– Приехала за теплыми вещами. Подберем ее возле универмага, думаю, она уже ждет.
– Я только записку напишу родителям.
– Ты еще ужин приготовь, – недовольно фыркнула Тори. – Ну, быстрее!
Не хотелось сердить подругу, тем не менее Наташа настрочила коротенькую записку, оставив ее на столе. И вот устроилась на первом сиденье. Раньше, если удавалось проехаться в легковой, ее заставляли садиться назад. Наташа уложила локоть на край окна и с улыбкой смотрела на улицы, фонарные столбы, людей, витрины магазинов, а встречный ветер обдувал лицо. Он был, как поток надежд – больших и крохотных, важных и не очень. Глупо, но тогда в машине впервые пришло осознание самостоятельности, может, потому, что не спросила у родителей разрешения, отправляясь на вечеринку, просто поставила в известность: «Я у друзей». Начиналась ее жизнь, только ее, без вспомогательного состава.
А ничего в этой жизни не было хорошего по большому счету, как будто некто перекрывал кислород. Любила Лешку. Главная мечта не осуществилась, он ушел, оставив квартиру ей, как будто расплатился за причиненные неудобства. Теперь все эти странности, доводящие до ужаса.
– Господи, чего от меня хотят? – забилась в истеричных рыданиях Наталья, а палец механически ткнул в две цифры на аппарате.
– Милиция, – ответили на другом конце провода.
А что сказать? Зачем она вызывает милицию? Нет, надо пойти туда и с глазу на глаз...
– Извините, я ошиблась... Мне «Скорую».
Наталья положила трубку. С глазу на глаз... И что она скажет? Как объяснит происходящее? Допустим, покажет две фотографии, расскажет о браслетах и старухе, угрожающей смертью, выложит предположение, что Лешку и Роберта убили, а следом должны убить ее. Убедительно, чтоб попросить помощи и охрану? А кто убил, старуха? Каким образом? Да Наталью примут за клиентку дурдома. Собственно, даже не в этом дело, а в логическом вопросе следователя, который он обязательно задаст: «Почему странности происходят с вами?» Что ответить? Дескать, не знаю? Выложить правду, мол, когда-то я совершила маленькую подлость... Стыдно, страшно, гадко. Нет, никогда.
Истерика набирала обороты, внезапно Наталья приложила к глазам ладони, обрывая поток слез.
– Позвонить... Надо позвонить...
Но не Тори. Не потому, что Наталья щадит подругу, как раз наоборот. Слышать ее не желает, видеть тем более.
– Юра, это Наталья...
– Ну-ну, говори, только быстро, мне некогда.
– Юра, ты не мог бы приехать ко мне домой?
– Не могу! – рявкнул Брасов.
– Но это срочно...
– Ты понимаешь русский язык? У меня сгорел склад! Ущерб нанесен на миллионы, это тебе что – семечки? Я почти ночую здесь.
– Ладно, не ори. Роберт погиб, мне сообщил его отец, чтоб я сказала Тори. Скажи ей сам.
И отключилась. Потому что обиделась. Она не шавка, которую пинают кому не лень, Юрка Брасов, можно сказать, пнул. А намерения по отношению к Юрке были самые добрые: зачем держать Илью и Андрона на квартире Лешки, если браслеты заменили фотографией? Но он... Господа, видишь ли! Им мешают миллионы из пожарища вытаскивать!
Ага, звонит Брасов, новость-то какая славная для него – нет соперника! – просто не верится. Тори не уйдет к мужу, она теперь за Юрика обеими лапками держаться будет, ибо не привыкла ходить на работу от звонка до звонка, а без мужика куда денется, домохозяйка хренова? Опять же разводиться и делить имущество не придется, Юрка удвоит свое состояние, сэкономит на строительстве, а то домик для Тори надумал выстроить.
Наталья выключила сотовый телефон, выдернула шнур домашнего – пусть позвонит отцу Роберта и узнает подробности из первых уст, хватит числиться у них на побегушках. И о фотографии Брасову ни слова не скажет, а ведь не исключено, что следующим «погибшим» станет он или его прекрасная гарпия Тори. Если начистоту, то оба заслуживают наказания в тысячу раз больше, чем она, а козлом отпущения кто-то делает ее. Это они обделили Наталью, отобрав радость свободно дышать воздухом, из-за них она неудачница, как был неудачником Лешка. Думают, Наталья ничего не помнит, а она помнит. Память не давала расправить крылья и взлететь, память пригибала ее к земле, наверняка Лешку тоже, поэтому он не дал себе права на элементарное человеческое счастье: семья, дети. А она стала заложницей его принципов.
– Никого не вернуть, ничего не исправить, – шмыгая носом и вытирая его тыльной стороной ладони, бормотала Наталья. – Что мне делать? Уехать? Куда? На что жить? Квартиру продать? У меня есть еще Лешкина, за нее потом куплю... Пока буду продавать, меня, как его и Роба... А я не хочу, не хочу... Кто поможет?
Вероятно, она была бы способна защититься самостоятельно, если б знала от кого. От старухи? Во-первых, она не появляется, во-вторых, это высокоорганизованные преступления, раз смерти случаются якобы случайно или якобы по доброй воле. Какая ж это добрая воля – умереть? Воля злая и чужая, от нее Наталье не убежать. А спасти она может, не себя, конечно.
Наталья взяла сотовый телефон. На звонок решиться не так-то легко, но она позвонила. Позвонила, поддавшись моменту, еще не зная, что будет говорить, лишь желая чуточку исправить то, что медленно и мучительно уничтожает ее.
Брасов вылил из стакана в руку воду, часть пролилась на пол, плеснул в лицо, после взялся за лоб мокрой ладонью и некоторое время сидел так. Отец Роба подтвердил, что сын погиб, и в данную минуту Брасова точил червячок сомнения: так ли уж он жаждал этой смерти? Но она случилась, и что-то потеряно.
Работать сегодня больше не имело смысла. Он закрыл кейс, взял в руку, постоял, вспоминая, какие надо сделать распоряжения, на ум ничего не шло. Брасов вышел в приемную, Лина торчала на рабочем месте, хотя ей давно пора покинуть пост. Да как же покинуть? Без нее Юрий Артемович пропадет. Глядя на него преданно-страдающими глазами (значит, узнала, что он ушел из семьи к Тори), спросила трепетно-нежным голосом:
– Вам что-нибудь нужно?
– Домой иди.
Жалко ее стало. Что она в нем нашла, дура? Брасов поспешил к машине, забыв о Лине, а вернулся мыслями к Роберту. Наверное, с его уходом потерян стимул к росту, ведь на протяжении многих лет Брасов лез из кожи, стараясь обскакать друга, одновременно став его противоположностью. У Роба бизнес – он приложил титанические усилия, развернув дело и став в пять раз богаче, следовательно, сильнее. Роберт любил баб без счета – он любил одну (не жену), но при этом слыл отменным семьянином. Роберт взрывной, его псевдопревосходство сослужило ему дурную службу, отдалив множество полезных людей, – Брасов умел договариваться с самым упрямым человеком и пользовался уважением. Да, Роб красив, элегантен, а Юрка Брасов, с лишним весом и не красавец, отнял у него жену и смог сказать себе: я обскакал его. Вот что он потерял – ненависть, в его случае она являлась мощным толкачом. А они ненавидели друг друга – потрясающее открытие! – с того памятного вечера, когда праздновали день рождения Роба без родительской опеки. И с Лешкой та же история была. Наверняка Наташка затаила в себе ненависть к ним и поэтому живет в ракушке, как улитка, не высовываясь – опасно, раздавят. Ненавидели, но некая сила связала их вместе и не отпускала. А если и Тори, сама того не зная... Нет, эту ядовитую мысль Брасов отбросил.
Она встретила его в прихожей, чмокнула в щеку, взяла кейс и поставила на столик, пока он раздевался. Новость он приберег на позднее время, с порога такие вещи не говорят, к тому же неизвестно, как она отреагирует. Войдя в комнату и увидев искусно накрытый стол, Брасов приятно удивился:
– У нас праздник?
– Я хочу каждый день жить в празднике, тебя это не устраивает?
– Устраивает.
– Тогда вымой руки и – за стол.
Коньяк и шампанское, блюда для гурманов, сервировка – Тори проявила редкое усердие не в пример Зинуле, хотя ее трудно представить среди кастрюль у плиты. Но такова Тори: за что ни возьмется, добивается высшего качества.
– Тебе коньяку? – Он взял бутылку.
– Шампанское. Коньяк я пила с Робом, надеюсь, ты не дашь мне повода глушить крепкие напитки.
– Не дам, обещаю, – посветлел он, однако заметил: – Ты немного взвинченная. Чем-то расстроена?
Про себя посетовал: эх, если б не он принес ей весть о муже, а та же Наташка сообщила. Но мечте не суждено было осуществиться, придется ему.
– Да так... – повела бровями и шевельнула плечами Тори. – Бабка какая-то ко мне подошла, настроение испортила. Я в машине сидела и думала, она попрошайка, но стесняется попросить, протянула деньги. Представь, не взяла. Стоит вся с головы до ног в черном и вещает всякую чушь. Лавры Кассандры, видимо, не дают ей покоя. Меня от этой черноты стошнило.
– Чтоб тебя больше не тошнило, держи.
Тори взяла коробочку. Разумеется, от ювелира. Открыла и расплылась в улыбке, не скрывая удовольствия. Золотая цепочка и один бриллиантик, но большой.
– Ух ты! Какая красота! Юрка, ты расточитель! Вывалить столько денег, когда у тебя столько проблем!
– Тебе нравится?
– Пф! Мог бы не спрашивать! Застегни, транжира.
Она побежала к большому зеркалу, затем принесла с собой маленькое и смотрелась, поправляя цепочку на шее, то и дело восторгаясь.
– Хватит подарков, – наконец отложила зеркало. – Сначала управься со складом, не бойся, я от тебя не убегу.
– На это я и рассчитывал, но где награда?
Тори поцеловала его в губы, уточнив:
– Это аванс, награда будет позже. Хочу выпить. – Тори взяла бокал, смотрела на Брасова с обожанием. – Я была дура когда-то, но теперь изменилась. Знаешь, Юрка, ни грамма не сожалею, что мы с Робом расстались, тебе тоже не стоит. Нас обоих не связали с нашими половинами крепкие узы, мы жили каждый сам по себе, а это неправильно. Когда два не очень счастливых человека объединяются, у них обязательно получится надежное счастье.
– За наше объединение? – предложил он тост. Закусили кулинарными изысками Тори. – Я стану толще в два раза, если ты будешь готовить так вкусно.
– Завтра будешь пить один кефир.
– О нет. А на черных дам не обращай внимания. Моя Лина тоже ходит в черном, думает, таким образом выделяется, а я не выношу этот цвет.
– Скажи, пусть одевается иначе.
– Ага, а она подумает, я за ней ухлестываю. Оно мне надо?
– Ммм! Лина на тебя глаз положила? – рассмеялась Тори.
– Оба! Слава богу, руками не вцепилась, а то пришлось бы менять секретаршу. А она незаменима.
От неважного настроения Тори не осталось и следа, чему и был рад Брасов. Ну и как ей сказать о Роберте? Нет-нет, не сейчас, не сегодня. Сегодня он будет ее любить, а плохие вести – завтра.
21
– К нам ночной визитер, – сказал Глеб, поднимаясь на террасу. – Точнее, визитерша. Едет на такси.
– Кто? – осведомилась Элла, убиравшая со стола посуду.
– Наташка.
– Ну, что ж, встретим. Глеб, уже поздно, отсюда не уедешь, не имея машины. Она останется ночевать или ты ее отвезешь в город?
– Да решим, я думаю, по ходу...
– Нет-нет, сейчас давай этот вопрос обсудим, а то опять погаснет свет, ищи тогда в потемках белье.
– Ну, постели ей на всякий случай в дальней комнате, а я выйду на дорогу, встречу такси, боюсь, заплутают.
Глеб курил, глядя в ночное небо, а как только темнота осветилась фарами, пошел навстречу. Он расплатился с таксистом, по дороге на дачу поинтересовался у Наташки:
– Что случилось?
– Роберт погиб.
– Как?!
– Подробностей не знаю, только то, что ехал он на машине за городом и съехал с обочины... кажется, так. Мне его отец сообщил.
– Роб пьяный за руль сел?
– Не знаю, ничего не знаю... – нервно бросала она. – Я не по этому поводу... Пить хочется.
– Сейчас придем, Элла приготовит бодрящий чай.
– Да мне бы простой воды...
К их приходу Элла успела поставить чистые тарелки и разогреть ужин, не забыла бутылочку вина, все же гостья. Наталья сначала все же выпила воды, потом, когда Глеб хотел налить вина в ее бокал, она попросила:
– А покрепче есть?
– Водка, – пожал плечами он, дескать, более изысканных напитков, извини, не держим. Принес.
Наталье действительно необходимо было снять напряжение, да и смелости набраться, ведь то, о чем она собралась говорить, в течение почти двадцати лет хранилось под грифом «секретно». В то же время Наталья не хотела выложить ему правду до конца, вот и думала, как бы удержаться на серединке. Всю жизнь она балансировала на серединке. Если б кто-нибудь знал, как это утомительно, а иногда и унизительно.
– Ты обеспокоена, – заметил Глеб. Наташка словно уснула с открытыми глазами, будто забыла, зачем приехала. – В чем причина?
– Причина? – вскинулась она. Но не нашла нужных слов, а брякнула: – Глеб, уезжай, прошу тебя. Уезжай как можно скорей, не медли. Завтра же уезжай.
– Не понимаю, почему?
Наталья покосилась на Эллу с сигаретой в тонких пальцах, с интересом наблюдавшую за ней. Глеб понял намек:
– От Эллы у меня нет секретов. Говори прямо, почему я должен уехать?
Она опустила голову, словно провинившаяся, начала тихо:
– Помнишь, много лет назад ты пострадал... ну... тебя же чуть не посадили.
– Еще бы забыть! – усмехнулся Глеб. – Меня отпустили за неимением улик, а также отсутствием доказательства вины. Фу ты, точную формулировку не помню.
– Но тогда ходили слухи, что тебя отмазали. То есть большинство думало, виноват ты, и, если кто-то помнит ту истории, наверняка думает так же, как тогда.
– Отмазали? Да просто следователь попался порядочный и дотошный, доказал мою непричастность. Из старой гвардии.
– Да, я знаю, что ты не виноват, – с жаром заверила Наталья, – но этого другим не объяснишь...
– Тогда не меня одного подозревали, если ты помнишь.
– Очень хорошо помню, очень, – закивала она часто, как больная трясучкой. – И пока жива, не забуду. И уже некоторые поплатились. Но сейчас тебе грозит опасность... угроза твоей жизни.
– Хочешь сказать, меня попытаются засадить? Наташка, да если б я был трижды виноват, сегодня это уже не имеет значения за давностью лет. Десять лет проходит и – все, преступник уже не преступник, а обычный гражданин с вытекающими отсюда правами.
– Нет... Нет... Ты не так понял. Тебя не хотят засадить, я сказала об угрозе твоей жизни.
Он переглянулся с Эллой, Наталья не заметила, так как вновь впала в состояние эдакой тревожной задумчивости, что наводит на мысль о ее не совсем здоровой психике.
– А более конкретно нельзя? – сказал Глеб.
– Хорошо. Налей мне.
– Только ты закусывай, – потребовал он.
С трезвой Наташкой разговаривать сложно, а пьяная она тем более будет нести околесицу. Глеб налил ей и, пока наливал себе, она приговорила рюмку, вытерла губы пальцами справа налево одним жестом, но слишком много положив сил на пустяковый жест, будто стирала с губ нечто липкое. После начала:
– За месяц до твоего приезда с Лешкой начало происходить что-то неладное... Он стал... – Наталья закатила глаза, запрокинув назад голову. – Каким же он стал? Не Лешкой. Другим. Как будто его приговорили... Понимаешь?
Она уставилась на него. А что ему ответить?
– Нет, – ответил Глеб.
– А я понимаю. (Он кивнул, мол, молодец.) Ему подавали знаки о том, что он скоро уйдет навсегда... мне так кажется... Нет, я уверена. Да-да, уверена: он получал их. И его не стало. Сегодня не стало Роберта, как бы случайно не стало... Улавливаешь? (Ей уже не нужен его ответ!) Полагаю, еще кое-кто уйдет навсегда. И среди них можешь оказаться ты... случайно. А это будет несправедливо.
Элла закусила губу и переводила недоуменный взгляд то на полубезумную Наташку, то на Глеба. Впрочем, когда она смотрела на него, в глазах стоял животрепещущий вопрос: не вызвать ли «Скорую»? Куда, спрашивается? Сюда днем приехать – проблема, а ночью просто не приедут.
– Наташа... – Глеб положил ладонь на ее руку. – Ты говоришь загадками, лучше расскажи подробно, что тебя мучит. Ведь мучит, верно?
– Да... – протянула она.
Внезапно зарыдала, да как! Голосила, словно у гроба покойника. Неадекватность налицо! Элла подскочила, взяла ее за плечи, Глеб, кажется, растерялся и сидел, потупившись, сведя брови к переносице. Во всяком случае, не знал, что делать при истериках, тем временем Наташка в паузах между рыданиями, выплескивала:
– Не могу-у-у... Не проси! Глеб, я очень виновата, но не могу!.. Мы все дерьмо! Не ты, не ты... Мы! Прости... И не проси рассказать... это невозможно... Уезжай, умоляю тебя, уезжай. Мне станет легче, когда буду знать, что тебя не тронут. Послушайся меня...
В таком духе полчаса, пока не выбилась из сил. Элла увела ее в домик, долго находилась с Натальей, потом вышла на террасу:
– Она уснула, я дала ей снотворного и сделала массаж. Что скажешь?
– Ничего.
– Как – ничего? – Элла села напротив.
– Я же не врач. Завра посмотрим, что делать.
– Кажется, тебе тоже нужен массаж.
Элла стала за его спиной, прикоснулась пальцами к шее, снимая напряжение. У нее волшебные руки.
И утром не поворачивался язык, но когда-то же надо сказать. Брасов тянул за завтраком, трапеза закончилась, пора.
– Тори, я должен сообщить тебе о неприятностях. Вчера не смог, не хотел расстраивать.
– А в чем дело? – насторожилась она.
– Видишь ли, ты знаешь, как любит гонять Роб... Лихач, черт возьми.
– Напротив, он очень осторожный, дорожит собой. А что? С ним, да?..
– М... да. Он разбился. (Тори вздрогнула, ахнула.) Прости, я не хотел причинить тебе боль. Ты ведь все равно узнаешь.
– Как сильно он разбился?
– Дела плохи. Очень плохи. В общем... насмерть.
– О боже! – Тори мяла пальцы, глядя на поверхность стола. Когда Брасов положил руку ей на плечо, она погладила. – Ничего, ничего... Странно, как о чужом человеке узнала. Это правда. И грустно, потому что он давно чужой. На какой день назначили?..
– На послезавтра, должны приехать родственники. Тори, обязан предупредить тебя: отец его с матерью злы на тебя. Отец меня отчитал, мол, поступил я подло.