– Глеб, а с тобой здесь странностей не случалось? – задала больной вопрос Тори. – Ну, там... встречи нелепые, невозможные. Или ты что-то находил необычное, с намеком на... на... то, о чем она говорила?
– Золотой орден, что ли, пятнадцатого века? – хмыкнул тот. – Нет, Тори, ничего подобного я не находил. А нельзя ли конкретно, что я должен был найти и кого встретить?
Лихо он ее подловил, впрочем, она дала для этого повод, получив осуждающий взгляд от Брасова. В самом деле, Глеб завтра уезжает, и раз с ним странностей не происходило, то нечего углубляться в проблему, которая теперь касается ее и Юрки. Пусть себе едет с богом, пока цел. Мастерство Тори заговаривать зубы, уводя в сторону от темы, велико, она и применила его:
– Я ничего не знаю, я всего лишь строю догадки. У меня осталось ощущение, что Наташку пугали. А какие есть способы напугать? Какими-то предметами, записками мистического содержания, визуально, то есть ты встречаешь человека, которого не должен встретить, потому что его нет.
– Нет человека? – заострил внимание Глеб и фыркнул: – Мертвеца, что ли?
– Примерно. Так крышу и сносит. Наталья что-то в этом роде и лепетала, но я не поняла. Ой, ребята, мне уже плохо от наших разговоров. Давайте выпьем и просто помолчим.
– Наверное, ты права, – согласился Брасов. – Сколько бы мы сейчас ни строили предположений, они останутся предположениями, которые часто не совпадают с действительностью.
Вскоре Глеб засобирался:
– Извините, хочу остаток дня провести с родителями. Ну, прощайте.
– Вас завтра проводить? – спросила Тори.
– Не надо, – улыбнулся он стеснительно, Глеб не имел привычки отказывать друзьям. – Мы двинемся затемно, часов в пять утра, верно, Элла?
– Да, – сказала молчаливая сингапурская принцесса, по неизвестным причинам вызывающая у Тори неприязнь. – Трасса будет свободна в это время.
– Можете воспользоваться моей машиной, – предложил Брасов. – Игорь доставит вас в два счета. А мы с Тори посидим еще.
– Спасибо, но лучше возьмем такси, – отказался Глеб. – По пути я к лечащему врачу мамы заеду, узнать, как обстоит дело с ее здоровьем, зачем же шоферу столько ждать?
Взяв за плечи Эллу, он увлек ее к выходу. Тори с Брасовым остались одни, оба задумались. Мысли, конечно, их посетили невеселые.
А место чудное и редкое для городов: кругом пылающие красно-желтыми оттенками клены, деревца рябин и черемухи, кое-где встречаются дубы с березами, но молоденькие. Воздух не наполнен выхлопными газами, тишина божественная, здесь хорошо молчать, да и говорить, ведь за столиками практически никого. Хорошо бы, чтоб и на душе царило спокойствие, но...
– Юра, – обратилась к нему Тори. – Ты не хочешь связаться с милицией?
– Что мы там скажем? Не хочется об этом говорить вслух, но ты же понимаешь, почему на нас идет атака? Ты выложишь правду?
– Зачем выкладывать? Только то, что стало известно тогда. Мало ли кому показалось, что это не так! Пусть ловят преступников, пусть дадут нам охрану.
– Мы же не знаем, кого надо ловить. Фантом? Где ловить, когда? И как ты объяснишь наш кошмар? Ведь нет убийств, Тори, есть превышение скорости с последующей аварией и два самоубийства. Все! Нас не поймут. Потом, дорогая, ты не думала, что, допустим, фантом выловят. И что он скажет той же милиции? Что мы участники тяжкого преступления?
– Прошло много лет, нам ничего не будет.
– Будет, Тори, – заверил он. – Чертово общественное мнение... Хочешь попасть на страницы газет и в телерепортажи? Хочешь увидеть знакомых, которые воротят от тебя рожи?
– Ну и пусть. Это лучше, чем гроб.
– Не бойся, следующая атака будет на меня.
– На тебя?! И говоришь: не бойся?!
– Я думаю, в планах невидимок повторить тот же сценарий с моей Анжелой, иначе ей не подарили бы браслет, тем самым предупредив меня о своем следующем шаге.
– О господи! – Тори упала лбом на руки. – Нет, нет... Не говори так.
– Не паникуй. Я позаботился о дочери, ее охраняют вооруженные люди с Ильей, охраняют днем и ночью. Пусть только попробуют прикоснуться, их поймают, тогда...
– Что будет? Что ты с ними сделаешь?
– Уничтожу.
27
Утром, когда пили кофе, Глеб позвонил на сотовый Брасова, тот включил громкую связь, чтоб слышала Тори:
– Ну, как настроение сегодня?
– В пределах нормы, – ответил Брасов. – Вы где?
– У, мы уже далеко отъехали. Юрка, я почему звоню. Вчера приехал к родителям, а там для меня лежало письмо, позавчера отец вытащил из почтового ящика. Без штемпелей, значит, его бросил не почтальон. Извини, я за рулем, Элла прочтет.
Небольшая заминка, только тихая музыка звучала в трубке и – послышался голос Эллы:
– «За все надо платить, час настал. Ты готов заплатить?»
– И все? – спросил Брасов.
– Все.
– Подпись есть? – поинтересовалась Тори.
– А, и ты слушаешь? – не удивился Глеб. – Подписи нет. Тори, ты вчера это имела в виду, когда спрашивала о странностях?
– Примерно. А обратный адрес на конверте есть?
– Посмотри, там есть обратный адрес? – сказал он, видимо, Элле.
– Нет, пусто, – сообщила она. – Только адрес родителей Глеба, его фамилия и имя с отчеством.
– Ребята, за что я должен заплатить и сколько? Вы понимаете хоть что-нибудь в этой хрени? Кто это прислал?
– Глеб, не морочь себе голову, – посоветовала Тори. – Какая тебе разница, что у кого-то пробило крышу?
– Вчера вы от меня многое утаивали, я это понял. Хочу знать, вам приходили подобные послания?
– Не приходили. Клянусь тебе всеми клятвами.
– А Наташке? Я связываю послание с ее предупреждением.
– Не знаем. Глеб, ты уже далеко, жив и здоров, пусть тебя не волнуют ее бредовые идеи.
– Осадок нехороший, будто я действительно кому-то должен.
– Ай, брось, – сказал Брасов. – Осадок и у нас есть, странно, если б его не было после всего-то. Ладно, Глеб, следи за дорогой, как показывает практика, она опасна и коварна.
– Может, вы правы. Позвоню, когда приедем.
– Счастливого пути, – крикнула Тори в трубку.
Отключив телефон, Брасов произнес с грустью:
– Ему повезло, вовремя удочки смотал. Ну и я поеду, мне пора.
Она проводила его до двери, как делала это всегда, заодно напомнила, чтоб не забыл ключи, лежавшие на столике...
– А где ваза? – только сейчас заметил он.
– Разбилась от сквозняка.
– Ты что, дверь открываешь нараспашку? – вытаращился Брасов.
– Однажды. У меня подгорели сырники, дым стоял столбом, я открыла.
– Никогда этого не делай, обещаешь? На кухне вытяжка.
– А я про нее забыла, раньше я столько не готовила.
Вдруг он притянул ее, обхватил руками, словно хотел спрятать, и заговорил быстро, взахлеб:
– Тори, прошу тебя, не выходи без меня никуда, никогда, это же нетрудно. Посиди дома... или лучше... Лучше тебе уехать, так мне будет спокойней, за это время, надеюсь, все прояснится. Я куплю путевку... Куда хочешь?
– Без тебя? Нет, не поеду. Не уговаривай. Юрка, Юрка... Я столько потеряла без тебя, теперь ни дня не хочу терять. Иди. Я не выйду из квартиры. Обещаю. А вечером обсудим, что делать. Иди.
Как последний раз, он поцеловал ее в губы – горячо и сильно. А вдруг последний?
В кабинете, до которого не добрался огонь, потому что он расположен на втором этаже и остался в стороне от эпицентра возгорания, Брасов проводил совещание. Отчитывался прораб, занимавшийся восстановлением первого этажа и части второго, его отчет свелся к следующему: денег, денег и денег. Легче возвести новое здание до небес, чем отремонтировать этажи после пожара. Два человека ждали очереди, чтоб отчитаться по спасенному товару – сколько осталось единиц и в каком состоянии; три менеджера должны предоставить сведения о наиболее ходовом товаре и рассказать шефу, как улучшить работу; он собрался выслушать выкладки и бухгалтера.
– Считаю целесообразным нанять еще человек десять, – заканчивал прораб. – Меньшим числом мы не управимся к тому сроку, который вы обозначили, Юрий Артемович.
– Подумаем, – сказал Брасов, это означало, что сначала он посоветуется с бухгалтером. – Теперь ты.
– Да плохо дело. Примерно двести единиц бытовой техники можно запустить на продажу, но максимум, на что мы можем рассчитывать, – отдать за ту цену, за которую брали. Она, простите, провоняла дымком-с, упаковка подпалена...
Зазвонил телефон. На столе Брасова три аппарата, один городской, проходит через секретаршу, прежде она берет трубку. Второй для внутренней связи, третий прямой, номер имеется у незначительного числа людей, он-то и звонил. Брасов снял трубку:
– Слушаю.
– Посмотри в окно. Посмотри в окно. Посмотри в окно.
Голос не голос, во всяком случае, он мало напоминал человеческий, в нашем представлении так говорят роботы, тем более без пауз, повторяя без конца одну и ту же фразу. Брасов встал с кресла, прошел к окну...
Второй этаж – это невысоко. На улице прямо под окном кабинета стояла ОНА, запрокинув голову и глядя на него. Брасов чуть слышно застонал, но этого момента он ждал несколько дней, теперь не даст ей уйти. Не предупреждая, когда вернется, сорвавшись с места, словно ему сообщили о новом пожаре, кинулся к входу.
Второй этаж – это невысоко. На улице прямо под окном кабинета стояла ОНА, запрокинув голову и глядя на него. Брасов чуть слышно застонал, но этого момента он ждал несколько дней, теперь не даст ей уйти. Не предупреждая, когда вернется, сорвавшись с места, словно ему сообщили о новом пожаре, кинулся к входу.
– Юрий Артемович, вы куда? – подскочила Лина.
А ему некогда даже на ходу кинуть ей фразу, мол, отлучусь ненадолго. Он выбежал из здания, обвел глазами пространство. Она садилась в такси. Номер! Цвет! Приметы! Брасов запомнил и рванул к машине, в которой что-то жевал Игорь, слушая радио.
– Выметайся, живо! – рявкнул шеф. – Ключи от машины!
Растерянный Игорь уступил место, отдал ключи, пролепетав, так как заметил перевозбужденное состояние шефа:
– Вам нельзя за руль, вы скажите, куда вас...
Автомобиль резко сдал назад, после чего взревел, выворачивая на проезжую дорогу, и умчался.
Такси не слишком торопилось, Брасов нагнал его быстро, очевидно, она не догадывалась, что за ней едет жертва ее заговора. Но время от времени авто вырывалось вперед, словно убегало, приходилось и Брасову прибавлять газу, маневрировать, догоняя, радоваться успеху и огорчаться, когда такси загораживали другие автомобили. Несмотря на горячку, в его мозгу сигналило: Роберт погиб, увлекшись быстрой ездой, осторожней! Да, он помнил о Роберте, но верил, что с ним не произойдет такого. Одновременно высчитывал, куда ее везет таксист, чтоб нечаянно, задержавшись на том же светофоре, который вечно дает стоп-сигнал не вовремя, не потерять их.
Подъезжали к центру. Почему столько народу? Просто кишмя кишат. Некоторые улицы перекрыты. А, да-да, сегодня же праздник, круглая дата со дня основания города. Черт бы побрал это основание!
Такси остановилось в переулке на пересечении с главной улицей, Брасов тоже остановился. Она вышла и легко добежала до угла, свернула. Брасов кинулся за ней... Проклятая толчея! Хаотичная, без системы, все идут, как попало! Где же она, где?..
Вот он, красный плащ и хвост из светлых волос! Не спешит, значит, не подозревает о преследователе. Брасов схватит ее и – будь что будет. А она заорет: «Милиция!» Что тогда делать? Нет, он затолкает ее в первую попавшуюся дверь, схватит за горло и заставит признаться, кто подослал. Только действовать нужно быстро и с напором, с напором... и угрозами ее доконать. А милиция прибежит? Что ж, пусть, пусть. Он обвинит ее в воровстве, покушении на его жизнь, терроризме и всех смертных грехах. Ему поверят, он солидный, известный, уважаемый, а ей – никогда. Посидит девочка в обезьяннике пару суток, потом ее отпустят (Брасов заберет заявление), а он встретит. Уж как встретит!
Расстояние сокращалось, Брасов торжествовал про себя, а пот катился по лицу, вискам и шее, рубашка под пиджаком – хоть выжимай. Догнал! Схватил за запястье, она повернула к нему лицо...
Не та!!! Как же так? Такое уже было с ним. Плащ, волосы, кофточка красного цвета, юбка черная... но не та!
– Извини, обознался, – отпустив ее, промямлил Брасов, озираясь.
– Чокнутый, – буркнула девушка.
Еще одна спина в красном плаще, правда, в противоположной стороне. Неужели он пробежал мимо, не заметив? Брасов ринулся назад, сталкиваясь с прохожими, на бегу извиняясь и не спуская глаз с девочки. Фигура, волосы, даже красные туфли, ремешок сумочки на плече – она, она!
Теперь Брасов просто развернул ее, взяв за плечо, и заглянул в лицо...
Не та!!! Не та, хоть плач, хоть вой! Что за шутки? Молодые девушки оделись, как в инкубаторе? В старомодные шмотки? Или ему уже двоится, троится? Но не это лицо он видел из окна кабинета, то лицо Брасову хорошо знакомо.
– Извини, – вытянув шею, сказал он.
У стены метрах в ста стояла еще одна девушка с парнем, оба о чем-то оживленно разговаривали, жестикулируя, и смеялись. На ней тот же плащ, та же прическа, пышный хвост... С ума сойти!
Как бык, наклонив вперед голову, будто шел бодаться, Брасов направился к парочке. Такие же туфли на шпильке, одну ногу она поставила на ступеньку... Та же сумка на плече... Но Брасов уже не был так уверен.
Ужас прошелся по его телу, когда она повернул ее к себе. Опять!!! Третий раз за сегодня! Это невозможно. Это фантасмагория.
– Тебе чего, дядя? – выступил вперед парень, а сам-то... Один легкий взмах рукой, нечаянно задень – из него дух выйдет вон.
Брасов даже не удостоил его взглядом, он поедал девушку глазами, не веря, что снова не та. Очевидно, шок был очень сильным, потому что ее голос долетел до него откуда-то издалека, хотя стояла девушка близко:
– Идем. Не видишь – он же пьяный.
Брасов и чувствовал себя пьяным. Не имея больше сил, когда девочка и юноша убежали, он облокотился спиной о стену. Присел на выступ фундамента немного передохнуть, отдышаться, избавиться от наваждений, понять, что происходит. Он не понимал! Оттого, что не понимал, все чувства смешались: негодование, разочарование, отчаяние, растерянность...
Мимо прошла еще одна, Брасов широко распахнул глаза, чтоб получше рассмотреть. Красный плащ, красные туфельки с острыми носками, волосы! Волосы точно такие же! Ни прядью не отличаются. Хорошо, – еще соображала его голова, – одежда одинаковая, хотя это невозможно, но откуда взялось столько одинаковых голов?
Будто в насмешку девушка мотнула длинным хвостом, оглянулась и подарила ему, а не кому-то другому, очаровательную улыбку без двойного смысла. На руке, придерживающей сумочку, браслет из цветных бусин. Она шла и улыбалась, потому что он смешной: расселся, увалень, еле дышит, обливаясь потоками пота. А она юная, прекрасная, походка у нее танцующая, забот ноль. Есть чему радоваться. Но и эта была не той, кого он так хотел догнать и допросить.
Внезапно Брасов почувствовал себя, как в бане. Он давно установил правило: парься, балдей, но вовремя выйди из парной, иначе сомлеешь. Самочувствие не из приятных. Самое худшее, что может случиться на свете, это остановка сердца. Появляется мнимая легкость, в глазах темнеет, от солнечного сплетения идет слабость, тело не слушается, учащается пульс. У него появились сходные по признакам ощущения, но из парной можно выйти на воздух, вдохнуть прохлады, прилечь, где попало, да и друзья вовремя окажут помощь. А здесь воздуха предостаточно, прилечь негде, помощи ждать неоткуда.
Брасов упал, видя только ноги, десятки ног и разнообразных туфель. Очень скоро и они расплавились в темноте.
Очнулся и, разумеется, понять не мог, где находится. Однако было комфортно, пожалуй, слишком. Э, да он лежит! Брасов повернул лицо к источнику света – окну, обстановка незнакомая, к счастью, он услышал голос Тори, она с кем-то переговаривалась.
– Тори! – позвал, правда, голос свой не узнал. Какой-то блеющий.
– Юрка! – Она склонилась над ним, лицо обеспокоенное, в то же время радостное.
– Это не наша квартира, – догадался он.
– Юрка, милый... – Тори присела на кровать, взяла его за руку. – Как же ты, негодяй, меня напугал!
– Кто негодяй, я? – Он попробовал пошевелиться, но силенок маловато, видимо, спал долго. – Черт, что со мной? Где это мы?
– В больнице. – Тори гладила по его руке.
– В какой, к черту, больнице? У меня же совещание.
– О, ты еще живешь во вчерашнем дне, – тихо рассмеялась она.
– Объясни толком, что значит, во вчерашнем?
– Вчера ты упал на улице, тебе стало плохо. Хорошо, есть добрые люди, сразу вызвали неотложку, а то бывает, идут мимо, будто не видят.
– Упал... – повторил он, силясь вспомнить этот момент. – На улице. Я был на совещании, это помню прекрасно, а что я делал на улице?
– Это должен ты знать. Твоя Лина сказала, что ты с совещания сорвался, как ужаленный, и куда-то уехал, сев за руль.
Этот момент проступил отчетливо, через минуту-другую Брасов восстановил и причину, почему сбежал с совещания. Ему позвонили, он подошел к окну, увидел ее... Дальше вспоминать не захотел, ибо сердце затарахтело, подсказывая, что ничего хорошего в тот отрезок времени не произошло. Он зажмурился, чтоб не видеть картины из вчерашнего дня, которые вспыхивали, словно вспышка фотоаппарата.
– Юра, тебе плохо?
Он открыл глаза, Тори приблизила лицо к его лицу, очень близко, от нее пахло земляникой и утренней свежестью, какая бывает за городом, если встать рано и войти в лес.
– Мне хорошо, когда ты со мной, – натянул он улыбку. – Слушай, а чего это я вчера упал? Куда? Прямо на пол?
– На тротуар, – поправила она. – Сердце прихватило.
– Инфаркт, что ли?
– Слава богу, обошлось.
– Значит, ты и я в больнице. А я хочу домой, я не люблю больницы.
– Ну, друг мой, мало ли, что ты хочешь. Полежи, отдохни, наберись сил, заодно похудеешь, кормить тебя на убой запрещено, это пойдет на пользу.
– А ты уйдешь? Я от ревности здесь подохну.
– Подохнуть тебе точно не дадут, а я сейчас у мамы, ревновать не к кому, завтра опять приду. Юрка, как я рада, что ты очнулся и вредничаешь.
Она уперлась подбородком в его грудь, смеялась и говорила о всякой ерунде, а он старался не возвращаться мыслями во вчерашний день, наслаждался сиюминутностью. Вот так бы и прожить жизнь в любви и согласии, этого он был лишен, но не дадут – что не дадут, помнил.