И я не знаю, как помочь ему опомниться.
* * *Подобрашка очнулся от своих мыслей, вздохнул.
— Всё так глупо, — сказал он. — Безнадёжно глупо.
— А конкретнее? — потребовала я уточнения. — Какое именно всё оказалось глупым?
— Он застрелился, — ответил подобрашка. — Я знал, что у Захара в комнате есть пистолет, но ничего не сделал, чтобы его остановить. Наоборот, только из-за моей глупости всё и случилось. Я должен был быть сдержанным и терпеливым. Но я не смог… Трус истеричный! Нужны были всего лишь спокойствие и такт. Захар смог бы принять отказ, он сумел бы смириться с ним, но я оттолкнул его так, как будто он был грязью. Это мерзко! И подло.
— Отказ? — переспросила я.
Парень кивнул.
— Сначала всё шло как обычно. Мы побывали на ипподроме, после посидели в баре. Он выпил немного лишнего, и на обратном пути за руль сел я. А Захар… Он сидел рядом и смотрел на меня. Я пожал ему руку. Он вдруг побледнел и как-то напружинился весь, закаменел. Я удивился, но ничего не сказал. — Парень немного помолчал и продолжил: — В квартире он сразу прошёл к бару и спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Я сказал, что хватит уже. Он ответил «Хватит, так хватит». Подошёл ко мне, заглянул в лицо так, как будто искал или ждал чего-то. Я улыбнулся. Тогда он… поцеловал меня. Я настолько растерялся, что на несколько мгновений оцепенел. Мне и в голову не могло придти, что все слова, которые он говорил, рассказывая о свой любви, на самом деле адресованы мне. Захар стиснул меня в объятиях, стал целовать лицо, шею, плечи… Я и представить не мог, что в поцелуях может быть столько страсти. И в то же время нежности. Тут до моих обалделых мозгов дошло-таки, что обнимаюсь я не с девчонкой. Я… оттолкнул его. Не знаю, ударил или нет, но обругал такими словами, что повторить сейчас тошнотворно. Очень плохие слова были, злые и несправедливые. А Захар… Он сказал только одно слово. Всего одно…
Парень замолчал.
— Что он сказал? — спросила я.
— «Прости». Он сказал мне «Прости» и ушёл к себе в комнату. Я услышал, как щёлкнул замок. А спустя пару минут раздался выстрел. Захар говорил, что скорее убьёт себя, нежели причинит хоть малейший вред своему любимому. И он сдержал слово.
Парень спрятал лицо в ладонях, застонал. Убрал руки, посмотрел на меня.
— В гостиной на одной из стен есть зеркало. Когда я шагнул к двери в комнату Захара, то увидел своё отражение и сразу понял, что оно какое-то не такое. Но вот в чём именно была неправильность, уразумел не сразу. Я, наверное, не меньше минуты пялился на себя, пока не осознал, что на шее у меня нет ни засосов, ни укусов. И это после таких поцелуев! Как надо любить, чтобы даже в самом безумном порыве страсти не причинить объекту этой любви ни малейшего вреда. — Парень замолчал, поёжился. Криво усмехнулся и сказал: — Знаешь, я всегда презирал все эти высокопарные выражения, считал их пустым и глупым пустозвонством. А теперь вдруг выяснилось, что бывают вещи и ситуации, рассказать о которых иными словами просто невозможно. И тем более невозможно говорить иными словами, кроме самых высоких, о людях, которые даже в таких условиях остаются людьми.
— Надо вернуться туда, — ответила я.
— Зачем?
— Хочешь, чтобы твой друг так и остался там лежать, пока секретарша не придёт? Представляешь, в каком виде его найдут в понедельник? К тому же любой и каждый поймёт, что в квартире был ещё кто-то, кроме него. Начнутся поиски, лишний шум. Гораздо лучше разобраться со всем сразу. К тому же было бы нечестно бросить твоего друга одного, как считаешь? Даже сейчас это было бы нечестно. Вернее, особенно сейчас.
— Да, — кивнул парень. — Это было бы подло.
— Где он живёт? Жил…
Парень назвал адрес. Оказалось, Захар жил в полуквартале от того места, где я нашла своего подобрашку.
В подъезде парня начала бить дрожь.
— Подожди, — сказал он. — Извини…
— Всё нормально, — ответила я, обняла его. — Мы справимся, братишка.
— Сестрёнка, — проговорил он. — У меня и в самом деле такое чувство, что ты моя сестра. А настоящие у тебя есть братья или сёстры?
— Нет. А у тебя?
— Тоже нет. И от этого нередко бывает грустно.
Я обняла его покрепче.
— Всё будет хорошо, брат.
Он погладил мне волосы.
— Да, — сказал шёпотом. — Да.
— Если ты всё же решил попробовать однополый секс, — сказал кто-то с верхней лестницы, — и если ты предпочитаешь сделать это в чьих угодно объятиях, только не в моих, то прояви хотя бы крупицу милосердия и развлекайся не у меня в подъезде.
Я с изумлением посмотрела на говорившего. Обращается вроде бы к нам. Только о чём это он?
— Захар… — растерянно и неверяще проговорил братишка. — Захар!
— Или ты решил предложить мне этого сопляка в качестве утешительного приза? — ядовито поинтересовался названный Захаром. — Но я не трахаюсь с малолетками. И тебе не советую. От них проблем вдвое больше, чем удовольствия.
— Захар, ты ошибаешься! — закричал братишка. — Всё не так!
— А как?! Сначала ты исчезаешь ни слова не говоря и не пожелав выслушать меня, теперь возвращаешься в обнимку с каким-то малолеткой! Какого чёрта ты притащил сюда пацана? И где ты его вообще подцепил?
Я почувствовала, как меня захлёстывает злость. До каких пор меня будут оскорблять, сравнивая с мужиком?!
Стряхнула руки брата и заорала с яростью:
— Если ещё один придурок слепошарый скажет, что я хоть чем-то похожа на мужчину, зубы ему выбью на хрен!
Захар растерянно посмотрел на меня и проговорил:
— Кто вы?
Моя злость униматься не желала, а обида с возмущением — тем более.
— У тебя что, глаза в заднице, если девушку от пацана отличить не можешь?!
— Кира, — взмолился брат. — Кира, пожалуйста, не кричи на него. Стой, Кира! Не надо, умоляю… Не трогай его.
Я посмотрела на брата с удивлением и обидой.
— Ты что, и правда думаешь, будто я могу ударить того, кто не способен мне сопротивляться?
— Кто это, Олег?! — закричал окончательно заморочившийся Захар. — Кого ты привёл?
Так вот как зовут моего брата — Олег.
— Кто она такая? — повторил Захар.
— Это моя сестра, — сказал Олег. И торопливо уточнил: — Двоюродная. Наши семьи почти не общаются, поэтому я тебе ничего о них и не рассказывал.
— И что здесь понадобилось твоей сестре?
— Портрет.
— Как ещё портрет? — оторопела я. Тот же самый вопрос одновременно со мной задал и Захар.
— Поясной, насколько я понял, — проговорил Олег. — Сестра всегда хотела заказать свой портрет, но эскизы, которые делали студенты из Академии Искусств, ей не понравились. «Творения» уличных рисовальщиков — тем более. Может, ты возьмёшься?
— Да, — опомнилась я и подхватила игру. — Олежка говорил, что вы очень хороший дизайнер и художник.
— Я не занимаюсь портретной живописью, — ровно проговорил Захар. — Ваш брат ошибся.
— Но попробовать-то можно, — сказал Олег. — Сделать эскиз. Не получится, значит не получится. Но просто попробовать. Ведь делать всё равно больше нечего. Или… у тебя какие-то срочные дела?
— Нет, — качнул головой Захар. — Ничего срочного. Идёмте.
— Захар, — окликнул Олег, — у тебя ничего плохого не случилось? С тобой всё в порядке? Никаких происшествий не было?
— Если не считать отвалившуюся дверцу секретера, то нет.
— Дверца секретера?
— Ну да. Там надо было давно петли поменять, а я всё тянул и тянул. Вот и дотянулся, что от случайного толчка она отвалилась, да ещё и документы по всей комнате разлетелись и перепутались. Теперь замучаешься их сортировать.
— Тебе помочь?
Захар улыбнулся. Улыбка у него оказалась на диво мягкой, лучистой и милой. Ни у кого ещё таких улыбок не видела.
— Нет, спасибо, — сказал он. — Я уже вызвал секретаршу. У неё это получится гораздо лучше, чем у меня. А вот и она.
Секретаршей оказалась элегантная женщина средних лет — такой, каких нанимают только для настоящей работы, а не для украшения кабинетного интерьера.
Захар галантно поцеловал ей руку, проговорил извинения.
— Какие пустяки, Захар Степанович, нисколько вы мне не помешали, — ответила женщина. — Конечно, я помогу вам разобраться с бумагами. Ведь это мои прямые обязанности.
— Только не в субботу.
— Пустяки, — повторила женщина и поднялась на второй этаж. Негромко хлопнула входная дверь.
— Захар, быть может, предложишь моей сестре чаю? — спросил Олег.
— А тебе чай не нужен? — тихо сказал Захар.
— Не оставлю же я сестру наедине с незнакомым мужчиной. И… Захар, Кира знает о том, что недавно произошло, поэтому нам с тобой лучше какое-то время встречаться только в её присутствии. Или разойтись прямо сейчас. Навсегда.
Захар сглотнул.
— Думаю, — сказал он, — общество твоей сестры — это именно то, что надо нам обоим. — Захар посмотрел на меня: — Кира, вы слышали легенду об Унгуд?
Захар сглотнул.
— Думаю, — сказал он, — общество твоей сестры — это именно то, что надо нам обоим. — Захар посмотрел на меня: — Кира, вы слышали легенду об Унгуд?
— Да. Это австралийское божество в образе змеи. Творец небес и земной тверди, тьмы и света, растений и животных. А заодно — первопредок людей. Принимая человеческий облик, Унгуд могло по своему желанию становиться как красивым мужчиной, так и прекрасной женщиной. В мифологии североамериканских индейцев есть похожий персонаж — ворон Йель.
Олег смотрел на меня с изумлением, даже рот приоткрыл.
Я позлорадствовала. Так тебе. В следующий раз не будешь считать спортсменов идиотами.
— Кира, — спросил Захар, — вы не против, если я напишу ваш портрет в образе Унгуд? У вас очень нестандартная внешность и без мифологической поддержки мне, боюсь, не справиться.
— Тогда уж лучше Йель. Унгуд — чернокожее божество, а индейцы от европейцев хоть и отличаются, но не так сильно, как негры.
— Думаю, для Унгуд не составило бы труда воплотиться и в чисто европейском облике. Но попробуем и Йель. Там видно будет, какой образ окажется лучше.
— Идея интересная, — одобрила я. — Почему бы и нет? Давайте попробуем.
— Тогда приглашаю вас на чашку чая, — улыбнулся Захар.
— Спасибо, — сказала я и тоже улыбнулась. Не ответить улыбкой на улыбку Захара было невозможно.
Очень обаятельный и приятный мужчина. К тому же не зациклен на спортивных и светских сплетнях, как большинство моих знакомых. Меня не узнал, что неожиданно оказалось очень приятно. Жаль, что он гей. Если бы не это, в него можно было бы влюбиться. А так только и остаётся, что пожалеть о том, чему никогда не сбыться.
Но к чёрту грустные мысли!
Ненавижу печаль.
Я улыбнулась ещё раз и вошла в квартиру Захара.
* * *На улице опять зарядил густой проливной дождь, и освещение для живописи стало категорически непригодным, даже если включить все потолочные лампы.
Я убрал иллюминацию и стал просто рассматривать эскизы. Уже неделю пытаюсь сделать хотя бы предварительный набросок портрета Киры, но ничего не получается. Ведь я всего лишь дизайнер, пусть успешный и небесталантный, однако для настоящей портретной живописи моих дарований ничтожно мало.
Кира. Невозможная, невероятная красота. Мистическая, как говорит Олег. Лучезарное божество, небесная гостья, в облике которой мужское и женское начало стали единым целым, бесконечно прекрасным и гармоничным. Унгуд. Йель.
Кира.
Я убрал эскизы и достал фотографии. Какая чудесная у неё улыбка! А смех похож на песню. Иногда мне кажется, что я нравлюсь Кире. Но это невозможно. Учитывая всё, что она обо мне знает… Невозможно.
И всё же никто не помешает мне ещё раз услышать голос Киры — такой же невероятный и чарующий, как и её облик. Я с ума схожу от желания, когда вижу Киру воочию. К счастью, хотя бы фотографии и рисунки не сохраняют этого эффекта. И на сеансах, если полностью сосредоточится на письме, то можно отвлечься от опасных фантазий.
Встречаться с ней мне и приятно, и неловко. Такое ощущение, будто я изменяю Олегу. Но ведь у нас с ним ничего нет и быть не может! Я очень люблю его, однако в последнее время эта любовь всё больше становится братской, нежели любовной.
Вспомнились слова Олега об ошибочном адресате любви. Похоже, я опять заблудился в лабиринте чувств.
Ну и пусть! Каждый согревает себе душу как умеет: одни — банковскими накоплениями, другие — именами тех, кому отдают своё сердце.
И ещё неизвестно, чьё богатство окажется ценнее.
Я набрал номер Киры.
— Сегодня очень скучный и серый день, — сказал я ей. — Быть может, попробуем его раскрасить? Например, сходим в кино или на вернисаж?
— Да, — услышал я в ответ. — Раскрасить скучный и серый день — это отличная идея.