И вот сегодня Алексея Константиновича ожидал в здании администрации Президента сюрприз – крайне неприятный сюрприз. Едва вице-премьер вошел в холл, его ослепило сверкание золота, блеск хрусталя, бившее в глаза великолепие. Убранство президентской администрации стало еще роскошнее, чем прежде. И на лестнице снова были толстые ковры, и в приемной, куда он вошел в сопровождении дежурного помощника главы, – инкрустированные столики и музейного вида кресла.
– Я вижу, вы сменили обстановку, – сказал Алексей Константинович сопровождавшему его молодому человеку. – Указание, что ли, такое было?
Он еще надеялся, что перемена действительно вызвана указанием из Кремля – его хозяин был известен своей любовью к роскоши.
– Зачем же нам указания? – ответил помощник. – Александр Александрович и сам понимает важность внешнего антуража. Обстановка должна соответствовать статусу учреждения. У нас тут не какое-нибудь министерство водных ресурсов, сами понимаете.
– Да, конечно, конечно, – сказал Тарасов, чувствуя, что его уверенность в успешном исходе нынешней встречи куда-то улетучивается.
И в кабинете, куда Алексея Константиновича вскоре пригласили, было все то же: ковры, гобелены, золото и яшма. И поднявшийся навстречу гостю хозяин кабинета уже не казался человеком нового поколения, дельным управленцем.
Как и планировал, Тарасов начал разговор не с того вопроса, ради которого, собственно, пришел, а издалека. Заговорил о тарифной политике, о возникших в правительстве острых разногласиях вокруг тарифов. Салтанов слушал внимательно, в нужных местах кивал, в других вставлял реплики, а когда вице-премьер закончил, начал излагать свои соображения – очень дельные, правильные. Потом заговорили о положении дел в банковском секторе, о ставке Центробанка, и снова хозяин кабинета высказал здравые суждения, которые вполне мог озвучить и сам Тарасов. И у Алексея Константиновича снова возникла надежда на благополучный исход переговоров.
– Тут неожиданно возник еще один вопрос, который требует вашего вмешательства, – сказал вице-премьер, когда приготовленные загодя хозяйственные темы были исчерпаны. – Дело в том, что кто-то в Следственном комитете проявил рвение не по разуму. Пять дней назад они неожиданно задержали моего помощника Егора Алмазова. Предъявили ему совершенно надуманное, вздорное обвинение в мошенничестве. Егор Борисович – честнейший человек, мой ближайший помощник. Я беседовал и с Быстровым, и с Генеральным прокурором, но взаимопонимания не нашел. Я чувствую, что без вашего вмешательства это нелепое дело прекратить не удастся.
– А в чем конкретно обвиняют этого вашего помощника? – спросил глава администрации.
– Ему ставят в вину то, что он участвовал в создании специального фонда, предназначенного для поддержки моногородов и кризисных отраслей в условиях экономического спада, – принялся объяснять вице-премьер. – Я вам уже докладывал и на заседании правительства говорил, что такой спад весьма возможен. Причем более глубокий, чем в прошлый раз. Нам понадобятся свободные средства, помимо Резервного фонда и средств самого бюджета. Поэтому я принял решение о создании такого фонда, в котором накапливались бы свободные денежные средства. Это целиком моя инициатива, Алмазов в данном случае выступал лишь в роли исполнителя. Таким образом, его хотят судить за то, что он выполнял свои служебные обязанности, и хорошо выполнял. Полнейший абсурд!
– Но я слышал, что основным источником средств в этом вашем фонде стали поступления от пресловутой фирмы «ННН», – заметил Салтанов. – Это в самом деле так?
Это был нехороший вопрос. И сам по себе он был скользкий, неприятный – такой, которого лучше избежать. И то, что он был задан, причем в такой вот доверительной беседе, можно было расценивать как плохой знак. Уж в доверительной беседе вполне можно было без этого вопроса обойтись. Однако он возник, и надо было отвечать.
– Да, я решил пойти на сотрудничество с этой организацией, – сказал Тарасов.
Это было не совсем правдой – предложение о сотрудничестве с пирамидой Николова внес Алмазов, это было его «ноу-хау». Однако Алексей Константинович не напрасно сказал сегодня своему подчиненному, что возьмет вину на себя и станет козлом отпущения. Он действительно принял такое решение, и теперь его выполнял.
– Я принял такое решение, исходя из следующих соображений, – продолжил свои объяснения вице-премьер. – На тот момент фирма Николова еще не была объявлена незаконной, и сам он не подвергался уголовному преследованию. Таким образом, сотрудничество с ней нас ничем не могло опорочить. И я решил, что если часть своих сверхвысоких доходов господин Николов перечислит в государственную казну, это будет не так плохо. Деньги пойдут на полезное дело. Мы же принимаем взносы от различных коммерческих структур, от бизнес-сообществ.
– Конечно, принимаем, – согласился Салтанов. – И даже иногда закрываем глаза на некоторые нарушения, которые позволили нашим партнерам получить эти деньги. Но в данном случае я вижу некое несоответствие. Смотрите: вы сказали, что деньги от этой сомнительной структуры поступают в государственную казну. Думаю, что если бы дело обстояло именно таким образом, ни у Павла Федоровича, ни у Геннадия Илларионовича не возникло бы никаких вопросов к вашему помощнику, который был причастен к этому делу. Но деньги-то поступали не в казну!
Глава президентской администрации встал и начал прохаживаться по кабинету; Тарасову невольно пришлось то и дело поворачиваться, чтобы не упускать его из виду и быть готовым в случае необходимости тут же подать реплику или дать ответ на вопрос.
– Деньги поступали в созданный вами и вашим помощником фонд, – продолжал свою речь Салтанов. – Создание которого, заметьте, не обсуждалось ни на заседании правительства, ни у нас в администрации. И опять же: создание такого особого фонда не является чем-то предосудительным. Всем нам приходится время от времени принимать срочные тактические решения, не соблюдая некоторые формальности. Подобное нарушение формальных процедур вполне возможно – но лишь до тех пор, пока эти решения не сопровождаются сомнительными обстоятельствами. Понимаете, что я хочу сказать? Ваш помощник пострадал потому, что наложились один на другой два момента: не вполне законное создание фонда и поступление в означенный фонд средств из мошеннической структуры. Поэтому у наших правоохранительных органов и возникло подозрение, что само создание фонда и его деятельность являются мошеннической операцией.
Ситуация была ясна. Надежды на помощь Салтанова не оправдались. Дальше вести беседу не имело смысла. Но Тарасов не мог смириться с поражением; ему еще казалось, что можно что-то исправить, как-то убедить собеседника в своей правоте.
– Ну так и пусть они задают свои вопросы мне! – воскликнул он. – Ведь это я принимал оба решения – и о создании фонда, и о привлечении средств Николова! Но нет, они не решаются предъявить обвинение мне лично. Они задерживают человека, который лишь исполнял мои приказы. Цель ясна: бросить тень на меня, а также на тех, кто поддерживает мою линию в правительстве. Но ведь эту линию в последнее время и вы поддерживаете, Александр Александрович!
– Мне кажется, вы излишне политизируете этот вопрос, – заявил в ответ Салтанов. – У меня нет никаких сомнений, что глава Следственного комитета и Генеральный прокурор не строят таких коварных планов в отношении вас. Они просто выполняют свои обязанности.
– То есть вы считаете, что никакой борьбы в правительстве и вокруг него не ведется? – спросил Тарасов.
– Почему же? – пожал плечами глава президентской администрации. – Какая-то борьба всегда идет, это нормально. Но такой борьбы, о которой вы говорите, – нет, я ее не вижу. Не вижу интриги с целью свалить или опорочить вас.
– А вы знаете о группе, которую создал Игорь Юрьевич Безбородов? – спросил вице-премьер.
Он бросал на стол последнюю козырную карту. Бросал, не слишком надеясь на выигрыш – просто смысла больше не было эту карту при себе держать.
– Группа? – удивился Салтанов. – Какая группа?
– Ну как же, – сказал Алексей Константинович. – Я полагал, Точилин вам сообщил. Ему полагается знать о подобных группировках.
– Нет, мне ничего не докладывали, – признался хозяин кабинета.
Было заметно, что он заинтересован. Скептическое выражение, с которым он рассуждал о причинах ареста Алмазова, исчезло с его лица.
– Группировка создана еще два года назад, – начал рассказывать Тарасов. – В нее входят три человека. Один – отставной генерал КГБ, затем ФСБ, двое остальных находятся в ранге заместителей министров внутренних дел и Генпрокурора. Кроме того, часто привлекают коллег из Минобороны и ФСБ. Собираются регулярно у Безбородова. Обсуждают положение в стране и мире, ищут в органах российской власти агентов вражеского влияния, намечают пути устранения таких агентов, изменения проводимой политики. Используют при этом те рычаги, те возможности, которые дает каждому из них служебное положение, а также связи в государственных структурах. И, конечно, главным «агентом влияния» у них значится ваш покорный слуга. Вот почему я так уверенно говорю об ударе, который хотят нанести по мне, арестовав моего помощника. Так проводится линия безбородовского кружка. В данном случае ее проводят через заместителя Генпрокурора, который, несомненно, имеет влияние на Петрова.
Было заметно, что он заинтересован. Скептическое выражение, с которым он рассуждал о причинах ареста Алмазова, исчезло с его лица.
– Группировка создана еще два года назад, – начал рассказывать Тарасов. – В нее входят три человека. Один – отставной генерал КГБ, затем ФСБ, двое остальных находятся в ранге заместителей министров внутренних дел и Генпрокурора. Кроме того, часто привлекают коллег из Минобороны и ФСБ. Собираются регулярно у Безбородова. Обсуждают положение в стране и мире, ищут в органах российской власти агентов вражеского влияния, намечают пути устранения таких агентов, изменения проводимой политики. Используют при этом те рычаги, те возможности, которые дает каждому из них служебное положение, а также связи в государственных структурах. И, конечно, главным «агентом влияния» у них значится ваш покорный слуга. Вот почему я так уверенно говорю об ударе, который хотят нанести по мне, арестовав моего помощника. Так проводится линия безбородовского кружка. В данном случае ее проводят через заместителя Генпрокурора, который, несомненно, имеет влияние на Петрова.
– Интересно, интересно… – медленно произнес Салтанов. – Группировка… Хорошо, что вы рассказали… И что, президент не в курсе?
– Насколько я знаю, нет, – отвечал Тарасов.
Это была неправда. Сам, как было известно Алексею Константиновичу, был поставлен в известность относительно собраний, происходящих в кабинете Безбородова. Однако сказать сейчас правду вице-премьер не мог: это бы полностью уничтожило весь эффект от его сообщения. Он и так был сомнительным, этот эффект: ведь глава президентской администрации мог легко проверить слова Тарасова. Но, возможно, он отложит эту проверку на потом? А сейчас примет то самое решение, ради которого Алексей Константинович пришел в его кабинет?
– Что ж, это делает ваши предположения более обоснованными, – сказал глава администрации и что-то записал у себя в блокноте. – Я посмотрю это дело… относительно этого вашего помощника…
Хозяин кабинета ждал подсказки, и Тарасов тут же ее дал:
– Алмазов, Егор Борисович, – продиктовал он и проследил, как его собеседник вносит данные в блокнот.
– Да, я посмотрю и сообщу, – сказал Салтанов и встал.
Алексей Константинович тоже поднялся. Встреча была окончена. И можно было надеяться, что она даст нужный результат. Это была не очень сильная надежда, но хоть какая-то.
Глава 16 Куда повернуть сенсацию
Денис Григорьевич Дозоров любил свою работу. Ему нравилось в ней все – все ее стороны, все этапы. Зарождение идеи, составление общего плана будущего материала – когда еще ничего толком не знаешь, нет твердой почвы под ногами, зато ничто не сковывает воображение – и какой полет фантазии тогда происходит! Какие смелые конструкции создает не скованная множеством фактов мысль! Позже, когда появляется фактический материал, большую часть этих конструкций приходится, увы, отправлять на свалку. Но иногда возникшая на первом этапе идея была настолько хороша, настолько увлекательна, что Денис махал рукой на мешавшие факты, выбрасывал их вон или трактовал в ином духе – и сохранял первоначальное построение. И такие материалы – он заметил – имели даже больший успех, чем те, в которых он в общем следовал собранным фактам.
За созданием плана будущей статьи следовал новый этап: сбора материала. Тут уже надо было проявлять не фантазию, а совсем иные качества: настойчивость, изобретательность, изворотливость, порой даже наглость. А что прикажете делать, если люди не хотят ничего говорить? А они, естественно, не хотят, потому что Денис Дозоров стремится открыть и сделать достоянием гласности самые сокровенные, самые дорогие – или, наоборот, самые позорные их тайны. Тут годились любые методы: расспрашивать детей героев будущей статьи или друзей этих детей, а еще знакомых, соседей, подкупать прислугу, подглядывать, подслушивать…
Пожалуй, менее всего Денису нравился третий этап: собственно написания материала. Продираться через частокол слов, подыскивать определения, синонимы… Может, каким-то графоманам все это и доставляло удовольствие, а ему – нет. В последнее время, когда к нему пришла настоящая слава, а с ней – и настоящие деньги, он всерьез стал задумываться над тем, чтобы нанять парочку «литературных негров». Он бы давал им необходимые указания, они бы по ним строчили материал, а он, как когда-то Дюма-отец, потом его просматривал и придавал блеск. Может, когда-то он и будет работать по такой схеме. Но сейчас пока рано. Очередной материал, наводки по которому он получил буквально только что, он будет писать сам. Так и быть, покорпеет еще разок у экрана компьютера. Игра стоит свеч. Потому что потом, после выхода статьи в печать, наступает четвертый этап: приходит время пожинать плоды успеха. О, этот этап Денис любил больше всего! Слышать проклятия разоблаченных героев репортажа, читать в Интернете или в конкурирующих изданиях их протесты, опровержения… Ловить завистливые взгляды коллег… И, наконец, получать гонорар, сравнимый с окладом какого-нибудь топ-менеджера. И с этим гонораром закатиться куда-нибудь в Куршавель или Ниццу, прихватив для компании парочку длинноногих подруг. Да, это была жизнь! Это оправдывало все усилия.
Денис Дозоров, ведущий корреспондент газеты «Секретный код», журналист, чье имя гремело на всю страну, специализировался на скандальных, разоблачительных материалах из жизни элиты. Героями его сенсационных статей становились владельцы финансовых империй, министры, известные актеры, звезды шоу-бизнеса, прославленные спортсмены – в общем, все, кого не надо было представлять публике и чье имя сразу привлекало внимание к статье. И писал он об этих людях только тогда, когда мог преподнести читателям что-то сенсационное, тайное, тщательно скрываемое. Вокруг этой основы Денис нагромождал всякого рода догадки, версии, горы полуправды и просто выдумок. Но основа у него всегда была добротная, какая-то сенсация всегда имела место.
Как раз сегодня в руки к Денису попал очередной материал такого рода. Его информатор в Следственном комитете (которому Дозоров, естественно, щедро платил – за просто так и кошка мурлыкать не станет) только сегодня утром сообщил, что пять дней назад был арестован помощник влиятельного вице-премьера Тарасова. Информатор поначалу не придал этой новости особого значения и не стал сообщать о ней Дозорову – ну попался очередной мальчик, такое каждый день случается. В общем, лопухнулся «следак» проклятый, прочухал новость. И только вчера ему стало известно, в чем, собственно, обвиняют тарасовского клерка. Оказывается, мальчик не конверт за услуги получил и не какие-то бюджетные миллионы хапнул. Оказывается, он создал совершенно секретный фонд, в который перечислял деньги – внимание! – не кто иной, как сам Николов! Создатель финансовых пирамид, самый знаменитый обманщик последних десятилетий вступил в сговор с правительственным клерком! Мало этого: выяснилось, что сам великий и неподкупный Тарасов не только был в курсе этой махинации, но и чуть ли не сам ее придумал! Он даже проводил по этому поводу секретное совещание, на котором старался заручиться поддержкой ряда влиятельных лиц. И эту поддержку получил!
Это была не просто сенсация – это было суперразоблачение, материал, который мог держаться в первых строчках новостей дня три, не меньше.
И вот что удивительно – это было еще не все. Сегодня же поступил еще один сенсационный материал на ту же тему. Сразу после звонка информатора из Следственного комитета Дозорову позвонил еще один его знакомый – на этот раз из администрации президента. Он сообщил еще более сногсшибательную новость. Оказывается, вчера в администрации состоялась встреча ее главы Салтанова все с тем же вице-премьером Тарасовым. И на этой встрече Тарасов, во-первых, просил своего влиятельного собеседника помочь вызволить из тюрьмы этого самого мальчика, создавшего фонд. А потом – внимание! – рассказал о некой группировке, созданной известным деятелем Игорем Безбородовым. Оказывается, Безбородов собрал несколько человек – заместителей министра внутренних дел и Генпрокурора и еще одного отставного генерала КГБ, – и они вместе замышляли, как изменить проводимую властями политику. Уже два года регулярно встречались! Получался новый ГКЧП! При этом знакомый уверял, что об этой новости еще никто не знает и он сливает Дозорову совершенно эксклюзивную информацию.
От такого обилия новостей просто голова шла кругом. Денис понимал: этап сбора информации в данном случае следует сократить до минимума. Ее и так хватает. Откладывать выход статьи нельзя! Ни на один день! Конкуренты могут опередить, пролезть первыми, и это будет означать, что он, самый крутой журналист Москвы, страшно облажался. Надо писать уже сейчас, чтобы к ночи закончить. И сразу в номер.
Дозоров позвонил главреду и сообщил, что у него совершенный гвоздь. Пусть ему держат место на первой полосе с переносом куда-нибудь внутрь. Объем – строчек четыреста. Или пятьсот. И пусть штатный карикатурист забацает какое-нибудь полотно на тему коррупции в верхах. И еще одну – на тему раздрая во власти. Зачем сразу две карикатуры? Потому что у него две темы и он пока не знает, какая из них будет главной.