Валерий наливает Светлане, та прикрывает чашку рукой, потом сдается. Татьяна хихикает. Светлана пьет.
Татьяна. Вообще в крыше столько дыр! («Вообще» она произносит как «воще»). Вообще кошмар, за одну зиму осталось одно решето.
Светлана (утираясь рукой, нюхает сыр). Да, это вы довели дом до аварийного состояния. Все прогнило. Эт-то вы постарались.
Татьяна. Слу-шай! Наоборот! От дома бы давно хлам остался. Дом без хозяина загнивает. Мы его поддерживали. Валера то с лопаткой, то с молотком! На потолок землю носил ведрами.
Светлана. Самое главное – крышу довели.
Татьяна. Мы не доводили, мы жи-ли! Воще. Когда живешь не в своем доме, знаешь, ты бы тоже подумала, головой. Покрыть крышу – это четыре сотни. Да мы бы лучше у хозяев сняли и два лета прожили! Четыре сотни. (Хихикает.)
Светлана. Вы пользовались? За это платите.
Татьяна. Вот ты сейчас тоже пользуешься? Давай плати.
Светлана. Крышу вы раскрыли.
Татьяна. Мы там не танцевали. Это время, время! Ты бы жила, ты бы крыла?
Валера. Нет!
Татьяна. Чужое бы ты не крыла.
Светлана. Леокадия моя сидит с зонтиком, всю скрючило. Знает, потопа ждет.
Валера. Это ваша мамка? Старушка та?
Светлана. Это моя свекровь, мне в наследство досталась от мужа. Мой муж – ее сын. Он умер, она как с нами жила, так и живет по старой памяти. Я в основном на ночных дежурствах, все-таки Максим спит не один. В моем положении родных не выбирают.
Валера. Максим – это кто?
Татьяна. Да Макся, ее парень.
Валера. А, пацан. Это они с нашим сегодня сцепились?
Татьяна. Я днем работаю, она ночью… Когда у нее сутки на выходные выпадают, я с ребятами сижу… Каторга, вообще.
Валера. Это хорошо, у Антона свой друг. А то здесь Ручкины хороводят… Всем вопрос задают: «Кто такой усатый-полосатый?»
Светлана. А кто?
Валера. А это твой матрас!
Татьяна хихикает, прикрыв рот. Ей неудобно.
Светлана. Хулиганье какое.
Валера. И Блюмы бандиты, верхние. Им по семь-восемь лет, они курят.
Светлана. Нет, не ожидала я от вас, что вы меня в такую тюрьму заманите.
Татьяна. Я-то здесь жила, вообще… И ничего. Попробуй, сними здесь дачу. Здесь дачи Госплана. Речка, лес, аэропорт. А ты бесплатно.
Валера. Как Госплан!
Светлана. Но без крыши же, поймите! А вдруг лето будет дождливое?
Валера. Безвозмездно под дождем.
Татьяна. Валера! Выхода нет, надо толем крышу покрыть.
Валера. Толем! Я испытываю отвращение к физической работе. А от умственной меня тошнит.
Татьяна. Хоть соломой покрыть, что ли.
Валера. Где солому сейчас возьмешь, ду-ра! В начале лета. Все съедено.
Светлана. Куда же мы детей денем?
Валера. Вообще, вот жестянщики хорошо зашибают! Вот которые «Жигули» восстанавливают после капремонта. Эх, пойду жестянщиком!
Татьяна. Так тебя там и ждали.
Валера. Попомни.
Татьяна. Ну что за муж, разве это муж? Твой же сын будет под дождем с бронхиальной астмой.
Валера. Надо было закалять! Ты же не дала!
На пороге двое мальчиков – Антон и Максим.
Максим. А тетя Ира в нашем туалете закрылась!
Валера. А ну, малыши, идите, играйтесь! Не маячь, не маячь тут. Лезьте вон на дерево. Там ваш раненый товарищ! Там ваш раненый товарищ, на дереве! Выполняйте.
Мальчики, переглянувшись, исчезают.
Меня дети любят. И собаки. И пьяные, кстати.
Татьяна. Свояк свояка видит издалека.
Валера. А я их закалю! Приучу! Буду приезжать.
Татьяна. Сейчас. («Сейчас» она произносит как «щас».)
Светлана. Как я только на эту удочку вашу пошла! Мало того что я за вашим Антоном на карачках ползаю: Антоша, обедать, Антоша, ручки мыть, а Антоша завился веревочкой, поминай как величали.
Татьяна. А ты не зови его! Побегает голодный, сам прискочит.
Светлана. Да, и ему снова-здорово – разогревать? Я что, кухарка тут нашлась?
Татьяна. Сам разогреет, не маленький. Дома греет. Придет из школы, ключ на шее, сам греет.
Светлана. Нет, я его к газовой плите не подпущу. У взрослых людей взрывается, а тем более они спичками балуются. Не-ет. Как хотите, а я не могу жить без крыши.
Валера. Минуточку.
Светлана, давайте выпьем и познакомимся. Меня зовут, как это давно известно, Валерик. (Берет ее руку, жмет.) Я вам еще пригожусь, я это чувствую. Необходимо только достать кровельный материал.
Наливают, пьют. Входит Ира.
Ира! Ты гордая! Пойми об этом!
Татьяна. О, долгожданная! Ира, проходите, садитесь.
Светлана. Мы же сестры! Ну, выпьем за знакомство.
Ира. Да я не буду… Ребенок больной.
Татьяна. Мы трое… (запнулась) троюродные.
Валера. Надо выпить. Чтобы не свалиться.
Светлана. У нас была одна прабабушка и один прадедушка.
Ира. Я не знаю так далеко. У меня был неродной дедушка Филипп Николаевич.
Татьяна. А я своих не помню никого. В деревне пооставались.
Валера. Зря не помнишь. Сейчас бы в деревню махнули твою. За бесплатно.
Татьяна. В деревню надо шмотки возить и дарить. Рюкзаками да посылками.
Валера. Да ну, сейчас от подохшей родни никто не берет!
Татьяна. Им сейчас детям кримпленовые костюмчики возят.
Ира. Я по мужу. А по отцу Чанцева.
Светлана. А я по мужу Выголовская. А папина фамилия Сысоев. А мамина фамилия Катагощева.
Ира. Папина фамилия Чанцев, но его давно нет. Мамина фамилия по отчиму Шиллинг.
Валера. Англия?
Ира. Он из обрусевших немцев.
Татьяна. А у меня мама и папа однофамильцы. Кузнецовы! Дедушки и бабушки опять-таки все Кузнецовы!
Валера. Причем учтите: однофамильцы. А не родственники. А моя фамилия, передаю по буквам: Козлос-бродов. Козлос! (Делает паузу.) Бродов.
Светлана. Через тире?
Валера. Нет, зачем.
Татьяна. А я Кузнецова!
Валера. А Антон – Козлосбродов!
Татьяна. Сменим, сменим. Десятку сунем в зубы кому надо когда надо и сменим.
Валера. Попомни! Так… Есть предложение поднять тост за отчества. Я биологических родственников не имею в виду, я имею в виду всех здесь присутствующих!
Поднимают чашки. Входит Фёдоровна в синем шелковом плаще, синем полушалке с розами, в желтых туфлях, сияя вставными зубами. В руках у нее десертная ложка.
Фёдоровна. С приездом! Вот надергала салату я… Что взошло. Вымыла в бочке. Так что ешьте, витамины! Кресс-салат.
Валера. И вас, Пантелеймоновна. (Наливает ей в ложку.)
Фёдоровна (выпивает, морщится и зажевывает салатом). Я Фёдоровна. Это мой муж был Пантелеймонович. Отец у них был купец второй гильдии, имел мельницу и две пекарни. Их двенадцать было человек: Владимир, это мой, Анна, Дмитрий, Иван, Надежда, Вера, Любовь и мать их Софья, остальное не знаю. А их отец Пантелеймон. Вера-то Пантелеймоновна еще жива в Дрезне, в доме инвалидов, царствие ей небесное. А вы их какие-то внуки. Я и сама-то никого не знаю, Владимир был летчиком, не знаю, где лежит, я с ним в разводе. Мама твоя, Ира, кого-то помнит.
Валера. Фальшивые вы внуки, вот что я скажу. У этой Веры, наверное, есть тоже дети.
Фёдоровна. Ее-то дети, она их пережила, а где детей дети, неведомо.
Светлана. А много было таких детей?
Фёдоровна. Вас вот трое от троих, а еще от девятерых такие же неизвестно где шляются.
Валера. Так этот же дом ничей, это общее!
Светлана. Может, еще внуков двадцать человек.
Фёдоровна. Нет, уж мы по одному рожали… а вы-то тем более. Я Вадима родила, ушла жить к маме. С мужем я сошлась так просто, не любила. Родился Вадим, я им совсем не занималась. Помню, у соседей через забор был пожар, я Вадима схватила ночью, завернула в одеялку, выбежала, положила его на землю, а сама давай ведрами воду носить. К утру все прогорело, наш забор, а на дом не перешло. А я хватилась – где же мой Вадим? А он так и провалялся на земле всю ночь. Я была активная! У Вадима сынок, Сереженька, отличник!
Валера. Не навещают они тебя, бабушка?
Фёдоровна. А нет, нету! А раньше у детей разница в возрасте была большая. Старшему, к примеру, шестьдесят… а младшенькому сорок. Вы тоже можете родить еще через лет пятнадцать.
Валера. Только через мой труп!
Светлана. Отчима не хочется ребенку на голову навязывать.
Ира. Этого не знаешь как на ноги поставить. И молишься и молишься, только бы дожить!
Валера. Закалять надо! Каждое утро холодной водой ухо, горло, нос. Я Антона закалял!
Татьяна. Кто же зимой закаляет, дуралей!
Валера. Если бы не Татьяна, я бы его закалил. Надо холод, открытые окна, водой обливание…
Светлана. Вот сейчас у нас будут такие условия. Будет обливание. Я сегодня не на дежурстве… Мы с Таней их скатертями всех укроем, полиэтиленкой… Нигде ничего не посушишь… Нечего сказать. Спасибо тебе, Татьяночка, что ты пригласила меня бесплатно нянчить твоего Антошу, пока ты отдыхаешь на работе, да еще без крыши над головой. Хотя я имею такие же права жить на этой даче одна и без твоего согласия.
Валера. Раз-ли-ва-ю! Последняя. (Разливает.)
Все пьют. Ира вышла в комнату.
Фёдоровна, у вас нет лекарства настойки календулы?
Фёдоровна (осторожно). А это от чего?
Валера. Это от горла.
Фёдоровна. Нету, нет, Валерик, я полощу лопухом. Тебе нарвать?
Валера. А у вас нет настойки лимонника, экстракт космонавтов элеутерококк?
Фёдоровна. Нет, нет, Валерик. А это от чего?
Валера. Это от пониженного тонуса. А какая-либо настойка есть?
Фёдоровна. На спирту?
Валера. Само собой.
Фёдоровна. Есть, Валерик, но тебе не подойдет. Настойка йода.
Валера. Послаще чего-нибудь.
Фёдоровна. Чего-нито найду. (Выходит.)
Входит Ира.
Ира (решительно). Вы что думаете, я тоже имею право жить на той половине, у мамы есть какие-то документы. Так что вы не думайте. Если вы раньше заселились, то я должна снимать за двести сорок рублей!
Светлана (быстро). Никто не говорит! Давай поменяемся.
Татьяна. Мы переедем сюда, и всё. Ты туда!
Валера. Что я говорил? Без бутылки ни-ку-да! И всем стало весело.
Ира (возбужденно). Маме позвонила Фёдоровна и сказала, что некому на той половине жить, дом без жильцов разваливается. Я приехала, все вымыла, побелила рамы в комнате, стекла помыла… Через неделю приезжаю с вещами, с холодильником, с ребенком, на машине, и вот тебе и раз! Вы уже заняли, что я помыла. Интересно. (Сидит, повесив голову. Ее развезло.)
Валера. Что было, того не вернется. Закон джунглей!
Ира. Скандал мне устроили.
Валера. Они ду-ры! Дуры. Сами не понимают своего счастья. Теперь живо! Все вымыть и ей сдать. Они там не заплевали. И ты въедешь туда, а холодильник я на тачке сволоку.
Ира. Нет, у меня уже нет сил переезжать. Я предлагаю, чтобы мы имели одинаковые права. Мы все платим за меня по восемьдесят рублей. А то вы живете бесплатно на моей площади.
Валера. Хорошо, скидываемся по восемь червонцев, и что будет? Нам от этого что перепадет?
Ира. Почему я должна платить, если вы все заняли?
Валера. Допустим, мы платим. А дальше как живем?
Ира. Я здесь остаюсь, вы там.
Светлана. Нет. Ты не поняла. Мы как раз берем на себя всю оплату и переезжаем сюда.
Ира. Прекрасно. А я без крыши с больным ребенком.
Татьяна. Ну ладно. Давайте так: мы покрываем крышу, Валерка покроет, а ты пускаешь наших ребятишек и бабку ее под крышу.
Ира. На терраску?
Светлана. В комнату, в комнату. Здесь холодно.
Ира. А мы? У него же тридцать девять и шесть!
Светлана. А как мы поступаем всегда? Мы, медики? Отгораживаем чем есть: ширмой, одеялами… Моем хлорной известью.
Ира. Но дождя-то нет.
Татьяна. Да уже еле держится, посмотри!
Светлана. Мы его отгородим, самое главное ему сейчас – это тепло. Мы надышим. Ира. И берем расходы на троих. По восемьдесят.
Татьяна. Но крышу-то крыть – ты ж слышала, четыреста рублей. Во торгашиха-то, не понимаю. Ты восемьдесят, а мы по двести восемьдесят?
Валера. Другие бы взяли шестьсот. Но для своих…
Ира. Я не понимаю… Вы по двести… А я двести сорок, да сколько человек в одной комнате?
Светлана. Крыша-то общая! И твоя тоже!
Ира. Почему моя-то!
Валера. Так дело не пойдет. Девочки, сбрасываемся! По рупчику! А то палатка прикроется! Мы с Татьяной уже внесли четыре.
Ира. У меня нету. Вы меня в свой туалет не пускаете!
Валера. Ира! Ты гордая! Ты будь проще!
Татьяна. Этот туалет Валера своими руками сбил восемь лет назад, и туалет уже на соплях. Ты ведь у хозяйки? Она обязана дать куда ходить.
Светлана. Да нет, какой разговор, пожалуйста, ходи. Смотри не завались только вместе с ним.
Ира. У Федоровны нет ничего. Она говорит, ходи в курятник. А там такой петух…
Валера. А-а! Васька? Выклюет что надо и не надо.
Ира. Я его боюсь. (Сидит, повесив голову.)
Валера. Девочки, разговор задерживаете! Палатка закроется!
Светлана. Короче. Надо жить, жизнь подскажет.
Ира. Сначала ваши мальчики избивают моего Павлика, да? Это они держали его в воде, снимали с него трусы. Он после этого и заболел.
Светлана. Сейчас я приведу их, и мы узнаем, кто у кого что снимал. Сейчас, сейчас. (Выходит быстрыми, крупными шагами, вся красная.)
Входит Фёдоровна, несет в руках пузырек.
Фёдоровна. Вот настойка сладкая, как ты просил, Валерик.
Валера (берет). Ну! Грамм сто пятьдесят!
Фёдоровна. Алтейного корня настойка. (Протягивает свою десертную ложку.)
Валера (кочевряжась). Так. Натрия бензоат. Натрия гидрокарбонат. Теперь все сплошная химия. Капли нашатырно-анисовые. Анисовые есть такие, знаю. Грудной эликсир. Зачем? Сироп сахарный. Хрен с ним.
Фёдоровна тянет ложку.
Так… (Нюхает). Дрянь какая-то. Ничем не воняет. Сюрприз моей бабушки. Эх, понеслась! (Выливает из горлышка в рот.)
Татьяна. О! Воронка-то!
Валера (опомнившись). Это что было?
Фёдоровна. Дети даже пьют. Ничего. Да ты много принял. Там написано по десертной ложечке. (Вырывает пузырек у Валерия из рук, выливает остаток на ложку.) Вот так принимают! (Пьет с удовольствием, вытирая рот рукой.)
Валера (стонет). У-у-у, гадость! У-у-у!
Фёдоровна. Она хорошо действует, сейчас будешь хорошо харкать.
Валера. Это с какого праздника?
Фёдоровна. Отхаркивающее.
Валера. Мамочка! (Опрометью вылетает за дверь.)
Фёдоровна. Всю аптечку ахнул.
Татьяна. Куда опять с кошельком-то? Сейчас последние два рубля выдаст.
Фёдоровна выходит посмотреть, что с Валерием.
Ира. Танечка, как жить, когда совершенно одна на свете. Никто, никому не нужна. Вы пришли, я думала, мириться. Сестры называется.
Татьяна. А ты?
Ира. Я одна. У меня никогда не было ни брата, ни сестры. Сыночек есть.
Татьяна. У вас же мама.
Ира. Мама! Это такая мама…
Татьяна. У меня бы мама здесь была, я бы этого (кивает на дверь) тут же бы погнала. Она когда приезжает с Сахалина, в доме праздник, тепло, светло, дом! Она вышла замуж, и их послали. Нет у меня теперь мамы.
Ира. Если бы! Если бы у меня было так!
Татьяна. Мама! Это первое слово, которое произносит человек, и последнее…
Ира. Меня моя мама ненавидит. Не любит.
Татьяна. Ну не надо так, я не люблю такие вещи. Значит, такая дочь. Мама – это мама. А я сразу поняла, какая ты. Ты цепкая.
Ира. Цепкая, что и говорить. Цепляюсь за жизнь.
Татьяна. Можете мне не жаловаться. Мать нас рожает в муках, воспитывает, кормит. Что еще. Стирает на нас. Все, что мы сейчас делаем. Да и работаем. Чтобы я когда-нибудь подумала, что я Антошу ненавижу! Да я все пальцы у него на ногах перецеловать могу! Я всех ради него задушу!
Ира. Я тоже всех передушу ради Павлика. А тогда вам будет понятно, если вашего сына начнут топить.
Татьяна. Бросьте жалкие слова.
Ира. Если вашего Антона под воду, а?
Обе разозлились.
Татьяна. Кто тебе эти глупости наврал? Сам небось твой Павлик. Купался до посинения, вот и придумал.
Ира. Двое на одного.
Татьяна. Он у вас как взрослый, ничего детского. Читает! Читали читаки, писали собаки. И учтите, ему же первому всегда будет доставаться. Вот запомните.