Это письмо пришло вовремя – Пегги как раз переживала очередной бурный любовный роман. Он закончился весьма неудачно, и Пегги искала выход своей неуемной энергии. Предложение приятельницы заставило ее задуматься, и это дало свои плоды. В конце 1937 года она, следуя советам своего друга и наставника художника Дюшампа, приобрела несколько работ современных мастеров, которые положили начало будущей галерее.
1937 год оказался нелегким для Пегги. После тяжелой болезни умерла Флоретт. Каждая из дочерей – Хэйзел и Пегги – получили по 500 тысяч долларов наследства. Эта значительная сумма пришлась как нельзя более кстати. Пегги решила создать большую галерею и всерьез занялась поисками помещений, а также достойных работ, которые могли бы дать отличную репутацию новой коллекции.
Ее помощником стал предприимчивый рыжеволосый толстяк по имени Вин Хендерсон, который, несмотря на череду любовников Пегги, всегда был рядом. Он не только нашел отличное помещение для галереи, но также создал модель будущего бизнеса, познакомил Пегги с основными принципами работы галереи. Он явился автором названия галереи, которое впоследствии никогда не менялось – Guggenheim Jeune. В Париже большой славой пользовалась галерея современного искусства Bernheim Jeune. Лондонская галерея Гуггенхейм подчеркивала свою духовную и профессиональную связь с парижской.
Пегги принялась за новое дело с присущим ей энтузиазмом. Целыми днями она вместе с Дюшампом и Вином посещала мастерские художников, смотрела, сравнивала, жадно училась всему новому. Дюшамп был прекрасным наставником, он преподал ей основы современной живописи, рассказал, в чем состоит отличие абстракционизма от сюрреализма, творчество Дали от работ де Чирико, открыл неизвестных современных художников, которым суждено было стать великими.
В скором времени открытие галереи становилось все более реальным событием. Пегги во всем полагалась на своих советников Вина и Дюшампа, и они полностью оправдали ее ожидания. Вин подготовил к печати каталоги и афиши, позаботился об интерьере галереи.
Район West End в Лондоне в то время был мало кому известен. Однако Дюшамп сказал: вскоре это место станет самым престижным для художников. Его предвидение сбылось. После долгих поисков он остановился на помещении по адресу 3 °Cork Street. Пришлось кое-что перестроить, объединить несколько комнат, но в результате получилось неплохое помещение для галереи.
Пегги надеялась на успех задуманного, однако было и немало сомнений. Нужно отдать должное ее смелости: в то время лишь очень немногие дилеры отваживались вкладывать деньги в современное искусство, продвигать на рынок работы малоизвестных художников.
…Открытие галереи состоялось 24 января 1938 года. Это был несомненный успех. Нарядная публика заполнила помещение галереи. Во время открытия было продано несколько работ, Пегги была счастлива: она не ожидала ничего подобного. По случаю открытия галереи Пегги получила в подарок от знаменитого американского скульптора Александра Колдера серьги его работы. Она их тут же надела.
На банкете собрался цвет артистической богемы – шампанское и вина лились рекой, играл приглашенный небольшой оркестр, нравы были свободными, словом – начало было удачным.
Окрыленная успехом, Пегги рьяно взялась за устройство выставки Василия Кандинского. Их познакомил все тот же Дюшамп, и выставка была намечена на февраль 1938 года. Кандинский и его молодая жена Нина, которая, буквально, не отходила от него ни на шаг, тщательно готовили выставку. Это была первая экспозиция работ знаменитого 70-летнего мастера. Она включала в себя ретроспекцию работ, сделанных в период с 1910 по 1937 год. Так случилось, что Кандинский рассорился с Соломоном Гуггенхеймом, который в течение нескольких лет поддерживал и спонсировал художника. Поэтому предложение Пегги пришлось как нельзя более кстати. Нужно отметить, что выставка не имела большого успеха, но все равно художник был рад представить свои работы в Лондоне. Эта выставка послужила причиной раздора между Соломоном Гуггенхеймом и Пегги – ее дядя считал, что племянница не «доросла» до того, чтобы иметь собственную галерею и представлять современных художников, он считал, что она посягнула на чужую территорию.
Круг художников, а следовательно, любовников, ибо одно было неразрывно связано у нее с другим, расширялся. Пегги всегда умела окружать себя людьми, которых, казалось бы, невозможно принимать ни в одном приличном обществе. Все они – Ив Танги, Сэмюэл и Джойс Беккет, Макс Эрнст, Константин Бранкузи, Поль Элюар и другие, были людьми, выражаясь деликатно, неординарными. Они бросали вызов обществу не только внешним видом, но и образом жизни, громкими скандалами, пьяными дебошами. Но… «все они чертовски талантливы, и я люблю их за это», – восклицала Пегги, беспомощно разводя руками.
Ив Танги занимал особое место в этом длинном списке. Француз по рождению, Ив в подростковом возрасте познакомился и сдружился с Пьером Матиссом, сыном знаменитого художника. Увлечение искусством и алкоголем произошло одновременно. К моменту встречи с Пегги Ив Танги добился значительных успехов в обеих областях. Знакомство с богатой любвеобильной дамой было «манной небесной», как он сам выражался, для бедствовавшего тогда художника. Он был женат, но наличие супруги не смутило ни его, ни Пегги.
«Ив был прелестным, как дитя, скромным, мягким», – пишет Пегги в своих мемуарах. Однако он резко преображался во время запоев, его скромность, мягкость и некоторая детскость улетучивались. Пегги увезла его в Бретань, поселившись вместе с ним в просторном крестьянском доме. Однако сельская идиллия длилась недолго. Пегги не выдержала такой нагрузки и вернула Ива его жене. Они остались друзьями, как, впрочем, у нее было и со многими бывшими любовниками, которые после «дружбы» с Пегги приобретали широкую известность, а следовательно, и значительно улучшали свое материальное положение.
Сколь удивительна и непредсказуема судьба произведений искусства! Разве мог румынский скульптор Константин Бранкузи предполагать, что почти столетие спустя, в 2005 году, его небольшая бронзовая скульптура «Птица» будет выставлена на одном из самых престижных аукционов Sothbey’s, и один из поклонников его творчества купит ее за баснословную цену – 137 миллионов долларов!
Бранкузи – невысокий, неряшливо одетый человек, с длинной всклокоченной седой бородой, был похож на сказочного тролля, гнома, обитавшего в лесах Трансильвании. Он был поклонником тибетской философии одиннадцатого века, своим скульптурам придавал мистическое значение и продавал их сам, отчаянно торгуясь с покупателями. «Они – мои дети, я хочу, чтобы у них была счастливая судьба», – говорил он.
Он пригласил Пегги отобедать у него в мастерской. Еду он готовил сам на газовой плитке. Там же он плавил бронзу, готовил какие-то снадобья из трав. Воздух в мастерской стоял тяжелый, Пегги еле дождалась конца обеда. Она почти не дотронулась ни до одного из блюд. Бранкузи ел жадно и все время говорил об искусстве, о тибетской философии. Обед закончился, и Пегги купила скульптуру «Птица» за тысячу долларов. Да, ту самую, которая в 2005 году была выставлена на аукционе Sothbey’s. Ее окончательная цена – 137 миллионов долларов.
Пегги продолжала жадно искать работы современных художников, она посещала мастерские, пускала в ход обаяние, красноречие, платила не торгуясь, но далеко не все соглашались продавать ей работы.
Пикассо слышал о богатой американке, которая покупает работы, но относился к ней как к дилетантке, ничего не смыслящей в настоящем искусстве. Когда Пегги пришла впервые к нему в мастерскую, он был окружен толпой поклонников и делал вид, что ее не замечает. Однако, наконец, повернулся к ней и сказал: «Мадам, отдел белья находится на втором этаже».
…Париж всегда был переполнен сплетнями, скандалами, особенно когда речь шла о «богеме», – художниках, артистах. Пегги познакомилась с Гала Дали, женой художника Сальвадора Дали. Она знала историю этой женщины, которая вышла замуж за поэта Поля Элюара и, прожив с ним двенадцать лет, разошлась. Она была «сумасшедшей русской», эта хрупкая, на вид болезненная женщина. Елена Ивановна Дьяконова – таково было ее подлинное имя. Не удивляйтесь, если вы встретите другое имя – Галина Дмитриевна Дьяконова, в обоих случаях речь идет о той же самой персоне. Правдой будет и то, что Поль Элюар, тоже «сумасшедший гений», предпочитал любовь втроем. Он вынудил к этому и Гала, избрав в качестве партнера своего фронтового друга художника Макса Эрнста. Некоторое время они жили втроем, приводя в изумление «нормальных обывателей».
Поль Элюар открыл своей молодой жене радость познания живописи, научил ее понимать современную живопись. У Поля была прекрасная коллекция работ современных художников. Чтобы поправить материальное положение, он вынужден был ее продать известному собирателю картин Рональду Пенрозу. В своей расписке Элюар свидетельствует, что он продал коллекцию из ста картин и предметов искусства, в которой, между прочими, были: шесть картин Чирико, десять – Пикассо, сорок – Макса Эрнста, восемь – Миро, три – Танге, шесть – Дали, три – Клея, десять – Шагала. Все это он отдал за сумму в полторы тысячи франков. Сегодня эта колекция попросту не имеет цены.
Нужно заметить, что позднее Элюар крайне сожалел о содеянном и пытался выкупить некоторые из работ, но безуспешно – невероятно возросшие цены не позволили ему сделать это.
Гала, именно так, с ударением на последний слог звали эту женщину, – познакомилась с молодым испанским художником Сальвадором Дали. Как говорят романисты, «внезапная страсть вспыхнула ярким огнем», и Гала решила уйти от Элюара. Она была старше Дали на несколько лет и была для него всем: божеством, матерью, продюсером. Она вошла в круг богатых покровителей искусства, сделала все, чтобы имя Дали зазвучало громче иных имен.
С Пегги Гуггенхейм Гала не могла найти общий язык – их характеры, моральные устои были слишком сходными – каждая была зеркальным отражением другой.
Тем не менее Пегги понимала, что в ее коллекции должны быть работы Дали. Она купила несколько работ испанского художника, и на этом ее контакты с Гала прекратились. Встречаясь в обществе, они холодно раскланивались, но не более того.
ВОЙНА И МУЗЫ
Галерея, которая была открыта с такой помпой, не приносила ожидаемого дохода. Тем не менее Пегги лелеяла мечту о создании Музея современного искусства (Museum of Modern Art), подобного тому, который создал ее дядя Соломон в Нью-Йорке. Она планировала организовать его в Лондоне и даже собрала, с помощью меценатов, довольно большую сумму. Однако время была выбрано неподходящее – коричневые тучи нацизма сгущались над Европой. Закрывались художественные галереи, в одном из последних выпусков «Бюллетеня художников» было опубликовано письмо без подписи. Крупным шрифтом были набраны пророческие слова:
«В САМОМ СТРАШНОМ СНЕ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ, ЧТО НАС ОЖИДАЕТ. НАШИ ВРАГИ СОБИРАЮТСЯ НАС УНИЧТОЖАТЬ, УБИВАТЬ, РАЗРУШАТЬ НАШЕ ИСКУССТВО.
БОРИСЬ С ГИТЛЕРОМ И ЕГО ИДЕОЛОГИЕЙ КАК ТОЛЬКО МОЖЕШЬ! СПАСАЙ СВОЙ МИР!»
В 1937 году Гитлер выступил с публичной речью, в которой провозгласил свое видение искусства, нападая на художников и требуя, чтобы они представили искусство в «чистом виде». Из немецких музеев и галерей поспешно убирали полотна, не соответствующие его доктрине. Тысяча триста художников были преданы остракизму, их работы были либо сожжены, либо уничтожены. Среди них произведения Эрнста, Пикассо, Клее, Кандинского, Бекмана, Брака, Матисса и других. Немецкие артдилеры были разорены. Они забрали принадлежащие им картины из галерей, музеев, пытались их спасти от уничтожения.
Многие работы были выставлены на аукционы, они уходили по невероятно низким ценам. Так, Макс Бекман ушел за двадцать долларов, Кандинский – за пятьдесят, Клее – за сто.
В 1938 году по настоянию нацистов в Мюнхене была организована выставка под названием «Дегенеративное искусство». Уже в самом названии содержалась оценка работ и отношение к ним. На ней были представлены работы современных художников. Однако замыслы организаторов провалились. Задуманная как посмешище, она имела невероятный успех. Ее посетило более двух миллионов немцев. Вопреки намерениям устроителей, она только подняла авторитет художников, что невероятно рассердило чиновников от искусства.
Настоящие ценители искусства и артдилеры понимали, что настал их час. Они скупали работы модернистов буквально за гроши, составив прекрасные, бесценные в будущем коллекции. Также поступала и Пегги Гуггенхейм, она поняла, что ее миссия не просто скупать работы, но спасать художников, близких и дорогих ей людей, от грядущего режима нацистов.
Франции грозила немецкая оккупация, это было очевидно. Ясно было также и то, что Соединенные Штаты примут участие в военных действиях, поэтому американский паспорт Пегги не спасал ее в создавшейся ситуации, а, наоборот, ухудшал положение. Жизнь ее детей Педжин и Синдбада тоже находилась в опасности.
Время работало против Пегги, нужно было как можно скорее уезжать из Европы в Америку. Предстоял невероятно сложный переезд. Пегги понимала, что она надолго покидает столь милые ее сердцу места, ей предстояло собрать всю разросшуюся коллекцию картин, оформить массу документов, и, по возможности, приобрести еще несколько десятков работ у художников.
Однако трудности ее никогда не страшили, наоборот, в сложных ситуациях у нее как бы открывалось второе дыхание, она чувствовала прилив сил и энергии и решительно бралась за дело. Пегги доверила упаковку своей коллекции старейшей французской фирме Rene Lefebvre-Foinet, а сама занялась множеством не терпящих отлагательств дел. Нужно было также закрыть галерею в Лондоне, написать большое количество писем, расписок, доверенностей и пр., и пр., все это она никому не могла доверить. Политическая ситуация во Франции была очень сложной, особенно большие испытания выпали на долю евреев.
Правительство Виши, заключив позорное перемирие с нацистской Германией, предало собственный народ и лакейски выполняло все приказы немецких хозяев, часто даже опережая их инициативы.
Приказ от 27 сентября 1940 года запрещал всем евреям возвращение на оккупированные территории. Евреям возбранялось преподавать в школах и высших учебных заведениях, работать на радио и в прессе, в театрах и киноиндустрии, заниматься писательской и научной деятельностью.
Евреев-иностранцев ожидали концлагеря, та же участь была уготована и прогрессивным немецким ученым, писателям, художникам, всем, кто не поддерживал нацистов.
Французское правительство не теряло времени, преследуя и изгоняя евреев из страны. Этого требовал пакт, подписанный французским правительством во главе с маршалом Петеном после оккупации Парижа германскими войсками в курортном городке Виши. Немедленная эвакуация была единственным спасением для евреев-интеллектуалов, ученых, художников, писателей, находящихся во время войны в Париже.
Пегги готовилась к отъезду из Парижа. Работа продвигалась медленно, но уверенно. Были сооружены огромные деревянные ящики, в которых уместились картины, личные вещи Пегги, ее детей и близких друзей. Перед отъездом она решила приобрести несколько работ Макса Эрнста и пришла к нему в мастерскую.
Нужно сказать, что Макс Эрнст, немец по происхождению, был персона нон-грата в Германии. Он жил несколько лет в Париже, но так и не стал гражданином Франции. Немецкий еврей, он был весьма нежелательной фигурой во Франции. Макс Эрнст был женат вторым браком на англичанке Леоноре Кэррингтон, женщине из состоятельной семьи, но совершенно неприспособленной к жизни. Она витала в мире грез, была романтичной особой и мужественно переносила все тяготы, выпавшие на ее долю. А их было предостаточно. Накануне войны они с Максом купили старый крестьянский дом на юге Франции. Дом был большим и пустынным, осенью и зимой там было неуютно и сыро, зато в теплое время года там было красиво – дом стоял в окружении старого запущенного сада.
Леонора была невероятно доверчива. Когда Макса упекли в лагерь, она осталась совсем одна. Этим и воспользовался какой-то проходимец. Убедив ее в том, что, продав дом, она получит много денег, он попросту обманул ее. Леонора, отчаявшись когда-нибудь увидеть Макса, решила уехать из Франции. Ее состоятельный отец помог оформить нужные документы, и она отправилась в Испанию, где у нее было несколько знакомых. Все пережитое сказалось на состоянии ее здоровья. В Мадриде она пошла к посольству Великобритании и выкрикивала призывы убить Гитлера, что, заметим, совсем не свидетельствовало о ее психическом расстройстве.
Тем временем Макс, после пребывания в нескольких «трудовых» лагерях, возвратился в Париж, где у него была небольшая мастерская. Именно туда, с целью приобрести несколько его работ, пришла Пегги Гуггенхейм. Дальше случилось то, что случилось. Пегги была очарована Максом, ей нравилась его живопись, несколько странная и сумбурная, его манера говорить, его пронзительно синие глаза. Она решила взять его в Америку, спасти от неминуемой гибели в этой страшной войне. Макс тоже почувствовал, что ему нравится эта уверенная в себе, могущественная и богатая женщина. Провожая ее к выходу, он спросил: «Где и когда я смогу снова вас увидеть? Правда, я не знаю – зачем это нужно». «Завтра в четыре в Cafe de la Paix, и вы знаете зачем», – последовал точный и практичнывй ответ.
Эта встреча положила начало новому периоду в жизни Пегги Гуггенхейм. Он был бурным, мятежным, непредсказуемым, как и все в жизни этой необыкновенной женщины.
Но вот, наконец, сборы были закончены, и 13 июля 1941 года Пегги с двумя детьми, Педжин и Синдбадом, а вместе с ней Макс и несколько общих близких друзей, тоже с детьми, погрузились в самолет Pan Am Clipper, который взял курс на Нью-Йорк.
Путешествие из Европы в Америку, занявшее несколько дней, оказалось не из легких. Дети впервые летели самолетом, они с трудом переносили полет. Казалось, этому не будет конца. Пегги совершенно измучилась, она ни в ком не находила поддержки. Макс вел себя хуже, чем дети. Он все время ворчал, был всем недоволен и отказался принимать пищу. Наконец, настал долгожданный миг: они увидели статую Свободы, небоскребы Манхэттэна. Сердце у Пегги дрогнуло – она вернулась домой.