Всё кончено…
Навсегда кончено.
Я не знаю, когда и с чего началась наша с Захаром дружба. Но мне всегда было легко с ним, и очень уютно. Я рассказывал Захару обо всех моих планах в бизнесе, о девчонках и ссорах с родителями.
Сам он редко говорил о себе. «В моей жизни практически ничего не происходит», — его обычная фраза.
Захар не был красавцем, но обладал очень своеобразным очарованием, так что на отсутствие поклонниц никогда не жаловался. Постоянной девушки у него не было, да и не стремился он к постоянству. Говорил, что ему нравится вечная новизна.
Так прошёл почти год. А вчера вечером…
Нет, сначала нужно уточнить, что вчера была пятница, и после работы я поехал ночевать к Захару, потому что в субботу с утра пораньше мы собирались на ипподром.
Обычное дело, мы часто там бывали. Захар очень любил верховую езду и меня пристрастил.
Я освободился раньше, чем рассчитывал, и Захара ещё не было дома. Секретарша очень обрадовалась моему приходу. Ведь это дало ей возможность свалить с работы пораньше.
Я прошёл в жилую часть квартиры, сел на диване в гостиной. На журнальном столике валялась груда дизайнерских эскизов, среди которых было несколько художественных набросков. Захар занимался иногда живописью, но ему никогда не хватало терпения довести до конца хотя бы одну картину. Я стал смотреть рисунки и увидел ЭТО.
Любовное письмо. Захар написал его на обратной стороне одного из набросков. Точнее, письмо тоже было наброском, всего лишь несколько фраз, но в них звучало столько чувства… Я подумал тогда, что это цитата из какой-то книги, потому что на самом деле так не бывает, ни один человек не сможет выдержать такого шквала боли и радости.
Только почему Захар среди множества цитат выбрал именно эту? Или он тоже считает свои чувства безответными? Но с чего он это взял? До сих пор ещё ни одна девчонка…
…Когда Захар выдернул у меня лист с запиской, я почувствовал себя так, как будто меня поймали на чём-то очень постыдном и… жестоком. Да, именно жестоком. Чудовищно, невообразимо, невозможно жестоком.
— Прости, — пробормотал я. — Мне сразу надо было понять, что это не для посторонних глаз.
Захар молчал. И смотрел на меня так, что сжималось и цепенело сердце.
— Прости, — повторил я.
Захар смял записку и отшвырнул в угол.
— Всё в порядке, — сказал он тихо. — Не думай об этом.
— Я… Это не моё дело, но… Захар, ты должен ей обо всём рассказать. Даже если она замужем… Ни одна женщина не устоит против таких слов. Она выберет тебя. И вы сможете пожениться. Ведь у тебя это серьёзно?
— Да, — всё так же тихо сказал Захар. — Очень серьёзно. И необратимо.
— Тогда тем более поговори с ней! Если эта женщина так тебе нравится…
— Это не женщина. Письмо адресовано мужчине. Точнее, я люблю мужчину и поэтому признаться могу только бумаге.
Сказать, что я обалдел, означает нагло приуменьшить истину.
— Но… — дальше я ничего внятного произнести не смог.
— Я бисексуал, — пояснил Захар. — Обычно предпочитаю женщин, но иногда мне требуется секс с мужчиной, причём в обоих вариантах. В принципе, сейчас найти таких универсалов не сложно, и проблем с элегантными краткосрочными романами у меня не было никогда.
Он замолчал, отвернулся.
— Я сразу понял, что он чистый натурал, — проговорил Захар. — Люди с нетрадиционной ориентацией, даже такой частичной как у меня, чувствуют друг друга на расстоянии. Но это не имело значения. Его лицо, улыбка, глаза… Его запах… Я был счастлив просто находиться рядом с ним. Я думал, что закончится проект, мы расстанемся, и я всё забуду. Но встреча затянулась. Ему понравилось моё общество. Не знаю чем, но понравилось. А я… Мне не хватило сил сказать «нет». Ну и… вляпался по самые уши. Он считает меня одним из самых близких своих приятелей, сидит рядом, разговаривает доверительно. А мне едва крышу не сносит от желания. Но я должен молчать и… демонстрировать полное, ничем не замутнённое, спокойствие, когда он ко мне прикасается.
Захар посмотрел на меня, подошёл к бару, открыл дверцу и опять захлопнул.
А я пытался осознать услышанное. Получалось с трудом.
Я встал, подобрал смятую бумагу с признанием, разгладил. На обратной стороне был нарисован цветок. Не знаю, как он называется, но такие последнее время часто стали появляться в дорогих офисах — длинная вьющаяся плеть с широкими тёмно-зелёными листьями и крупными белыми соцветиями. На рисунке Захара был только один цветок с листиком и бедно-золотистый фон стены. Самая обычная зарисовка, но меня поразила нежность и теплота, которыми был наполнен каждый штрих эскиза. Рисунок стал для Захара единственным способом ощутить близость с любимым человеком. И здесь было столько чувства! Даже в рисунке Захар отдавал тому человеку всю свою жизнь без остатка.
Если бы я сам это не увидел, то никогда бы не поверил, что такое может быть на самом деле.
Мне и раньше подобные рисунки попадались — цветы, птицы, бабочки, лошади… Краем сознания я всегда отмечал, что есть во всех этих набросках какая-то странность, но полностью смысл её уразумел только сейчас.
И тут мне стало страшно. Захар не мог позволить себе даже нарисовать настоящее лицо своего любимого, вынужден был довольствоваться иносказаниями. Ведь они близко знакомы, и если бы тот человек увидел рисунок, то сразу бы всё понял.
Я всегда не терпел пидоров, но сейчас готов был вырвать язык любому, кто назвал бы Захара таким словом.
— Ты должен во всём признаться, — сказал я вслух. — Это же невыносимо: чувствовать такое — и молчать.
Захар посмотрел на меня, улыбнулся печально.
— Олег, — проговорил он мягко. — Олежек… Ты представь, что к тебе вдруг подходит мужик и начинает признаваться в любви, лезет с объятиями и поцелуями. Что ты на это ответишь? Как ты на это ответишь? Не спеши, представь всё это подробно, в деталях. Представь, что я подошёл не к какому-то абстрактному парню, а к тебе. Ты позволишь мне себя поцеловать?
Меня передёрнуло. Захар прикусил губу, отвернулся. Я смотрел на его обвисшие плечи и не знал, что сказать. Если бы он запал на девчонку, пусть даже замужнюю, можно было бы хоть что-то придумать, но здесь никаких вариантов нет и быть не может.
— Тебе надо переключиться на кого-то другого, — дал я самый идиотский совет из всех возможных. — Вызови парня из эскорта и всади ему по самое дальше некуда. В таких конторах классный секс фирма гарантирует. Ночь качественного траха и…
Захар засмеялся горько и в тоже время как-то легко и светло. Я смотрел на него в полной растерянности.
— Олег-Олежек… Ты хоть когда-нибудь влюблялся? Нет, конечно, иначе бы не говорил такую… такую… даже не знаю, как сказать. Не чушь, а… Если бы ты хотя бы один раз, даже мимолётно влюбился, не полюбил, нет, а просто влюбился, ты никогда бы не сказал такой наивняк, как сейчас.
Я посмотрел на него с обидой.
— Что я, евнух, по-твоему?
Захар улыбнулся.
— Просто ещё ребёнок. Спящий ребёнок. Тело взрослое, а душа… Когда она проснётся и тоже повзрослеет, ты поймёшь.
— Что пойму?
— Разницу между влюблённостью и вожделением. Вожделение — сильное чувство, но поверхностное, мелочное и… всегда грязное. Как мусор, который плавает по поверхности. Его может быть много, он может быть очень ярким, но всё равно останется мусором.
— Я не понимаю. Ты мог бы говорить без метафор?
— Прости, — улыбка Захара сделалась смущённой и виноватой. Но мгновение спустя он стал так глубоко серьёзен, что у меня озноб по спине пробежал.
А Захар ответил:
— Вожделеющий думает только о собственном удовлетворении и на чувства объекта своих желаний ему наплевать. А влюбленный может получить наслаждение только через удовольствие объекта влюблённости. Если будет плохо тому или той, в кого ты влюбишься, тебе никогда не будет хорошо, как бы удачно ни складывались в тот момент твои собственные дела.
Я не ответил. То, что говорил Захар, повторялось тысячи раз до него — в книгах, фильмах, в афоризмах. Но только сейчас я понял, что всё это не пустые словесные красивости, а самая что ни на есть настоящая правда.
— Ты разграничиваешь любовь и влюблённость, — сказал я только для того, чтобы не молчать. Тишина для меня была страшнее любого кошмара.
Захар сел на диван, спрятал лицо в ладонях. Выпрямился, свесил руки между колен.
— Каждый влюблённый мечтает, чтобы на объект его чувств напала бы злая собака, а он бы отважно и доблестно защитил предмет своей влюблённости. Любящий хочет, чтобы на объект его любви ни одна собака никогда даже не тявкнула.
Я поёжился.
— Врагу такого не пожелаешь. Особенно, когда оказываешься несчастным в любви.
Захар улыбнулся.
— Быть несчастным в любви невозможно. Даже если твоя душа разрывается от боли, сознавая её безнадёжность, ты сам всё равно будешь чувствовать себя счастливым, потому что любовь становится счастьем сама по себе.
— Но тебе ведь плохо! Значит ты несчастлив!
— Нет, совсем нет. Я счастлив. И мне очень хорошо.
— Не понимаю…
Улыбка Захара стала сочувственной.
— Для этого надо полюбить самому. Когда у тебя есть любовь, всё в жизни наполняется смыслом, каждая мелочь и любая секунда обретают индивидуальность и неповторимость. Мир становится ярким и многогранным, а в душе постоянно звучит музыка — самая прекрасная, какая только есть на свете.
Я хмыкнул скептично.
— Похоже на откровения обожравшего ЛСД наркомана.
Но Захар не обиделся.
— Наркотик — это тщетная попытка заменить настоящую любовь синтетической. Но любовь не терпит ни малейшего обмана. И карает за попытку подмены полной утратой личности.
— Захар, ты должен ему во всём признаться! — сказал я.
— Это невозможно.
— Это неизбежно, — возразил я. — Такие чувства нельзя скрывать вечно. Рано или поздно они прорвутся, и плохо тогда будет всем — и тебе, и ему. И мне, потому что я твой друг. Захар, если ты признаешься сам, то сделаешь это спокойно и тактично. Твой избранник либо примет признание, либо отвергнет, но в любом случае напряжение получит полную разрядку. Управляемую разрядку, Захар. А вот если чувство прорвётся само по себе… Это будет как стихийное бедствие. Оно принесёт боль всем.
Захар запрокинул голову, закрыл глаза.
— Я скорее убью себя самого, чем причиню малейший вред ему.
— Ты, Захар. Вот именно, что ты. А в случае прорыва тебя не будет. Останется только аффект. Когда переизбыток напряжения вырвется наружу, он сметёт твою личность, как цунами сметает газетный ларёк. Ты что, телевизор никогда не смотришь? Там в новостях иногда показывают, что бывает после цунами. Так вот с тобой будет то же самое — ни мыслей, ни самоконтроля, одни только ошалелые от спермотоксикоза инстинкты.
— Да при чём здесь спермотоксикоз? — обиделся Захар.
Я криво усмехнулся.
— Если с любовью всё обстоит так, как ты говоришь, то тебе просто не захочется трахаться ни с кем, кроме твоего парня.
— Он не мой парень! — в голосе Захара прозвучала такая боль, что мне стало жутко.
— Он не мой парень, — безнадёжно повторил Захар. — И никогда не будет моим.
Я вздохнул. То, что я собирался сказать, было жестоким и обидным, но обойтись без этого было никак нельзя.
— Чувства чувствами, Захар, но и потребности тела ты никуда не денешь. А телу молодого здорового мужика нужен постоянный и обильный секс. И если реализовать эту потребность со своим избранником ты не можешь, а с другими партнёрами не хочешь, то физиология рано или поздно возьмёт своё, просто отключив тебе сознание и заставив действовать только под влиянием инстинктов. Ты ведь по девкам отправляешься только тогда, когда уже совсем невмоготу станет, так? Но телу этого мало. Ничтожно мало! Поэтому, когда напряжение всё-таки прорвётся…
— Я никогда не причиню ему вреда! — перебил меня Захар. — Никогда. Скорее убью себя, чем причиню ему малейшую боль. Это невозможно!
— Невозможно для тебя, — повторил я. — Но не для твоего аффекта. Поэтому поговори с тем парнем. Ведь ты всё равно ничего от этого не теряешь. Ну скажет он тебе «Нет!», и что от этого изменится? У тебя и так с ним ничего нет и не будет. Зато напряжение разрядится, и ты сможешь переключиться на кого-то другого.
— В каком это смысле? — нахмурился Захар.
— А если вместо любви образовалось пустое место, значит на это место надо поселить новую любовь.
— Ребёнок, — улыбнулся Захар с неожиданной для меня мягкостью. — Так уверенно рассуждаешь о том, о чём ни малейшего понятия не имеешь. Любовь не может быть пустым местом. Любовь к нему — единственное, что по-настоящему есть у меня в жизни.
— Как это? — не понял я.
— А что мне остаётся, как не любить его? Ничего другого у меня больше нет. Работа? Интересная, приятная, но её слишком мало, чтобы заполнить жизнь. Друзья… У каждого из них свои дела, свои интересны, в которых я всего лишь одна из составляющих. Так что единственное, что придаёт моей жизни смысл — это любовь. Без неё опять всё станет пусто, серо и однообразно.
— Понятно, — процедил я. — Скука тебя заела, и потому ты решил развлечься, сочинив себе великую страсть. Тут парнишка с прельстительной попкой очень кстати подвернулся, и ты воспылал к нему безответной и вечной любовью. Захар, а вот если бы в ту минуту рядом с тобой вместо симпатичного парня оказалась девчонка с роскошными сиськами? Какую причину для несчастности и безответности своих чувств ты придумал бы тогда? Сказал бы, что слишком зауряден, и потому недостоин такого абсолютного совершенства во всех отношениях, как она, а значит не можешь ей признаться?
Захар побледнел, сжался так, как будто прикрывался от удара.
— Ты не веришь в искренность мой любви? Ты мне не веришь?! Но почему? Разве я хотя бы один раз тебе солгал?
— Спятить с тобой можно! Причём тут я? Бой-френду своему в искренности чувств клянись. Вдруг да поверит и сексуальную ориентацию ради такого случая поменяет.
— Олег, — тихо попросил Захар, — не надо так шутить.
— А я и не шучу. Вдруг во время объяснения ты ему понравишься?
— Это невозможно, — твёрдо сказал Захар. — Никогда. Моя любовь никогда не получит отклика. Но это не значит, что не должно быть и самой любви.
— Если это действительно так… Если всё и впрямь так безответно и безнадёжно… То это всего лишь означает, что ты отдаёшь любовь не тому, кому она предназначена на самом деле, а совершенно постороннему и случайному человеку. И не замечаешь того, кто может стать твоей настоящей судьбой. Того, кто будет любить тебя точно так же, как и ты любишь его. Безответной любви не бывает, есть любовь заблудившаяся. Адресованная не тому, кому надо. Это как письмо, которое по случайности попало не в тот ящик. Ошибочный респондент не понимает ни языка, ни смысла полученного сообщения, а потому отвергает его. Но ведь где-то есть кто-то, кто ждёт твоего письма. Ждёт твоей и только твоей любви, чтобы отдать взамен свою. И если ты потратишь всю свою жизнь на ошибочного адресата, то обделишь этим не только себя, но и того или ту, кому на самом деле предназначена твоя любовь. Своим пустым и бесплодным упрямством ты делаешь несчастным ни в чём не повинного человека, вся беда которого в том, что он или она ждёт тебя и никак не может дождаться. Из-за твоей глупости не может!
Захар смотрел на меня, улыбался. Я уже хотел высказаться о его тупоумии гораздо конкретнее и доходчивее, но он заговорил первым:
— Ты добрый. Ты всё понимаешь. Ты лучший друг, какой только может быть. Самый лучший. Единственный.
— Да ладно тебе в комплиментах изощряться!
— Это не комплименты. Это мои мысли. И чувства…
— Захар, прекрати. Я действительно твой друг, и мне не нужны все эти словесные кружева, чтобы помочь тебе. Просто скажи, что надо делать, и я сделаю.
Захар опустил взгляд.
— Ты думаешь, я могу нравиться? Я способен вызывать желание?
— Ещё как! Если на тебя вешаются девчонки, ты точно так же можешь понравиться и своему парню.
Захар глянул на меня, улыбнулся и стал внимательно рассматривать свои руки.
— Так ты говоришь, — произнёс он тихо, — что мужчине я тоже могу понравиться?
— Ещё как! — заверил я.
Он опустил голову, отвернулся.
— Хотелось бы верить, что ты говоришь это не из жалости. И что в твоих словах есть хотя бы крупица искренности.
Я подошёл к Захару, пожал ему плечо.
— Не сомневайся, — сказал я тихо. — Всё будет хорошо. И ты всегда, что ни случилось бы, можешь рассчитывать на меня.
— Нет! — отшатнулся он, вскочил с дивана. — Не сейчас. Я… Мне сейчас обязательно надо побыть одному. Прости, Олег. И не сердись. Очень тебя прошу, не сердись на меня!
Захар ушёл в свою комнату, заперся на ключ. Я посидел в гостиной ещё несколько минут, затем налил себе коньяка, выпил. Но спиртное не расслабило. Я матерно обругал Захара с его любовными заморочками, затем помянул родословную этого тупоголового осла, его бой-френда. Каким дубарём надо быть, чтобы не замечать таких чувств? Или он только вид делает, что ни о чём не догадывается, а на самом деле играет Захаром как куклой, использует по своей прихоти? Ведь Захар сделает ради него всё, что угодно, да ещё и благодарить будет, что тот на него хотя бы такое внимание обратил.
Глупо всё и несправедливо! Захар — отличный парень и больше, чем кто-либо из нас, заслуживает счастья. Я выпил ещё коньяку и ушёл в гостевую спальню. На душе было тяжело и зябко.
Я понимал, что Захар не захотел услышать почти ничего из того, что я говорил ему. Он так упрямо цепляется за свои иллюзии. А вместе с ними и за свою напрасную боль.
И я не знаю, как помочь ему опомниться.
* * *Подобрашка очнулся от своих мыслей, вздохнул.