– Что ж, Гордеев, приступим, – сказала вернувшаяся Ингрид. – Для начала должна предупредить, что ваша именная печать на посещение Ордена в том месте, куда вы отправляетесь, работать не будет, равно как и все остальные печати. Арка там двухсторонняя, но выйти через нее вы не сумеете.
– Это воодушевляет, – проворчал Дэн.
– Ну и замечательно, – сухо улыбнулась Ингрид. – Дайте руку.
Он протянул правую ладонь, и рукав толстовки нечаянно задрался, открыв незаживающий красный ожог на запястье. Ева вытаращила глаза. И вдруг шумно выдохнула и оперлась о стол так, словно вот-вот грохнется в обморок.
Дэн кинул на нее встревоженный взгляд.
– Почему ты без браслетов? – прошептала девушка – Что случилось?
Дэн не успел ответить – Ингрид крепко сжала его руку, и по ладони словно разлился жидкий огонь. От боли на несколько секунд перехватило дыхание.
– Потерпи, – снова улыбнулась Ингрид. – Вот и умница.
Он отдернул руку – мышцы онемели и почти не слушались. На ладони яркими рубцами со слегка запекшейся кровью проступила свежая печать. Минута-две – и ранки затянутся. Останется лишь бледный рисунок.
Стоп!
А рисунка-то и не было. Обводка и точка посередине.
– Зачем тебе… – начала Ева и сама себя перебила: – Это же пустая печать! Постой. Куда тебя отправляют?
– Вы мешаете, – холодно предупредила Ингрид.
– Нет, подождите, это неправильно! – воскликнула Ева и вдруг понесла какую-то околесицу: – Далеко, он так далеко, что до него не добраться. Есть места, в которые нельзя проникнуть: параллельные пространства, закрытые миры… Туда ведут пустые печати. Оттуда нет выхода.
– Идите, – канцлер кивнула Дэну на выход. – Удачной дороги.
Он, озираясь, неуверенно направился к двери.
– Куда вы его ведете? – закричала вслед Ева.
– Успокойтесь! – потребовала Ингрид. – Иначе я буду вынуждена применить к вам заклятие.
– Нет! Вы не можете! Не отправляйте его туда! Пожалуйста! Дайте мне поговорить с Магистром!
Дэн обернулся, но пара черных ряс уже закрыла от него и девушку, и канцлера.
– Пропустите! – было последним, что он услышал с порога.
Должно быть, старик решил, что она сумасшедшая. Ей было не привыкать, тем более что он наверняка недалеко ушел от истины. Мигрень, видения и ночные кошмары высосали из нее всю душу, и подчас казалось, что в голове что-то переклинивает, ломается и перестает работать, и от этого внутри воцаряется блаженная пустота.
– Помогите мне, – зашептала Ева севшим от крика голосом, цепляясь за края бордового плаща. – Пожалуйста, помогите!
На лестнице было темно и холодно, тело отяжелело, ноги подкашивались после хорошей порции успокоительной магии. Голова кружилась, нестерпимо тянуло осесть на пол и уснуть прямо здесь, прямо сейчас. Но сквозь густую кашу наплывающих мутных сновидений из памяти пробивались отголоски недавних кошмаров.
– Помогите, – захныкала Ева, наваливаясь на старика в бордовом. Он был приземистым, тощим и сухим, но стоял твердо.
– С радостью, если вы объясните, что происходит, – маг попытался освободиться и с силой сдавил ее ладони. – Успокойтесь, зачем же кричать и поднимать на уши всю резиденцию?
– Дениса нельзя отправлять к Игорю, понимаете, им ни в коем случае нельзя встречаться, – в отчаянии проговорила Ева.
Старик насторожился.
– Кто вы? – осведомился он, сощурившись. – Я вас раньше не видел.
– Ева. Меня зовут Ева.
– И сколько вам лет, Ева?
– Восемна… что? Какая разница?
– Ваше восхождение уже завершено, не так ли?
– Помогите мне! – взмолилась Ева. – Я видела сон, я…
– Идемте, – мужчина подхватил ее под локоть и повлек за собой. – Прекратите кричать, вы привлекаете ненужное внимание.
– Вы отведете меня к Денису?
– Я отведу туда, где вас выслушают очень внимательно, поверьте.
Лестница снова потянулась вверх, и идти по ней было сущей пыткой. Лишь одно утешало и придавало сил: этот человек ей поможет, он казался знакомым, где-то она его уже видела. Канцелярия проплыла мимо и осталась позади.
– Магистр, – дверь перед Евой открылась, и в лицо дохнуло теплом огня, горящего в камине, и запахом кожаных книжных переплетов.
Сидящий в кресле у камина человек поднялся и поставил на полку бокал с недопитым вином.
– Она устроила переполох в канцелярии, – сообщил проводник Евы. – Требовала встречи с вами. И просила отменить задание Гордеева.
– Вот как, – Магистр выглядел удивленным и заинтригованным. – Садитесь, – он указал ей на кресло, но девушка лишь мотнула головой. – Откуда вам известно о задании?
– Я ничего не знаю о задании, но вы должны это остановить, – выдохнула Ева в отчаянии.
Магистр поднял брови.
– Вы сенс, – догадался он. – Не слишком сильный, иначе я был бы в курсе вашего существования. Или даже провидица… Очень любопытно.
– Я видела сон. Кошмар…
– Барон, – перебил Магистр, взглянув на провожатого Евы, в котором она наконец узнала комтура Ордена, – вы не могли бы нас оставить? Я хочу побеседовать с девушкой наедине.
Глава 4
Так вот, значит, как выглядел ад.
Дэн стоял в начале темного, мрачного длинного холла. Высокие стены, облицованные почерневшими от времени и сырости деревянными рейками. Некрашеные, небеленые потолочные балки, затканные паутиной. Ниши с едва тлеющими керосиновыми лампами, на стеклянных плафонах которых осело столько пыли, что они утратили прозрачность. Пара закрытых наглухо дубовых дверей. Узкое окно в торце коридора – забранное чугунной решеткой, испускающее тоскливый серый свет, – и крутая винтовая лестница, уводящая наверх.
Где-то здесь бродил Игорь Лисанский, и этого было достаточно, чтобы возненавидеть каждый угол, каждую трещинку в рассохшейся облицовке стен и даже сам воздух, которым приходилось дышать, – спертый, густой, тяжелый.
Крепко сжимая кулак – кожу на ладони жгло после прохождения Арки, – Дэн неуверенно направился вперед по коридору. Гулкие звуки шагов отражались от потолка, каждое движение, каждый самый неуловимый шорох отдавались в этой мертвой тишине оглушительным грохотом. Без браслетов Дэн ощущал себя беспомощным как новорожденный котенок.
Что это было за место? Где сейчас находился его враг – тот, кого он давно проклял, тот, кто разбудил водного демона, кто был виновен в смерти Руты, кто отнял у Дэна самое дорогое и превратил его жизнь в затянувшийся кошмар, кто лишил его желания и умения жить, кто выжег в его душе все чувства, кроме отчаянной, безысходной злости.
Поднимаясь по лестнице, Дэн точно плыл в тумане. Вот сейчас он увидит его – высокомерного, наглого, беспринципного… Магистр был прав: не лишись Дэн браслетов, он бы… он бы…
Дэн привалился плечом к стене и на мгновение прикрыл глаза: не думать о мести, не поддаваться безумию. Пусть Магистр наказал его, отправив сюда против воли, но он все еще оставался на службе, он по-прежнему был боевым магом, а боевой маг должен выполнять приказы. Эта мысль успокаивала задетое самолюбие и с грехом пополам заглушала приступы злости.
Дэн пытался подготовиться. Видит Бог, он действительно старался не просто свыкнуться с неотвратимостью предстоящего ада, а успокоиться, привести в порядок мысли, пребывающие в смятении. Столько сил было потрачено на то, чтобы взять себя в руки, столько уговоров, столько воззваний к собственной совести, порядочности, благоразумию было прокручено в голове – не сосчитать! Казалось, Дэн уговорил самого себя, заключил с собой сделку: не реагировать ни болезненно, ни раздраженно, ни гневно – никак. Но теперь, когда каждая ступенька приближала его к встрече с Лисанским, все благонамеренные мысли исчезли, рассыпались, как песок сквозь пальцы. И так тщательно возведенные вокруг защитные барьеры дали трещину и засочились ненавистью и решительной яростью. Сердце набухло в груди, вмиг разросшись до неимоверных размеров, и заполнило собой черную пустоту, к которой Дэн привык за последние месяцы. И стало больно – так нестерпимо, чудовищно больно, что захотелось порвать врага голыми руками, лишь бы это остановить.
Наконец лестница кончилась. Показалось, что он взобрался куда-то под самые небеса, на самый верх бесконечно высокой башни. Еще один холл, освещенный лишь тусклым вечерним светом, проникавшим через пыльные, грязные окна в дальней стене. Жуткая многоярусная люстра с десятками погасших свечей грузно, неподвижно свисала с потолка. Три двери справа, три слева. Поворот у окон.
Одна из дверей была приоткрыта, и Дэн шагнул прямо к ней. Комната оказалась просторной, пустой, неуютной и такой же мрачной, как коридор на первом этаже. Здесь трепетали огоньки свечей в расставленных по периметру канделябрах – неужели нет электричества? Что ж это за дыра такая? Холодный, черный камин выглядел гигантским обугленным зверем, выгнувшим спину в агонии – да так и застывшим у стены напротив окна. Огромные картины в золоченых рамах висели на стенах, напоминая о былой роскоши. Высоченные стрельчатые окна мелко дрожали и звенели от порывов ветра, завывавшего снаружи. Судя по странным наплывам, утолщениям и разводам на стеклах и перепутанным кусочкам витражей, эти окна были разбиты, а потом небрежно или неумело восстановлены с помощью магии. Истертый ковер на полу, расстилавшийся от стены до стены, старый диван, кресла с потускневшей, вылинявшей обивкой, столик и книжный шкаф темного дерева до самого потолка. А еще бумага и книги, разбросанные где попало, от каминной полки и до подлокотников кресел.
Не хватало главного. Лисанского.
Напряжение немного отпустило. Отвлекшись от дурных мыслей, Дэн пересек комнату и рассеянно взглянул на одну из книг. «Природная магия. Том 2». Пальцы приподняли засаленную кожаную обложку, коснулись ветхих страниц, взгляд упал на текст – и тут Дэна постигло разочарование: латынь? Лисанский читал на латыни?
Словно в ответ на эту мысль скрипнула дверь. Дэн вздрогнул и обернулся, мгновенно напрягаясь, готовясь отразить удар или ударить самому. Не физически – взглядом, словом.
На пороге действительно возник Игорь Лисанский. Возник – и остолбенел, вперив в Дэна удивленный взгляд. Воцарилась тишина, словно весь воздух, все звуки из комнаты выкачали, и осталось лишь мертвое пространство с упавшей до нуля температурой.
Дэн не смог скрыть изумления. Он ожидал чего угодно, но такого…
Исхудавший, бледный как смерть, с глубоко запавшими, болезненно поблескивающими глазами, с обветренными щеками, с потрескавшимися от холода губами, покрытыми корочкой запекшейся крови, Лисанский не был похож на самого себя. Пальцы белые, словно окостеневшие, даже на вид холодные как ледышки – ладони от мороза защищали черные шерстяные перчатки с обрезанными пальцами – судорожно вцепились в дверной косяк. Отросшие волосы, грязные настолько, что их природный цвет уже было не разобрать – серые, тусклые, слипшиеся – спадали на лоб и глаза. В первые секунды Дэну почудилось, что Лисанский давно умер, и перед ним сейчас стояло изможденное привидение, слишком прозрачное, слишком слабое, чтобы быть человеком. Лис шевельнулся, его пальцы бессильно съехали по косяку, рука безвольно обвисла вдоль тела, и наваждение рассеялось. Он по-прежнему глядел на Дэна, не пытаясь ни удрать, ни напасть, – с его изможденного лица стерлось ошеломление, но на смену тому не пришло ничего. Кроме разве что униженности – которая просвечивала в каждом жесте, в каждой мимической морщинке. Что-то было в его глазах – незнакомое, чужеродное. Какая-то глухая затаенная тоска под маской безразличия.
Непривычно тихий, спокойный, отрешенный Лис перешагнул через порог и приблизился. Дэн не мог выдавить ни звука, не пытался даже шелохнуться. Скупым жестом, точно каждое движение причиняло неудобства, Лисанский вынул книгу из рук Дэна, захлопнул ее и бессильно уронил обратно на кресло.
– Нечего трогать мои вещи, – произнес он, не повышая голоса. – Все равно ничего не поймешь, Гордеев.
И тут, при звуке этого голоса – слабого, тусклого, ненавистного, – Дэн очнулся от оцепенения.
– Ты, – выдохнул сквозь стиснутые зубы. – Ты здесь… ты…
И все. Больше – ни слова, ни звука. Лишь глухая пустота – черное, бездонное ничто, в котором потонули все чувства.
– Да, я здесь, – подтвердил Лисанский бесстрастно. – Дальше что?
– Будем жить вместе, – чужим, севшим голосом вытолкнул Дэн сквозь сдавленное горло.
– О, – Лис скривил тонкие губы в безжизненной, фальшивой усмешке. – А я все думал, когда же они пришлют ко мне надзирателя. Свершилось, ура. Только не ожидал, что у них настолько специфическое чувство юмора. Надежда и гордость Интерната собственной персоной.
Последние слова он все-таки наполнил привычной желчью, и Дэн вздрогнул, вдруг узнавая, вспоминая, кто перед ним. Тот самый Лисанский, что устанавливал в Интернате свои порядки и издевался над всеми, кого угораздило не так взглянуть или не то сказать. Та самая гадина, которую Дэн раздавил бы с превеликим удовольствием, если бы верил, что это хоть что-то изменит.
– Ехидство тебе когда-нибудь затолкают обратно в глотку, урод, – произнес он. – Вместе с зубами.
– Если обмен любезностями окончен, я бы хотел почитать, – сообщил Лисанский, вновь поднимая книгу с кресла. Расправив плечи, с неизменной аристократичной осанкой – то ли притворялся, то ли действительно водил родство с польскими королями – он опустился в кресло и закинул ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя презрительное отчуждение.
– И тебе не интересно, для чего я здесь? – осведомился уязвленный Дэн.
– Для того чтобы заставить меня поработать на Орден и выведать, где прячется моя мать, – бесцветным голосом отозвался Лис, не поднимая от книги глаз. – Ничего нового, Гордеев. Еще вопросы?
И тут Дэна прорвало. В груди полыхнул вулкан ярости, кровь ударила в голову. Схватив Лисанского за воротник рубашки, он сдернул его с кресла и тряхнул с такой силой, что послышался треск рвущихся ниток, и несколько пуговиц отлетело. Книга выскользнула из пальцев Лиса и глухо стукнулась об пол.
– Это я буду задавать тебе вопросы! – прошипел Дэн, с каким-то жадным удовлетворением отмечая проблеск ответной злости в серых глазах.
«Ну же, рыпнись, дай мне только повод размазать тебя по стенке – видит Бог, я сделаю это. Я сверну тебе шею голыми руками, я…»
– Убери руки, – выдохнул Лисанский – его судорожное дыхание ударилось Дэну в щеку. – Не то хуже будет.
– Ты мне угрожаешь? Ты – мне? – Дэн не шелохнулся. Чужое лицо было так близко, что казалось, разорви оболочку – и гребаный ублюдок вывернется наизнанку: вся его подлая, гадкая, гнилая душонка.
– Дважды не повторяю, – Голос у Лиса зазвенел.
– А дважды и не нужно! – прорычал Дэн.
И с разворота отшвырнул Лисанского к стене. Тот врезался в нее спиной и почти сполз на пол, пытаясь вернуть равновесие. Дэн мгновенно очутился рядом, вздернул его за многострадальный воротник и, едва не вытряхнув из рубашки, рывком заставил подняться. Удар – Лис успел опомниться, но не защититься. Кулак врезался ему в челюсть – голова мотнулась. Еще удар – на разбитых губах показалась свежая кровь. И при виде ее обуявшая Дэна ярость превратилась в неконтролируемое слепое бешенство. Убить, размазать по стене, перемесить ненавистное лицо в кровавую кашу!
Но в какой-то миг Лисанский вдруг обеими руками вцепился в его запястье поверх рукава – не крепко, не сжимая, однако боль – жуткая, острая, дергающая – пронзила руку до самого плеча. Дыхание перехватило, сердце сбилось с ритма, мышцы парализовало, словно от прикосновения к оголенным проводам. Он попытался отдернуть руку – не тут-то было! Лис держал крепко, и Дэн с ужасом сообразил, что ноги подгибаются и боль скручивает тело в три погибели. Колени стукнулись об пол прежде, чем в живот пырнул носок чужого ботинка. Хватая ртом воздух, Дэн повалился на бок, инстинктивно прикрывая непослушными, вялыми, как после сна, руками солнечное сплетение, но добился лишь того, что следующий удар пришелся в грудь – и снова в живот, и опять. И в довершение ко всему – в лицо. Перед глазами вспыхнули звезды, которые, впрочем, быстро померкли, сменившись пыльными носами черных ботинок.
Дэн попытался подняться – противодействия не последовало. Едва оказавшись на ногах, стерев с пульсирующего огнем подбородка кровь, он вновь сжал кулаки.
– Не советую, – процедил Лисанский сквозь зубы, и вокруг его ладоней вдруг разлилось холодное голубое сияние. – Не лезь ко мне, Гордеев, если не хочешь, чтобы тебя вперед ногами вынесли.
Потрогав разбитые губы ладонью, поморщившись, он уселся в кресло, поднял и раскрыл книгу, давая понять, что разговор окончен.
– Новые способности, – констатировал Дэн, пытаясь за дерзким тоном скрыть ошеломление – браслетов на запястьях Лисанского не было. Не было! – Дай догадаюсь. Природная магия? За те полгода, что ты провел в этой дыре без браслетов и без возможности колдовать, ты научился пользоваться природной магией, – от собственного предположения захотелось расхохотаться: даже дети знали, что стихию контролировать невозможно. Маг без проводников – жалкое, беспомощное ничтожество… Лисанский должен был использовать что-то… хоть что-нибудь… Может, под драными перчатками скрывались какие-нибудь амулеты?