— Да ладно, не важно. Это всего лишь учебный меч.
— А потом что? С горки съехал?
Бенедикт кивнул.
У Квентина зародилась теория, что эта горка придумана для унижения. Как будто все, чем ты жил, о чем мыслил, было просто детской игрой. Смерть никого не уважает и хочет, чтобы ты это понял.
— А ключ вы забрали? — спросил Бенедикт.
— Как раз об этом я и хотел тебе рассказать. Мы его взяли. Был большой бой, мы победили, и оказалось, что этот ключ очень важен для нас. Я хотел, чтобы ты знал об этом.
— И больше никто не погиб. Только я.
— Да, никто. Меня вот в бок ранили. — Здесь было как-то неудобно хвастаться этим. — Я просто хочу тебе сказать, что ты умер не зря. Все это имело смысл. Ключи необходимы для спасения Филлори. Без них магия уйдет, и весь наш мир рухнет.
— Но ведь я ничего не сделал. Моя смерть не приблизила вас к победе. Я мог бы просто остаться на корабле.
— Мы не знаем, что было бы в другом варианте, — сказала Джулия, но Бенедикт ее снова проигнорировал. — Он меня не слышит, — заметила она Квентину. — Не знает, что я здесь, и все остальные тоже не знают. Странное что-то творится.
— Бенедикт, рядом с тобой сидит Джулия — видишь ее?
— Нет. — Юноша нахмурился, как в былые дни. — Кроме вас, никого не вижу.
— Я здесь как призрак, — заключила она. — Призрак среди призраков. Призрак навыворот.
Ответ на вопрос, почему тени не видят Джулию, в скором времени не предвиделся. Вокруг постукивали мячики для пинг-понга — мертвые играли без особого блеска, хотя и долго практиковались. Хитрых подач никто даже не пробовал; стоило кому-то набрать пару очков, мячик попадал в сетку или улетал далеко в толпу.
— Кто-то как будто старается, чтобы всем здесь было приятно, — сказал Бенедикт. — Игры эти и все такое, только не продумано это как-то. Кому надо вечно во что-то играть? Ужас как надоело, а ведь я здесь совсем недавно.
Кто-то старается… не серебряные ли боги? Бенедикт ногой смешал стройные ряды своего пасьянса.
— И хоть бы что-нибудь сверхъестественное. Летать бы мы, скажем, умели или просвечивали, так нет ведь. — Бенедикт поднял руку к свету, демонстрируя свою непрозрачность.
— А что вы здесь еще делаете, кроме игр?
— Ну что… разговариваем. Есть тут нечего, да нам и не хочется. Новенькие, бывает, дерутся или сексом занимаются, другие на это смотрят, но какой смысл? Один раз живую — то есть мертвую — пирамиду построили, чтобы до светильников достать, но не достали, высоко очень. В реальном мире у меня ни разу не было секса, а здесь не хочу.
Квентин рассказал Бенедикту последние новости.
— Вы с ней занимались любовью, да? С Поппи? — спросил тот.
— Да.
— Все ждали, что так и будет.
Вот, значит, как? Джулия, призрак навыворот, ухмыльнулась.
Краем глаза Квентин замечал, что на них все-таки обращают внимание. Несколько теней показывали пальцами, парнишка лет тринадцати откровенно пялил глаза. Интересно, от чего он умер, этот пацан.
— Я начинаю понимать, — сказала Джулия. — Все человеческое во мне умерло безвозвратно, потому они меня и не видят. — Ее сплошь черные глаза тоже смотрели в пространство, а не на Квентина. — Никогда мне больше не быть человеком — я только сейчас поняла, что утратила свою тень. Наверно, я это все время знала, но не хотела верить.
Квентин ответил бы, что бесконечно сожалеет обо всем сделанном и несделанном, сожалеет, что не в силах помочь ей — но многое еще оставалось за пределами его понимания. Что это значит — утратить тень? Как это происходит и что при этом испытываешь? Кто она теперь — выше, чем человек, или ниже?
— Надеюсь, что у вас ничего не выйдет, — выпалил вдруг Бенедикт. — Что вы никогда этот ключ не найдете, и все умрут, и мир рухнет. Знаете почему? Потому что и этому месту тогда, возможно, тоже придет конец. — Он сказал это и заплакал, не издавая никаких звуков.
Квентин гладил его по спине, подыскивая какие-нибудь слова — все равно какие.
— Мне очень жаль, Бенедикт. Ты умер так рано, ничего не изведав…
— И хорошо, что умер! Какой от меня был прок? Хорошо, что это был я, а не кто-то другой.
— Вранье, — твердо ответил Квентин. — Ты был великим картографом и со временем стал бы великим воином. Твоя смерть — настоящая трагедия, едрен корень.
Бенедикт согласился и с этим.
— Вы передадите ей привет от меня? Скажете, что она очень мне нравилась?
— Кому ЭТО?
Красное, залитое слезами лицо Бенедикта выразило высшую степень подросткового презрения.
— Поппи. Она так хорошо ко мне относилась. Не могла бы она тоже прийти ко мне?
— Вряд ли у нее есть паспорт. Извини, Бенедикт. — Тот кивнул. Тени понемногу собирались вокруг и дружелюбия как будто не проявляли. — Но я еще навещу тебя как-нибудь.
— Нельзя. Сюда пускают только один раз. Паспорт ведь у вас отобрали?
— Да… кажется.
Бенедикт со всхлипом вздохнул и вытер глаза рукавом белой майки.
— Мне бы так хотелось остаться. Все время об этом думаю. Чего меня на берег-то понесло? Я смотрел на эту стрелу и думал: надо же, какая-то палочка отнимает всю мою жизнь. Неважно, плохую или хорошую. Прилетела деревяшка, и все. Последнее, о чем я подумал. — Сейчас он смотрел на Квентина без гнева и смущения. — Я так скучаю по жизни — вам этого не понять.
— Мне очень жаль, Бенедикт. Нам тоже тебя не хватает.
— Знаете, вам лучше уйти. Они недовольны.
Около них полукругом собралась многочисленная толпа — то ли из-за нестандартной пижамы Квентина, то ли они просекли все же, что он живой. Тот пацан стоял в первых рядах, и выглядели эти тени ужасно плотными.
Квентин, Бенедикт и Джулия поднялись, прижавшись к колонне спинами.
— Хочу вам отдать кое-что. — Бенедикт, опять засмущавшись, полез в карман и вложил что-то в руку Квентина. Пальцы были холодные, предмет тоже. Золотой ключ.
— Господи. Седьмой. Откуда он у тебя?
— Квентин, это тот самый? — спросила Джулия.
— Когда вы с королевой Джулией тогда ушли через дверь, я его подобрал. Никто не заметил, а я потом не знал, как вернуть — хотел сказать, что нашел. Извините. Я хотел стать героем.
— Не извиняйся. — Сердце Квентина билось часто: победа все-таки будет за ними. — Не за что тебе извиняться.
— А когда я умер, то взял его с собой. И не знал, что делать.
— Ты все сделал правильно, Бенедикт. — Убивать чудовищ и разгадывать загадки в конце концов не пришлось: всего и надо было, что спуститься сюда и навестить Бенедикта. — Спасибо тебе. Ты настоящий герой и навсегда им останешься.
Квентин смеялся и хлопал бедную тень по плечу. Бенедикт тоже начал смеяться — сначала неохотно, потом почти искренне. Давно ли они здесь смеялись в последний раз?
— Пора, — сказала Джулия. — Я готова.
Пора-то пора, но мертвые, похоже, были другого мнения. Около ста теней сомкнулись и преграждали дорогу к двери. Квентин попятился от них за колонну и вздрогнул, увидев сидящего на полу Джоллиби с мускулистыми ногами и густой бородой — но тот смотрел апатично и даже не пробовал встать.
Ключ! Надо открыть портал. Квентин стал тыкать в воздух, но скважина не обнаруживалась. Бог знает, где они выйдут, однако все лучше, чем здесь.
— Здесь внизу магия не работает, — сказал пацан с акцентом английского школьника, и Квентин узнал его: Мартин Четуин, вновь ставший тринадцатилетним. Так он, должно быть, выглядел до того, как превратился в чудовище и умер своей первой смертью. — Что-то твоей подружки не видно, — ехидно добавил Мартин. — На этот раз она тебя не спасет.
Может быть, их всех привлекало то, что Квентин еще не умер. Убив его, они могли изменить что-то, внести какие-то поправки в судьбы верхнего мира.
Пара теней подалась вперед, но Бенедикт выступил им навстречу. Он успел выхватить у кого-то ракетку для бадминтона и размахивал ею, как мечом.
— Идите сюда, ублюдки! — Бенедикт, в котором проснулся воин, принял стойку, как учил его Бингл. — Кто первый, ты? — Ракетка целила в Мартина. — Давай выходи!
Квентин встал рядом с ним, сознавая, что с голыми руками и без помощи магии выглядит не очень-то грозно. Надо было меч захватить. Он выставил вперед кулаки и делал вид, будто знает, как ими пользоваться.
— Я изменяюсь, — деловым тоном сказала Джулия сзади. — Время пришло.
Другого момента не могла выбрать? Квентин оглянулся и замер. Все остальные тоже глазели на Джулию. Она выросла, глаза сверкали зеленым огнем, руки под ее сосредоточенным взглядом удлинялись и крепли, кожа приобретала светящийся жемчужный оттенок. Примерно такой же она была, когда сражалась за шестой ключ, но теперь разница стала еще заметнее.
А потом она улыбнулась — да, — и тени отбросило назад, будто ветром.
— Теперь ты меня видишь? — спросила она разинувшего рот Бенедикта. Он кивнул, глядя во все глаза.
Она определенно больше не была человеком — непонятно только, кем стала. И раньше красивая, она поражала своей красотой. Оказавшись здесь, Джулия сумела завершить то, что происходило с ней все это время. Ростом она стала с Квентина, но как будто остановилась на этом. Словно любопытствуя, она подобрала с пола хоккейную клюшку; та тоже стала расти и преобразилась в длинный, с узловатым набалдашником посох. Она вскинула его, и тени, Мартин Четуин в том числе, шарахнулись еще дальше.
— Выходи, — сказала она Мартину. Голос у нее был, как у Джулии, только сильней и раскатистей. — Выходи на бой.
Мартин не спешил, да и нужды в этом не было: Джулия наступала сама. Сделав нечеловечески быстрый выпад, как атакующая змея, она схватила его за грудки и зашвырнула в толпу. Квентин сомневался, что Мартину, трижды умершему, от этого что-то будет, но напугаться тот должен был сильно.
Толпа вела себя как на футболе: передние пятились, задние напирали. Выкрики и шарканье ног наполняли все необозримое пространство нижнего мира: весть о том, что у входа происходит нечто неординарное, распространялась быстро.
— Не волнуйся, — сказала Джулия, уловив, видимо, беспокойство Квентина. — Все будет хорошо.
Помнит ли она, что он сказал ей то же самое в Честертоне у дома своих родителей? В ее устах это звучало как-то надежнее.
Посох Джулии грянул по полу. Квентин зажмурился от опалившей глаза вспышки, тени испустили дружное «ах». Вместо жиденького как-бы-дневного света в подземное царство, как через проем в тучах, били волны настоящего солнца.
— Довольно, — властно и мелодично произнес женский голос.
Отважившись взглянуть снова, Квентин увидел, что в том месте, где Джулия ударила посохом, стоит еще одна женщина. Ее прекрасный лик — лик богини — был приветлив, весел, горд и грозен одновременно, и половину его покрывала тень, символ того, что ей не чуждо и горе. Все будет хорошо, будто бы говорила она — если же нет, предадимся скорби.
В одной руке Она держала такой же, как у Джулии, посох, в другой почему-то птичье гнездо с тремя яйцами в голубой скорлупе.
— Довольно, — повторила Она. Тени послушно угомонились. Джулия опустилась перед Ней на колени, закрывая лицо руками.
— Больше тебе ничто не грозит, дочь моя, — сказала богиня. — Все кончено.
Джулия, кивнув, подняла залитое слезами лицо.
— Это Ты. Владычица наша.
— Я пришла отвести тебя домой. — Богиня указала на Квентина. Она не излучала сияние в прямом смысле, но смотреть на Нее было столь же трудно, как и на солнце, и рост у Нее, как он только теперь заметил, был не меньше десяти футов.
Умершие смотрели на них безмолвно, прервав все свои игры. Джулия поднялась, утирая слезы.
— Что это с тобой? — спросил Квентин.
— Я теперь дочь богини, дриада. Мелкое божество, — застенчиво уточнила Джулия.
Выглядела она великолепно — ясно было, что с ней все будет в порядке.
— Тебе идет.
— Спасибо, но нам пора уходить.
— Не спорю.
Богиня подхватила их обоих своей мощной рукой. Бенедикт вцепился в лодыжку Квентина с криком:
— Не оставляйте меня! Пожалуйста!
Прямо последний вертолет из Сайгона. Квентин, в свою очередь, схватил Бенедикта за руку. Он сам не знал, что делает, но знал, что держать надо изо всех сил. Богиня вместе с ними поднялась ввысь на десять футов, на двадцать… похоже, они похитят-таки одну душу из царства мертвых и обратят энтропию вспять. Смерть всегда выигрывает, да, но одно очко они у нее отвоюют.
— Держись!
Но Бенедикт держался недолго. Он отцепился и без единого звука канул в толпу теней.
Они поднялись уже выше светильников, прошли сквозь то, что считалось здесь потолком. Вместо руки Бенедикта Квентин теперь сжимал ключ. Бенедикта он потерял, но ключ не упустит. Пронизывая мрак, огонь, толщу земли и толщу воды, они поднимались к свету.
ГЛАВА 25
Перед решающим шагом они устроили себе каникулы. Нужно было запастись необходимыми материалами: омелой, зеркалами, инструментами, дистиллированной водой и парой экзотических порошков. Примитивный языческий ритуал, ожидаемый Джулией, на поверку оказался куда более сложным и технологичным.
Медленные подготовительные чары были запущены, требуемых ингредиентов еще не доставили, и мюрские маги решили предпринять прощальный вояж. Посетили аббатство Сеннанк — оно, несмотря на всю рекламу, глянцевые журналы и пазлы из пятисот фрагментов, поразило их своей красотой; Джулия впервые видела столь древнее и тихое место. Побывали в Шатонеф-дю-Пап, где когда-то вправду стоял новый папский замок — от него сохранилась лишь часть стены, торчащая, как гнилой зуб, над плоскими виноградниками, — и поехали дальше на юг, в Кассис.
Был октябрь, самый конец сезона, а Кассис — это тупик Лазурного берега, если вообще считать, что он расположен на нем. Цены там низкие, подростки из Марселя ездят туда купаться на один день. Солнце, однако, грело исправно, и вода, хотя Джулия не понимала, как можно быть такой холодной, оставаясь при этом жидкостью, отливала рекламной лазурью. В сосняке недалеко от моря, где стояла их маленькая гостиница, заливались цикады — маги, сидя на веранде, с трудом слышали, кто что говорит.
Пили местное розовое, будто бы теряющее свой букет, если пить его в другом месте. Съездили на лодке к каланкам — торчащим из моря известняковым пальцам. Никто не обращал на них внимания, и Джулия чувствовала себя восхитительно нормальной. Пляжи здесь были сплошь галечные, но маги расстилали полотенца и загорали, бросаясь время от времени в воду, от которой сердце норовило остановиться.
Все они смотрелись до крайности бледно. Асмо по местному обычаю сняла лифчик, и Джулии показалось, что сердце Фолстафа даже без купания сейчас остановится. Не только из-за маленьких, очень пикантных грудок: Фолстаф, судя по всему, был влюблен. Как могла Джулия не заметить этого, прожив полгода в одном с ними доме? Ближе ведь у нее никого нет, они все равно что ее семья. Все это богоискательство мешало Джулии мыслить по-человечески, что у нее и так получалось плохо. Надо будет последить за собой, чтобы ничего не пропадало при переводе.
Пена чертила на воде древнееврейские знаки. Джулия, довольная, как тюлень на лежбище, жмурилась от белого средиземноморского солнца. Просыпаешься, и все твои друзья рядом, как в конце «Волшебника из страны Оз» — это ли не счастье. Пугало лишь то, что после короткой яви она скоро опять погрузится в сон. Наркоз вот-вот начнет действовать, и неизвестно, проснется ли она снова.
Ночью в отеле, когда все остальные спали, она неожиданно для себя вышла из комнаты и постучалась к Царапу. Он открыл, она поцеловала его, и они переспали. Ей очень хотелось еще разок ощутить себя человеком, вместилищем бурных страстей. Пусть шлюховатым, но человеком.
Раньше она спала с парнями, потому что думала, что так надо — как с Джеймсом, — или потому что хотела что-то от них получить — как с Джаредом, Уорреном и мало ли с кем еще. Сейчас она впервые сделала это, потому что сама хотела. Это было здорово, просто фантастика. Как и должно быть.
Ей этого хотелось, а вот Царапу, похоже, не очень. Не будем делать поспешных выводов, подумала она, увидев его в тот первый день в Мюре: скажем просто, что все возможно. Ей всегда нравились красавчики вроде Джеймса, и Царап укладывался в эти параметры, но когда она с замиранием смотрела в его серые глаза, призывный огонь там отчего-то не загорался.
А ведь было же между ними что-то. В онлайне она всегда это чувствовала, но при личной встрече Царап ушел глубоко под лед. Его броню даже хакер масштаба Джулии не мог расколоть.
Она рассказывала ему об этом теперь, в постели, под треск цикад, несколько приглушенный ставнями. Он долго молчал, а потом сказал:
— Да, я знаю. Прости.
И все? Ну ладно, хоть как-то откликнулся.
— Ничего, не важно. — Это и вправду перестало быть важным. Они лежали, смотрели в потолок, слушали цикад. Джулия с удовольствием ощущала свое округлившееся тело — оно и разум в кои веки жили в полном согласии. — Хотя скажи так, для сведения: зачем тебе столько силы? Чтобы не бояться показывать свои остальные стороны?
— Может быть. — Он скривился, что ему очень шло. Джулия обвела пальцем выразительную складку у рта. — Не знаю.
— Не знаешь или не хочешь сказать?
Молчание. Синий экран. Она расколола его защиту. У всех мужчин коды противоречивые, плохо оптимизированные.
— Какие, по-твоему, у нас шансы на успех? — спросила она, взбивая тощую гостиничную подушку. — В процентах?
— Мне кажется, шансы хорошие. — Царап, вернувшись на безопасную почву, вновь стал собой. — Процентов семьдесят, я бы сказал, а ты?
— Больше похоже на фифти-фифти. Что будешь делать, если проект не сработает?