– Пять с плюсом, – выплюнул тот.
Тут уж спрятать насмешливое недоверие не вышло. Хуже того, оно подкрепилось мгновенно всколыхнувшимся в душе страхом: кто здесь хозяин, кто надзиратель? Знал ли Магистр? И если да, то зачем послал его, Дэна, сюда совершенно беспомощным?
Страх вкупе с отчаянной, тоскливой яростью затуманил рассудок.
– Неплохо. Но я бы на твоем месте не обольщался, – Дэн вытянул руку и звонко щелкнул пальцами.
Идея была дурная, необдуманная, спонтанная, подкрепленная лишь досадой поражения и болью в избитом теле. Однако злость в груди неожиданно переродилась в горячий спазм, пальцы обожгло – и книга на коленях у Лисанского вдруг вспыхнула, как свечка. Тот подпрыгнул, со злостью выругавшись и глядя на то, как огонь пожирает ветхие страницы. Быстро нагнулся, дунул – огонь мгновенно погас, а книга покрылась инеем.
– Только тронь еще раз, – зарычал он, отряхивая с обложки тающие ледяные кристаллики.
– Только подними на меня руку, – в тон ему предупредил Дэн, потрясенный и воодушевленный собственной удачей.
– Это я-то руку поднимал? Я? Нечего валить с больной головы на здоровую. Хочется кого-нибудь пришить – на здоровье, только меня оставь в покое. У меня и без твоих заскоков проблем хватает.
– Поверь, проблемы у тебя только начинаются.
– Верю, – скривив губы, буркнул Лисанский. – Если ты, недоумок, не оставишь меня в покое, тогда да, все только начинается.
– По-твоему, это исключительно твоя привилегия – ко всем цепляться? Хамить, гадить, убивать?
Лисанский поднял на него тяжелый взгляд.
– Исчезни, – посоветовал он ледяным тоном, – туда, откуда явился.
Дэн едва сдержал горькую усмешку. Если бы мог – исчез бы.
– И передай тем, кто тебя послал, что им ничего не обрыбится.
Вот уж да. После столь теплого приветствия они с Лисанским точно не ударятся в ностальгические воспоминания и душещипательные откровения. Дэн недоумевал, о чем думал Магистр, когда посылал его сюда. Откуда эта нелепая уверенность, что лучшей кандидатуры на роль надзирателя не подобрать?
Оставив Лисанского тихо фырчать над обугленной книгой и оценивать размеры ущерба, Дэн вышел из гостиной. Нужно было смыть кровь и прополоскать рот – избавиться от гадкого металлического привкуса.
Одна из дверей на втором этаже привела его в мрачно-промозглую ванную, пропитанную противными запахами сырости и ржавчины. Задрав футболку, Дэн удостоверился в том, что на груди медленно, но неумолимо проступают багрово-синие кровоподтеки – хорошо хоть, ребра остались целы. Из мутного, покрытого засохшими брызгами воды и зубной пасты зеркала на Дэна уставилась физиономия, сильно подпорченная распухшей скулой и синяком на всю правую щеку. Включив воду, он умылся, прижал мокрую, холодную ладонь к лицу и прикрыл глаза, дожидаясь, пока выровняется дыхание. Провел растопыренными пальцами по волосам, убирая со лба намокшие пряди. Затем вернулся в коридор.
Наверное, следовало осмотреть дом. Дэн понятия не имел, где находилось это монументальное строение, почему оно не отапливалось, не освещалось электричеством и выглядело так, словно застряло в Средневековье.
Оставшиеся четыре комнаты на этаже оказались спальнями – блеклыми, угрюмыми, темными. Застеленные бесцветными покрывалами кровати, испещренные трещинами зеркала, облезлые, пыльные бархатные портьеры, полинявшие ковры, здоровенные напольные шкафы, в которых что-то скреблось и угрожающе погромыхивало. Из любопытства Дэн приоткрыл один такой шкаф – из черной глубины на него, не мигая, уставилась пара круглых желтых глаз. Чертыхнувшись от неожиданности, Дэн захлопнул дверцу – та скрипнула, треснула и чуть не осталась у него в руках – и для верности подпер ее тяжелым старинным креслом с изогнутыми ножками. Это было во второй спальне, слева по коридору возле поворота, ведущего к крутой каменной лестнице на чердак. Дэн мысленно пометил ее крестиком – спать здесь он точно не будет.
В третьей комнате, сразу за гостиной, было уютнее всего. Наверное, потому, что именно в ней обитал Лисанский. Из недавно погасшего камина тянуло гарью, на столе у окна было разложено штук тридцать листков, исписанных округлым, размашистым почерком с завитушками. На латыни. На кровати валялись книги, некоторые раскрытые, другие с закладками. Выдвинув ящик старинного комода, Дэн обнаружил целый склад свечей – похоже, электричества в доме не было совсем, не существовало даже генератора. Бедняжка, ехидно подумал Дэн и тут же помрачнел, вспомнив, что и сам теперь оказался в незавидном положении.
Четвертая – и последняя – комната производила довольно сносное впечатление. Назвать ее уютной можно было с превеликой натяжкой, но по сравнению с остальными (не считая гостиной и спальни Лисанского) здесь хотя бы ничего не гремело. И не пугало.
Призрачный скелет, свисавший с потолка на толстой виселичной веревке, не в счет. Дэн ради эксперимента повел рукой – висельник благополучно рассеялся белесым туманом. Правда, в углу между шкафом и прикроватной тумбочкой материализовалась плаха с вогнанным в нее топором и отсеченной патлатой головой в луже крови. Но к этому, при желании, пожалуй, можно было привыкнуть.
Усевшись на постель, Дэн уставился в пустой черный камин и задумался.
Выходит, какие-то зачатки колдовства у него-таки сохранились. Ему удалось поджечь книгу Лисанского, хотя объяснить, как это случилось, он бы не сумел. Злость словно выплеснулась через руки горячей волной – Дэн сам испугался этого магического всплеска, стихийного, неконтролируемого. А вот Лисанский, похоже, не впервые колдовал без браслетов – если, конечно, черные тряпки на его ладонях не скрывали лишнего – и, вопреки мнению Магистра, был далеко не беззащитен.
Вещей у Дэна при себе не оказалось, хуже того – он не потрудился выяснить у Магистра, доставят ли ему хоть что-нибудь из одежды или даже зубную щетку и бритву прикажут делить с Лисанским В резиденции он об этом даже не вспомнил – просто не мог себе представить, где окажется. Но теперь, стоя посреди пустой комнаты, не имея возможности ни вернуться назад, в Орден, ни наколдовать все необходимое, Дэн принялся оглядывать себя. Ботинки, носки, джинсы, черная толстовка поверх рубашки и футболки. И как же в этом прожить несколько… дней? Недель? Месяцев? Почесав в затылке, Дэн решительно направился к шкафу, распахнул дверцы. И вскрикнул от неожиданности: распространяя удушливое гнилостное зловоние, прямо не него вывалился полуистлевший труп. Обтянутый высохшей кожей череп, криво нахлобученный на тощую шею, оскаленный в жуткой ухмылке рот, пустые глазницы, клочья волос. Дэн шарахнулся назад, больно вписавшись бедром в угол тумбочки, и сдавленно выругался. Что за кошмары тут творились? Труп, завернутый в грязные лохмотья, еще полежал немного на полу, источая нестерпимый смрад – Дэн прикрыл нос рукавом толстовки, – а потом подернулся зыбкой серебристой рябью и растворился в воздухе.
– Черт-те что, – пробормотал Дэн и с отвращением захлопнул дверцу шкафа.
Интересно, была ли в этом доме ванна – как положено антиквариату, высокая, чугунная и монументальная? Он бы не удивился, если бы из нее вылез распухший, позеленевший утопленник.
– Впечатляет, а? – раздался прямо над ухом вкрадчивый, обволакивающий, потусторонний шелест, и лицо обдало холодом.
У Дэна сердце ухнуло в пятки. По телу волной прошелся озноб.
– Добрый вечер, – ухмыльнулось переливчато-голубое привидение, покачиваясь перед ним в воздухе.
Дэн словно провалился в ночной кошмар, от которого не проснуться. Кошмар этот разворачивался по самым что ни на есть заезженным законам жанра: набрасывался неожиданно, пугая до остановки сердца, или наплывал приступами галлюцинаций, размывая границы реальности.
– Ваших рук дело? – угрюмо осведомился Дэн, ткнув пальцем в шкаф. Что ж, он принял правила. На службе ему однажды довелось встретиться с духом самоубийцы, хотя тот не пытался разговаривать, а все норовил в очередной раз повеситься на гвозде, прибитом к потолочной балке. Тогда пришлось позвать священника, ибо на боевую магию привидение не реагировало. А теперь? Что делать теперь?
– Да, это, с позволения сказать, мой послужной список, – скромно улыбнулся призрак. – Ну, знаете, я при жизни был тем еще безобразником.
Дэн перевел дыхание и разглядел собеседника получше. Тот, покачиваясь и тихо позвякивая железными кандалами, подплыл к камину. Отросшие седые волосы, тонкие, как паутина, стояли дыбом, и вообще вся его сморщенная физиономия, похожая на очищенный грецкий орех, отчего-то сильно напоминала Эйнштейна в старости.
Дэн перевел дыхание и разглядел собеседника получше. Тот, покачиваясь и тихо позвякивая железными кандалами, подплыл к камину. Отросшие седые волосы, тонкие, как паутина, стояли дыбом, и вообще вся его сморщенная физиономия, похожая на очищенный грецкий орех, отчего-то сильно напоминала Эйнштейна в старости.
– Мое имя Мефисто, – произнес призрак с гордостью, расправив хилые костлявые плечи под изодранной арестантской робой. – Не настоящее, конечно, но настоящего я, увы, не помню. Столько лет прошло… запамятовал, простите, склероз. Эту особу звали Бенедикта, м-да. Моя, с позволения сказать, законная супруга. Третья. Мышьяком отравилась… Случайно, конечно. Сама виновата: не нужно было лазить по моей лаборатории. Я ведь был великим алхимиком, молодой человек! Не удивлюсь, если изобретенные мною яды медленного действия сейчас изучают в Интернате.
– Не изучают, – сухо перебил Дэн. – В Интернате вообще ядов не изучают.
– Правда? Жаль, жаль. Некоторые из моих изобретений весьма полезны в тупиковых жизненных ситуациях. Любовника жены, скажем, отравить, или любовнице подсыпать, ежели неожиданно окажется в… гм, интересном положении.
– Вы убийца, – Дэн сощурился, прикидывая, как бы поскорее избавиться от неприятного соседства. На священника, ясное дело, можно было не рассчитывать.
– Какая бесподобная прозорливость, юноша! – вскричал призрак насмешливо. Глаза его выперли из орбит и полыхнули безумием. – Да, я убийца! Я мастер! Я лицедей! Каждую смерть я разыгрывал по актам, по действиям, ибо каждая смерть есть великая пьеса. Двадцать восемь раз за свою жизнь я свершил правосудие над детьми греха и порока и ни разу – заметьте, ни разу! – не повторился ни в одной детали, ни в одном штрихе, ни в одной ноте!
– Но кто-то вас все-таки остановил?
– Разумеется. Я искупил свою вину, семь лет прожив в этом доме, будучи замурованным в подвале, в собственной лаборатории, – голос привидения трагически дрогнул. – Без света, без человеческого общения. Слуги приносили мне еду – и только. В первую неделю заточения я повредился рассудком, а дальше стало уже легче. С тех пор дом пользуется дурной репутацией. Сюда присылают заключенных, некоторые живут здесь годами в полном одиночестве, но чаще умирают от болезней или трогаются умом уже в первый месяц. Жизнь здесь, знаете ли, не сахар, – призрак улыбнулся полным ртом гнилых зубов.
– И вы, похоже, прикладываете к этому руку, – заметил Дэн.
– Юноша, если бы не я, бедолагам не с кем было бы и побеседовать. Вы ведь знаете, что за всю историю отсюда еще никто не выбрался в здравом уме?
– Нет, – по спине пробежал противный холодок.
– О… Ну, теперь знаете, – Мефисто мерзко хихикнул. – А вас, позвольте спросить, за что сюда упекли?
– Я не узник, – проворчал Дэн. – Я надзиратель.
– Угу, конечно, у вас на лице так и написано, – призрак вперил ехидный взгляд в его распухшую щеку, демонстративно почесывая собственную физиономию. – Уж не за этим ли юнцом собираетесь надзирать, который здесь живет? Или еще кого в скором времени пришлют?
– За этим.
– Отлично! – призрак потряс руками – цепи на его запястьях отозвались замогильным звоном. – Просто великолепно! Когда я отказывался от хорошей компании?!
– Эй! – окликнул Дэн, когда привидение всколыхнулось и целенаправленно рванулось к стене у камина. – А вот это можно убрать? Или оно так и будет мозолить мне глаза?
Мефисто проследил за его пальцем, который ткнулся в окровавленную плаху.
– Ну, вы ведь не откажете старому разбойнику в его мелких шалостях? – чуть виновато улыбнулся призрак. – Дайте потешить самолюбие, молодой человек, оцените красоту творений мастера!
– Если вы это не уберете, – отчетливо, твердо произнес Дэн, – то пожалеете о том, что не умерли окончательно. Демонстрируйте свою красоту где-нибудь в другом месте!
– Как скажете, – погрустнел призрак. – Хотя я, признаться, не понимаю, каким образом вы смогли бы справиться со мной, поскольку я все же привидение, вечное и неистребимое, а вы, с позволения сказать, лишь бренное тело – смертная оболочка, вместилище духа…
– Гадство, – скривился Дэн, подавляя сильнейшее желание заткнуть уши.
– Но воля ваша, – драматично закончил призрак и добавил как-то совсем невпопад: – Только не пеняйте потом, что вас не предупреждали. Я, как говорится, возьму не мытьем, так катаньем.
Тем же поздним вечером, помывшись и пулей вылетев из-под холодного душа, Дэн, стуча зубами, дотащился до своей комнаты. Лисанский все торчал в гостиной, и, чтобы не встречаться с ним, пришлось пропустить ужин – если таковой здесь подавали. Желудок свело от голода, живот, казалось, прилип к спине и теперь выводил длинные, раскатистые голодные рулады. Голова слегка кружилась. Ребра ныли. Глаза слипались. Простуженно хлюпая носом, проклиная ледяную воду, он разжег камин как пришлось – руками. Повторил подвиг поджигания книги. Вместе с отсыревшими дровами вспыхнул лежащий у камина коврик – Дэн затоптал огонь, потрясая обожженными ладонями и громко ругаясь. Стянул джинсы. Откинул одеяло, задрал ногу, собираясь влезть в кровать, да так и замер. На простыне красовалось мокрое черное кровавое пятно. Со стоном прикоснувшись к нему, Дэн понял, что липкая кровь пачкала пальцы. И к тому же жутко воняла.
– Мефисто! – взвыл он, стиснув кулаки. – Проклятый призрак! Я, кажется, просил!
– Звали, молодой человек? – участливо осведомилось привидение, просунув растрепанную, мерцающую голову сквозь стену.
– Убери это сейчас же!
– Даже если бы мог… – виновато улыбнулся призрак.
– Не понял…
– Ну, это не мое. То есть была одна знатная дама… Моя четвертая жена, с позволения сказать, оказалась чертовски ревнивой особой, и вот… прирезала бедняжку прямо в этой кровати.
– И где она? – свирепея, осведомился Дэн. – Мне пойти, разыскать ее и уговорить прибраться, чтобы мне дали спокойно выспаться?
– К сожалению, она умерла совсем. А пятно появляется время от времени. Думаю, будет лучше просто подождать, пока оно само исчезнет. И еще. Боюсь, на время пребывания у меня в гостях вам придется забыть о том, что значит «спокойно выспаться», юноша. За сим разрешите откланяться, – призрак снова улыбнулся. Его сумасшедшие глаза злорадно блеснули, и Дэн от бессильной ярости заскрежетал зубами.
Как Лисанский все это терпит?
Или нет, как он со всем этим справляется?!
Дэн застелил кровать одеялом, улегся поверх и прикрыл ноги покрывалом. Попыхтел еще немного, повозился, пытаясь успокоиться, – а потом тяжелый, глубокий сон без сновидений словно засосал его в бездонный колодец.
Потянулись безликие дни, полные все того же безысходного, тошнотворного уныния.
Дэн бродил по дому, надолго застывая возле забранных решетками окон, до боли в глазах всматриваясь в гнетущую, ржавую от давно опавших листьев осень, развернувшуюся над городом чернильными тучами, щедрыми, мутными росчерками дождя и обморочно-серыми рассветами. За сиротливыми, изломанными остовами деревьев и каменной оградой виднелись стены соседних домов – окна в них не горели никогда, и дым из труб не шел. Дэн порой просиживал на подоконнике в коридоре до вечера. Близился декабрь, и темнело по-зимнему очень рано, однако дома по ту сторону улицы оставались необитаемыми.
Лисанский все больше времени проводил в своей спальне. Кажется, что-то писал… Листы, на которые Дэн наткнулся в день своего прибытия, видимо, были исписаны им.
В гробовой тишине, на цыпочках прокравшись по коридору и замерев напротив его комнаты, Дэн слушал, как торопливо скрипела ручка и шелестели страницы.
Нападать он больше не пытался – магический отпор Лисанского привел в чувство и надолго отрезвил. Однако мириться с этим не хотелось и, чтобы быть во всеоружии, пришлось взяться за изучение стихии. Поначалу боязливо, неловко и неуверенно, наугад нащупывая самые верные пути для протоков магии: по нервам от солнечного сплетения к горлу, от горла по рукам к кончикам пальцев. Работа была ювелирной и требовала высочайшего самоконтроля; она выматывала, и после нескольких часов тренировок Дэн падал на кровать, мокрый как мышь, и засыпал, чтобы проснуться разбитым, голодным и противно-липким от высохшего пота. Но игра совершенно точно стоила свеч.
Выходило, будто все, о чем на протяжении трех лет твердили в Интернате, гроша ломаного не стоило.
«Стихийная сила – беспощадная, убийственно опасная, не поддающаяся обузданию. Ею нельзя овладеть, ее нельзя укротить, а тем более использовать. Восходящий маг может научиться пропускать ее через проводники упорядоченным, однородным, направленным потоком, ибо прямое воззвание к стихии грозит ему гибелью…»