что этот служитель Мельпомены очень близко дружит с театральным электриком арабского происхождения, а об Аделине отзывается как о провинциальной дешевке с неиссякаемым родительским кредитом: "Представляете, впервые за двенадцать лет наконец-то исчезла задолженность за газ, электричество и воду!" Через пару месяцев после развода, аборта и вдохновляющего прощального скандала, к финалу которого сбежался весь квартал и приехали пожарные, пожалевший Аделину преподаватель актерского ремесла порекомендовал ей поискать какую-нибудь другую профессию: "Ведь вы так молоды, весь мир лежит перед вами!.."
Мир лежал перед Аделиной Линс Трэйтол в такой вызывающей позе, что не воспользоваться этим было бы попросту грешно. И она воспользовалась - вышла замуж во второй раз. Второй избранник был молод, гетеросексуален, отчаянно нагл и зарабатывал на жизнь игрой на электрогитаре в прокуренном и грязном ночном клубе на Пятой авеню. Брак зарегистрировали в Лас-Вегасе, куда на несколько часов слетали из Нью-Йорка. Через две недели новый муж заразил Аделину гонореей и, вернувшись от врача, Аделина увидела супруга в жарких объятиях пожилой афро-американки. Это зрелище настолько повлияло на рассудок несчастной новобрачной, что она в тот же день приобрела первую порцию кокаина - от героина её спас страх перед внутривенными инъекциями. День вообще оказался неудачным - вечером она угодила в облаву, имела неосторожность бурно протестовать и беззастенчиво требовать соблюдения каких-то там гражданских прав, так что отпечатки её пальцев навечно попали в каталог нью-йоркской полиции. Второй развод стоил гораздо дороже первого - отвергнутый супруг пытался шантажировать семью вирджинских плантаторов оглаской всех подробностей в газетах штата, и тогда в дело опять вступил старший брат Эдвард. Он переговорил с некоторыми своими приятелями из Йельского университета, и неразумный шантажист, получивший некоторую сумму на лечение многочисленных переломов (его били бейсбольными битами), исчез в бездонно-бесконечном лабиринте острова Манхэттэн.
Чтобы смягчить переживания, Аделина предприняла двухгодичное путешествие по Европе. Лондон ей показался дорогим и скучным, особенно её ошарашило несовершенство английских водопроводных устройств - отсутствовал смеситель, холодная и горячая вода текли из отдельных кранов. В Париже было весело, там она познакомилась с революционными интеллектуалами, но их бесконечно-бредовые рассуждения о развитии общественного сознания наскучили ей ещё раньше, чем завывания спившихся молодых живописцев о новых формах в изобразительном искусстве. В парижской богеме рекомендовалось быть личностью - или быть никем. Личность из Аделины не получилась - её не воспринимали иначе, чем очередную тупую, но богатую американку, которой непременно следовало продать какую-нибудь срочно намалеванную мазню под видом внезапно обнаруженного шедевра. А на Лазурном берегу Аделину буквально осаждали десятки профессиональных любовников. Одна пожилая соотечественница (её покойный супруг владел лесоразработками в штате Монтана) посоветовала Аделине поскорее сделать выбор, а то отвергнутые французские мужчины уступят свое место французским женщинам - лесбийская любовь в том сезоне была необычайно развита, в моду как раз вошли испанки - они умели любить страстно, беззаветно и недорого, и почти неподдельно страдали от ревности. Аделина послушала мудрый совет и на пляже выбрала себе юношу по имени Франсуа. Мальчик оказался весьма старательным, но не выдержал и трех дней - Аделина поймала его в момент исследования её кошелька. Франсуа объяснил свое любопытство поисками аспирина - "стрелка на барометре скачет вверх-вниз, чертовски болит голова..." Столь нелепое объяснение было признано неправдоподобным, и Франсуа ушел чуть ли не в слезах - его долг сутенеру рос с каждым днем. Потом случилось Монте-Карло - там профессиональные мужчины выходили на работу в смокингах, но, разглядев скромные ставки Аделины, особой активности не проявили. После Монте-Карло путешествующая американка посетила Германию. В Мюнхене она попала на "октоберфест" - грандиозный пивной праздник, выпила несколько кубометров пенного напитка и обнаружила новую беременность. Аборт в голландской клинике (обнаружилось, что в тишайшей Швейцарии аборты запрещены аж с 1942-го года), круиз по северной Италии и несколько месяцев в Риме прошли без приключений.
Вернувшись в Штаты, Аделина опять какое-то время бездельничала в имении родителей, а потом вновь поступила в университет, начала изучать историю искусств в университете Ричмонда. Впоследствии она предполагала стать хозяйкой картинной галереи.
Поступившее из Франции известие о тяжелом ранении брата Эдварда пробудили в ней невероятные запасы энергии. Одномоментно был решен вопрос о необходимости поездки, и уже через сорок восемь часов после получения телеграммы Аделина Трэйтол вошла в вестибюль больницы. Ещё через полторы минуты она устроила скандал у закрытых дверей палаты. Вышедший из своего кабинета доктор Гальпен приказал ей молчать и попросил медсестру позвонить в отель господину Боксону. Боксон прибыл через двадцать минут.
Аделина Трэйтол с демонстративной оскорбленностью на лице сидела на диванчике для посетителей и хрустела пальцами.
- Вы уверены, что эти звуки производят на вас успокаивающее воздействие? спросил приблизившийся Боксон.
- Кто вы такой? - Аделина посмотрела на него недоуменно-презрительным взглядом.
- Чарльз Спенсер Боксон. Я привез вашего брата в больницу.
- Видимо, я должна вас поблагодарить? Я вам благодарна!
- Не стоит благодарности, мисс Трэйтол! Ваш брат спас мне жизнь, удачно развернув машину, и вы мне ничем не обязаны...
- Отлично, не терплю быть обязанной кому-либо! И что же дальше? выражение её лица не изменилось.
- Полагаю, вам следует решить вопрос об ужине и ночлеге. Здесь есть неплохой отель - маленький, но с приличным рестораном. Для иностранцев в баре держат пару бутылок настоящего ирландского виски. В некоторых номерах имеется ванна, паровое отопление, и для особо привередливых постояльцев в комплект постельного белья входит второе одеяло. За дополнительную плату в номере будет стоять ваза со свежими цветами - хозяин отеля, господин Макари, увлекается оранжерейным цветоводством...
- Вы получили от него подряд на рекламные работы? - перебила Боксона американка.
- Нет, но кроме меня, вы не найдете здесь человека, говорящего по-английски без акцента. Хотя ваш французский, признаться, недурен, - когда вы требовали открыть дверь в палату интенсивной терапии, весь городок наслаждался мелодичностью вашего вирджинского диалекта...
Аделина недовольно фыркнула, но на Боксона уже смотрела с интересом. Он продолжал:
- Францию называют старшей дочерью католической церкви, и здесь весьма жизненным является принцип: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Здесь свои порядки и не нам их менять. Поэтому рекомендую подчиниться действующим правилам, которые, кстати, не так уж и плохи... Позвольте мне донести вашу сумку до отеля...
Через час они ужинали в ресторане; Боксон рассказывал мисс Трэйтол подробности дорожного происшествия; врал безбожно; она слушала с выражение снисходительной скуки на лице; понимала, что правду она все равно не узнает, и потому превосходный жареный цыпленок под ягодным соусом был ей более интересен, чем вся общенациональная сводка французской криминальной полиции за прошедшую неделю.
- Скажите, Боксон, - спросила Аделина, отодвигая от себя опустошенную тарелку и доставая сигарету, - каким образом я могу перевезти Эдварда в Париж?
- Это несложно организовать, - ответил Боксон, учтиво щелкнув невероятно исцарапанной зажигалкой "Зиппо", - существуют специальные фирмы по транспортировке лежачих больных, но есть ли смысл тревожить тяжелораненого? Пуля сорок пятого калибра после проникновения в полость человеческого тела начинает вибрировать и наносит страшные повреждения внутренним органам, и если рана недостаточно зажила, имеется реальная опасность осложнения. Тем более, что у Эдварда серьезно травмировано легкое, врачи опасаются пневмонии... Я бы на стал его вывозить из этой больницы, как минимум, ещё недели две...
- Почему у вас такая обшарпанная зажигалка? - отвлеклась от темы Аделина. - Вы отобрали её у клошара?
- Нет, - очень серьезно ответил Боксон, - я купил её в Брэдфорде, штат Пенсильвания, в магазине при фабрике зажигалок. А героические царапины на ней из-за того, что три года назад она упала на песок и по ней проскрежетали гусеницы бронетранспортера. Она была со мной все пять лет службы в Легионе и я считаю её почти родным существом.
- Вы служили в Иностранном Легионе? - презрительно уточнила американка. Боже, с кем только не приходится работать моему несчастному брату!..
- Что поделать, ведь для выполнения задания правительства он вынужден подбирать соответствующих этому заданию специалистов...
- И в чем вы специалист?
- Я могу с пятидесятикилограммовым грузом пройти пятьдесят километров без остановки, имею навыки выживания в пустыне и джунглях, умею прыгать с парашютом в темное время суток и танцевать вальс...
- Танцевать вальс, видимо, ваше призвание!..
- Вряд ли, у профессиональных танцоров другое телосложение! Скорее, я не буду слишком часто наступать на ноги моей партнерше... Я люблю посещать дансинги, там всегда можно встретить столько интересных людей!..
- С Эдвардом вы познакомились в дансинге?
- Нет, на пляже...
С лица Аделины уже исчезла презрительность, видимо, ужин действительно оказался недурен и улучшил её настроение. Она с интересом смотрела на бывшего легионера - этот парень с насмешливым глазами и со шрамом на лбу был так непохож на всех её знакомых мужчин... Она спросила:
- А за что вас загнали в Иностранный Легион?
- Вообще-то в Легион идут добровольно, - улыбнулся Боксон. - Я сбежал в Легион от разочарования в мирной жизни...
- Вам не хватало приключений?
- Нет, пожалуй, меня не устраивало их качество...
- И в Легионе вы нашли ту жизнь, которая вам по душе?..
- В Легионе я нашел много интересных людей, отсутствие скуки и офицерские погоны...
- Вы всегда говорите заранее заготовленными фразами? - Аделина приступила к десерту - клубничное желе в сахарной пудре. Официант принес кофе.
- У меня было много времени на размышления, - доверительно произнес Боксон, - и ответы на некоторые традиционные вопросы складывались в моем подсознании годами...
- А на импровизацию вы не способны?.. - Аделина кокетливо прищурилась.
- Самая лучшая импровизация - это та, которая отрепетирована заранее!..
- О, ваши затертые афоризмы становятся невыносимыми! Хоть какую-нибудь тему вы сохранили нетронутой?
- Да, безусловно! Например, я никогда не мог понять, в чем глубинный смысл теории относительности Эйнштейна...
- Вот это-то как раз несложно: профессор Эйнштейн утверждал, что в разных точках пространствах время течет по разному, и если на Земле проходит год, то на орбите Плутона - всего лишь месяц. Что-то в этом роде, я и сама толком не понимаю!..
Они оба засмеялись, и Аделина снова задала вопрос:
- Чем вы с Эдвардом занимались в этой глуши?
- Обыкновенная рутина: проверка местности на предмет установления запасных квартир для курьеров.
- Лжете! Такой работой занимаются стажеры из торгово-промышленной палаты. Вы сами перечислили ваши легионерские навыки - для квартирмейстерской работы таких специалистов не привлекают.
Боксон внимательно посмотрел Аделине в глаза:
- А какой ответ вы бы хотели услышать от специалиста моего профиля?
Аделина молчала. Боксон улыбнулся и продолжил:
- В Иностранном Легионе существует закон: если не хочешь услышать ложь, не задавай легионеру вопроса о его прошлом. Полагаю, что подобное правило действует и в некоторых правительственных ведомствах Соединенных Штатов. Во избежание нежелательных ответов рекомендую: впредь не задавать заведомо безответные вопросы кому бы то не было. Надеюсь, вы по достоинству оценили мою камердинерскую вежливость в этот зимний вечер?
- А разве вежливость бывает камердинерской? - неожиданно усталым, и оттого доверчивым тоном спросила американка.
- Бывает! - подтвердил Боксон. - Когда-нибудь я расскажу вам о той Англии, которую не успевают увидеть туристы. А сегодня лучше пойти спать. Доктор Гальпен обещал мне на завтра непродолжительный разговор с Эдвардом, я зайду за вами в восемь...
2
Трэйтол улыбался уголками губ, говорить ему было тяжело, каждый глубокий вдох отдавался в легких тупой болью, но глаза американца смеялись - Боксон рассказывал всякую чепуху об ужине с Аделиной:
... - И когда несчастный гарсон, шаркая плоскостопными ногами, наконец-то принес десерт, твоя сестра потребовала таблицу калорийности этого блюда! Что, среди американских женщин начался новый массовый психоз?..
- Чарли, - еле слышно прошептал Трэйтол, когда Аделина на минутку вышла из палаты, - найди Пеллареса!..
- Я постараюсь, Эдди! - так же тихо прошептал Боксон. - Ни о чем не беспокойся, лечись, встретимся в Париже, адрес для контакта я оставлю твоей сестре...
- Она дура, не доверяй ей... - успел прошептать Трэйтол, и в палату вошел старший инспектор Дамерон.
- Великолепно! - произнес полицейский. - Значит, вы обо всем уже договорились? Впрочем, я все равно должен записать показания господина Трэйтола. Доктор Гальпен дал мне полчаса. Господин Боксон, оставьте нас одних...
На этот день операций не планировалось, и хирург Гальпен в своем кабинете просматривал сложенную на столе стопку научно-медицинских журналов. Попросившему разрешения войти Боксону он молча указал на кресло перед столом.
- Если вас интересует состояние вашего друга, то оно стабильное и господин Трэйтол будет жить. При соблюдении должного образа жизни и правильного питания через год он сможет бежать марафон...
- Мою благодарность не выразить словами, доктор, поэтому давайте поговорим о вас... - предложил Боксон.
- Обо мне? - удивился Гальпен. - Странно, обычно обо мне друзья и родственники моих пациентов говорят или до операции, или после похорон...
- Операция, доктор, была, вне всякого сомнения, превосходна!.. Но меня больше интересует то, что было до операции... Кстати, если вы захотите послать меня к черту, то я удалюсь немедленно. Заодно обещаю вам сохранить секретность нашей беседы.
- Ого! - Гальпен отложил журнал, заложив руки за голову, откинулся в кресле, улыбнулся и с любопытством посмотрел на Боксона. - И что же вас интересует?
- Вы ведь попали в Гватемалу в сентябре 69-го, помогали пострадавшим от урагана "Франселия"?
- Да, именно так!..
- Багаж Общества Красного Креста, с которым вы возвратились из Гватемалы, просматривался на французской таможне достаточно тщательно?
- Нет, такой багаж традиционно проверяется исключительно формально, но из Гватемалы я возвратился только со своим чемоданом - Обществу Красного Креста нечего вывозить из этой бедной страны...
- Когда вы работали в Гватемале, вам приходилось лечить раненных партизан?
- В Гватемале мне приходилось делать сотни операций, а в госпиталях Красного Креста не подразделяют пациентов по их политическим убеждениям.
- Вы встречали в Гватемале человека по имени Эухенио Пелларес?
- Не помню! - хирург продолжал улыбаться.
- Вы не привозили из Гватемалы какое-либо оружие?
- Нет, даже набор скальпелей из своей операционной я оставил в госпитале своему преемнику.
- Вас не удивляют мои вопросы?
- Нисколько, господин Боксон! Каждый вечер вы бродите по нашему городку, подолгу разговариваете с продавцами в магазинчиках, со служащими на бензоколонках, переговорили со всеми работниками нашей больницы... Вы даже заходили в котельную муниципального комплекса, беседовали с кочегарами... Почему бы вам, наконец, не поговорить со мной?.. У кочегаров вы тоже спрашивали про Гватемалу?
- Нет, если бы я задал им настолько точный вопрос, старший инспектор Дамерон не отпустил бы меня в Бельгию, и мне пришлось бы обращаться за помощью к адвокату, а также - к британскому консулу. Не нужно искушать судьбу...
- А вы не боитесь, что я передам наш разговор инспектору Дамерону?
- Нет, доктор, я этого не боюсь! Потому что тогда мне, конечно, придется давать нежелательные объяснения, но и вы рискуете попасть на заметку в блокнот Дамерона, а он - человек терпеливый, и эта заметка вполне может дождаться своего часа...