Моё сердце упало. Я думала о своей нежной бабушке и невысказанных печалях, которые, казалось, жили внутри ее глаз.
— И она поверила ему? — пробормотала я.
"Конечно.
И она уговорила его забрать с собой ещё больше её денег и отправляться немедленно. У нее остался небольшой домик, несколько фамильных драгоценностей, и достаточно средств что бы жить до тех пока он не вернется. Только когда от него не было вестей больше года, она призналась мне что сглупила. Более того, она призналась в этом и своим друзьям, они помогли ей не только деньгами, но даже пытались свести с другими молодыми людьми. Но она поклялась себе, что её любовь не достанется теперь кому-либо так легко.
Так она и жила: тихо, мирно и одна.
— Пока не встретила моего деда? — догадалась я.
Медальон нахмурился на меня. Твой дед был суровым и жестоким человеком.
Он женился твоей бабушке исключительно для того, чтобы иметь кого-нибудь, кто заботился бы о его орущем сыне и держал бы в порядке дом после того, как его первая жена умерла от его жестокого обращения.
Она вышла за него только что бы у нее всегда было место для ночлега. И она вышла замуж, чтобы у неё всегда было место, где она могла бы отдохнуть ночью. Но дед не является частью этой истории.
Пока ещё нет. Не обращая внимания на мой шок, кулон продолжил свой рассказ. Игнорируя мою потрясенную тишину, медальон продолжал говорить.
— В один из холодных вечеров, тот кого она ждала постучался в дверь, там стоял ее должник. Я думала, что Обретия прогонит его, но она поприветствовала его и беспрекословно обняла.
Ховарт плакал и говорил, что все пошло наперекосяк, и что ему был слишком стыдно вернуться домой, но больше его сердце не может выдержать разлуки с ней. Он вернулся, чтобы просить у неё прощения, — личико пренебрежительно фыркнуло.
— И она опять ему поверила.
— Но не ты?
— Я полагала, что он потратил все деньги, и назад его привело не сердце, а жадность. Она сказала ему, что для неё ничего не имело бы значения, что всё было бы хорошо, если бы он остался и женился на ней.
Бок о бок они могли бы трудиться, и всё ещё будет хорошо, если они просто будут жить для себя. У нее все еще был свой дом и некоторые семейные драгоценности, и так или иначе они справятся.
Я закрыла глаза, жалея бабушку, как она могла любить так слепо?
— Я предупреждала её. Её друзья предупреждали её, говорили, что если она поверит этому жулику снова, они отрекутся от неё. Но Обретию, кроме него, ничего больше не волновало. И он, говоря так благородно, сказал, что не позволит её семье считать её дурой. Если бы у него только были деньги, чтобы возместить убытки, он бы мог двигаться дальше.
— Но как это было возможно? — потребовала я.
— Хороший вопрос. Тот, который твоя бабушка так и не задала, по крайней мере, напрямую.
Он рассказывал о многих подробностях. О том как дать взятку чиновнику что бы уменьшить пошлину, как выглядеть преуспевающим, что позволило ему завершить много сделок. Он говорил так ловко и толково, как нужно обращаться с деньгами, чтобы заработать ещё больше.
Ужасная печаль навалилась на меня. Сколько раз я слышала, как мама оплакивает наш жалкое материальное состояние и желает перемен к лучшему, только для того, чтобы услышать от бабушки: "Но это безнадежно, моя дорогая. Нужно иметь деньги для того, чтобы делать деньги."
— Она унесла эту веру с собой в могилу, — сказала я.
Медальон немного помолчал. Затем он издал крошечный вздох.
— Мне было так страшно.
Ну остальную часть истории ты уже наверно и так поняла. Обретия продала всё, что имела и отдала деньги ему, чтобы он мог выкупить своё состояние.
Когда она осмелилась спросить отправиться с ним, он сказал, что ее проход на юг будет стоить слишком много, и на её пути возникнет слишком много трудностей. То кольцо, что ты носишь, там был изумруд, безупречный темно-зелёный изумруд. Он даже его забрал.
Ховарт извлёк камень и сказал, что продаст его в Джамелии, но обязательно потом выкупит его и вернёт на место. Он обещал, что не зависимо от того, повезёт ему или нет, он вернётся в течении года. Она смотрела, как он отчаливал от пристани в Удачном. Потом она пошла к своему старому другу и обо всём рассказала.
Она просила у него прощения. Они были друзьями с детства. Сочувствуя ее горю он дал ей место для ночлега и усадил за стол. Обретия, в конце концов, всё ещё была Лантис и Торговец. Она надеялась, что он отыщет способ встать на ноги, и найдет успешного партнера.
Есть такая поговорка в Удачном.
"Не деньги делают Торговцем, а Торговец делает деньги." Её друзья полагали, что она извлекла из этого урок. Все сложнее было терпеть ее за то что она проводила все время в мечтах по ее любимому.
Прошел год, затем другой. Все говорили ей, что и мужчина и состояние ушли, что она должна начать всё с начала. Но Обретия настаивала, что она будет ждать, что Ховарт вернется к ней, — резное личико скривило губки в глубоком разочаровании.
— Она ждала.
И это было единственное, что она делала.
— И что, неужели Ховарт вернулся? — шепотом спросила я.
Маленькое личико на медальоне исказилось от отвращения.
"О, да. Он вернулся. Примерно три года спустя он объявился в Удачном, но твоя бабушка узнала это лишь через несколько месяцев. Она узнала его в один прекрасный день, когда он прогуливался по рынку со своей прекрасной женой, иностранной внешности.
Позади них шел слуга с зонтом в руках. Няня несла их маленького сына. А на шее его бледной и пухлой джалелийской жены висел изумруд.
— И что она сделала? — прошептала я.
Тоненький голосок медальона становился всё более усталым.
Я поняла, что эти воспоминания всё ещё причиняют ей боль.
— Она просто стояла и смотрела.
Она не могла поверить своим глазам. Из её груди вырвался крик.
Он обернулся. Ховарт узнал её, но потом просто взял и отвернулся. Она выкрикивала его имя, требовала, чтобы он объяснил почему он бросил её. Прямо на улицах Удачного, посреди Торговцев и купцов, она ревела как сумасшедшая и рвала на себе волосы. Она упала на колени и умоляла, чтобы он вернулся к ней, что она не может жить без него. Но Ховарт взял жену под руку и поспешил прочь, шепча ей что-то вроде "бедная безумная женщина".
Медальон замолчал.
— Что же случилось после? — взмолилась я.
Моё сердце билось непривычно быстро.
— Пошла ли она к нему и его жене с обвинениями, что он забрал все её деньги, потребовала ли назад свой изумруд?
Дрожащим шепотом медальон признался:
— Нет.
— Почему? — боль сдавила мой голос.
Я вспомнила покорные глаза моей бабушки и боялась, что уже знаю ответ.
— Я не знаю.
Я никогда этого не пойму.
Её друзья уговаривали, чтобы она подала жалобу против них. Когда она говорила с ними, она была сильной. Но когда она оставалась одна, с пером и бумагой, её решительность улетучивалась. Рыдая, она признавалась мне, что любит его до сих пор. Она плела небылицы, что он связался с наркотиками или был околдован той женщиной. Её руки тряслись, она вслух восклицала, как такое с ней могло произойти, что какая-то джамелийская женщина могла украсть её Ховарта. Она ни в какую не хотела поверить в то, что он был негодяем и жуликом на самом деле.
Я не могла заставить понять её, что человека, которого она любила, никогда не существовало, что она любит созданный Ховартом образ, и что этот мужчина достоин только её презрения. Она садилась с пером в руке, чтобы осудить его. Но все её письма каждый раз заканчивались тем, что она опять просила его вернуться. Худшее случилось ночью, когда она пошла по темноте к его дверям. Она просила впустить её, как нищенка, умоляя слугу впустить ее, чтобы она могла встретиться с хозяином наедине. Слуга с презрением от неё отвернулся, и она, Обретия Лантис из Торговцев Удачного, уползла, пристыженная и в слезах.
Я думаю, та ночь сломала её. Следующим вечером она собрала то немногое, что ещё у неё осталось, и мы покинули Удачный, уходя в полумраке, в то время как ее друзья наслаждались обедом. Она даже не попрощалась с ними. Она чувствовала что потеряла все их уважение и никто не смотрел бы на нее иначе чем на дуру."
Я почувствовала тошноту, закружилась голова от этого грязного рассказа. Это кружились воспоминания о доброй старой женщине за которой я ухаживала в течении двух последних лет.
Я полагала, что она была сдержанной и стойкой. Я считала силой то, как она переносила грубость деда и неуважение пасынка. Но теперь это выглядело немного иначе. Неумолимый, тонкий голосок зазвучал вновь.
"Она покинула Удачный. Просто сбежала. Она утверждала что не имеет значения то что с ней случилось, она всего лишь должна скрыться от всех кто убеждал ее пойти против Ховарда. Она приехала в деревню и перебивалась работой горничной, пока не вышла замуж за человека, которого не любила, чтобы воспитать его сына и родить ему дочь. Вскоре после того как родилась твоя мама, она убрала меня подальше, потому что я была последним напоминанием о её прежней жизни, — личико на медальоне вытянуло губки в прямую линию.
Я почувствовала тошноту, закружилась голова от этого грязного рассказа. Это кружились воспоминания о доброй старой женщине за которой я ухаживала в течении двух последних лет.
Я полагала, что она была сдержанной и стойкой. Я считала силой то, как она переносила грубость деда и неуважение пасынка. Но теперь это выглядело немного иначе. Неумолимый, тонкий голосок зазвучал вновь.
"Она покинула Удачный. Просто сбежала. Она утверждала что не имеет значения то что с ней случилось, она всего лишь должна скрыться от всех кто убеждал ее пойти против Ховарда. Она приехала в деревню и перебивалась работой горничной, пока не вышла замуж за человека, которого не любила, чтобы воспитать его сына и родить ему дочь. Вскоре после того как родилась твоя мама, она убрала меня подальше, потому что я была последним напоминанием о её прежней жизни, — личико на медальоне вытянуло губки в прямую линию.
— Я просила её выслушать меня, когда она заворачивала меня в полотно.
Я не могла спокойно смотреть как она растит свою дочь с таким жестоким отцом и на его неотесанного сынка.
"У тебя должна быть гордость", говорила я.
Я говорила ей, что ещё не поздно вернуться и восстановить наследство. Но она меня не слушала и закрывала меня подальше."
Я задумалась о всех тех долгих годах которые медальон провела в шкатулке.
"Почему ты все это мне рассказываешь?", — спросила я тихонько.
Мой вопрос вызвал у кулона небольшую заминку. Лицо на медальоне подняло бровки как бы в удивлении почему я до сих пор не поняла это.
"Потому что она живет во мне, как и все те женщины из твоего рода которые носили меня. И я хотела бы что бы справедливость восторжествовала.
Я надеюсь что ты вернешь то что по праву принадлежит тебе."
По праву мое.
Эта мысль показалась мне чуждой. Она испугала меня.
"Но как?
У меня нет никаких доказательств, я его не знаю, если даже Хогварт все еще жив и…"
— Замолчи.
Я буду вести тебя. У тебя есть пустое колечко на руке и я буду твоим голосом. Тебе больше ничего не нужно."
Моя голова кружилась от всех этих рассказов, не знаю как мне удалось уснуть этой ночью. Проснулась я всё ещё сжимая в руке медальон из диводрева. Щелкая каждым суставом, я потянулась, одела серебряное ожерелье и направилась в Удачный. В следующее несколько недель медальон вел меня. Я довольно быстро научилась различать его тихий голосок. Советам которые оно давало было сложно следовать, но как только я стала их выполнять моя жизнь стала налаживаться.
В Удачном я нашла свое место, заботясь о старой женщине Торговце. Еда у Редоф из Торговцев была самой вкусной из все что я когда либо пробовала, и гардероб ее внучки был набит самыми прекрасными вещами из всех которые я когда либо носила. Опыт который я получила ухаживая за бабушкой очень помог мне.
Я стала благодарной слушательницей для любой сплетни о Торговцах Редоф, любая сплетня вызывала сложности при сопровождении такой старой женщины по улицам Удачного, я следила что бы она часто навещала своих друзей. Ухаживая за ней, я очень быстро освоилась в шумном торговом городе. Поддерживая её по локти и поднимая её ноги на подушки, я незаметно влилась в общество Удачного. Я видела силу Торговцев Удачного, власть, которая базировалась не только на богатстве, но и на традициях. Я поражалась тому, от чего пришлось отказаться моей бабушке, всё это могло быть жизнью моей матери. Удивляясь этому, во мне росло желание всем этим обладать. Я переняла обычаи этой страны и исправила своё произношение. По вечерам медальон учил меня как правильно вести себя в обществе и как укладывать волосы. Я перенимала все манеры женщин Удачного, женщин которые были Торговцами и обладали такой же властью как их мужья. Увидев то от чего моей бабушке пришлось отказаться моя ненависть к Хогварту начала расти. Я стремилась найти его что бы сразится с ним.
Шел месяц за месяцем, и медальон продолжал убеждать меня сохранять терпение. Моя жажда мести удивляла меня. Моя бабушка и мама учили меня скромному поведению. Я считала что это участь всех женщин. Только в Удачном я смогла увидеть что женщина может жить и управлять своим хозяйством сама. Я вспоминаю что когда Тетла ограбила меня украв бабушкины ожерелья, я не могла понять почему не бросила ей вызов. Я вспоминала что супруг Хетты давил на меня, и удивлялась почему не противостояла ему. Мое старое я растворилось в молодой девушке для которой послушание было бы подобно фантастическому отказу бабушки от своей жизни.
Я следовала указаниям медальона. Я никогда не произносила ни имени Хогварта не спрашивала о нем ни о его семье. Я была преданной служанкой, стараясь стать невидимкой. Дважды другие семьи пытались переманить меня, но я твердо держалась за это место. И вот однажды, когда я прислуживала свой хозяйке, я услышала его имя во время разговора о семье Джиллиан, которая переехала в Удачный и постоянно задирали нос.
"Страница из книги Ховарта", — сказал кто то с сопением, я знала что скандал с участием моей бабушки все еще свеж в памяти этих старух. Я внимательно прислушивались к ним когда они обсуждали эту старую историю, узнала не только что он все еще жив но и то что Торговцы Удачного презирают его. Ночью, в своей маленькой комнатке, я решила посоветоваться с медальоном.
— Готовы ли мы сейчас, чтобы отомстить? Противостоять Ховарту и потребовать, чтобы он вернул всё, что украл у бабушки?
Маленькие губки сморщились, будто попробовали вино перешедшее в уксус. Медальон издал крошечный вздох.
— Я полагаю пришло время увидеть этого человека.
— В каком то смысле это будет завершением твоего обучения.
Маленькие глазки сузились и блеснули.
— Когда мы пойдем, возьми с собой кольцо без камня. И позволь мне самой выбрать день. И в тот день ты должна будешь делать и говорить то, что скажу тебе я.
Ты должна будешь довериться мне, иначе всё будет напрасно. Два раза в сорок дней моя хозяйка предоставляла мне выходной на полдня. Медальон выбрал день.
Хозяйка не хотела отпускать меня, потому что этот выпадал на праздник в Удачном, но я пообещала ей, что вернусь рано, чтобы помочь ей с вечерними приготовлениями. Это был ежегодный съезд Торговцев, прибывающих в Удачный. Вечером должны бы начаться званные обеды, устраиваемые богатыми Торговцами. Но раньше, днём, весь город будет празновать. В центре главного рынка будут выступления и танцы, еда и напитки будут бесплатны для всех, а улицы будут переполнены народом. Вечерние мероприятия были предназначены только для Торговцев и их семей, но в городских празднованиях будут принимать участие все жители Удачного. Из всех сплетен которые я слышала, узнала что в этот день большинство из приезжих в Удачный стараются понравится Старинным семьям Торговцев. Те кто еще не состоял в родстве с Торговцами будут искать союза с самыми могущественными из них. Ховарт с семьей непременно должны быть там.
Утром назначенного дня, я принесла госпоже завтрак. Разложила ее одежду и оставила горничную помогать госпоже. В своей крошечной комнатке я вымылась и оделась так тщательно, будто это был день моей свадьбы. По совету медальона все деньги что я заработала пошли на покупку эмалированных заколок и шнурков для одежды. Высоко подвязала волосы. Когда я проскользнул в комнату своей хозяйки, чтобы взглянуть украдкой в её зеркало, я замерла перед своим отражением. Госпожа увидев меня с удивлением уставилась на мой наряд.
— Кого то ты мне напоминаешь, — сказала она сонным голосом.
Она приподнялась с постели, поближе ко мне. Как своей дочери она командовала повернуться перед ней, повернуть голову к свету.
— Подведи губы моим кармином, — приказала она мне. — И подкрась глаза черным.
Когда я это сделала она стала пристально меня разглядывать.
— Ты полностью готова, — подвела она итог.
— Есть частичка Удачного в тебе, моя маленькая иностранная крапива. — добавила она с удовлетворением.
— Так я говорю тем старым клячам как я зову своих подруг. Ступай, к тому, кого бы ты ни выбрала, чтобы очаровать.
Он не устоит перед твоими глазами. Её слова порадовали меня также сильно, как и тихий шепот моего медальона.
Я вернулась к себе в комнатку что бы добавить последний штрих к образу. Шафрановый шелк накидки моей бабушки было приятно чувствовать кожей. Она была как будто специально сшита по мне. Чувство собственного достоинства переполняло меня, когда я шла по утренним улицам города, казалось они все принадлежат мне. Меня больше не пугали ни торговая суета, ни вызывающий взгляд сына Торговца, которым он провожал меня. Так же как и я он сегодня одел накидку Торговца. Эта деталь одежды делала меня равным в его глазах, я бы могла сказать что он принял меня. Я подняла голову еще выше.
Мой путь лежал прямо через центр города. Иногда какой-нибудь из старших Торговцев провожал меня задумчивым взглядом. Я знала что прошли годы с тех пор как кто то носил накидки цвета семьи Лантисов. В ответ на их взгляды я лишь улыбалась и продолжала путь. Толпа празднующих становились все больше и казалось они все уступали мне дорогу. Мелодия переполняла меня, так же как ароматы витавшие в утреннем воздухе.