Проехав табличку с названием небольшого городка и прочитав цифры проживающих в нем жителей, Милдрет сокрушенно вздохнула. В последнем подобном городе ее чуть не линчевали за вопросы, которые она задавала. Милдрет снова вздохнула и решила не искушать судьбу, прямиком направившись к шерифу Притчарду. Старик встретил ее усталой, но добродушной улыбкой. Милдрет отыскала газету со статьей о событиях в Вудворте десятилетней давности и положила на стол. Шериф близоруко прищурился, читая заголовок. Голубые глаза подернула пелена воспоминаний.
– Ваша дочь, – осторожно начала Милдрет, боясь, что снова ошиблась в предположениях. – Она ведь выжила, не так ли?
– Так, – признался старик, но боли на его лице не стало меньше.
– Можно сказать, что вам повезло.
– Повезло?
– Никто не выживает после подобных нападений, – Милдрет отвела глаза, смутившись прямого старческого взгляда. – У нее… Она… Ее разум… Надеюсь, она в порядке? – спросила Милдрет, глядя себе под ноги. – Вы же понимаете, прошло много лет, и я бы хотела встретиться и поговорить с единственным свидетелем.
– Нет.
– Но…
– Если у вас есть хоть немного сострадания, то вы не сделаете этого.
– Вы не понимаете…
– Нет! Это вы не понимаете! – вспылил шериф. – Вы думаете только о своей работе. Вам важна только ваша статья, и нет никакого дела до судьбы человека. Думаете, ей приятно вспоминать? Думаете, так легко возвращаться в самую ужасную ночь в своей жизни?
– А что если он жив? – выпалила Милдрет, устав от бесконечных обвинений в свой адрес. – Что если прямо сейчас тот, кто превратил вашу дочь в калеку, выбирает себе новую жертву?
– Это невозможно.
– Почему? – Милдрет заставляла себя замолчать, но за последние недели негатива накопилось слишком много. – Не стоит считать себя особенным, шериф! Вы не единственный в этом списке. И поверьте мне, быть прикованным к инвалидному креслу намного лучше, чем лежать в земле!
46
Милдрет так и не получила благословление шерифа на свидание с его дочерью. Снова нужно было врать и притворяться. Впрочем, как и всегда. Остановившись возле пары прохожих, Милдрет узнала, где живет шериф. Прокатилась по городу, делая незначительные для статьи заметки о жизни местных жителей, и подъехала к старому дому. Темно-зеленая краска на деревянных стенах давно начала слезать. Ступени рассохлись. Белая дверь почернела от тысяч прикосновений за свою долгую жизнь. Забор покосился. Но газон перед домом пострижен, а в клумбах цветут белые розы, неестественные в своей нежности для этого места, где время, казалось, остановилось. Милдрет выключила диктофон и перешла через дорогу. Старая лестница устало скрипнула. Милдрет постучала в дверь. В глубине дома что-то загудело.
– Открыто! – услышала Милдрет женский голос, достала записную книжку и проверила имя, сравнивая с тем, что вертелось в голове. – Открыто! – снова услышала она женский голос. – Можете входить!
– Тесс? – Милдрет осторожно толкнула дверь и перешагнула через порог. Дочь шерифа сидела в кресле-каталке наверху лестницы и тщетно пыталась прицепить трос лебедки, чтобы спуститься.
– Никак не могу привыкнуть, – сказала Тесс, смутившись своей неловкости.
– Могу помочь, – дружелюбно предложила Милдрет.
– Лучше уж поднимайтесь, раз вошли, – сказала Тесс, награждая лебедку недовольным взглядом.
Ступени снова скрипнули. Мягкий старый ковер напомнил лужайку у дома. Тесс развернулась и, толкая коляску руками, покатилась в дальний конец коридора. Милдрет поразила неестественно бледная кожа новой знакомой. Выходит ли она когда-нибудь на улицу? Дверь в комнату Тесс открылась. Колеса перевалились через старый порог. Женщина подъехала к окну и развернулась.
– Так чем обязана? – голос у нее был усталый и немного раздраженный, словно она всегда была недовольна чем-то.
Милдрет почему-то вспомнила приют для старых дев, о которых писала пару лет назад. Их лица, их взгляды, голоса, комнаты – все это было таким же, как то, что сейчас видела Милдрет. Даже запахи. Она почему-то запомнила их очень хорошо. Иногда, долгой одинокой ночью, Милдрет настороженно принюхивалась к запахам в своей квартире, пытаясь уловить сходство с теми, что наполняли приюты для старых дев. Теперь воспоминания усилились. Стали четкими. Комната Тесс не напоминала Милдрет комнату старой девы. Это и была она.
– Не стоит, – недовольно сказала Тесс. – Не жалейте меня. Калеки этого не любят.
– Простите, – выдавила Милдрет, открыла папку с бумагами и протянула Тесс газету.
– Что это? – женщина посмотрела на жирный заголовок. Милдрет ожидала увидеть слезы, но слез не было. Скорее, тоска.
– Простите, что приходится напоминать об этом…
– Так вы из газеты?
– «Дейли Ньюс».
– «Дейли Ньюс»?
– Это в Нью-Йорке. – Милдрет увидела, как кивнула Тесс.
– И как вы думаете, что здесь случилось?
Женщины встретились взглядом. Милдрет поджала губы, пытаясь подобрать слова. Что сказать живому свидетелю случившегося кошмара? Чем объяснить свой интерес? Соврать? Но как сделать это, глядя в глаза тому, кто знает правду?
– Вы видели его, не так ли? – спросила Милдрет, но Тесс не ответила. – Почему вы никому ничего не рассказали?
– Не о чем рассказывать.
– Вы могли помочь поймать того, кто превратил вас в калеку.
– Его уже поймали.
– Вот как? – Необъяснимая ярость подступила к горлу Милдрет. – Тогда что это? – Она вытащила из папки десятки газетных вырезок и бросила на колени Тесс. – Большинство из них погибли уже после нападения на вас! – Тесс молча взяла измятые клочки, близоруко вглядываясь в заголовки. Милдрет не хотела заставлять страдать эту женщину, но понимала, что по-другому ничего не выйдет.
– Я не знала, – тихо прошептала Тесс спустя четверть часа. – Отец сказал мне, что все кончилось. Сказал, что убил его.
– Убил? – Милдрет почувствовала, как подпрыгнуло сердце, но тут же заставила себя успокоиться. Все это на поверку может оказаться бредом свихнувшейся женщины. Ее фантазией, способом сбежать от реальности. – Что значит убил? – осторожно спросила Милдрет.
– Застрелил. – Тесс пожала плечами. – Так, по крайней мере, он мне сказал.
– Сказал? – Разочарование застлало сознание Милдрет. Ну конечно! Отец просто хотел успокоить дочь, прогнать ее страхи.
– Я видела его могилу, – сказала Тесс, словно прочитав мысли своей гостьи.
– С телом? – Милдрет смущенно кашлянула. – Вы видели тело того человека, который сделал с вами такое? – Она увидела удивление в глазах Тесс и предположила, что высказать теорию о том, что убийцей является не животное, а человек, было правильно и безжалостно верно. Словно удар ниже пояса в боксе – в случае чего всегда можно сказать, что это была случайность. Милдрет облизнула губы и приготовилась выслушать откровение о случившемся.
– Человек? – переспросила Тесс. – Вы сказали человек? – Ее губы изогнулись в ироничной улыбке. – Это был не человек, – устало качнула она головой. Тяжелые веки скрыли глаза. Дыхание участилось, реагируя на воспоминания. Время замерло. Милдрет сунула руку в карман, проверяя, включен ли диктофон. Включен. Но Тесс молчала, заставляя записывать тишину.
– Если это был не человек, то кто? – поторопила ее Милдрет.
– Я не знаю, – устало выдохнула Тесс. – Кто-то… Что-то… – Она снова замолчала, но Милдрет не собиралась отступать. Второй такой возможности может не быть.
– Расскажи мне, кто это был, – попросила она.
– Нет.
– Расскажи мне, кто это был! – голос Милдрет уже не просил – он требовал.
– Я не хочу.
– Дело не в тебе. Дело в тех, кого еще можно спасти.
– Но ведь я видела могилу!
– Твой отец мог обмануть тебя. Мог сделать это для того, чтобы ушли твои страхи.
– Нет!
– Кто это был, Тесс? Расскажи мне о нем! Помоги мне поймать его!
– Он мертв!
– Он жив, Тесс! – Милдрет собрала газеты, где рассказывалось о происшествиях после трагедии в Вудворте. Тряхнула Тесс за плечи, заставляя открыть глаза. – Вот, посмотри! Это все сделал он! И он не остановится до тех пор, пока ты не поможешь мне остановить его! – Милдрет замолчала, увидев слезы на щеках Тесс. Не то чтобы она их не ожидала, но на какое-то мгновение они выбили из колеи, а когда разбежавшиеся мысли удалось собрать, Тесс заговорила сама.
47
В лесу было тихо, и, несмотря на раннее утро, даже птицы не спешили затягивать свои трели. Милдрет остановила «Додж» у обочины и нетерпеливо забарабанила пальцами по затянутому в кожу рулевому колесу. История Тесс волновала и вселяла ужас. Зверь, насилие, ребенок… Милдрет выбила из мягкой пачки сигарету и включила прикуриватель. Образ Тесс будоражил сознание отрешенностью и безразличием. Может, она спятила и все эти истории не более чем плод больного воображения? Милдрет попыталась вспомнить нечто подобное. Сколько женщин представляли своих насильников монстрами и чудовищами? Наполненные ужасом сказки всегда более приятны для восприятия, чем жестокая реальность. Милдрет прикурила и, закрыв глаза, попыталась собрать воедино разбегающиеся мысли. Нет. Все это не может быть правдой. Скорее всего, дело обстоит именно так, как она и думала – убийца разгуливает по стране, собирая свою кровавую жатву. Единственным недостающим звеном было отсутствие свидетелей. Если бы Тесс могла трезво взглянуть на вещи и дать описание преступника! А ее отец? Несомненно, он что-то знает, но как заставить его говорить? Раскопать могилу? Убедиться, что она пуста? Отыскать ребенка и сделать анализ ДНК? А если не поможет и это, то рассказать о внуке шерифу, заставить его говорить в обмен на собственное молчание?
Милдрет вышла из машины и достала из багажника взятую у Тесс лопату. Описание дороги, ведущей к могиле, было настолько детальным, что Милдрет в какой-то момент подумала, что Тесс приходит сюда довольно часто – дожидается, когда отец уйдет на работу, и продирается сквозь ветви на своей инвалидной коляске, или же шериф сам привозит свою дочь к этой могиле… И снова никакого удивления. Подобное случается. К тому же Тесс считает, что в могиле лежит не только насильник, но и отец ее ребенка. Возможно, вся эта история была рассказана специально, в надежде, что Милдрет сможет сама во всем разобраться и сломать этот психологический барьер, воздвигнутый для себя Тесс. Может быть, она надеется вернуть таким образом своего ребенка. Сколько сейчас ему должно быть? Одиннадцать? Двенадцать?
Милдрет остановилась, уставившись на старую, поросшую травой могилу. Идея о безумии Тесс пошатнулась, но устояла. Нужно было сначала раскопать могилу. Убедиться, что на дне ничего нет. Милдрет воткнула лопату в сухую землю. Железное острие с необычайной легкостью прорезало грунт. «Долгое это будет утро», – вздохнула Милдрет, налегая на черенок лопаты. Думала ли она когда-нибудь, что будет заниматься чем-то подобным? Милдрет раскопала могилу до половины и тихо выругалась, увидев свежие мозоли на ладонях. Зачем она это делает? Ведь на дне все равно никого нет!
Милдрет закурила, убеждая себя бросить это бесполезное занятие. Вспомнила своего отца и решила, что просто обязана довести до конца хоть одно дело. Отбросив сигарету, Милдрет снова взялась за лопату. Капельки пота покрыли ее лицо. Одежда прилипла к телу. Продолжая копать, Милдрет пыталась отвлечь себя, обобщая в голове факты, собранные за последние недели. Мозоли лопнули, и черенок лопаты окрасился кровью. Милдрет убедила себя, что не видит этого, не чувствует. Не заметила она и полуразложившуюся лапу зверя, мелькнувшую между комьев сухой земли. Лопата звякнула о крепкую кость. Милдрет вздрогнула. Воображение нарисовало изуродованное человеческое тело, которое она должна будет достать из могилы. Желудок сжался. Но не от страха. Скорее, от разочарования. Так много стараний, а что в итоге? История о насильнике и разгневанном отце, пристрелившем его как бешеного пса? На какое-то мгновение Милдрет пожелала, чтобы история Тесс оказалась правдой. Встав на колени, она начала откапывать найденное тело руками.
– Какого черта! – прошептала Милдрет, увидев звериную лапу. Долго смотрела на нее, пытаясь определить, какому виду она принадлежит. Затем откопала морду. Хаос в голове усилился. Найденное животное не было похоже ни на одно из известных ей. – Это еще ничего не значит, – решительно сказала Милдрет.
Выбравшись из могилы, она отыскала в багажнике «Доджа» веревку и обвязала ей тело зверя. Черви и время облегчили задачу. Пыхтя и тихо ругаясь себе под нос, Милдрет вытащила найденное тело из могилы. Проделанная операция отняла у нее последние силы. Тяжело дыша и вглядываясь в чистое небо, она лежала на спине рядом со зверем и заставляла себя подняться. «Это будет сенсация!» – думала Милдрет. Перед глазами уже мелькали будущие газетные заголовки: «Найден новый вид», «Новый вид животного открыл охоту на человечество».
Милдрет вздрогнула, вспомнив ребенка Тесс. «А что если и это окажется правдой?» Желудок снова предательски сжался. Повернув голову, Милдрет посмотрела на зверя. Неужели он похож на человека больше, чем можно представить? Выходит, что так. Иначе как смогла бы забеременеть Тесс? Милдрет призвала на помощь все свои антропологические знания. Что если этот монстр на поверку окажется тупиковой ветвью человеческой эволюции? Она вспомнила остальные убийства. Сомнений не было. Зверь, лежавший сейчас рядом с ней, не был единственным представителем своего вида. Есть и другие. Сердце Милдрет возбужденно забилось. Если ей удастся разобраться во всем этом, то слава и подпись в истории будут обеспечены. Весь мир будет говорить о ее открытии. Милдрет закрыла глаза и хрипло рассмеялась.
48
Джулиан Гефорд подошел к зеркалу и поправил черный галстук. Карлотта умерла три года назад, а он так и не научился хорошо завязывать галстук. Сложно, наверное, в пятьдесят семь лет начинать новую жизнь, потеряв близкого человека. Дети дарят внуков и обещают приехать на Рождество, но дом постоянно пустует. Гефорд завел двигатель нового черного седана и подумал, что Карлотте он пришелся бы по вкусу. Включив проигрыватель, Гефорд попытался прогнать нахлынувшее на него уныние. Фрэнк Синатра пел «Незнакомые люди», и Гефорд танцевал под этот мотив с Карлоттой. Воспоминания были настолько четкими, что он чувствовал запах волос своей жены. Темные, рассыпанные по плечам, они обрамляли бледное, женственное лицо с волевым подбородком, в центре которого красовалась небольшая ямочка. Джулиан вздохнул и заставил себя вернуться в реальность. Воспоминания рассыпались, оставив чувства. Тоска уступила место нежности, одиночество – теплу прожитых лет. Включив передачу, Гефорд выехал на дорогу. Кротчайший путь до работы занимал не более пятнадцати минут, но он всегда добирался в объезд, неосознанно повторяя маршрут, преодолеваемый каждый будничный день, когда была жива Карлотта.
Свернув на стоянку, Гефорд занял отведенное ему место. Крохотная птица чирикнула, перелетая с ветки на ветку. Старый дуб устремлялся кроной, казалось, в самое небо. Дуб был здесь такой же неотъемлемой частью, как и само здание. Приземистое и безвкусное. Гефорд вошел в просторный пропахший бетоном холл и, достав из кармана бейдж, пристегнул его к отвороту своего черного пиджака. «Доктор Джулиан Гефорд», – гласила черная надпись на белом фоне. Охранник в отутюженной униформе приветливо кивнул ему. Гефорд поднялся по лестнице и заглянул в класс математики. Полтора десятка мальчишек сидели за партами, внимательно выводя в тетрадях простейшие формулы, копируя их с доски. Миссис Ремси терпеливо прохаживалась между парт, наблюдая за работой. Царившая в классе тишина настораживала, но Гефорд знал, что стоит только уроку подойти к концу, и класс наполнится веселым гвалтом.
Пройдя в свой кабинет, он сел за стол и, открыв ежедневник, убедился, что помнит все, что должен сделать сегодня. Семейная фотография двенадцатилетней давности снова напомнила о Карлотте. Странно, но Гефорд помнил каждую минуту до и после снимка. Не помнил до тех пор, пока не умерла жена, а после взглянул на фотографию и вспомнил все до мелочей. Яркое солнце, голубое небо, яблоневый сад, приехавшую в гости с парой близнецов дочь, жену, Бренана. Последний не попал в кадр, но он был именно тем, кто сделал снимок. Друг детства, с которым так и не развела его судьба. По крайней мере, Гефорд надеялся, что именно так оно и есть. Надеялся и после того, как Бренан привез ему грудного младенца, сказав, что нашел его на пороге своего дома. Гефорд хорошо помнил, как протянул руки и взял ребенка. Мальчик выглядел здоровым и полным сил, но Бренан смотрел на него как на исчадье ада.
– Наблюдай за ним, – сказал он.
– Ты уверен, что не хочешь мне еще о чем-нибудь рассказать? – спросил Гефорд, пристально вглядываясь в глаза друга. Бренан выдержал этот взгляд и качнул головой.
– Думаешь, это его ребенок? – спросила Гефорда жена.
– Навряд ли, – сказал он, вспоминая странный взгляд друга.
– А имя он ему дал?
– Арман.
– Почему Арман?
– Не знаю. Кажется, сказал, что так было написано в записке.
– Которую ты, конечно же, не видел?
– Нет.
На следующий день, придя на работу, Гефорд долго смотрел на младенца, невольно пытаясь отыскать сходство с Бренаном.
– Не хочешь навестить его? – спросил он друга, когда мальчику исполнился год.
Ответ Бренана был уклончивым, но Гефорд и без подробностей смог понять, что встречаться с ребенком – это последнее, чего хочет Бренан. Он боялся его. Бежал от него. Но почему?
– Что в тебе такого особенного? – спросил Гефорд, наблюдая за темноволосым мальчиком.
На детской площадке играли дети. Веселые и счастливые. Их звонкие голоса эхом разносились по двору приюта. Арман развернулся и побежал к ним, пытаясь складывать бессвязные звуки в слова. Гефорд вернулся в кабинет и заставил себя не думать об этом ребенке. В конце концов, каждый имеет право на свою маленькую тайну. Даже Бренан. Даже бывший лучший друг. Несколько раз Карлотта приходила в приют, смотрела на мальчика, и Джулиан знал, что она, так же, как и он, пытается найти в нем схожие с Бренаном черты.
– Я хочу попросить тебя лишь об одном, – сказал по телефону Бренан. – Мальчик должен находиться в приюте так долго, как только можно, – эти слова лишний раз выступили доказательством, что у ребенка есть другая история, отличавшаяся от той, что рассказал Бренан.
– Не нужно ничего объяснять, – сказал Гефорд. – Можешь просто время от времени приходить и навещать ребенка…