— Почему это происходит именно сейчас? — спросил Квентин.
— Что-то привлекло их внимание. Кто-то где-то включил тревогу и вызвал их оттуда, где они пребывали. Может, они даже не сознают, что делают. Мы узнали об их присутствии по наступлению холодов. Дальше — больше: солнце скрылось, ветер задул, снег пошел и дома стали рушиться. Всему приходит конец.
— Нам Джош рассказал. Он был здесь.
— Да, я знаю. — Пенни на секунду забылся и добавил в своем прежнем стиле: — Культи на морозе болят как проклятые.
— Что же теперь будет? — спросила Поппи.
— Нигделандия, не входившая в божественные планы, перестанет существовать. Старые маги построили ее в межвселенском пространстве, и боги сметут ее, как осиное гнездо со стены. Если мы еще будем здесь, то погибнем с ней вместе, но они на этом не остановятся. Им нужна не сама Нигделандия, а то, что сотворило ее.
В одном Пенни нельзя было отказать: правду-матку он резал только так, не колеблясь.
— Все дело в магии. Нам не полагается ею владеть, и они намерены закрыть тот источник, из которого она к нам поступала. Рано или поздно они его перекроют не только здесь, но и во всех мирах до единого, и магия вновь станет уделом богов. Из большинства миров магия уйдет мирно, но Филлори как чисто волшебный мир, боюсь, просто рухнет. Согласно моей теории, он и есть та протечка, дыра в плотине. Думаю, перемены уже начались — вы должны были видеть какие-то знаки.
Буря, раскачивающая часовые деревья. Вот она, сигнальная система оповещения. А Джоллиби погиб, видимо, потому, что без магии филлорийцам нет жизни. Эмбер и волшебные звери забили тревогу.
Квентин предпочитал вселенную в старом, не-перемонтированном виде. Божественный ремонт, вполне вероятно, затянется на долгие годы. Можно вернуться домой, выкинуть это из головы и надеяться, что до самого худшего он, Квентин, не доживет… да только кто его знает. Как он сам будет жить без магии? Многие, конечно, вообще ничего не заметят, но знающие… смогут ли они существовать с каждодневным чувством потери? Поди объясни это кому-то помимо магов. В мире останется только то, что можно увидеть и потрогать руками, и тоска по несбыточному лишится всякого смысла. Мечта, которая вместе с магией могла переделывать мир, без нее никогда не выйдет за пределы воображения.
И Венеция, сокрушив свои деревянные сваи, уйдет в морскую пучину.
Богов, конечно, тоже можно понять. Магию создали они и не желают, чтобы насекомые вроде Квентина по ней ползали, только он с этим мириться не станет. С какой стати магия должна принадлежать одним лишь богам? Они ее не ценят, даже удовольствия в ней не находят. Она не приносит им счастья. Они владеют ею, но не любят ее так, как любит он, Квентин. Что толку быть всемогущим, если не можешь любить?
— Значит, вот как все будет? — сказал он, подражая Пенни в его стоицизме. — А нельзя ли этому помешать?
Он почти согрелся, но холод норовил проникнуть сквозь подошвы сапог.
— Не думаю. — Пенни зашагал по снегу, как простой смертный, — ему холод, видно, был нипочем. — Впрочем, один способ есть: мы предвидели, что это может случиться, и подготовились. Что в первую очередь делает хакер, взломав систему?
— Не знаю. Скачивает номера кредитных карточек и подписывается на элитные порносайты?
— Проделывает заднюю дверь. — Отрадно было видеть, что Пенни, даже и просветленный, к юмору не стал восприимчивее. — Чтобы войти снова, если все остальные запрут.
— И Орден ее проделал?
— Так говорят. В систему, так сказать, встроена лазейка, через которую по-прежнему будет поступать магия. Надо только открыть ее.
— Господи. — Квентин не смел надеяться — новое разочарование было бы слишком болезненным. — Вы правда можете это сделать?
— «Задняя дверь», — Пенни изобразил культями кавычки, — действительно существует, но ключи от нее утеряны так давно, что даже мы не знаем, где их искать.
Квентин и Поппи переглянулись. Не может все быть так просто. Такого везения природа не знает.
— Пенни, а этих ключей случайно не семь?
— Да. Семь золотых ключей.
— Пенни… господи боже, Пенни… похоже, они все у нас. В Филлори. Не все, но шесть точно.
Квентин присел на камень вне круга идущего от Пенни тепла и уронил голову на руки. Их доблестный поход никакая не игра, а реальность. Они, сами того не ведая, все это время сражались за магию.
Пенни отнесся к этому с полным спокойствием и Квентина спасителем вселенной не стал объявлять.
— Превосходно, но нужно найти и седьмой.
— Это я понял. Что делать, когда мы его найдем?
— Несите все семь на Край Света — дверь находится там.
Есть такое дело. Квентин почувствовал себя как тогда на острове, но в несколько меньшей степени. Так, должно быть, чувствуют себя боги: абсолютно уверенными. Кажется, они уже вернулись назад к дому Пенни?
— Пенни, нам надо в Филлори, на корабль. Закончить, что начали. Можешь нас отправить туда? Даже если фонтаны замерзли?
— Разумеется. Орден посвятил меня во все тайны путешествий между разными измерениями. Если представить Нигделандию как компьютер, фонтаны всего лишь…
— Обалдеть. Спасибо тебе. Ты как, в игре? — спросил Квентин Поппи. — Или все еще хочешь вернуться в реальный мир?
— Смеешься? — Поппи, широко улыбаясь, прижалась к нему. — На хрен реальность, спасаем вселенную.
— Сейчас подготовлю чары для вашего возвращения, — сказал Пенни.
Снег усилился, снежинки пронизывали их маленький теплый купол, но Квентин уже не обращал на это внимания. Им предстоит сразиться, но они победят. Пенни запел что-то на том же странном языке с совершенно нечеловеческими гласными звуками.
— Подействует где-то через минуту, — сказал он, когда закончил. — С этого момента, разумеется, Орден берет все под свой контроль.
Погодите.
— Как это?
— Мы с братьями отправимся с вами и доведем поиски до конца. Вы, естественно, можете наблюдать. — Пенни помолчал, давая им проникнуться этой мыслью. — Не думаешь же ты, что мы доверим столь важную миссию группе любителей. Мы ценим проделанную вами работу, но теперь за дело должны взяться профессионалы.
— Извини, но так не пойдет, — сказал Квентин. Он не собирался отдавать свое дело в чужие руки и уж тем более приглашать Пенни в свой мир.
— В таком случае ищи дорогу в Филлори сам. — Пенни скрестил свои культи. — Я отзываю чары.
— Не смей! — крикнула Поппи. — Сколько тебе лет, девять? Пенни!
Он в конце концов и ее достал.
— Ты не понимаешь, — сказал Квентин (который, в общем, сам не очень-то понимал). — Никто не может сделать это за нас. Мы сами должны. Быстро отправляй нас назад.
— Еще что прикажешь?
— Господи, Пенни! Просто слов нет! Я думал, ты по-честному изменился. Не доходит, что ты тут не при делах?
— Не при делах? — Пенни утратил монашескую напевность и заверещал, как в старое время, когда сильно на что-нибудь обижался. — Извини, Квентин. Я терпел тебя все время, пока мы были знакомы, но теперь извини. Нигделандию нашел я, пуговицу тоже. И в Филлори всех привел я, а не ты. И рук там лишился. Я это начал, мне и заканчивать.
Квентин представил, как Пенни со своим братством Голубой Устрицы высаживается на «Мунтжак» и начинает всеми распоряжаться — в том числе Элиотом. Может, технически они лучшие маги, чем он, но нет. Он этого не допустит.
Они злобно таращились друг на друга. Ситуация стала патовой.
— Можно тебя спросить, Пенни? Как ты ворожишь-то без рук?
Квентин, хорошо зная своего однокашника, смело задал этот щекотливый вопрос и не ошибся: Пенни просиял, как новый десятицентовик.
— Сначала я думал, что не смогу, но в Ордене меня научили технике, при которой руки не требуются. Что такое, в сущности, руки? Почему их нельзя заменить другими частями тела? Пройдя орденский курс, я понял, как тесно мне было в прежних рамках. Меня даже удивляет, что ты до сих пор ворожишь по-старому.
Пенни утер подбородок рукавом — он всегда брызгал слюной, когда волновался. Квентин перевел дух.
— Пенни, я не думаю, что поисками следует заниматься Ордену. Эмбер поручил это нам, на что у него, вероятно, были свои причины. Да свершится воля его: вряд ли это может получиться у кого-то еще.
Пенни поразмыслил и сказал:
— Хорошо. В этом есть определенная логика, а у Ордена и в Нигделандии много дел. Главное совершится здесь, пока вы разыскиваете ключи.
Квентин почувствовал, что это лучшее, чего он может добиться.
— Вот и отлично. Ты мог бы, правда, извиниться за то, что спал с моей девушкой…
— Вы с ней уже порвали на тот момент.
— Ладно, забудем. Убирай нас отсюда к чертовой матери, магию надо спасать. — Оставшись здесь еще ненадолго, Квентин мог удушить Пенни и обречь вселенную на бесповоротную гибель… возможно, оно бы того стоило. — Что вы будете делать, пока мы занимаемся поисками?
— Мы — Орден — вступим в схватку с богами. Это отвлечет их, пока вы не найдете последний ключ.
— Как это? — ахнула Поппи. — Ведь они же практически всемогущие?
— Вы представления не имеете, на что способен наш Орден. Тысячелетиями изучая библиотеку Нигделандии, мы познали тайны, которые вам и не снились. Тайны, которые сведут вас с ума, если прошептать их вам на ухо. Кроме того, мы будем не одни. Нам помогут.
Из-под ведущего на Землю фонтана раздался глухой удар, сотрясший их коленные чашечки. Со стены рухнул камень. За первым ударом последовали другие, словно кто-то пытался прорваться в этот мир силой. Неужели боги? Может быть, слишком поздно что-то предпринимать?
Последний удар раздробил лед в фонтане — Квентин и Поппи пригнулись от летящих во все стороны льдин. Бронзовый лотос раскрылся с металлическим скрежетом, будто расцвел, и из него, извиваясь, вылезло громадное существо. Миг спустя оно развернуло крылья и поднялось в небо, взметнув снежный вихрь. Из фонтана тем временем показалось другое, очень похожее.
— Драконы! — визжала Поппи, хлопая в ладоши, как маленькая. — Квентин, смотри: драконы!
— Да, — подтвердил Пенни, — это они окажут нам помощь.
Поппи чмокнула его в щеку, и он улыбнулся. Ему очень не хотелось, но удержаться он не сумел.
Драконы лезли из фонтана один за другим — наверно, все земные реки лишились своих покровителей. Один дохнул в снежное небо огнем, осветив площадь.
Откуда Пенни знал, что это случится как раз теперь?
— Ты планировал это заранее, — сказал Квентин, но тут чары Пенни подействовали, и они оказались в разных мирах.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 23
В то утро за библиотечным столом они рассказали Джулии про все свои достижения.
Ей даже повезло, что она приехала только теперь и не блуждала впотьмах вместе с другими мюрийцами. Полгода, к примеру, они ухлопали на теорию об усилении чар по мере приближения чародея к центру Земли. Этот эффект почти не поддавался измерению, но его научное подтверждение открыло бы новые горизонты и могло бы изменить все.
Они обрыскали уйму заброшенных шахт, соляных куполов и прочих подземных сооружений, после чего за хорошие деньги наняли трамповый пароход и подержанный батискаф. Через шесть месяцев спелеологических экспедиций и глубоководных погружений они доказали, что чары Асмо на глубине полумили действительно немного усиливаются — возможно, потому, что весь этот экстрим здорово ее возбуждает.
За этим последовали астрология, океаническая магия и даже онейромантия, магия сновидений. Во сне маги, случается, колдуют со страшной силой, но днем никто не хочет слушать, что тебе снилось.
Потом начались эксперименты с магнитным полем Земли. Они собрали аппарат по чертежам Николы Теслы, но как-то ночью Фолстаф чуть не поменял местами магнитные полюса, после чего пришлось прикрыть лавочку и дать задний ход. Гаммиджи неделю глаз не смыкала, развивая гипотезу, связанную с космическими лучами, квантовыми эффектами и бозоном Хиггса, которую сама понимала только наполовину. Она клялась, что может все доказать математически, но расчеты такого рода потребуют компьютера величиной со вселенную и времени, за которое эта вселенная может погибнуть от энтропии.
Короче говоря, они зашли в тупик — и обратились к религии.
На этом месте Джулия отодвинулась от стола, чувствуя позывы мозговой рвоты.
— Знаю, — сказал Царап, — но это не то, что ты думаешь. Ты послушай.
Огромная, покрытая заметками диаграмма, развернутая Фолстафом, заняла весь стол.
Религией Джулия никогда не интересовалась: считала себя слишком умной, чтобы верить в нечто бездоказательное и к тому же нарушающее все мыслимые научные принципы. Считала малодушным верить во что-то лишь потому, что ей от этого легче. Магия — дело другое, в ней хотя бы имеются воспроизводимые результаты, а религия основана на одной только вере. Догадки слабых умов, ничего больше. До сих пор она думала, что все остальные фритредеры разделяют ее взгляды на этот предмет.
— Наша головоломка никак не складывалась, — продолжал Царап. — Мы решили вернуться к основным принципам, но что, если до основных принципов существовали еще какие-то? Мы предполагали, не имея доказательств обратного, что где-то во вселенной существуют большие энергии и что есть техника, позволяющая ими манипулировать. Человечество, насколько мы знали, никогда не имело к ним доступа, но что, если этот доступ был у сущностей иного класса?
— То есть у Бога, — сказала Джулия.
— Верней, у богов. Мне требовалось расширить свои знания в этой области.
— Что за ерунда. Ни богов, ни единого Бога нет. Хорошо, что я в колледж не поступила: не пришлось на первом курсе спорить в общей спальне о высоких материях.
Царап, однако, не дрогнул.
— «Исключите все возможное, и оставшееся, при всей своей невозможности, будет истиной». Шерлок Холмс.
— Во-первых, ты неточно цитируешь,[53] во-вторых, это еще не значит, что боги реальны. Это значит, что надо проверить свою работу еще раз — вдруг где-нибудь напортачил.
— Мы проверили.
— Тогда, вероятно, надо было бросить эту затею.
— Я так легко не сдаюсь. — Холодный серый взгляд Царапа не вязался с образом модели от Аберкромба и Фитча. — И они тоже, — он обвел рукой стол, — и ты. Верно, Джулия?
Она сморгнула и не отвела глаз, давая понять, что слушает, но обещать ничего не может.
— Мы говорим не о монотеизме, по крайней мере, не в его новой форме. Речь идет о древней религии — язычестве, точнее, политеизме. Забудь все, что у тебя связано с понятием религиозного культа. Отбрось поклонение, искусство, философию и рассмотри предмет хладнокровно. Представь, что ты теолог особого толка, изучающий богов, как энтомолог своих насекомых. Исходя из мировой мифологии к целом, отнесись к ней как к дневнику полевых наблюдений или статистике, занимающейся гипотетическим видом под названием «бог».
К курсу сравнительной религии Царап и компания приступали брезгливо, в резиновых перчатках и со щипцами, как будто имели дело с интеллектуальной разновидностью медицинских отходов. Начали они, как и Джулия в своей квартирке над бейглами, с всевозможных преданий и мифов; проект получил название «Ганимед».
— Какого вообще дьявола вы надеялись там найти? — недоумевала Джулия.
— Я изучал их технику. Хотел научиться делать то, что делали боги. Я не видел особой разницы между магией и религией и, соответственно, между магами и богами. По-моему, божественный промысел — всего лишь одна из форм магической практики. Ты ведь помнишь, что сказал Артур Кларк? Всякая развитая технология неотличима от магии. Подойдем к этому с другой стороны: от чего неотличима развитая магия? От чуда, само собой.
— Огонь богов, — громыхнул Фолстаф. Еще один верующий, господи боже.
В Джулии вопреки ее воле зашевелилось любопытство, но она не подала виду. Она знала этих людей давно: умом и интеллектуальным снобизмом они ей нисколько не уступали. Все возражения, которые она может придумать, им, наверно, тоже в голову приходили.
— Слушай, Царап. Если боги и есть, свой огонь они так просто не раздают — это даже я знаю. Прометей, Фаэтон, Икар — выбирай кого хочешь. Если подлетишь близко к солнцу, термическая энергия расплавит твои восковые крылья, и ты рухнешь в море. Это если тебе еще повезло, не то кончишь как Прометей, и птицы вечно будут кормиться твоей печенкой.
— Имеются исключения, — заметил Фолстаф.
— Не все ж такие идиоты, чтобы делать крылья из воска, — поддержала его Асмо.
Фолстаф начал знакомить Джулию с разложенной на столе диаграммой, тыча в лист своими толстыми пальцами. Большие и малые религиозные культы, представленные в разных цветах, пересекались и накладывались один на другой. Ненормальный математик может представить в виде графика все что хочешь.
— Гордыня, бросающая вызов богам и приводящая дерзкого к смерти, — лишь один из возможных сценариев. Несчастливый конец можно обычно приписать плохой подготовке героев; это еще не значит, что доступ к божественной силе смертным категорически запрещен.
— В теории, — вставила Джулия.
— На практике тоже, — резко возразила Асмо. — Обычно этот процесс именуется вознесением или успением, но я предпочитаю это называть переносом. Все эти термины означают взятие человека на небо при жизни и наделение его божественным статусом той или иной степени. Есть еще родственное понятие, апофеоз, когда человек становится богом на все сто процентов. Так уже миллион раз делалось.
— Например?
— Мария, Иисусова мама, — загнула палец Асмо. — Родилась смертной, потом вознеслась. Или Галахад, сын Ланселота: он нашел священный Грааль и попал туда же. Опять же Енох, потомок Адама.