— Центурион бегло говорит по-латыни, очень хорошо, не так ли? — сказал Марико Блэксорн.
— Да, действительно. Ты учил его в семинарии, центурион?
— Ты тоже, иностранец, — сказал капитан с холодком, не обращая на нее внимания, он не любил вспоминать семинарию в Макао, куда его ребенком отправили по распоряжению Кийямы учиться языкам. — Теперь, когда мы говорим напрямую, скажи мне откровенно, почему ты спросил у этой госпожи: «Кто еще знает…» Кто еще знает что?
— Я не могу вспомнить. Я отвлекся.
— А, отвлекся? Да? Тогда почему ты сказал: «Цезарю — Цезарево»?
— Это была только шутка. Я обсуждал с этой госпожой, кто сочиняет эти истории с картинками, которые иногда трудно понять.
— Да, тут надо многое понять. Что погнало тебя, сумасшедшего, к воротам? И почему ты так быстро оправился от припадка?
— Это произошло с Божьей помощью.
Они шли около паланкина; капитан был взбешен тем, что он так легко попался. Его предупреждал господин Кийяма, его хозяин, что эта женщина очень умна: «Не забывай, что она несет в себе эту склонность к измене, а пират — это отродье сатаны. Следи, слушай и запоминай. Может быть, она выдаст себя и в дальнейшем станет свидетелем против Торанаги перед регентами. Убей пирата в тот момент, когда начнется стычка с засадой».
Стрелы вылетели из ночи, и первая же из них вонзилась в горло капитану. Чувствуя, как его легкие наполняются кровью, а смерть надвигается на него, он в последний момент с удивлением подумал, почему засада оказалась здесь, а не на следующей улице, ближе к верфи, и почему атака была направлена на них, а не на пирата.
Другая стрела попала в стойку паланкина в дюйме от головы Блэксорна. Две стрелы пронзили закрытые занавеси паланкина Киритсубо впереди, а другая попала служанке Азе в грудь. Когда она вскрикнула, носильщики бросили паланкины и присели в темноте. Блэксорн повернулся кругом, ища укрытия, увлекая Марико за собой под опрокинувшийся паланкин, серые и коричневые рассыпались. Град стрел накрыл оба паланкина. Одна воткнулась в землю, где только что была Марико. Бунтаро закрывал паланкин Торанаги всем своим телом, как только мог, стрела ударила его со спины в кожаные доспехи, усиленные кольчугой и бамбуком. После того как град стрел прекратился, он кинулся вперед и сорвал занавески. В грудь и бок Торанаги вонзились две стрелы, но он не был ранен и вытаскивал их из панциря, который носил под кимоно. Потом он сорвал широкополую шляпу и парик. Бунтаро осмотрелся вокруг, ища противника, весь настороже, держа стрелу наготове, пока Торанага не выпутался из занавесок и, вытащив меч из-под одеяла, не вскочил на ноги. Марико пыталась помочь Торанаге, но Блэксорн оттолкнул ее назад с предупреждающим криком, так как стрелы вновь осыпали оба паланкина, убив двух коричневых и одного серого. Еще одна прошла так близко от Блэксорна, что содрала ему кожу со щеки. Следующая пришпилила его кимоно к земле. Служанка Соно суетилась около другой девушки, корчащейся от боли, но мужественно сдерживающей рыдания. Тут Ябу закричал и махнул рукой, отдавая приказ. На одной из черепичных крыш с трудом просматривалось несколько фигур. Последний залп стрел, со свистом вылетевших из темноты, был направлен на паланкины. Бунтаро и остальные коричневые закрыли собой Торанагу. Один из коричневых погиб. Древко прошло через шов в доспехах Бунтаро, и он зарычал от боли. Ябу, коричневые и серые уже были около стены, но нападавшие исчезли в темноте, и, хотя дюжина коричневых и серых бросилась за угол, чтобы достать их, всем было ясно, что это бесполезно. Блэксорн поднялся на ноги и помог встать Марико. Она дрожала, была в шоке, но невредима.
— Спасибо, — сказала она и заторопилась к Торанаге, чтобы помочь ему не попасться на глаза серым. Бунтаро кричал, приказывая своим людям удвоить факелы около паланкина. Тут один из серых сказал: «Торанага!» — и, хотя это было сказано негромко, его услышали все.
В мерцающем свете факелов грим, нанесенный Торанаге, с потеками пота выглядел карикатурно.
Один из офицеров серых торопливо поклонился. Здесь, как ни странно, находился враг его хозяина, свободный, за пределами стен замка.
— Подождите здесь, господин Торанага. Ты, — он указал на одного из своих людей, — сообщи господину Ишидо немедленно. — Самурай тут же убежал.
— Остановите его, — спокойно сказал Торанага. Бунтаро выпустил две стрелы. Гонец упал замертво. Офицер выхватил свой двуручный меч и бросился к Торанаге с устрашающим боевым кличем, но Бунтаро уже был наготове и парировал удар. Серые и коричневые одновременно выхватили свои мечи, сбились в кучу и кинулись в бой. На улице образовался водоворот сражающихся людей. Бунтаро и офицер серых оказались хорошими фехтовальщиками, они делали ложные выпады и обменивались ударами. Внезапно один из серых прорвался через охрану Торанаги и бросился на него, но Марико тут же подняла факел, кинулась вперед и ткнула им в лицо офицера. Бунтаро разрубил своего противника пополам, повернулся, ударом меча сбил в сторону другого и разрубил еще одного, который пытался достать Торанагу, в то время, как Марико стрелой кинулась назад, уже держа меч в руках, — ее глаза не отрывались от Торанаги и Бунтаро, его безобразного телохранителя.
Четверо серых, держась плотной кучкой, бросились на Блэксорна, который как прикованный стоял около своего паланкина. Он беспомощно смотрел, как они приближаются. Ябу с другими коричневыми бросились наперехват, сражаясь, как черти. Блэксорн отпрыгнул, схватил факел и, вращая его, как булаву, моментально расстроил всю атаку. Ябу убил одного, ранил другого, и тут четверо коричневых кинулись, отгоняя оставшихся двух серых. Не мешкая, Ябу и раненый коричневый еще раз бросились в атаку, защищая Торанагу. Блэксорн кинулся вперед, поднял длинный полумеч-полупику и подбежал ближе к Торанаге. Тот один стоял среди этой шумной битвы, не трогаясь с места и даже не вынув меча из ножен.
Серые бились с удивительной отвагой. Четверо из них объединились для самоубийственной атаки на Торанагу. Коричневые отбили ее и перехватили инициативу. Серые перегруппировались и атаковали еще раз. После этого старший офицер отдал приказ троим отправиться за помощью, а остальным прикрывать это отступление. Трое серых вырвались из схватки, и, хотя их преследовали, а Бунтаро даже застрелил одного, двое серых смогли скрыться.
Остальные погибли.
Глава двадцать четвёртая
Они торопливо шли по пустынным окраинным улицам, направляясь к гавани и галере. Их было десять — Торанага, который их вел, Ябу, Марико, Блэксорн и шесть самураев. Остальные под началом Бунтаро отправились с паланкинами и багажом по обычной дороге с приказом идти на галеру. Тело служанки Азы лежало в одном из паланкинов. В момент затишья во время схватки Блэксорн извлек из нее кусок стрелы с зазубренным наконечником. Торанага видел, как хлынула черная кровь, когда она пришла в себя, и следил, недоумевая, как кормчий пытается ей помочь, вместо того чтобы дать ей спокойно умереть с чувством собственного достоинства, а затем — как осторожно кормчий укладывал ее в паланкин. Девушка вела себя очень мужественно, совсем не стонала, только смотрела на него, пока не наступила смерть. Торанага оставил ее как приманку в паланкине с зашторенными окнами, в другой паланкин также как приманка был положен еще один раненый.
Из пятидесяти коричневых, которые находились в эскорте, пятнадцать были убиты и одиннадцать смертельно ранены. Одиннадцать быстро и с почетом отправились в Великую Пустоту, — трое покончили с собой собственноручно, восьмерым помог Бунтаро по их требованию. После этого Бунтаро собрал оставшихся вокруг закрытых паланкинов и они отправились. В пыли лежало сорок восемь серых.
Торанага знал, что он не защищен и это опасно, но был доволен. «Все шло хорошо, — думал он, учитывая все превратности случая. — Как интересна жизнь! Сначала я думал, какое плохое предзнаменование, что кормчий увидел, как я поменялся местами с Кири. Потом кормчий спас меня и вел себя как безумный, очень правдоподобно, и благодаря ему мы спаслись от Ишидо. Я не учитывал, что Ишидо может оказаться у главных ворот, думал, только в главном дворе. Это была моя неосторожность. Почему Ишидо оказался там? Не похоже на Ишидо быть таким осторожным. Кто ему это посоветовал? Кийяма? Оноши? Или Ёдоко? Женщин, которые так практичны, можно было подозревать в такой изощренности».
Это был хороший план — тайное бегство, — и он разрабатывался несколько недель, так как было очевидно, что Ишидо попытается удержать его в замке, настроить против него остальных регентов обещаниями, умышленно принесет в жертву заложника в Эдо — госпожу Ошибу, и использует любые средства, чтобы удержать его под стражей до последнего Совета регентов, где он будет загнан в угол, обвинен и умерщвлен.
— Но вам предъявят обвинение! — сказал Хиро-Мацу, когда Торанага послал за ним, сразу после захода солнца прошлым вечером, чтобы объяснить, что он попытается сделать и почему он, Торанага, колеблется. — Даже если вы спасетесь, регенты так же легко обвинят вас за вашей спиной, как если бы это было в вашем присутствии. Вы будете обязаны совершить сеппуку, когда они прикажут это, а они обязательно прикажут.
— Да, — сказал Торанага, — как президент Совета регентов я обязан сделать это, если четверо проголосуют против меня. Но здесь, — он вынул свиток пергамента из рукава, — здесь мое формальное заявление о выходе из состава Совета регентов. Вы передадите это Ишидо, когда станет известно о моем отъезде.
— Что?
— Если я откажусь от должности, я больше не буду связан своей клятвой регента. Не так ли? Тайко никогда не запрещал мне отказаться от регентства, правда? Отдайте Ишидо также и это. — Он протянул Хиро-Мацу клеймо — официальную печать его президентской канцелярии.
— Но теперь вы полностью изолированы. Вы обречены!
— Вы не правы. Послушайте, завещание Тайко установило Совет из пяти регентов. Теперь осталось четыре. Для того чтобы снова стать законным органом, прежде чем они смогут выполнять указ императора, они должны выбрать или назначить нового члена Совета, правда? Ишидо, Кийяма, Оноши и Суджийяма должны согласиться, так? Ведь новый регент должен подходить им всем? Конечно! Теперь, старина, с кем на земле согласятся разделить власть эти враги? А? И пока они будут спорить, решения не будет и…
— Мы приготовимся к войне, вы больше не будете связаны и сможете здесь капнуть меду, там пролить немного желчи — и эти мерзавцы сожрут сами себя! — поспешно сказал Хиро-Мацу. — Ах, Йоши Торанага-нох-Миновара, вы настоящий мужчина. Я съем свой зад, если вы не самый мудрый на земле!
«Да, это был хороший план, — подумал Торанага. — И все они хорошо сыграли свои роли: Хиро-Мацу, Кири и моя любимая Сазуко. А теперь они намертво заперты в замке и останутся там или будут отпущены. Я думаю, им никогда не позволят уехать. Мне будет жаль потерять их».
Он безошибочно вел свой отряд, шаг был быстр, но размерен, так шагал он на охоте и при необходимости мог непрерывно держать этот темп в течение двух дней и ночи. На нем все еще была дорожная одежда и кимоно Кири, но они были подтянуты, его военные краги выглядели нелепо.
Они пересекли еще одну пустынную улицу и начали спускаться по аллее. Он знал, что тревожное сообщение скоро достигнет Ишидо и начнется очень серьезная охота.
«Времени достаточно, — сказал он про себя. — Да, это был хороший план. Но я не ожидал засады. Это стоит мне трех дней безопасности. Кири была уверена, что она сможет три дня скрывать этот обман. Но теперь все обнаружилось, и я не смогу проскользнуть на корабль и выйти в море. На кого была устроена засада? На меня или на кормчего? Конечно, на кормчего. Но разве стрелы не летели в оба паланкина? Да, но лучники были далеко, и им было трудно разобрать, кто где, поэтому было разумнее и безопаснее расстрелять оба паланкина, просто на всякий случай.
Кто приказал устроить это нападение, Кийяма или Оноши? Или португальцы? Или священники-христиане?»
Торанага повернулся, чтобы проверить, где кормчий. Он увидел, что тот не выглядел усталым, как и женщина, шедшая рядом с ним, хотя обоим и досталось. На горизонте он видел огромную приземистую громаду замка и напоминающий фаллос силуэт главной башни. «Сегодня уже второй раз я был здесь на волосок от гибели, — подумал он. — Действительно ли замок собирается покарать меня? Тайко достаточно часто говорил мне: „Пока жив Осакский замок, мой род не прекратится, и ты, Торанага Миновара, получишь эпитафию на его стенах. Осака погубит тебя, мой верный слуга!“ — И вечно свистящий насмешливый смех, который выводил из себя».
Жив ли Тайко в Яэмоне? Так или нет. Яэмон — его законный наследник.
Торанага с трудом отвел глаза от замка, повернул за другой угол и скользнул в лабиринт аллей. Вскоре он остановился у стареньких ворот; На столбах была изображена рыба. Он постучался условным стуком, дверь сразу же открылась. Через мгновение ему уже кланялся непричесанный самурай:
— Господин?
— Соберите ваших людей и следуйте за мной, — сказал Торанага и вышел.
— С радостью.
Этот самурай не носил форменного кимоно коричневых, только пестрые лохмотья ронина, но он входил в один из секретных специальных отрядов отборных самураев, которые Торанага тайком переправил в Осаку на случай непредвиденных событий. Пятнадцать человек, одинаково одетых и одинаково хорошо вооруженных, тронулись за ним следом и быстро занимали места в охранении спереди и сзади, а другие в это время побежали поднимать по тревоге остальные отряды. Вскоре с Торанагой уже было пятьдесят человек. Еще сто человек прикрывали его с флангов. Другая тысяча должна была приготовиться к рассвету, если в них возникнет необходимость. Он расслабился и замедлил шаг, чувствуя, что кормчий и женщина слишком быстро устанут. Они были нужны ему сильными.
* * *Торанага стоял в тени склада и рассматривал пристань, галеру и берег в зоне прилива. Ябу и самурай стояли около него. Другие собрались плотной толпой в ста шагах дальше по аллее.
Подразделение из ста серых ожидало около входа на галеру, в нескольких сотнях шагов от них, с другой стороны утоптанной пустой площади, это исключало возможность внезапной атаки. Сама галера была дальше, пришвартованная у столбов каменного мола, который на сотню ярдов тянулся в море. Весла были закреплены на бортах, на палубе можно было с трудом разобрать нескольких моряков и воинов.
— Это наши или нет? — спокойно спросил Торанага.
— Слишком далеко, чтобы сказать наверняка, — ответил Ябу.
Прилив был высокий. За галерой подходили и уходили рыбачьи лодки, фонари на них зажигались для плавания и как приманка для рыбы. К северу, дальше по берегу, располагались ряды вытащенных на берег рыбацких судов разного размера, с ними возились несколько рыбаков. В пятистах шагах к югу, около другого каменного мола, стоял португальский фрегат «Санта-Тереза». При свете факелов толпы носильщиков торопливо загружали его тюками и бочонками. Около них в небрежных позах располагалась еще одна группа самураев. Это было нормально, так как все португальские и другие иностранные корабли в порту согласно закону загружались под постоянным наблюдением. Только в Нагасаки португальские корабли могли свободно загружаться и разгружаться.
«Если охрана здесь будет усилена, мы сможем спать спокойней, — сказал себе Торанага. — Да, но сможем ли мы запереть их и тем не менее во все больших количествах вести торговлю с Китаем? Чужеземцы с юга поймали нас в одну ловушку, из которой мы не выберемся, пока дайме-христиане управляют Кюсю, и священники еще нужны. Лучшее, что мы можем сделать, — это поступать как Тайко. Понемногу уступать им, притворяясь, что собираемся все отобрать, пытаться блефовать, зная, что без торговли с Китаем нам не прожить».
— С вашего разрешения, господин, я бы атаковал немедленно, — прошептал самурай.
— Я против этого, — сказал Ябу, — мы не знаем, наши ли люди на борту… И здесь кругом может быть спрятана тысяча человек. Эти люди, — он указал на серых около португальского корабля, — они поднимут тревогу. Мы не сможем захватить корабль и выйти в море до того, как они блокируют нас. Нам нужно в десять раз больше народу, чем у нас есть сейчас.
— Господин генерал Ишидо скоро узнает обо всем, — сказал самурай, — тогда вся Осака наполнится врагами, которые слетятся на новое поле битвы. У меня сто пятьдесят человек с теми, что на флангах. Этого будет достаточно.
— Не для полной уверенности. Нет, если наши моряки не готовы сесть на весла. Лучше устроить тревогу, чтобы отвлечь серых — и всех тех, кто сидит в засаде. Этих тоже. — Ябу снова указал на людей около фрегата.
— Какую тревогу? — спросил Торанага.
— Поджечь улицу.
— Это невозможно! — запротестовал самурай в ужасе. Поджог был преступлением, наказуемым публичным сжиганием семьи виновного человека, всех ее поколений. Наказание согласно законам было самым жестоким, потому что пожар был самой большой опасностью в любой деревне, поселке или городе империи. Дерево и бумага были их единственными строительными материалами, за исключением черепицы на некоторых крышах. Каждый дом, каждый сарай, каждый навес и каждый дворец представляли собой повышенную пожарную опасность.
— Мы не можем поджечь улицу!
— Что важнее, — спросил Ябу, — разрушение нескольких улиц или смерть нашего хозяина?
— Огонь распространится, Ябу-сан. Мы не можем сжечь всю Осаку. Здесь живет целый миллион народу — и больше.
Мертвенно-бледный, самурай повернулся к Торанаге.