— Послушайте, господин Сорож! — запротестовал судебный следователь. — Это невозможно…
Инспектор прервал его:
— Задержите ее за лжесвидетельство… И один совет: лучше, если полицейские отправятся бегом.
Он повернулся к Жюли Лабар:
— Теперь, сударыня, больше ничто не мешает вам говорить.
Жена портного ответила ему признательным взглядом.
— Да, — сказала она, — да… Но, как только он окажется на свободе, он доберется до меня и…
— Если он и в самом деле убил, — остановил ее Себ, — то не скоро окажется на свободе… Так как вы утверждаете, что именно он убийца Виру, ваша судьба в ваших руках. Говорите.
— Ну так вот, — прошептала молодая женщина, — позавчера мы с Виру собирались бежать вместе. Все… все было подготовлено давно. Около девяти часов я должна была выйти из дома и встретиться с ним на вокзале…
— Но, — вставил Эрали, — ваш муж?..
— Мой муж уехал накануне и сказал, что собирается отсутствовать три дня… Мне удалось легко устранить Берту — я ведь не знала, что они сговорились с моим мужем, — и около восьми часов поднялась в спальню закрыть чемодан, куда бросила кое-что из одежды…
Жюби Лабар откинула упавшую на глаза прядь и продолжала:
— Надевая пальто, я услышала шаги и обернулась. Передо мной стояли муж с сестрой… Последовала ужасная сцена… Видимо, Виру не удержался и похвастался кому-то из друзей, что намерен увезти меня от мужа. Тот что-то прослышал и устроил западню… Он не уехал, а остался в деревне следить за мной, а его сестра, без сомнения, уходила только за тем, чтобы предупредить о времени моего предполагаемого побега…
— И дальше? — не вытерпел Эрали.
— Дальше, как я сказала, произошла жуткая сцена. Он поднял на меня руку… Я кричала, что он мне отвратителен, что мне надоела такая жизнь и я все равно уйду. «Это мы еще посмотрим!» — ответил он. Затем приказал: «Берта, закройте дверь!», я попыталась опередить ее, но муж ударом кулака повалил меня на кровать… Он был в неописуемом гневе, у него буквально глаза на лоб лезли. «Ты останешься здесь, — заявил он, — а я отправлюсь на свидание с твоим любовником!» В его голосе звучала такая страшная угроза, что я тоже закричала: «Если вы не дадите мне уйти сию же секунду, я позову на помощь!» Вместо ответа он рассмеялся и набросился на меня…
При воспоминании о происшедшем женщина содрогнулась.
— Он позвал на помощь сестру, — продолжила она дрожащим голосом, — вдвоем они меня насильно раздели, натянули ночную рубашку. Я в ужасе спрашивала себя, что они собираются со мной сделать. В какой-то момент мне удалось вырваться, я подбежала к окну. Я боролась не столько за себя, сколько за Ар… за Виру. Страшный гнев мужа заставил меня бояться худшего…
Она понизила голос:
— …и я не зря боялась!.. Мне уже удалось взяться за шпингалет, но они вновь схватили меня, дотащили до кровати, и, пока муж одной рукой зажимал мне рот, а другой удерживал в кровати, его сестра вытащила из-под кровати моток веревок и начала меня связывать. Когда они обмотали меня с головы до ног, муж достал из кармана ампулу. Они принудили меня разжать зубы и что-то проглотить. Я тут же потеряла сознание…
— Снотворное, — прокоммертировал Себ Сорож. — Продолжайте, сударыня.
— Я проснулась только сегодня утром. У постели сидела золовка. «Доброе утро, красавица моя, — усмехнулась она. — Хорошо спалось?» И сообщила мне о смерти… о смерти Виру…
Подавив короткое рыдание, молодая женщина продолжила:
— Между тем вошел муж. Он занял место Берты и со спокойствием, может быть, даже более страшным, чем гнев, сказал: «Вот. Я задушил твоего любовника. Это было не слишком сложно. Так как ты не явилась, — по серьезным причинам — на назначенное свидание, он сам бродил вокруг дома. Я опустил ставни на всех окнах, и дом казался необитаемым. Он ничего не понимал. Он долго кружил здесь, видно, ты крепко запала ему в сердце! Я следил за ним сквозь прорезь в ставне. Когда он ушел, я последовал за ним. Центральная улица была пустынна, я набросился на него сзади, затянул на шее шнурок и… и ты больше никогда его не увидишь!» Я была потрясена, хотела встать с кровати… Я забыла, что связана… Смотрите, как со мной обошлись…
Она вытянула руки, покрытые кровоподтеками.
— Он продолжал: «Я говорю все это, чтобы ты поняла, на что я способен из любви к тебе, а не затем, чтобы ты это повторяла…» Он рассмеялся: «Вчера вечером судебный следователь приходил сюда допросить тебя. Ты спала, как ангел. Он не стал тебя будить… Сегодня он вернется. Наверное, он уже скоро будет здесь. Ну так вот что ты ему скажешь…» Я вам повторяла его слова…
— Это неслыханно! — пробормотал Эрали.
— Накануне, — снова заговорила Жюли Лабар, — стоило вам приоткрыть одеяло, и вы бы увидели связывавшие меня веревки. Кстати, как и сегодня. Но вы ничего не заметили…
Уязвленный судебный следователь лишь потупил голову. Он избегал взгляда Себа Сорожа.
— Но, — спросил он, — почему же вы не доверились мне? Я бы вас немедленно освободил и задержал этих презренных…
Женщина покачала головой:
— Вы забыли, что моя золовка присутствовала при допросе? Кроме того, я была напугана страшными угрозами мужа. «Если ты проговоришься, я выпущу из тебя всю кровь до капли!» Это жестокое чудовище, сударь. Никогда бы я не осмелилась…
Немного помолчав, Жюли Лабар возобновила свой рассказ:
— Однако за время кратких отсутствий моих тюремщиков мне удалось ослабить путы. Я старалась уловить все звуки в доме. В какой-то момент я услышала, как закрылась входная дверь. Немного раньше я поняла, что золовка работает во дворе. Время мне показалось подходящим. Ценой невероятных усилий я освободилась от веревок, накинула пальто и помчалась сюда… Вот… Вот вы все знаете… Вы их арестуете, правда?
В ее голосе звучала невыразимая тревога.
— Конечно! — быстро ответил Эрали. — И позвольте поблагодарить вас, сударыня. Благодаря проявленной вами смелости, убийство… вашего друга и господина Гитера не останется безнаказанным.
— Почему вы говорите, — спросил Себ, — вашего друга… и господина Гитера?
Судебный следователь удивленно взглянул на инспектора.
— Мне казалось, вы поняли, что…
— Понял что?
Тут Эрали внушительно выпрямился:
— Я вам объясню! — сказал он. — Пока госпожа Лабар рассказывала нам о своих горестных злоключениях, я внезапно понял причины, толкнувшие Лабара на второе убийство…
— Правда? — произнес Себ. — И каковы же они, по-вашему?
— Все ясно как день, — отозвался судебный следователь, — и я поражаюсь, как это вы, Сорож… Вы не забыли, что Гитер был аптекарем?
— Нет.
— В таком случае, вы, должно быть, забыли о разговоре, состоявшемся в Белой Лошади в его присутствии о странном сне госпожи Лабар, и что именно в этот момент он срочно покинул кафе?
— Знаю.
— Это же очевидно! Кто продал Лабару или его сестре снотворное, погрузившее госпожу Лабар в искусственный и… своевременный сон? Аптекарь Гитер! В его присутствии идет разговор о моем визите к портному, о том, почему я не смог допросить его жену… Он вспоминает, что продал снотворное, понимает, как Лабар его использовал… Он спешит сюда, чтобы рассказать мне обо всем, и становится жертвой подстерегающего его Лабара! — Эрали поудобнее устроился на сиденье — Ну, что вы об этом думаете?
Себ Сорож сделал две-три затяжки из трубки.
— Рассуждение неплохое, — заметил он. — Конечно, именно в этом причина, по которой покойный Гитер хотел с вами срочно переговорить, но не та, по какой его убили.
— Ах, так, — съязвил судебный следователь, — но вы признаете, по крайней мере, что Лабар виновен в убийстве Виру?
— Возможно…
— Возможно! А то, что он виновен в убийстве Гитера, вы также признаете?
— Нет.
— Нет?..
— Нет. Во всяком случае, пока не признаю.
— Это уж слишком! — взорвался Эрали. — Чего ради вы попусту ломаете голову? Надо задержать Лабара, а уж там он сам объяснит, что заставило его совершить второе убийство.
— Даже если он это сделает, — возразил Себ, — я не буду убежден…
Судебный следователь воздел руки к потолку.
— Однако!
Он поймал взгляд Анона:
— В любом случае с арестом портного и его сестры лично я буду считать дело закрытым…
Себ Сорож пожал плечами.
— Позвольте, в свою очередь, спросить, не забыли ли вы кое о чем? Ведь это я посоветовал вам, не теряя времени, заняться Лабаром и его сестрой, так?
Он улыбнулся.
— Кстати, поверьте, мне так же не терпится закрыть это дело. Вы женаты, господин Эрали. Я обручен. Есть, знаете ли, разница…
— Обручены? Поздравляю, дорогой друг! — вмешался заместитель королевского прокурора. — Что до меня, я разделяю мнение господина Эрали. Благодаря госпоже Лабар мы получили ключ к тайне. На вашем месте я бы немедленно сообщил невесте о своем возвращении…
— Придется вам смириться с тем, что я не сделаю ничего подобного, пока мы не найдем совершившего все преступления…
— Какие преступления? — вскричал Эрали.
Себ Сорож выбил трубку о каблук.
— Те, — невозмутимо произнес он, — которые не замедлят совершиться.
XII. Предсказание судьбы
На дорогу медленно ложились ночные тени, похожие на траурные покровы. Гвидо зажег керосиновую лампу и прикрыл разбитое стекло в окне куском промасленной бумаги. Он высунулся из окна, чтобы лучше почувствовать запах супа, который варила у входа во второй фургон окруженная детьми жена, затем закрыл окно.
И тут же в дверь тихонько постучали.
Гвидо открыл дверь. На фоне ночного неба вырисовывался высокий черный силуэт. Приглушенным голосом незнакомец застенчиво спросил:
— Можно зайти?
Гвидо поднял лампу повыше, и из темноты выступило лицо пришельца. Свет лампы блеснул, отразившись в стеклах очков.
— Что вам угодно?
Гвидо проголодался, а в таком состоянии он был менее приветлив, чем обычно.
— Я хотел… — незнакомец заколебался, но глухо закончил:
— …получить от вас совет.
— Большой расклад — двадцать франков.
— Хорошо. Я… я заплачу, сколько надо. Разрешите мне войти.
Гвидо посторонился, и мужчина, согнувшись, проскользнул в фургон. Проделал он это так быстро, крадучись, бросив по сторонам беглые взгляды, словно опасался быть увиденным или кто знает? — узнанным.
Цыган ногой захлопнул дверь, подошел к маленькому хромоногому столику в центре фургона, поставил на него лампу. Только перспектива иметь дело с господином, готовым заплатить «сколько надо», помешала ему дать волю дурному настроению.
— Садитесь, — сказал он.
Мужчина придвинул к себе небольшой табурет и устроился напротив хозяина. Тот чуть-чуть передвинул лампу, чтооы лучше разглядеть пришельца.
Как уже говорилось, тот был высокого роста, но его грудная клетка казалась плохо развитой, зажатой. На нем был черный костюм, белая рубашка с загнутыми уголками воротничка и плохо завязанным коричневым галстуком. Накрахмаленные манжеты наполовину скрывали худые кисти рук, перевитые сетью голубых вен.
За те почти тридцать лет, что Гвидо едва ли не под всеми небесами читал будущее своих современников, он набрался довольно опыта, чтобы пристально смотреть в настоящее. Он научился судить о клиентах по манере одеваться, по лицу, по речи. Никогда не начинал он расспрашивать карты прежде, чем заставить говорить пришедших к нему. О, им не было нужды говорить много… Гвидо быстро их прощупывал, классифицировал, определял место в жизни, и чаще всего правильно. Ему хватало двух-трех деталей, чтобы избежать промаха.
«Этот, — размышлял он, — боится, «что скажут люди». То, как он вошел сюда, — уже характерно, как и его спешка, и манера обрывать разговор о деньгах. К тому же он пришел в сумерки, с наступлением темноты, когда наиболее вероятно, что никого не встретит и не будет узнан… Может, он занимает важное положение в деревне?»
Тасуя колоду, Гвидо продолжал исподтишка изучать незнакомца:
«Однако, мне кажется, он способен на полет фантазии… Его галстук тому свидетельство. Костюм и шляпа принадлежат человеку, склонному к порядку, но галстук им противоречит… Он-то и привел его ко мне… Это знак некоторой наивности, некоторой склонности к чудесному… Возможно даже, только галстук и является его истинным проявлением, а костюм, шляпа и все остальное навязаны обстоятельствами, привычкой или повседневной необходимостью… Раз этот человек пришел сюда, значит, он утратил равновесие, переживает кризис, ищет правду, должен принять решение и не может сделать выбор…»
По этим размышлениям видно, что цыган не пренебрегал психологией; как и у большинства гадалок, факиров и магов его дар ясновидения был не чем иным, как глубоким знанием человеческой души.
«Этот человек, — говорил он себе, — интеллектуал. Все в нем доказывает это: слабые глаза, руки с ухоженными ногтями, осанка. У него фигура сильного, хорошо сложенного мужчины, но не развита спортом. Грудь зажата долгими часами работы за низким столом. Должно быть, он какой-то чиновник, нотариус или адвокат… И как он взволнован!..»
— Снимите, — попросил Гвидо.
Неизвестный протянул руку.
— Нет, левой.
Цыган начал раскладывать перед собой карты маленькими симметричными кучками.
— Что вы хотите узнать?.. — спросил он.
— Но… — замялся посетитель. — Я… Вы скажите то, что увидите.
— Естественно. Но, что вас, собственно, интересует? Вопросы состояния, положения, любовь?
Мужчина заерзал на табурете, он был явно не в своей тарелке.
— Э… — прошептал он.
— Можете не отвечать, — отрезал Гвидо с беззвучным смехом. — Я понял.
«Если бы речь шла о состоянии или положении, — прикинул он, — сказал бы сразу. Остается любовь… Так вот почему такой серьезный человек решился обратиться к моим талантам… Как же я сразу не догадался!»
И вскоре перевернутые карты раскрыли свое волшебство перед двумя мужчинами. Посреди темного фургона, где вещи в тени по углам превращались в свернувшихся чудовищ, на маленьком колченогом столике, озаренные мягким светом керосиновой лампы, сияли золотом и пурпуром дамы и короли, одетые в горностай. Вокруг их спокойного союза стояли верными стражами валеты, одни держали свои сердца, другие были в трауре по даме, принадлежащей их королю.
— Марьяж, — сказал Гвидо. — Вы любите некую брюнетку…
Неизвестный грустно покачивал головой, словно сожалея о собственной участи и считая себя несчастнейшим человеком из-за того, что любит брюнетку.
«Хо! Хо! — подумал Гвидо. — Похоже, в этой идиллии свои проблемы…»
— Платят ли вам взаимностью? Не знаю. Но… Постойте…
Из-под его проворных пальцев показался валет пик:
— Вот в чем дело… У вас есть соперник, дорогой сударь…
Будучи почти уверен, что незнакомец побледнел, он повторил настойчивее:
— Опасный соперник…
Мужчина сухо кашлянул и с усилием спросил:
— Не… Не видите ли вы еще что-нибудь? Это?..
— Право слово, мне кажется, ваши шансы равны, — произнес Гвидо. — Подождите-ка, вот черви… А! Карта с вашей стороны… Но вот другая — на сей раз против вас… Еще одна…
— Что это… Что это значит?
— Судя по всему, это значит, что ваши дела лучше, чем вы думаете… Ваши шансы кажутся мне даже немного большими, чем у вашего соперника, но только при условии, что вы сумеете немедля ими воспользоваться… Иначе он станет счастливым избранником…
— Да, да, — глухо признал незнакомец. — Вы правы, правы… Я должен действовать…
Гвидо переворачивал последние карты из кучки:
— Что это? — воскликнул он.
Цыган прямо взглянул в лицо собеседнику:
— Той, кого вы любите, грозит опасность… Серьезная опасность… Вы знаете об этом?
Руки мужчины задрожали на краю стола:
— О!.. Вы говорите, серьезная опасность?..
— Да. Ваша любимая постоянно в опасности… Смертельной опасности… — его голос дрогнул.
Отличительной чертой Гвидо, выделявшей его среди ему подобных, сделавших своей профессией злоупотребление всеобщей доверчивостью, было то, что всякий раз, входя в игру, он сам начинал верить во власть и предсказания карт. Он был хитер, не упускал ни одной мелочи, которая помогла бы ему составить мнение о клиенте, но, как и большинство соплеменников, оставался суеверным и преданным вере предков. Поэтому всякий раз, когда, как в данном случае, сквозь яркие карты его колоды проступал лик смерти, он сам бывал потрясен.
— Но… вы тоже, — снова заговорил он, — вы тоже под угрозой… Общая угроза нависает над вами и над ней…
Он неожиданно провел рукой по лбу, его тяжелый взгляд встретился с глазами незнакомца:
— Но разве это не естественно?.. Все в этой деревне находятся под угрозой смерти с позапрошлой ночи…
Он подавленно повторил:
— Все…
Раздавшийся стук заставил его обернуться.
— Вы слышали? — спросил посетитель.
И добавил бесцветным голосом:
— По-моему, стучали.
На мгновение оба замерли.
В тишине послышался тот же стук, повторенный трижды.
— Кто-то за дверью, — заметил Гвидо. — Я посмотрю…
Он взял лампу и направился к выходу из фургона.
Пришелец остался в темноте. Равнодушным взглядом следил он за тем, как свет скользит по его рукам, коленям, по краю стола. Когда цыган открыл дверь, он отодвинул табурет подальше в тень.
— Кто там? — спросил Гвидо.
— Некто, желающий с вами поговорить, — ответил четкий голос.
— Поговорить… о чем?
— Для начала о вашем патенте. И о других вещах.
— Кто вы?
— Инспектор полиции Себ Сорож. Посторонитесь, я войду.
Незнакомец сделал резкое движение. Он был так близко к перегородке фургона, что, казалось, собирался пройти сквозь нее.