— В таком случае, я сниму с фронта обстрелянных механиков — водителей танков. Будем готовить из них военных инженеров.
— Это очень мудрое решение, — министр магии взял свой бокал и тоже подошел к окну.
Два усталых старика стояли и смотрели в окно. Одинаково всевластные и одинаково бессильные что-либо изменить, они стояли и смотрели на город, затопленный тьмой.
— Но надо же что-то делать, — сказал Генеральный Секретарь, — вы же маги, вы же умеете колдовать. Придумайте что-нибудь, какую-нибудь ловушку.
— Беда в том, что наши противники умеют колдовать в настоящее время лучше, чем мы, — ответил министр магии.
Глава 4. Василий Майоров
Май 1942 года. Юг России. Район Харькова.
Тёмно — зелёные коробочки танков, покачиваясь на ухабах, приближались к окопам пехотной дивизии вермахта. Вслед за танками бежала тонкая цепочка солдат. Оборона немцев молчала. Однако, стоило танкам пересечь некоторую черту, как оборона тут же ожила. Застрочили пулемёты, отсекая пехоту от танков. Заухали замаскированные в кустах противотанковые пушки. Стоявшие в обороне солдаты знали, что их 37-мм противотанковые пушки не пробивают броню советских танков, и потому наводили свои орудия на гусеницы и — если очень повезёт — на корму танков. Сколько раз солдаты ругали свое начальство, бросившее их в бой с негодными противотанковыми пушками! Сколько раз их офицеры писали "наверх" докладные о том, что они практически безоружны! Дело с мёртвой точки не двигалось. Снаряды отлетали от тридцатьчетверок, как горох от стен. Приходилось очень точно целиться, надеясь попасть по очень маленьким гусеницам на очень большом расстоянии. А пушки танков в это время тоже не молчали…
И, тем не менее, обороняющимся пока везло. Брошенные в атаку без разведки, без артподготовки, без авиационного прикрытия, танки получали снаряды в самые уязвимые места с самого близкого расстояния. Несколько танков, получив снаряды в гусеницы, завертелись на месте. Один танк налетел на мину и замер. Только два танка продолжали продвигаться вперед. И в этот момент заговорила зенитная пушка — последний козырь обороняющегося вермахта. Третий из выпущенных ею снарядов попал в лобовую броню переднего танка, и, не пробив её, отрекошетировал. Тем не менее, танк остановился. Второй танк тоже остановился и принялся гвоздить по тому месту, откуда стреляла обнаружившая себя зенитка.
Но Василий Майоров, механик — водитель первого танка, этого уже не видел. Ему невероятно повезло — снаряд зенитки попал в танк под очень неудачным углом и не пробил броню, однако, от сильнейшего удара огромный кусок брони отлетел от внутренней поверхности танка и попал водителю в лицо, повредив левый глаз и прочертив длинную рану по виску. От удара Василий потерял сознание. Пришел в себя он только вечером, когда его грузили на санитарную "полуторку". Голова болела ужасно, грузовик на листовых рессорах, лишённый амортизаторов, трясло на просёлочной дороге со страшной силой, и только далёкие и равнодушные звезды безмолвно насмехались над человеческими страданиями.
И тут Василия как будто что-то стукнуло. Он вдруг увидел, увидел себя, идущего к звёздам в окружении товарищей, увидел землян, летящих на огромных, блестящих кораблях к дальним планетам, чтобы устроить во всей Вселенной справедливость и изобилие, и ему безумно захотелось заняться космосом, стать сильным, добрым и великолепным в своей доброте.
Василий даже не представлял, как ему повезло. В неудачном для советской стороны харьковском сражении советская группировка войск, имевшая в своём составе почти тысячу танков и превосходящие человеческие ресурсы, будет разбита тремя сотнями немецких танков и откатится до Волги, до Сталинграда, а немцы ринутся на Кавказ и к Туапсе…
Позже, уже в госпитале, Василий поделился с товарищами по палате идеей о космических полётах. Солдаты смеялись над ним и называли "космистом", но, в целом, сочувствовали. Во время одного из разговоров он выразился не очень осторожно. Рассуждая о том, какую правду земляне смогут принести инопланетянам, он допустил слова о том, что идеологии коммунизма — такой, какая она есть в настоящее время, — не хватит для того, чтобы объяснить инопланетянам суть идеального общества. Большинство солдат посмеялось и забыло, но среди всех слушателей (дело, как назло, происходило в холле госпиталя, где по случаю дождя собрались многие выздоравливающие) нашлась-таки какая-то гнидочка, которая настрочила в госбезопасность донос о том, что Василий Майоров разводит антикоммунистическую пропаганду.
На следующий день за ним приехала "эмка" из госбезопасности. Василия привезли в райотдел ГБ. Через полчаса ожидания его завели в комнату, где сидел пожилой дядька с погонами лейтенанта ГБ.
Дядька посмотрел на его щуплую мальчишескую фигуру, повреждённый глаз и увидел перед собой героя — фронтовика, наболтавшего в шутку всякий вздор. Он уже собирался отпустить парнишку под обещание быть осторожнее в словах, когда в комнату вошел высокий седой мужчина с погонами полковника ГБ. Пожилой лейтенант несколько раз видел этого полковника, тот иногда наезжал к ним с инспекциями из области.
— Прошу разрешить нам поговорить наедине, — сухо приказал полковник и сел на место, которое освободил для него хозяин кабинета.
Когда они остались в кабинете вдвоем, полковник неожиданно ласково улыбнулся Василию и спросил:
— Ну, и с чего это мы стали думать о нанесении счастья инопланетянам?
Василий, к тому моменту перепугавшийся не на шутку, рассказал ему все, как было: и про то, как ехал раненый в грузовике, и про то, как звезды над ним смеялись, и про то, что вот если завтра придется лететь к другим планетам, как в "Аэлите", то придётся что-то говорить инопланетянам про идеальное общество, а сказать и нечего, кроме того, что надо бороться с капиталистами, стыд сплошной, ведь инопланетяне могут и не знать, кто такие капиталисты!
— А что же, по-твоему, надо говорить в таком случае? — с хитрой улыбкой спросил полковник.
— Что-нибудь про то, чем человек отличается от животного, или про культуру…, - озвучил Василий результаты своих последних размышлений.
— Я вижу, ты парень с головой, нам такие нужны. Есть у нас одна организация, которая занимается именно этими проблемами. Но только там придется очень много учиться. Если ты не против, после госпиталя будешь направлен туда. Называется "Университет "Китеж".
— Университет? Куда мне в университет, я только ФЗУ заканчивал?
— А хотел бы?
— Очень! Да и куда я ещё подамся после госпиталя, с одним глазом?
— Значит, будешь в университете. Кстати, дай-ка мне посмотреть твой глаз.
Василий удивился, но повязку снял. И тут полковник достал один предмет, который Василий, не будь он комсомольцем и материалистом, назвал бы волшебной палочкой. Полковник повертел палочкой перед его глазом, что-то пошептал, а затем скомандовал одевать повязку. Василий одел.
— Документы на тебя придут позже, а пока возвращайся в госпиталь. Я навещу тебя через недельку.
Но Василий никогда больше не увидел полковника. Через две недели после разговора к воротам госпиталя подъехала уже известная ему потёртая "эмка", и из неё вышел знакомый дядька — лейтенант.
— Держи, дружок, товарищ Семёнов велел тебе передать, если что, — сказал он, передавая Василию запечатанный пакет, — убили твоего Семёнова. И ведь что интересно — вся комната разгромлена, часть вещей сожжена, сам мёртвый, крови в теле ни капли, вся кровь на стенах, — а на теле ни царапины. Вот как контрреволюция работает… Ничего про такое не слышал?
— Откуда? Я его видел впервые, и всего пять минут, пока разговаривали.
— Ну ладно… Бывай.
С этими словами дядька сел в машину и убыл, а Василий остался с пакетом в руке. В пакете оказалось предписание о переводе в воинскую часть N2356 и приказ прибыть на северный речной вокзал города Москвы 1-го сентября 1942-го года в 18.30, причал десять с половиной. Василий долго вертел приказ в руках, пытаясь понять, как у причала может быть половина, но потом решил, что на месте будет виднее.
А глаз зажил. Врачи говорили, что глаз загноился и что его придётся удалять, но после разговора с полковником глаз как-то сам собой излечился. Даже шрам стал почти не виден. Врачи в госпитали были удивлены. При проверке зрения оказалось, что оно восстановилось до единицы. Чудеса, да и только.
Доехать к указанному сроку по дорогам военного времени от Урала, где располагался их госпиталь, до Москвы было нелегкой задачей, но Василий справился. 1-го сентября, задолго до указанного в приказе времени, он уже стоял на десятом причале речного вокзала. Нечего и говорить, что никакого причала десять с половиной найти ему не удалось. Он ходил по причалам, надеясь встретить кого-нибудь, кто прояснил бы ему суть происходящего, но на причалах было пусто. Не было ни корабля, ни, на худой случай, офицера — сборщика. Василий уже начал подозревать розыгрыш, но госбезопасность так не шутит. И вообще это такая организация, которая шутить не любит.
Доехать к указанному сроку по дорогам военного времени от Урала, где располагался их госпиталь, до Москвы было нелегкой задачей, но Василий справился. 1-го сентября, задолго до указанного в приказе времени, он уже стоял на десятом причале речного вокзала. Нечего и говорить, что никакого причала десять с половиной найти ему не удалось. Он ходил по причалам, надеясь встретить кого-нибудь, кто прояснил бы ему суть происходящего, но на причалах было пусто. Не было ни корабля, ни, на худой случай, офицера — сборщика. Василий уже начал подозревать розыгрыш, но госбезопасность так не шутит. И вообще это такая организация, которая шутить не любит.
За спиной у Василия раздался хлопок. Он обернулся на звук. По дорожке к причалу шел некто, кто хоть отдаленно мог быть похож на того, кто едет в Университет Китеж. Мальчишка, по виду — выпускник школы, шел прямо к причалу. За спиной у него был рюкзак, и не такой, с которым ходили туристы, сдавая норму ГТО, а высокий, узкий рюкзак из какой-то тёмной, блестящей материи. Во всем виде этого парня было что-то не от этого мира. Василий даже не понял сначала, что именно. Понимание пришло чуть позже. У парнишки был очень домашний, сытый вид, и хотя шел он, слегка насупившись, было видно, что он просто переполнен благополучием и ухоженностью. Все те люди, с которыми Василию приходилось сталкиваться последние годы, несли на себе тяжелый отпечаток войны и подавленности. У этого парня ничего подобного не было.
— Не подскажете, где находится причал десять с… с…? — Василий пытался выдавить из себя слово "половиной", но никак не мог этого сделать.
— С половиной? — договорил за него парень.
На счастье Василия, новый знакомый, Александр, тоже ехал в Китеж, и так же, как и Василий, ничего не знал о месте назначения. Александр оказался компанейским парнем, в меру разговорчивым и совсем не заносчивым. А вот причал десять с половиной оказался удивительнейшим устройством. Начать с того, что его не было видно, если смотреть прямо на него! Увидеть причал, лестницу к нему и стоящий у причала пароходик можно было только в том случае, если смотришь в сторону от причала. Вот это техника! Им бы такую технику на танки — от фашистов мигом пух и перья полетели бы! Наверно, этот университет — действительно очень интересное место.
Проводив нового знакомого в каюту, Александр пошел исследовать корабль. По пути он думал о Василии. И где только учили таких растяп? Их не научили даже контролировать увод ног. На лестнице, которая шла к причалу, стояло простенькое заклинание, которое уводило ноги всех, кто не отклонял его, в сторону. Василий его даже не заметил. Если бы не Александр, он просто не смог бы попасть на лестницу. В какой магической школе так плохо учат своих учеников? Заклинание-то детское.
На корабле никого не было, каюты стояли открытыми. Александру попались только молчаливые матросы, надзиравшие за порядком. Этих бесполезно спрашивать, всё равно не ответят, это он знал по школьному кораблю. Зато в трюме обнаружился неплохой буфет, в котором домашние эльфы, обрадованные возможностью кому-нибудь впихнуть свою стряпню, насовали Александру множество пирожков.
— На корабле никого, — кратко доложил Александр итоги своих поисков, входя в каюту, — слушай, я тут едой разжился, не хочешь что-нибудь? Вот в этом пироги с брусникой, в том — с яблоками, в этом — с печенкой, тут пироги с рыбой, а там — с мясом. Я не хочу, я только из дома. Держи термос, тут чай.
— Смеёшься?
— А впрочем, я тоже поем. Дай мне вон тот пакет, с яблоками.
Василий принялся перебирать ароматные, горячие пирожки, нюхая их по очереди. Потом он разломил один из них, понюхал и сказал:
— Действительно, с мясом. И даже без перловки.
— А при чем тут перловка? — удивился Александр.
— Да нас в госпитале в основном только этой шрапнелью, перловкой, и кормили. Мясо редко и мало. А муку — только на хлеб. Да и хлеб у нас, в основном, только ржаной был. А тут — пирожки…
— А как ты в немаговский госпиталь попал?
Но Василий не успел ответить, поскольку Александр заметил на причале знакомое лицо и замахал в окно. Через несколько секунд ещё один будущий студент вошел в дверь каюты.
— Так это же фриц? — удивленно произнес Майоров.
Пришедший действительно был одет в форму рядового ваффен СС.
— А откуда ты знаешь Фрица? — в свою очередь удивился Александр, — Учились вместе?
— Гутен таг, — поздоровался эсэсовец, прищелкнул каблуками и изобразил полупоклон.
— Привет, Фриц, что, за год в жизни в Германии забыл русский? — насмешливо приветствовал его Александр, пожимая протянутую руку.
— Он что, антифашист? — предположил Василий, неуверенно пожимая руку Фрица в свою очередь.
— Нет, просто рядом с нашим домом расположилась учебная часть СС, иначе не пройдешь, — объяснил Фриц.
— Может, у него еще и фамилия Мюллер? — продолжал удивляться Василий.
— Да, а откуда ты знаешь?
Фриц Мюллер учился вместе с Александром на одном курсе в Палеарсии, но за год до окончания школы, когда тёмные маги начали массовые убийства, родители забрали его из школы. По официальной версии — опасаясь за его безопасность, в действительности — для защиты родового замка. Несмотря на простонародную фамилию, род Фрица был очень древним, очень знающим и очень могучим. В школу его отправили не для учебы, а для завязывания знакомств. Как только запахло палёным, его тут же забрали домой, под опёку и обучение семьи.
— Германцев надо убивать, — неуверенно произнёс Василий.
— Остынь, тут все свои, — посоветовал Александр.
Василий был так удивлен, что предпочел не настаивать, и занялся пирожками. В этот момент на сцене появились ещё два действующих лица. Точнее, личика.
Две симпатичные девчонки, одним пальчиком волоча плывущие за ними по воздуху чемоданы, вышли из-за деревьев парка и начали приближаться к причалу. Александр выскочил на палубу и замахал им. Одну из них, Ольгу Ваулину, он знал по школе. На втором курсе они с ней даже поцеловались, впрочем, без каких-либо последствий. Странноватая девчонка, только она одна на всем курсе, да какое там на курсе — во всей школе, могла ходить и всё время улыбаться. Все остальные ходили, как правило, нахмурившись, до предела озабоченные своей учебой и личными переживаниями. А эта девчонка всегда ходила, сияя улыбкой, как ясное солнце. Ещё она с третьего курса пыталась втянуть всех в своё "общество борьбы за права кентавров". Говорила, что кентавры — такие же разумные существа, как и люди, и что они тоже имеют право иметь свою цивилизацию. Как будто кентавры хотели, чтобы за их права кто-то боролся. Странноватая девчонка. Наивная, но добрая.
Вторую девчонку, кудрявую, маленькую, как домашний эльф, с остренькими ушками и с таким маленьким подбородком, что казалось, будто его вовсе нет, Александр не знал.
— Знакомься, это Наташа Дубровская, — представила её Ольга, а затем наклонилась к уху Александра, изображая поцелуй, и перешла на шёпот, — представляешь, она немаг! Немаги тоже получают приглашения в университет!
Александр завладел их чемоданами, наколдовал облегчение веса и потащил на корабль.
Распрямившись, Ольга уже вслух громко продолжила:
— Ой, я так рада, что и ты получил приглашение в университет! Я ничего — ничегошеньки о нём не знаю! Привет, Фриц! Здравствуйте! (это уже относилось к Василию).
Фриц воспринял приветствие Ольги спокойно, хотя и заулыбался. Улыбка Ольги, искренняя и широкая, могла зажечь кого угодно. Зато Василий чуть не подавился пирожком. Он подскочил и принялся неловко изобретать комплименты.
Ольга отсекла его попытки коротким благодарственным взглядом и принялась болтать с Фрицем о последних сплетнях из школы. Они не успели обсудить даже первую половину года, как в дверях каюты возникла фигура высокого человека, несомненно, мага, и, так же несомненно, преподавателя.
Преподаватель, высокий пожилой мужчина в фиолетовой мантии и островерхом колпаке, из-под которого был виден короткий ежик седых волос, обвел компанию строгим взором и достал маленькую книжечку. Первым он посмотрел на Василия. Тот, признав в человеке начальника, протянул ему свой пакет с документами, но маг проигнорировал их, с огромной скоростью перелистывая свою книжку. Наконец он нашел нужную страницу.
— Майоров, Василий. Очень хорошо… Ваулина… Веселов… Мюллер… Дубровская… добро пожаловать. Василий, вам Семёнов хоть что-нибудь успел рассказать?
— Нет. Он мне только приглашение передал. Убили его потом. Мне так лейтенант из госбезопасности сказал.
— Да… такое горе. Я зайду к вам попозже, все объясню. А пока ничему не удивляйтесь.
С этими словами неизвестный маг исчез. Его совет не удивляться был для Василия очень своевременным, поскольку он успел увидеть, что фотографии на страницах книжки двигались. В частности, он увидел на одной из них себя, с повязкой на глазу, напротив полковника Семенова, во время допроса.