Ира. Двое на одного.
Татьяна. Он у вас как взрослый, ничего детского. Читает! Читали читаки, писали собаки. И учтите, ему же первому всегда будет доставаться. Вот запомните.
Ира. Ладно, иди отсюда. Шалавая.
Татьяна (сидит понурившись). Дождь собирается, вот проклятье. На восьмой год жизни. Лето надо провести на воздухе. Как назло, Антон всю зиму болел воспалением легких. Этот дурак давай его холодной водой обливать, убить его надо. Антон два месяца болел, два месяца я сидела за свой счет. Я в больницу его не отдала, мама звонила – умри, а не отдавай в больницу. У нее первый ребенок, мальчик, его в больнице уронили. Был бы у меня старший брат. Пусти Антона, Ира!
Ира. Когда я вас просила, плакала, вы меня не пускали!
Татьяна. Ребенок же, ребенок!
Решительно входит Светлана. Глаза ее горят.
Светлана. Я все выяснила. Ваш Павлик, оказывается, укусил Максима в плечо! Это же инфицированная рана! Рваная инфекция. Полость рта! Это самое грязное место у человека! Я вашего Павлика доведу вплоть до колонии. Мне, главное, Максим ничего не сказал, побоялся. Я, он знает, как отношусь! Максим ослаблен после смерти отца! У него были кровавые поносы! Брали на дизентерию! И ничего! У него подорванный кишечник! Я бьюсь, бьюсь, специально перешла в ночь, да что же это такое!
Татьяна. Да ничего не будет твоему Максе. Заживет как на собаке. Вот он Антошу бил лбом вчера об камень? Я приезжаю вечером, лоб разбит. А? Ты не сдала своего Максю в колонию? Слюну у него не брала на анализ?
Светлана (в отчаянии). Я обработала ему ранку, это случайность! Между детьми!
Татьяна. Конечно, ты у нас старшая научная сестра.
Светлана. Между прочим, Максим сказал, что под водой Павлика держал не он, а Антон! А Максим стоял на берегу!
Татьяна. И командовал.
Входит Фёдоровна с кошкой, в своем затрапезном виде.
Фёдоровна. Потеряла котенка, вы котенка не видали? Орет, нет никакого спокойствия. Хотела уснуть, куда там!
Татьяна. Павлик потому укусил Максю, что Макся ему кричал: не пустим сюда больше твою мать, не пустим! Его Павлик и укусил, и правильно, я бы тоже за свою мать укусила.
Фёдоровна. Это злые ребята заступами порубили котенка.
Светлана. Ничего подобного. Максим любит зверей.
Фёдоровна. Молоко у нее вступило, что ли? Орет. Или она кота хочет? Мяу!
Ира. Светлана, вы не посмотрели бы Павлика? Он что-то мне не нравится.
Светлана. Ничего, ничего с ним страшного. Сейчас.
Светлана преображается.
Ира. Полотенце вот свежее! Рукомойник за дверью. (Снимает с веревки полотенце.)
Светлана выходит.
Фёдоровна. Элька, Элька, Элька, Маленькая Элька!
Заглядывает под стол. Татьяна тоже заглядывает под стол. Ира ждет Светлану с красными пятнами на щеках. Фёдоровне явно не хочется уходить.
Татьяна. Фёдоровна, у меня еще суп со вчера остался. Ребята не поели. Антон вообще, наверное, ложкой поболтал, как всегда. Я сегодня новый варить буду, на костях. Я вам дам полкастрюлечки.
Фёдоровна (подумав). Это для кошки, отлей для кошки! Я принесу посуду.
Татьяна. Че это для кошки, че для кошки, для детей варено. Кошка не барыня твоя.
Уходят.
Входит Светлана, держа руки на весу. Ира кидается к ней с полотенцем. Светлана в халате, со стетоскопом на груди.
Ира. Пожалуйста, сюда.
Уходят.
Детский голосок. А потом осьминог задрыгался и сказал: ой, отпусти меня отсюдова, мне жарко. Он отпустил осьминога, и он полетел. Он немного плавал и немного летал, его в небе поймали.
Некоторое время сцена пуста. В дверь с улицы стучат. Входит Николай Иванович, мужчина за сорок, с сумкой и складным зонтом. Одет Николай Иванович в очень дорогой шерстяной тренировочный костюм с белой молнией и белым кантом – в то, что сейчас заменяет солидным мужчинам пижаму.
Николай Иванович. Меня сюда направили?
Сцена пуста. Наконец на веранду выходят Светлана и Ира.
Светлана. Ну что, острое респираторное заболевание. Состояние сейчас это у всех детей так проходит. Высокая температура подержится. Будете подавать сульфадиметоксин. Сейчас таблеточку, утром целую таблеточку, далее по полтаблеточки два раза в день. Сначала ударная дозировка. Надо ему помочь, сильный жар. Когда температура спадет, надо поберечь, часто переодевать в сухое.
Ира. Нету сульфадиметоксина. Что делать?
Светлана. У меня нет сульфадиметоксина.
Ира. Что делать, Светлана, а что-нибудь есть?
Светлана (торжественно). Я лично пользуюсь только народной медициной. У меня только липовый цвет, мед, лимон. Я вам дам. Я в лекарства, между нами говоря, не верю. Только в особых случаях.
Ира. Что же делать?
Николай Иванович. Зачем? Я извиняюсь, конечно, но на случай гриппа есть прекрасный английский препарат бробдигнегг (немного запинается). Бробдигнегг. В три дня поднимает. Меня в Лондоне прихватило, в гостинице снабдили. Я запас привез.
Светлана. Я ничего этого рекомендовать не могу. Мною это неизвестно… (Говорит очень солидно.) Главное что? Снизить жар, дать пропотеть, пить кислое. Лимончик есть?
Ира. Есть!
Светлана. А липовый цвет я принесу. Скоро будет новый липовый цвет, этот прошлогодний. (Уходит.)
Ира. Лимон есть.
Николай Иванович. Наконец я вас нашел. В чем дело, почему вас не было утром в одиннадцать у «Востока»? Только благодаря почтальону я нашел вас. Ну как, читали прессу?
Ира. А в чем дело?
Николай Иванович. Что интересного в газете «Неделя»? (Он явно намекает на какие-то обстоятельства.)
Ира. Откуда я знаю.
Ира смущена, не смотрит на Николая Ивановича, готовит питье.
Николай Иванович. А я прямо все обошел! У меня машина в мелком ремонте. Ничего, хорошая физподготовка. Утром почти бежал на свидание, раз – а моей «Недели» нету! Теща мне буквально выговор устроила, что я вам отдал экземпляр. Она специально подшивает для моей дочери. Как же так, Алена приедет, а подшивка недокомплектована! Алена у меня отдыхает в данный конкретный момент в Коктебеле с матерью. (Игриво.) А можно узнать, чем это вы так зачитались тогда?
Ира. Не знаю.
Николай Иванович. Разрешите все ж таки газетку, это я не для красного словца придумал. Теща бы раздула историю. И так она уже вчера сказала: «Что значит, Николай Иванович, что вы съездили на электричке один разок! Сразу на вас интересная девушка обратила внимание». Нет, моя теща человечный человек, она только не любит непорядка.
Ира налила в термос кипятку, кладет сахар.
Если кто-то болеет, я вижу, апельсины как раз есть. (Вынимает из сумки кулек, кладет на стол.) Можно я присяду? (Садится.) Я прочесал всю Романовку в поисках, ну где же моя «Неделька»? Зная примерно район, вы сказали у колонки, хозяйка Чанцева. Остальное добавила почта. У меня машина в ремонте. Пустяки, но все-таки пришлось побегать. Утром почти бежал к гастроному, а моей «Недели» нет! Но я вас нашел. А то теща все мне указания спускает: «Верните „Неделю“ любым путем!» Не знает, не знает, на что меня провоцирует, понимаешь. Давно я не бегал такой кросс. Особенно в поисках девушки. Вам двадцать пять лет, и вы сумасшедшая!
Ира. А, вы тот человек из электрички. «Неделя». Сейчас. (Роется в газетах, отдает Николаю Ивановичу экземпляр.)
Николай Иванович. Ну как, интересное есть что-либо?
Ира. Я не прочла. Некогда было. Ну ладно, идите. А то не до вас.
Николай Иванович (встает, кладет «Неделю» на стол). Ничего, ничего, читайте. А у меня машина в ремонте. Тормоза отказали! (Смеется.) Сумасшедшая. Самое главное, что теперь я вас нашел. Теперь я вас держу в поле зрения. Теперь я тещу вправе успокоить. Скажу, что случайно купил в киоске дополнительный экземпляр!
Ира уходит в комнату с термосом.
А где сын? (Заглядывает в комнату.) Глядите, какой солидный! Смотрит! Температура есть?
Ира (из комнаты). Сорок.
Николай Иванович. Ну-ну, не так страшно. Нас не испугаешь. Бывает и хуже, и то. Меня в Англии знаете как прихватило? Ничего, собьем. Обильно пропотеем. Девушка эта врач верно сказала. Народная медицина сейчас все больше на подхвате. А лекарство вам я это сейчас доставлю. А то прямо с ног сбился. Исчезла моя газета! Теща собирает для моей дочери. Это они интересуются. У меня тоже дочка есть! Хорошая, между прочим. Больша-ая! Но это просто детектив, как я вас нашел.
Голос Иры. Павлик, выпей анальгин.
Павлик (кричит). Нет!
Николай Иванович. Зачем, зачем анальгин! Бробдиб… (Путается.) Бробдигнегг! Лекарство на три приема, и все. А, молодец, выпил. Маму надо любить. И запей кислым. О, перекосился весь, правильно. Здоровей будешь.
Ира выходит на веранду.
Слушайте, мама, почисть апельсин сыну! А вы когда не пришли в одиннадцать, я прямо начал прочесывать местность. Думаю, что, понимаешь, стряслось! Договаривались же точно, девушка честный человек.
Ира. Мне сейчас некогда, потом. Потом давайте, некогда говорить. Очень большой жар.
Николай Иванович. Когда потом, когда потом? Дети всегда болеют, нельзя ослаблять сопротивляемость ребенка, нельзя трястись! Надо жить жизнью. Это не траур! Нельзя подавать виду. Он там полежит, ничего. Пусть знает, что у вас гости. Он там сам с собой полежит.
Ира. Нет, идите. Кому сказано, сейчас не до вас.
Николай Иванович. Так нельзя давать себе волю. Вы же на него влияете отрицательно.
Ира выходит. Входит Светлана, открывает дверь в комнату, возбужденно говорит. В руке у нее велосипедная камера с покрышкой.
Светлана. Ну вот, и что я узнаю? Хорошо еще, что посторонние есть. Хотите знать, ему этот велосипед отец купил, это память об отце! Ну ты при посторонних ответь: чем этот Павел ему камеру порезал? Эта камера – это память! Смотри, Павел, ты ножом, тебя в ножи возьмут!
Ира резко закрывает дверь.
(Светлана плачет.) Максим плачет. Я за слезинку ребенка!.. Не знаю, что сделаю.
Николай Иванович (благожелательно). Одну минуточку. Дайте. Так… Ну что, камеру можно спокойно и свободно выбросить… Это я вам гарантирую. Покрышку тоже выбросить…
Светлана, вытирая слезы, кивает.
Я попробую вам к вечеру найти подобную продукцию. Где-то валялся велосипед такой конструкции моей дочуры. У нее уже новый давно велосипед, складной. Она вот такая. (Показывает очень высоко.)
Светлана кивает, садится.
Теща ничего не выбрасывает, велосипед семилетней давности, как чувствовала.
Светлана. Максим говорит мне: я Пашку поймаю, изобью. Павлика. Я кричу на него: нельзя избивать, он моложе тебя! Но я же не в силах за ними уследить везде! У меня и так двое на руках и чужая старушка, меня же надо понять. Вот! (Протягивает обе руки, поворачивает ладони вверх-вниз.) Дрожат! Так что, Павел (обращаясь к двери), действуй своими силами, я тебе не помогу, убегай подальше. (Уходит.)
Николай Иванович благодушно надевает камеру с покрышкой себе на шею.
Николай Иванович (приоткрывает дверь). Бу! А что же ты, сын такой матери, убегаешь? Ты встречай противника чем попало, болванку возьми, палку, щепку. Нет ничего, выставляй два пальца. Неожиданная реакция! (Выставляет два пальца, кивает и приставляет ладонь ребром к носу.) Правильно мне ответил!
Ира выходит, притворяет за собой дверь, стоит, прислонившись к ней спиной.
Будем знакомы, мой дом наверху, над карьером. Дачи «Подмосковные вечера» знаете? Госплан. Я приезжаю почти ежедневно. (Громко говорит в дверь.) Меня зовут Коля. А маму твою как зовут? Давай познакомимся! Ась?
Ира. Да Ира, Ира.
Николай Иванович. Очень приятно. А может быть, выпить чайку? В горле пересохло.
Ира. У меня вода в термосе только для Павлика.
Николай Иванович. А так, вообще? Где еще вода? В чайнике есть? Вот чайник, верно, все совпадает, воды нет. (Взял чайник, болтает им.)
Ира. У нас воды нет. Времени нет бегать на колонку.
Николай Иванович. Где ведра? Колонку я знаю. Так, указания принял к исполнению.
Уходит, довольный, с ведрами. В дверях сталкивается со входящей Светланой, которая несет мед.
Светлана. Оказывается, еще того лучше. Вот тебе мед. Сделаешь компресс на шейку подковообразно, мальчикам на щитовидку ставить компресс нельзя, потом сказывается. Оказывается, еще того лучше! Павлик твой знаменитый, даром что мал, толкнул Максима с велосипедом в металлолом на углу!
Ира. А чего же он своим велосипедом на людей наезжает! Вчера девочку сшиб на площадке. Бабушка ее плакала. На Павлика наезжает беспрерывно!
Светлана. Это игра! Это случайность! Максим не хлюпик! Знаешь, что такое «максим» по-латыни? Лучший!
Ира. Не лучший, а больший. Максимум.
Светлана. Наилучший! Я по женскому календарю выбирала! Наилучший!
Ира молчит.
А вот то, что Максим полетел на банки ржавые, это подлость. Это готовый столбняк. Шина и та лопнула, а ребенок? (Грозит в сторону двери.) Я т-тебе, обезьяна! Мартышка! Распустила ты Павлика своего, придется тебе еще поплакать. (Плачет.) Господи, если отца нет, значит, всем можно все.
Запыхавшись, входит Николай Иванович.
Николай Иванович. Колонка далековата для слабых дам. (Ставит ведра.) Давненько я воду не носил ведрами, с юности. Слушай, Ира, это у тебя собственный дом?
Ира (зло). Да! Собственный! Бабушкиной тетки.
Светлана. Пх! Ее дом. Ну вы подумайте! Танька оборжется! Ее дом!
Николай Иванович. Пусть эта бабушка напишет заявление на протягивание нитки водовода вплоть до ее домовладения.
Ира. Да она далеко. Восемь лет уже в доме инвалидов в Дре́зне.
Николай Иванович. Ну что, нельзя за нее подписать? А я вас в этом деле поддержу, у меня здесь в поссовете есть толковый мужик.
Светлана. Сначала воду, потом все загребут. Ее дом, видели! (Уходит.)
Николай Иванович. Ира, поставь чайку. Я просто умираю от жажды. Бегал, бегал за девушкой. Жены с дочкой нет полтора месяца. Второй срок распечатали. Теща живет здесь, на даче. Я в Москве ужинаю чем попало, в основном консервы. («Консервы» он произносит как «консэрвы».) Вечером едешь с работы, магазины в массе закрыты. Стал поневоле сюда мотаться. Теща кормит хотя бы без консервантов. («Консервантов» он произносит как «консэрвантов».) У меня же сто одна болезнь. Таким образом мы с тещей поехали вчера за клубникой. И таким образом в электричке вы на меня и наткнулись! Теща говорит: какая смелая девушка! Газеты просит прямо у мужчин! Все обычно, Николай, вы ей понравились. Но ради этого, она считает, «Неделю» не стоило отдавать. Видно, говорит, она вам тоже приглянулась, если вы отдали. Я ее заверяю: будет вам ваша «Неделя»! Так что теща в курсе нашего знакомства. Зачем вы ко мне обратились? Я вам понравился? Только честно.
Ира. А что, уже нельзя попросить газету?
Николай Иванович. Смелая, очень смелая девушка! Сумасшедшая! Я вас люблю, сумасшедшая! (В дверь.) Павел, у меня вопрос. Где папка?
Ира. Оставь ребенка в покое. Привязался.
Николай Иванович. Понимаю, приветствую. Папки нет.
Ира. Ничего не значит.
Николай Иванович. А чем мамка занимается?
Ира. Я преподаю гэльский язык. Сто двадцать рублей.
Николай Иванович. Молодец! Дуй до горы, а в гору поможем!
Ира. Еще знаю мэнский.
Николай Иванович. Я не в курсе, но поможем, поглядим вокруг. Если есть такие языки (делает ударение на «ы»), то будут и возможности.
Ира. Еще валлийский. Да, и корнуольский.
Николай Иванович. Да! И такой еще молодой специалист!
Ира. Но корнуольский язык почти мертвый.
Николай Иванович. Ничего, примем меры! Ира, вот что. Я попрошу вас пройти со мной до моей дачи, я вам спущу бробди… (запинается) этот препарат. Павла надо будет запереть, чтобы соседи не проявляли активность. Да и камеру с покрышкой бы не забыть. Теща сейчас выметается на вечернюю летучку к соседке, так что она авось не увидит одного колеса, а я его уведу.
Ира. Это не соседи, это родственники. Мои троюродные сестры.
Николай Иванович. Бывает! Бывает!
Ира (в дверь). Павлик, я сбегаю за лекарством. Я тебя закрою, хорошо? Горшочек под кроватью. В термосе чай с лимоном. Не разлей. У него руки дрожат.
Николай Иванович. Апельсины умеешь чистить, хлопец?
Голос ребенка. Нет!!!
Николай Иванович. Мама, начисть ему апельсинов. Полную кучу. Пусть побалуется. Я еще спущу. У меня они есть по потребности. Вернее, по труду. (Смеется.) Пока еще.
Ира. Павлик, или я Фёдоровну позову, она с тобой побудет?
Николай Иванович. Мама, захвати теплое что-нибудь. Типа пледа. (Он произносит «плэд».)