А третьим ценным качеством Алмазова являлась его привязанность к девушке Насте. В донесениях охранников изолятора содержалось упоминание о том, что задержанный каждый день справлялся о судьбе своей подруги, очень о ней беспокоился.
Это хорошо, что он беспокоится. Вот с этого беспокойства следователь Мечников и решил начать свою игру.
Он еще раз продумал весь ход предстоящего разговора, после чего приказал подчиненным срочно изготовить некое подобие следственного дела, где на первой странице красовалась бы фотография Анастасии Веретенниковой. Когда «кукла» была готова, он выложил ее на стол и приказал доставить задержанного.
Егор Алмазов произвел на Мечникова именно то впечатление, которого он ожидал. Встревожен, растерян, готов защищаться… Отлично, пусть защищается.
– Садитесь, Егор Борисович, – сказал ему Мечников. – Хочу предупредить – у нас с вами сегодня не допрос, а предварительное знакомство. И есть еще одна чисто формальная процедура, которую необходимо выполнить. Поэтому я и не стал беспокоить вашего адвоката. Вы, наверное, уже в курсе, что ваши интересы вызвался защищать Борис Львович Бортник?
– Нет, я не знал… – отвечал задержанный. – Что ж, он хороший адвокат…
– Отличный, просто отличный! – поправил его следователь. – Но сегодня его присутствие не обязательно. Впрочем, если вы настаиваете…
– Нет, зачем же, – пожал плечами чиновник. – Если вы говорите, что это не допрос…
Все развивалось так, как надо. Андрей Юрьевич реализовывал стратегию допроса, которая предусматривает установление между следователем и арестованным доверительных отношений. Будучи успешно примененной, такая стратегия позволяла добиться поразительных результатов. И никаких недозволенных методов, заметьте!
– Нет, это не допрос, – объяснил он еще раз. – Я просто хотел выполнить одну формальность. Понимаете, необходимо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая, задержанная вместе с вами Анастасия… как ее…
– Веретенникова, – подсказал Алмазов.
– Ах да, Веретенникова, – кивнул следователь. – Да что я – вот же ее дело лежит!
И он толкнул к задержанному пухлый том с фотографией на раскрытой странице.
– Да, надо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая не имеет никакого отношения к созданию некоего фонда, в чем мы вас обвиняем. Как только вы это подтвердите, мы ее сразу отпустим.
На самом деле Настю отпустили из «обезьянника» еще вчера, после двух дней пребывания в общей камере с наркоманками и уличными проститутками. Отпустили, потому что обвинить ее было решительно не в чем. Ну а если ей после этого опыта пребывания в ИВС придется долго лечиться – это уже не вина следователя Мечникова.
– Настя?! – воскликнул задержанный референт. – Конечно, она ни при чем! Она знать ни о чем не знала! Я ее никогда не посвящал в подробности своей работы!
– То есть вообще о работе с ней не говорили? – удивился следователь.
– Нет, говорил, конечно, – поправился Алмазов. – Но не такое… Какие-нибудь забавные случаи, что-то интересное…
– Не такое секретное, вы хотите сказать? – уточнил Андрей Юрьевич. – Не такое дело, о котором знали только вы и ваш шеф Алексей Константинович Тарасов?
– А при чем здесь Тарасов? – возразил референт.
– То есть вы хотите сказать, что вы в одиночку задумали создать фонд, в который будут поступать средства от организации «ННН», и в одиночку собирались пользоваться этими средствами? – спросил Мечников.
Самым невинным тоном спросил, как о каком-то пустяке. Но подследственный, будучи человеком умным, конечно, понял, какую ловушку содержит этот вопрос, и ответил так:
– Вы же сказали, что у нас сегодня не допрос, а как бы собеседование. Что вы только о Насте хотите поговорить. А сами вон что спрашиваете.
– Прошу прощения! – Мечников прижал руки к груди. – Я действительно как-то не подумал… Я ведь действительно только о вашей Насте! Значит, она тут ни при чем и ее можно отпустить?
– Да, она совсем ни при чем, – повторил задержанный.
– Что ж, если так… – Мечников изобразил некоторые колебания, затем махнул рукой. – Хорошо, вы меня убедили. Вот, смотрите: я подписываю решение об освобождении гражданки Веретенниковой из-под стражи.
И подписал какую-то бумажку.
– Вы удовлетворены? – спросил.
– Огромное вам спасибо! – ответил на это Алмазов.
Кажется, он был действительно тронут. Что ж…
– Вот видите, – наставительно заметил ему Мечников. – Не надо принимать нас здесь за каких-то монстров. Мы хотим того же, чего, я верю, хотели и вы – блага нашей Родины. И я вполне допускаю, что созданный вами фонд аккумулировал средства именно для этих целей.
– Вы правильно догадались! – воскликнул задержанный. – Совершенно правильно! Фонд был создан для смягчения последствий возможного кризиса в экономике!
– Вот как? – заинтересовался Андрей Юрьевич. – И каким же образом это должно было происходить?
– Понимаете, – принялся объяснять Алмазов, – в случае кризиса возникнет потребность в средствах, которые можно оперативно направлять на разрешение разного рода чрезвычайных ситуаций. Как экономических, так и социальных. Например, проблемы моногородов. И Алексей… в общем, возникло мнение, что…
И он продолжал объяснять, как должен был действовать фонд, какие предполагалось использовать при этом механизмы. Он старательно избегал всяких упоминаний о своем руководителе, вообще о каких-то людях. Однако следователь Мечников отметил и оговорку насчет «Алексея», и последовавшее упоминание некоего совещания. Все это должно было впоследствии пригодиться и стать основой обвинения.
Веселый человек Андрей Юрьевич Мечников начинал свою новую интересную игру.
Глава 10 Веселая вдова
Вера Хохлова сделала все дела по хозяйству: покормила кур, пса Трезора, поставила варить борщ на обед – и после этого решила заняться собой. Села к зеркалу, открыла баночку с тушью, окунула кисточку – и начала вырисовывать ресницу за ресницей. Потом брови подвела, специальный крем вокруг глаз втерла. Посмотрела и так и этак – ничего получилось. Очень даже ничего. Для своих сорока двух лет Вера выглядела весьма неплохо. На улице, когда идет, многие мужчины оглядываются. Не все, конечно, но многие.
Вот лет 15–20 назад все поголовно оглядывались, включая дряхлых старцев. Тогда Вера слыла в городе Белгороде и его окрестностях первой красавицей. Какая у нее грудь была, какие бедра! А лицо! Многие хотели испить из этого источника, окунуться в сияние Вериной красоты. Но Вера Хохлова была девушка разборчивая, строгая, вольностей с собой не позволяла.
Сейчас, конечно, не то. Вон морщинки возле глаз пошли, и на лбу складочка, и на шее тоже. Вера за собой следит, правильно питается, каждый день массаж делает – а все равно годы не спрячешь. Правда, ее возраст ей никто не дает. Говорят: «Вот идет женщина за тридцать». Что ж, и это неплохо.
Опускаться, махать на себя рукой, как некоторые ее сверстницы, Вера ни в коем случае не собирается. Вон взять хотя бы Лиду, с которой за одной партой сидели. Поглядеть – старуха старухой. А ведь какая красавица была, как за ней ухаживали! А теперь ничего не осталось. А почему? Потому что женщина поставила на себе крест. Решила, что раз она замужем и дети уже большие, то о привлекательности можно и не думать.
Но как же об этом можно не думать? Тогда мужики тебя просто замечать перестанут. Будут смотреть как на пустое место. Вот и на Лидку муж так же смотрит. И все по сторонам оглядывается. Та не замечает, а Вере со стороны видно. Уж она подруге внушала-внушала – а все без толку. Это уж от внутренней установки зависит. Нет нужной установки – и все аргументы, даже самые ясные, отскакивать будут.
Этому правильному подходу к жизни – насчет внутренней установки, что от нее все зависит, и насчет того, что жизнь и в сорок лет не кончается, и даже в пятьдесят – ее один замечательный человек научил. Свела ее с ним судьба шестнадцать… нет, уже семнадцать лет назад. А потом развела. Но от этой встречи многое осталось. И приятные воспоминания, и уважение к себе – вот какого человека сумела заполучить, – и сыночек Костя. И еще деньги остались – не то чтобы очень большие, но приличные. Благодаря им Вера и смогла сына поднять, одеть-обуть. Правда, одной воспитывать мальчика трудно, можно все испортить. Поэтому Вера подумала-посоветовалась – и отдала сына в кадетское училище. Так что видится с ним только на выходные да во время каникул. И то не все лето: сейчас, например, сын в спортивном лагере находится, легкой атлетикой там занимается. Тренер говорит, что прыжки с шестом у него замечательно получаются. «Новый Бубка, – говорит, – растет». И Вера очень этим довольна. Может, сын вырастет – мастером спорта станет, чемпионом. Будет по соревнованиям ездить, деньги и славу зарабатывать. А если даже и не станет чемпионом – все равно польза будет. Спортсменов охотнее в вузы принимают, и там, уже в вузе, экзамены легче сдавать. А если в армию попадет – служба совсем другая у него будет.
Забота о сыне – вещь, конечно, важная, но и себя Вера не забывала. И в свои сорок два мужчинами очень даже интересовалась. Не то чтобы она за ними бегала – упаси боже! Это мужчины искали к ней подходы. Кто с одной стороны зайдет, а кто с другой. Она все это замечала и выбирала, кому отдать предпочтение. Последние два месяца Вера встречалась с одним интересным человеком, руководителем духового оркестра при местной филармонии Борисом Сергеевичем Прянишниковым. Сошлись они не только на почве физического влечения, но и на основе сходства характеров. Оба они были людьми веселыми, легкими в общении. Сходство это оказалось настолько сильным, что Вера Хохлова даже начала задумываться: а не сменить ли ей привычный статус одинокой независимой женщины на положение замужней дамы?
Хотя такое изменение было связано с рядом сложностей: и в отношениях с Костей, и в образе жизни. И все же замужняя жизнь, которой Вера никогда не знала, тоже имела свои преимущества.
Окружающие – включая и нынешнего сердечного друга Бориса Сергеевича – не подозревали, что Вера Хохлова никогда не была замужем. Дело в том, что она всех уверяла, что муж у нее был. Не здесь, в Белгороде, а в Москве, куда она уезжала в середине 90-х. И Косте так рассказывала. Что отец его был военный летчик, храбрец, настоящий герой. И погиб, испытывая новый истребитель.
Эти рассказы позволяли Вере ощущать себя вдовой. Но не такой, которая всю жизнь носит траур и проводит время в молитвах, а вдовой веселой, любящей жизнь. Деньги, доставшиеся ей от отца Кости – настоящего, а не выдуманного, – позволили ей в конце 90-х уехать, наконец, из перенаселенной родительской квартиры и купить собственный дом. А еще они позволили Вере выкупить парикмахерскую, в которой она долгое время работала, и стать хозяйкой. Это положение вполне устраивало Веру и позволяло жить так, как ей нравилось.
…Вера закончила свой макияж, еще раз оглядела лицо со всех сторон и встала, собираясь отправиться в парикмахерскую, – присутствие хозяйки было там очень полезно. Девушки у нее в парикмахерской, конечно, приличные, не какие-нибудь распустехи, обманывать ее не станут, однако оставлять предприятие совсем без присмотра тоже нельзя.
В этот момент она услышала шум двигателя, а затем увидела, что возле ворот ее дома остановилась какая-то машина. Это было странно. «Может, к соседям кто приехал да решили машину у моих ворот поставить?» – подумала Вера. Она продолжала всматриваться и увидела, как открылась дверь машины и из нее вышел человек. Сердце Веры дрогнуло и забилось чаще, косметичка выпала из рук. «Этого не может быть!» – подумала она, но уже бежала к дверям, а потом по дорожке к калитке… Этого не могло быть, но это был он – тот самый человек, который дал ей ребенка и круто изменил ее жизнь. Человек, исчезнувший шестнадцать лет назад.
…В 1994-м дела в парикмахерской, где работала Вера, пошли совсем плохо. То ли люди стали меньше стричься, то ли тогдашний хозяин плохо вел дела, но только зарплату стали платить все реже, и стала эта зарплата ну совсем смешная. Надо было что-то делать. Подруги предлагали Вере, известной красавице, разные варианты, вплоть до весьма рискованных. Например, одна знакомая дама настоятельно звала ее с собой в Германию, где обещала устроить танцовщицей в ночном клубе. Сулила очень неплохую зарплату в марках. Но Вера остерегалась – чуяла здесь подвох. «Знаем мы этих танцовщиц, – думала она. – Сегодня на сцене танцуешь, а завтра на панели будешь пританцовывать».
В это время на экранах стала все чаще появляться реклама фирмы «ННН-93». Показывали людей – реальных людей, – за несколько месяцев заработавших себе на новые сапоги, шубу, даже машину. У Веры еще оставались кое-какие сбережения, и она решилась – вложила их в чудо-фирму. И не просто вложила, но еще и стала других уговаривать. А у нее был этот талант – разговорить, что называется, раскрутить человека, даже вовсе незнакомого.
Так Вера Хохлова стала сотником, а затем и тысячником в фирме Николая Николова. Ее, как и других активистов, приглашали в Москву, обучали на семинарах. Там, в Москве, она и познакомилась с создателем фирмы. Простое деловое знакомство переросло во взаимный интерес, а он – по крайней мере, у Веры – в настоящее чувство. Вера Хохлова стала постоянной спутницей Николова, ездила с ним по стране, вела его дела.
Так продолжалось больше года. Вера уже знала, что у нее будет ребенок, и это наполняло ее радостью. Иногда даже голова кружилась от счастья – так все хорошо складывалось! Все у нее сразу было – и любовь, и богатство, и ребенок. Будущее казалось ей безоблачным и счастливым.
И тут в фирме «ННН-93» возникли трудности с выплатами дивидендов. По телевизору все чаще стали говорить о грядущем банкротстве фирмы. Вкладчики побежали в офисы – снимать деньги. Николова обвинили в мошенничестве. А затем арестовали.
Вера хотела остаться рядом с ним. Она была готова стоять в тюремных очередях, носить передачи. Но Николай передал ей, чтобы она немедленно уезжала к себе в Белгород и не губила свою жизнь. А еще он сообщил ей номер счета, с которого она еще могла снять остававшиеся там деньги.
Проплакав всю ночь, Вера приняла решение и сделала все так, как велел Николай. С тех пор она не видела своего возлюбленного. Конечно, она знала, что он уже несколько лет как вышел из тюрьмы, что вновь создал организацию с похожим названием. Но она не пыталась с ним связаться. Столько лет прошло! Конечно, он давно забыл ее. Мужчины так легко забывают бывших возлюбленных, особенно обремененных детьми…
И вот теперь этот человек стоял возле калитки, стоял и ждал ее. Вера добежала до калитки, открыла засов, и Николай Николов шагнул к ней. Как будто и не было этих шестнадцати лет! Она вновь ощущала тепло его рук, ее голова вновь лежала на его широкой груди.
Век бы так стоять – но ведь надо было встречать гостя, заводить машину во двор… И Вера оторвалась от его груди, начала распоряжаться. Тут выяснилось, что Николай приехал не один, а с другом-водителем (ну да, он же никогда не умел водить машину!). В конце концов «девятка» зарулила во двор, мало того – заехала за сарай, так что с улицы ее было совсем не видно.
Вера сразу поняла, что Николай не стремится афишировать свое появление в ее доме. И это было объяснимо: с его-то биографией! Видимо, у него снова неприятности. Ничего, сейчас он все ей расскажет.
Наконец машина нашла свое место, и Вера пригласила гостей в дом. Сразу бросилась накрывать на стол: понятно, что люди приехали издалека, проголодались, устали. Вера решила не гадать и выставила на стол все, что было: и вчерашний борщ, и только что сваренную картошку, и салат. И бутылочка нашлась – как же гостей встречать без бутылки.
За столом о главном не говорили – так, о пустяках. После завтрака водитель, которого звали Виктор, ушел отдыхать (Вера отвела ему комнату Кости), и они с Николаем остались вдвоем.
Вера думала: сейчас он начнет просить прощения, что за все эти годы ни разу не позвонил ей, не написал, будет уверять, что по-прежнему любит… Это будет неправдой, она это знала, и хотя разоблачать его она не станет, все равно эта фальшь будет неприятной.
Однако Николай заговорил о другом.
– Вера, я к тебе не просто так приехал, – негромко сказал он, глядя ей прямо в глаза своими жгучими черными глазами. – Беда у меня, Вера.
– Какая же беда? – спросила она. – По телевизору вон говорят, у тебя новая организация, люди опять деньги несут…
– Компанию мою того и гляди закроют, – объяснил Николай. – А меня снова посадить хотят. Уже и ордер выписали. Только я от них сбежал. Не стал дожидаться, пока в тюрьму отправят. Не могу я больше в тюрьме сидеть, Вера. Жить-то уже не так много осталось.
Это было верно. Она и сама так чувствовала – что жизнь проходит и надо ценить каждый день.
– Так ты, значит, в бегах… – сказала она. – Вот почему обо мне вспомнил…
– Вспомнил я о тебе давно, – поправил он. – Мог бы сказать, что и совсем не забывал, только это неправда будет. Когда много всяких событий наваливалось – забывал. А когда потише становилось – вспоминал. Хотел позвонить. Только стыдно было. Не защитил я тебя тогда, в 97-м, не обеспечил толком. А ты ведь тогда беременная была, я помню…
– Помнишь? Неужели помнишь? – изумилась она. – Тебе ведь тогда не до меня было: обвинение, арест… Да, была, была. И родила потом. Сыну уже шестнадцать. Я его Костей назвала.
– И где он сейчас? – спросил Николай.
– В лагере спортивном, на Донце, – объяснила Вера. – Он у меня спортом занимается, уже первый разряд получил. А что не защитил ты меня тогда, не обеспечил – так это ты зря. Ты, может, забыл? Ты мне и деньги дал, и совет правильный – уезжать, не оставаться в Москве. Я тебе за это очень благодарна. Я на эти деньги всю свою жизнь устроила. А ты в это время в тюрьме сидел. Это не ты меня бросил – я тебя. Так что не в чем тебе передо мной виниться.