Минут через двадцать пришла горничная и пригласила Виктора в столовую. Князь и княгиня уже сидели за обеденным столом, ожидая его прихода.
На первое у Одоевских в этот день была уха из осетра (как ни странно, но в те времена полутораметровую рыбину запросто можно было поймать в Неве!). На второе ростбиф с картофелем – сей продукт тогда не был так широко распространен в России, как в наше время, и считался своего рода «барским лакомством». А также румяные пироги и кулебяка на «заедку». Запивалось все это клюквенным морсом.
После обеда мужчины вышли из столовой, и Виктор решил переговорить с князем относительно порядка дальнейших действий. В ответ Одоевский предложил прогуляться по Невскому. Пора было привыкать к неторопливой и размеренной жизни в XIX веке.
Нет слов, чтобы описать главную улицу Санкт-Петербурга. Наверное, лучше всего это сделал бы Николай Васильевич Гоголь в своем бессмертном произведении. Поэтому просто процитируем классика:
«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет всё. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы!.. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург…
Всемогущий Невский проспект!.. Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток! Начнем с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и на сострадательных прохожих…
В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций с своими питомцами в батистовых воротничках… Но чем ближе к двум часам, тем уменьшается число гувернеров, педагогов и детей: они наконец вытесняются нежными их родителями, идущими под руку с своими пестрыми, разноцветными, слабонервными подругами… К ним присоединяются и те, которые служат в иностранной коллегии и отличаются благородством своих занятий и привычек. Все, что вы ни встретите на Невском проспекте, все исполнено приличия: мужчины в длинных сюртуках, с заложенными в карманы руками, мамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и шляпках.
Вы здесь встретите бакенбарды единственные, пропущенные с необыкновенным и изумительным искусством под галстук, бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь или уголь, но, увы, принадлежащие только одной иностранной коллегии. Служащим в других департаментах провидение отказало в черных бакенбардах, они должны, к величайшей неприятности своей, носить рыжие. Здесь вы встретите усы чудные, никаким пером, никакою кистью не изобразимые; усы, которым посвящена лучшая половина жизни, – предмет долгих бдений во время дня и ночи, усы, на которые излились восхитительнейшие духи и ароматы и которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорта помад, усы, которые заворачиваются на ночь тонкою веленевою бумагою, усы, к которым дышит самая трогательная привязанность их посессоров и которым завидуют проходящие. Тысячи сортов шляпок, платьев, платков, – пестрых, легких, к которым иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте. Кажется, как будто целое море мотыльков поднялось вдруг со стеблей и волнуется блестящею тучею над черными жуками мужеского пола.
Здесь вы встретите такие талии, какие даже вам не снились никогда: тоненькие, узенькие талии, никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыхания вашего не переломилось прелестнейшее произведение природы и искусства.
А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте! Ах, какая прелесть! Они несколько похожи на два воздухоплавательные шара, так что дама вдруг бы поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина; потому что даму так же легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским. Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно, как на Невском проспекте. Здесь вы встретите улыбку единственную, улыбку верх искусства, иногда такую, что можно растаять от удовольствия, иногда такую, что увидите себя вдруг ниже травы и потупите голову, иногда такую, что почувствуете себя выше адмиралтейского шпица и поднимете ее вверх. Здесь вы встретите разговаривающих о концерте или о погоде с необыкновенным благородством и чувством собственного достоинства. Тут вы встретите тысячу непостижимых характеров и явлений.
В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим добром, другой – греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая – пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый – перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая – ножку в очаровательном башмачке, седьмой – галстук, возбуждающий удивление, осьмой – усы, повергающие в изумление.
Но бьет три часа, и выставка оканчивается, толпа редеет… В три часа – новая перемена. На Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых вицмундирах. Голодные титулярные, надворные и прочие советники стараются всеми силами ускорить свой ход. Молодые коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари спешат еще воспользоваться временем и пройтись по Невскому проспекту с осанкою, показывающею, что они вовсе не сидели шесть часов в присутствии. Но старые коллежские секретари, титулярные и надворные советники идут скоро, потупивши голову: им не до того, чтобы заниматься рассматриванием прохожих; они еще не вполне оторвались от забот своих.
С четырех часов Невский проспект пуст, и вряд ли вы встретите на нем хотя одного чиновника. Какая-нибудь швея из магазина перебежит через Невский проспект с коробкою в руках, какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого повытчика, пущенная по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий чудак, которому все часы равны, какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикюлем и книжкою в руках, какой-нибудь артельщик, русский человек в демикотоновом сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою… больше никого не встретите вы на Невском проспекте.
Но как только сумерки упадут на домы и улицы и будочник, накрывшись рогожею, вскарабкается на лестницу зажигать фонарь, а из низеньких окошек магазинов выглянут те эстампы, которые не смеют показаться среди дня, тогда Невский проспект опять оживает и начинает шевелиться. Тогда настает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет. Вы встретите очень много молодых людей, большею частию холостых, в теплых сюртуках и шинелях. В это время чувствуется какая-то цель, или, лучше, что-то похожее на цель, что-то чрезвычайно безотчетное; шаги всех ускоряются и становятся вообще очень неровны. Длинные тени мелькают по стенам и мостовой и чуть не достигают головами Полицейского моста…»
Да, лучше Гоголя не опишешь Невский проспект!
Прогулявшись по Невскому и по прилегающим к нему улицам, Виктор и князь Одоевский вернулись домой.
Тыловое обеспечение
Права народная пословица: уезжающий увозит четверть печали, оставляя три четверти провожающим. Примерно в такой же пропорции это происходит и с заботами. Проводив в прошлое Виктора Сергеева, его друзья стали прикидывать, что им надо сделать, чтобы следующая вылазка в XIX век прошла с наибольшим КПД.
Первым делом было решено дать поручение Антону – заняться усовершенствованием машины времени. Он решил создать два новых «агрегата» – один мощный, с помощью которого можно будет перебрасывать в прошлое крупногабаритные грузы и который будет установлен в одном из просторных боксов в автомастерской, принадлежавшей Сергееву. Остававшийся там за старшего племяш Виктора получил накануне от дяди команду очистить этот бокс от разного хлама и подвести туда мощный силовой кабель.
Второй «агрегат», мощностью поменьше, было решено сделать в перевозимом варианте. У Сергеева был старенький фургончик на шасси УАЗ-451. Антон собирался установить в нем пульт управления, генератор и саму аппаратуру. Он планировал отправиться на этом фургончике в Кировск и попытаться запустить свой девайс у Красных Сосен. Если его предположения окажутся верными, то даже незначительная мощность Агрегата позволит открыть портал и отправить в прошлое, скажем, грузовик с «гостинцами» для Сергеева. Правда, это будет возможно сделать лишь после того, как Виктор сумеет с помощью князя Одоевского утрясти вопрос с владельцем этой земли. Что делать – таково священное право частной собственности. Тамошний помещик, конечно, не олигарх какой-нибудь из Куршавеля, но это не делает его менее чванливым и пакостным.
Алексей Кузнецов тоже не терял времени зря. Он тщательно изучил истории болезни как самого императора Николая Павловича, так и его семьи. Например, ему стало известно, что у любимой дочери царя Александры Николаевны, или как ее ласково называли домашние – Адини, в 1844 году обнаружат туберкулез, от которого она умрет в возрасте девятнадцати лет. Смерть ее настолько потрясет Николая, что он будет рыдать, как ребенок.
Если вовремя вмешаться, то ее можно вылечить без особого труда. Тамошние «палочки Коха» еще не знакомы с антибиотиками, да и есть возможность остановить процесс в легких в самом его начале.
Туберкулез, который в XXI веке называют «болезнью бедных», в XIX веке находил свои жертвы с равным успехом как в хижинах простолюдинов, так и во дворцах венценосных особ. Алексей прикидывал, как бы протащить в прошлое флюорографический аппарат, или, что более сложно, провести диспансеризацию всего семейства Романовых в одной из питерских поликлиник.
Алексей на минутку представил себе удивительное зрелище: вереницу великих князей и княжон, первых – в мундирах с эполетами, вторых – затянутых в корсеты и в платьях с фижмами, среди старушек с номерками и дамочек бальзаковского возраста, и даже прыснул от смеха. Нет, идея с флюорографическим аппаратом все же менее фантастична. Хотя…
Шумилин же с головой ушел в архивы, изучая хитросплетения политики того времени и, так сказать, действующих лиц и исполнителей. Его очень заинтересовала личность российского «штирлица» XIX века, графа Ивана Иосифовича де Витта. Тот был к тому же одним из «посвященных в Великую тайну»…
К сожалению, через пару недель умрет от рака горла в своем имении в Крыму. Но осталась его агентура, которая блестяще работала в Европе и Азии.
Разузнал Александр многое и о главе III отделения собственной ЕИВ канцелярии графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе. Лихой рубака, герой войны 1812 года, «альтер эго» государя, он возглавлял тогдашнее ЧК, но лютостью не отличался. На 1840 год количество служащих в III отделении было всего двадцать восемь человек, считая секретарей и письмоводителей. И это на всю огромную Россию!
А вот ставшего год назад фактическим главой и III отделения, и Корпуса жандармов генерал-майора Леонтия Васильевича Дубельта опасаться следовало. Человеком тот был умным, проницательным, но жестоким и расчетливым. Политический сыск Дубельт поставил на должную высоту, да и сил у него больше. К тому же сам Леонтий Васильевич в юности путался с масонами, принимал участие в деятельности общества «Соединенных славян» и был лично знаком с декабристами Волконским и Орловым.
Но как говорится, нет худших чертей, чем падшие ангелы. Попав в тайный сыск по протекции Бенкендорфа, Дубельт принялся рьяно преследовать своих бывших «братьев» из масонских лож и вольнодумцев из тайных обществ – тех, кто не угодил на каторгу или в ссылку по делу «14 декабря».
Ну, а Ольга Румянцева после расставания с княгиней Одоевской находилась в расстроенных чувствах. Она вдруг поняла, что после всего произошедшего не сможет жить так же, как жила до этого. Натура романтичная и в то же время, как ни странно, практичная, она всю жизнь мечтала побывать во временах, в которых жили герои ее любимых произведений Пушкина, Гоголя и Лермонтова. И вот сбылась мечта – она познакомилась с женщиной, которая носила реальный, а не выдуманный титул, какой присвоили себе многие из тех, кто заказывал у нее платья в стиле «ретро». Эти доморощенные «бароны», «графы» и «князья» вызывали у Ольги лишь ироническую улыбку.
Ольга Степановна Одоевская была самой что ни на есть настоящей княгиней. Она лично была знакома с Лермонтовым, Крыловым и Гоголем. Кузен княгини вскоре станет мужем Натальи Николаевны Пушкиной. От этого голова шла кругом…
И Ольга решила пойти к Антону и потребовать, чтобы тот отправил ее в прошлое насовсем. Чем заняться, она там найдет. Без денег сидеть не будет – княгиня во время прогулки по Питеру рассказала, сколько у них зарабатывают модистки, имеющие клиентуру из высшего света. Ольга прикинула – в те годы столько не имели даже некоторые генералы-сенаторы. Ну, а подходящую клиентуру княгиня ей обещала найти.
И какие перспективы перед ней замаячили – знакомства с живыми классиками и их женами, возможность лицезреть царствующие особы. Словом, к вечеру Ольга приняла окончательное решение, и назавтра, во время очередного открытия временного канала, она решила заявить об этом Воронину. А там будь что будет!
На следующий день, ближе к полудню, в квартире Антона присутствовали практически все, кто знал о его изобретении. Шумилин подобрал досье для Сергеева о раскладе сил в петербургском обществе XIX века. Алексей приготовил объемистую аптечку с лекарствами на все случаи жизни. Николай пришел проведать отца и сообщить тому самые последние новости. Запыхавшаяся Ольга Румянцева прибежала уже тогда, когда Антон сел за пульт управления Агрегатом и начал подготовку к открытию портала.
Но на этот раз процесс несколько затянулся, потому что Антон сначала искал сигнал от «маячка», который передал Сергееву. Портал на этот раз должен был открыться не в Летнем саду, а прямо в квартире князя Одоевского.
От волнения у Антона дрожали руки. Но как ни странно, все прошло на ура. Жужжание, гул, ярко-зеленая точка, потом мерцающий овал. В глубине комнаты они увидели чету Одоевских и Сергеева.
– Здравствуйте, господа, – поприветствовал князь своих старых знакомых. – Вы даже не можете себе представить, как я рад вас видеть!
А княгиня, увидев среди стоящих мужчин Ольгу, приветственно помахала ей ладошкой.
– Владимир Федорович, – сказал Антон, – мы хотим отправить на день-другой в ваш мир Ольгу Валерьевну.
Шумилин передал Сергееву папку с документами, а Алексей сумку с лекарствами. Потом Николай, подойдя к порталу, быстро переговорил о чем-то с отцом. Антон стал торопить путешественников – гудение Агрегата усилилось, и он решил подстраховаться. Автоматы на электрическом щитке могли не выдержать перегрузки, и дверь из прошлого в будущее захлопнулась бы в самый неподходящий момент.
Наскоро попрощавшись, все присутствующие отошли подальше от портала. Антон, поколдовал над пультом, и сияющий круг стал сжиматься и превратился вскоре в яркую точку. Потом исчезла и она.
* * *Портал закрылся, и Ольга Румянцева оказалась там, где мечтала побывать всю жизнь – в XIX веке. Она с любопытством стала осматривать комнату. Правда, Сергеев, закончивший перетаскивать в свою комнату сумки, полученные из будущего, грубо вернул ее к суровым реалиям жизни.
– Владимир Федорович, – обратился он к Одоевскому, – меня беспокоит вот какой вопрос: – что скажут ваши слуги, увидев, что в квартире появилась какая-то странно одетая дама, которая попала в ваше жилище, минуя входную дверь…
– Действительно, я как-то не подумал об этом, – растерянно сказал князь. – Впрочем, ведь можно что-нибудь придумать…
– Дорогой, – сказала княгиня, – я сейчас все улажу. Она выскользнула из комнаты, и через пару минут все услышали, как в прихожей хлопнула входная дверь. Потом вошла Ольга Степановна, довольно потирая руки.
– Все в порядке, – сказала она. – Степана я послала на Невский, чтобы он купил свежие газеты для князя. А горничная сейчас занимается переборкой моего гардероба. Я велела ей найти вот это, – и княгиня показала красивую брошку с изумрудами, которую до этого сжимала в своем кулачке. – Думаю, искать ее она будет долго. За это время в квартиру «войдет» моя старая знакомая, которая долго жила в Новом Свете и лишь на днях вернулась в Россию. Потому она так странно одета. Впрочем, Ольгу Валерьевну мы сейчас переоденем. У меня найдется подходящее платье.
– Ольга Степановна, да вы просто умница! – воскликнул восхищенный Сергеев. – Мы бы с Владимиром Федоровичем, наверное, до вечера ломали голову над этим вопросом. А вы – раз, два, и все в порядке!
Княгиня смущенно улыбнулась.
– Виктор Иванович, не забывайте, что я бывшая фрейлина вдовствующей императрицы. Скажу вам, что за время пребывания в Зимнем дворце я насмотрелась на интриги придворных, видела коварство и хитрость окружавших меня людей. Поверьте, я с огромной радостью покинула царский дворец для того, чтобы оказаться рядом с любимым человеком.
И княгиня ласково погладила по щеке Одоевского. Князь поцеловал руку супруги, глядя на нее влюбленными глазами. Но эту идиллию разрушила Ольга, закончившая осмотр комнаты и немного освоившаяся в ней.
– Сказать по правде, я завидую вам, княгиня. Но вам все же придется попытаться снова проникнуть в этот мир придворных интриг, чтобы помочь нашей стране избежать огромных бедствий и страданий.
– Ольга Валерьевна, – тихо сказал Одоевский, – я все помню. И мы начнем заниматься тем, о чем вы только что сказали, прямо сегодня. Через полчаса мы с Виктором Ивановичем отправимся на Черную речку, чтобы провести там рекогносцировку. А вы можете прогуляться с княгиней по Невскому, заглянуть в магазины и, если повезет, познакомиться с нужными людьми. И еще, дорогая… – князь вопросительно посмотрел на свою супругу.