– Я же вижу, что ты не голоден, – спокойно сказала она. – Иди, я еще посижу.
– Скоро ты свалишься, нельзя же спать только четыре часа в сутки! – Он ушел было, но тут же вернулся: – Запомни, ты у меня – одна!
Борис чмокнул ее в шею. В его заботе и в этом благодарном, но вовсе не волнующем поцелуе просматривалось эдакое примитивное заискивание перед «мамочкой» со стороны маленького шкодника, милого проказника. И выражение лица его при этом было такое преданное, любящее… Самое смешное – он действительно любил Софию, не хотел ее потерять, он ее и не отпустит; а в двух кратких словах их совместную жизнь можно назвать только так – бытовой идиотизм. Ну, как говорится, хоть живут они без драк!
– А я сразу поняла: не она – убийца…
– Стоп, София, – оборвал ее Артем, открывая очередную дверь. – Не делай таких скоропалительных выводов. Сейчас ты послушаешь нашего «психа» (так он называл врача-психиатра), но я тебя очень прошу: ни звука!
– Мне льстит, что Денисович и меня пригласил.
– Ну, – протянул Артем, – он же к тебе неравнодушен.
– Глупости!
– Ты не так меня поняла, я имел в виду, что Денисович любит тебя, как папа родной, с тех самых пор, когда мы выводили на тебя, как на живца, того маньяка. Входи.
София вошла в кабинет. Ким Денисович представил ее какому-то незнакомому человеку с непроницаемым лицом фантома (или фанатика), предпенсионного возраста:
– Это – наша гордость, работает у нас в пресс-службе и пишет книги, которые издают в Москве, – София!
– Да? – «господин фантом» развернулся, чтобы еще раз, повнимательнее, посмотреть на Софию. – Что же вы пишете?
– Чтиво, – усаживаясь в углу, скромно сказала она. – Детективы.
Артем хотел было сесть поближе к шефу, но она успела схватить его за руку и слегка потянуть к себе, то есть на свободный стул – дескать, садись рядом со мной.
– София хорошие книжки пишет, мне они нравятся! – категоричным тоном заявил Ким Денисович, словно с ним кто-то спорил. – А это – Маркел Кузьмич, он поможет нам разобраться с подозреваемой. Итак… А где же наш следователь?
– Я здесь! – в кабинет влетел взмыленный Валентин и прямо у порога упал на стул. – Прошу прощения за опоздание, машина сломалась.
– Артем, давай, только коротко, – отдал команду Денисович.
Взгляд Артема, предназначенный Софии, означал: придется тебе потерпеть и посидеть в уголке одной. Он поднялся, подошел к своему начальнику, открыл блокнот, в котором набросал план, и начал:
– Первое: та кровь на теле девчонки…
– Ее зовут Алина, – вставил Маркел Кузьмич.
– Она вам сообщила свое имя? – удивился опер.
– Я заставил ее назвать мне свое имя.
– Ну, тогда – на Алине была кровь Усманова, это уже определено экспертизой. В ее же крови на тот момент, когда девушку привезли в больницу, нашли следы незначительной дозы алкоголя – и все, никаких наркотиков. Отпечатки ладоней и пальцев в квартире оставила тоже она, но вот она ли убила – это вопрос до сих пор открытый. Сейчас объясню вам, почему. Вчерашние два трупа повторяют обстоятельства убийства Усманова. Первое: лезвием бритвы перерезали горло Яминой, только в первом случае складную бритву оставили на кровати, а во втором ее обнаружили под рукой парня, спрыгнувшего с балкона. Второе: парень, как и Алина, оставил в квартире Яминой полный набор своих кровавых отпечатков, вплоть до следов ступней. Третье: они оба, эта Алина и парень, очутились на улице раздетыми, но в квартирах убитых никаких вещей, принадлежавших им, мы не обнаружили. Они не могли прийти к своим хозяевам практически голыми, значит, вещи Алины и парня кто-то вынес из квартир убитых. Четвертое: личности обоих подозреваемых до сих пор не установлены. Пятое: в крови парня – небольшая доза алкоголя, и более ничего. Шестое: мотивы обоих убийств неизвестны, версий нет…
– Достаточно, – поднял руку Ким Денисович.
– Я еще не все довел до вашего сведения, – ослушался его Артем. – Налицо мы имеем вот что: спланированные заранее кем-то убийства, в которых оба подозреваемых скорее являются свидетелями. Но один такой свидетель погиб, экспертизой не установлено, сам ли он выпрыгнул или ему помогли. А вот Алина мне рассказала, будто она убежала, испугавшись чего-то…
– Смерти, – закончил Маркел Кузьмич. – Своей смерти!
– Да, наверное… Поэтому я предполагаю, что и парень убегал от смерти, в панике он не соображал, куда идет, а также не рассчитал расстояние до земли и погиб.
– Я согласен с Артемом, – подал голос Валентин.
– Значит, – принялся подводить итоги Ким Денисович, – по твоей версии выходит, что в обеих квартирах побывал один и тот же убийца?
– Точно, – согласно кивнул Артем. – Мне кажется, он был не один: их как минимум двое.
– А как же они оставили в живых свидетельницу? Алину эту?
– Не знаю, – развел руками опер. – В том-то и дело, что Алина и парень должны были, по всем показателям, стать в глазах следствия неоспоримыми убийцами. У меня такое ощущение, будто их к этому и готовили… Но получилось все так грубо… и нелепо. Только идиоту не придет в голову, что оба эти убийства – одних рук дело! У меня все.
– У нас свидетельница и подозреваемая в одном лице, – вздохнул Денисович. – Но у нее поехала крыша.
– Если б я с такой же уверенностью мог поставить диагноз. – Это было чистосердечное признание, что сей знаток психов далеко не все о них знает. – Дело в том, что Алина вполне могла совершить первое убийство.
У Софии непроизвольно вырвалось – в защиту девочки:
– Она выглядит слишком беспомощной для убийцы, к тому же с памятью у нее проблемы, она патологически всех боится…
Не привлекая к себе внимания, Артем взял ее за кисть и крепко сжал. София вспомнила, что она дала обет молчания, и опустила голову, слушая Маркела Кузьмича.
– Повторяю: Алина могла совершить убийство, находясь при этом в сумеречном состоянии сознания, для этого состояния характерно расстройство сознания – при сохранении возможности действовать – и последующее выпадение из памяти человека чего-либо им совершенного. При этом восприятие внешнего мира затруднено и происходит обрывочно, неясно, как бы в сумерках. Больной не ориентируется в окружающем, случается, у него возникают обрывочные, бредовые, неясные для него самого идеи, галлюцинации и двигательное возбуждение. Иногда эти симптомы отсутствуют, зато на первый план выступают заторможенность, растерянность, неупорядоченные бессмысленные действия, которые также в дальнейшем выпадают из памяти больного. Должен обратить ваше внимание и вот на что: психогенные сумеречные состояния возникают в результате сильных психических потрясений. Похоже это на ваш случай?
– Один к одному, – согласился Артем и посмотрел на Софию, проверяя ее реакцию. Она поджала губы, что означало несогласие с версией врача. Артем махнул рукой – мол, ты безнадежна – и задал вопрос Маркелу Кузьмичу:
– А причиной этого психического потрясения не могло стать первое наше убийство, совершенное при ней?
– Могло, – не стал отрицать тот. – Еще реже встречается в практике судебно-психиатрической экспертизы патологическое просоночное состояние больного. Это своеобразное расстройство в форме крайне трудного, замедленного, то есть растянутого во времени, пробуждения после глубокого сна. Пробуждение происходит неравномерно, оно носит частичный характер, захватывает в первую очередь низшие функции, например моторно-двигательные, в то же время высшие функции, я имею в виду психические, остаются не полностью пробужденными. Патологически замедленный переход от сна к бодрствованию сопровождается у человека расстройством сознания, искаженным восприятием окружающего мира, переплетающимся со сновидениями, иллюзорными и даже бредовыми переживаниями с кратковременными галлюцинациями. Представляете, что способен сотворить человек в подобном состоянии? Но самое любопытное, что он ничего не будет помнить!
– Я так и не понял, который вариант – наш? – спросил Денисович, ему слушать всю эту лабуду было неинтересно, он был сторонником конкретностей, простоты и ясности.
– Так ведь и я не понял, – усмехнулся Маркел Кузьмич. – Нужно время, необходимо провести полное обследование Алины, это не делается быстро.
– А под воздействием гипноза она не могла бы совершить убийство? – вдруг осенило Валентина.
– Сложнейший вопрос, на который я затрудняюсь ответить, потому что, чем глубже я изучаю человеческую психику, тем больше понимаю: ни черта мы о себе сами не знаем, – вторично признался Маркел Кузьмич. Однако он уже крепко сел на своего конька и с воодушевлением продолжал: – Но случай исключительный, поэтому давайте разбираться вместе, раз уж мы затронули и гипнотический транс. У человека есть в мозге два полушария – левое и правое. В мозге выделяют кору головного мозга, толщиной примерно около четырех миллиметров, и подкорковые (сублиминальные) глубинные структуры. Поверхность самой коры и эти глубинные структуры разбиты на участки, управляющие различными функциями организма. Кора головного мозга обеспечивает физиологию сознательной жизни (то есть осознавание реальной действительности), а подкорковые, сублиминальные, слои мозга – бессознательную деятельность…
М-да, пару часов послушаешь этого интеллигентного дядечку – и прямиком в психушку поедешь, на лечение, если успеешь сообразить, что тебе срочно требуется подлечиться. София решила так: если ей понадобится консультация, она поедет к Маркелу и душу из него вытрясет, но слушать сейчас весь этот бред… увольте! На чем там она в своем романе остановилась? Ах да: Зыбин надумал ночью раскопать могилу…
Продолжение, которое она накатает позже
Дом затих. В связи с последними событиями, когда мертвая Элиза якобы пришла сюда и забрала деньги, этот дом по ночам теперь казался зловещим. Но именно сейчас, слушая тишину, Марго пришла в голову великолепная идея. Она взяла подсвечник и босиком, чтобы никто не услышал ее шагов, выскользнула в коридор. Однако тишина вокруг стояла какая-то адская, страшная, заставлявшая тревожно постукивать ее сердце. А Марго, если уж что-то надумала, не в состоянии была остановиться.
На цыпочках она добежала до комнаты Элизы, взялась за ручку двери и замерла. Вдруг она сейчас войдет в комнату умершей девушки, а там… Элиза! Справится ли с собой Марго, не дрогнет ли она? Разумеется, она дрогнет, у нее уже заранее холодные мурашки стайкой разбежались по всему телу – ведь не с живым же человеком она встретится!
Некоторое время она боролась с искушением войти в комнату и ужасом перед непонятным явлением. А если ей вначале просто слегка приоткрыть дверь и, не заходя, одним глазком заглянуть внутрь? Если она Элизу… увидит – поднимет шум на весь дом, домашние сбегутся и поймают этого призрака… Правда, еще никому не удавалось сцапать призрака, а вот объяснений самой Марго впоследствии не избежать. Зачем она ночью пошла в комнату мертвой девушки, что ей здесь понадобилось? И что ей отвечать?
– Ай, потом придумаю, – шепотом сказала Марго и…
Дверь оказалась запертой на ключ – какая досада! Марго побежала к себе, забралась под одеяло и задрожала. Без Дуняши тут не обойтись, горничная должна знать, где хранится ключ от комнаты Элизы.
А ветер выл поистине чудовищно, он набрасывался на дом, как зверь, даже стекла в окнах дребезжали. Как там сейчас Зыбин – на кладбище? Нет, в такую погоду он вряд ли соизволит копать, при всем своем уме и прочих талантах, Виссарион Фомич весьма ленив. И все же завтра с утра она поедет к нему! Только вот все ей не спалось, а ночь – это время, которое проходит незаметно, только когда спишь.
– Элиза?!! – вырвалось у Виктóра.
Безусловно, она услышала его возглас, однако не остановилась, не оглянулась, а продолжала идти в прежнем темпе вдоль улицы, и стук ее каблучков разносил, рассеивал ветер. Виктóр с трудом пришел в себя; ему захотелось посмотреть на ее лицо еще разок, ведь не исключено, что он просто обознался. Князь нагнал девушку быстро, опередил ее и обернулся.
– Элиза!!! – вновь вскрикнул Виктóр потерянным голосом.
Поскольку он загородил ей дорогу, Элиза вынужденно остановилась и, глядя исподлобья на князя, хмуро произнесла:
– Дайте мне пройти.
– Элиза… Это невозможно! Тебя ведь больше нет!!!
– Уйдите!
– Стой, стой, Элиза! – не дал ей обойти себя Виктóр, вновь загородив девушке дорогу. – Скажи мне, это ты?! – Она сделала новую попытку обойти его, но Виктóр схватил ее за плечи. – Нет, ты не уйдешь! Сначала ты объяснишь мне, что все это значит!
– Как вы смеете! Я вас не знаю!
Элиза ударила его по щеке, но Виктóр пребывал в состоянии такого потрясения, что, ударь она его хоть палкой, да хоть пудовым молотом, вряд ли он это почувствовал бы. Князь только сильнее сжал плечи девушки и все вглядывался в ее лицо, не веря своим глазам…
Дуняша резко затянула шнурки на корсете, и Марго невольно ойкнула.
– Прошу прощения, – пролепетала девушка.
– Да уж потерплю… Кто только придумал эти корсеты?! Явно мужчина, чтобы женщины мучились ежесекундно. Их сиятельства уже проснулись?
– У нас так рано господа не встают, одна прислуга.
– Какая жалость, а мне надобно ехать! Что ж, выпью чаю и поеду. Подай платье. – Кажется, настала пора коснуться темы, ради прояснения которой Марго и осталась здесь на ночь. – Скажи, Дуняша, ты скучаешь по Элизе?
– А то, – вздохнула девушка, помогая ей надеть траурное платье. – Элиза Алексеевна были добрая! Поверить не могу, что их не стало.
– Послушай… – Марго повернулась к ней лицом. – А то, что рассказывали нянька и сторож, будто Элиза приходила в дом…
– Ежели то не враки, страх-то какой! – перекрестилась Дуняшка. – Я теперь, как свечереет, одна и шагу лишнего боюсь ступить.
– Полно тебе, глупая. Сама говорила – Элиза доброй барышней была, отчего же ее надо бояться?
– Так ведь покойница!
– Не бойся, кто плохого не сделал Элизе, тому бояться нечего, а вот кто ей навредил… – Марго умело подогревала суеверные страхи в душе у Дуняши: у той глаза стали совсем круглыми, брови сложились домиком. – Думаю, мается она в своей загробной жизни, потому и ходит, обидчика своего ищет.
– Неужто правда?! – обомлела Дуняша. – Так ведь в доме ее никто не обижал, все барышню нашу любили…
– Стало быть, есть и те, кто ее обижал, – вне дома? Ты знаешь, кто это?
От проницательной Марго не ускользнуло, что девушка замялась, оттого и потупилась – лгать она явно не умела, глядя прямо в лицо ее сиятельства.
– Отчего не хочешь мне сказать? – с ласковыми интонациями спросила графиня. – Я же вижу, ты знаешь…
– А как барышня на меня рассердятся и станут по ночам ко мне приходить? Я ж умру на месте!
– Глупая! Обида, нанесенная ей при жизни, – вот что ее тревожит после смерти! – В находчивости Марго было не отказать. – А сейчас она не слышит нас. Ну, говори же! Возможно, Элиза и умерла-то от нанесенной ей обиды.
– Насчет обид мне неведомо, но барышня страдали-с очень…
– Страдала? Из-за чего?
– Любовь с ними приключилась, – шепнула горничная.
– Любовь?! – О, как это щемящее чувство было знакомо Марго, оно действительно приносит страдания, когда нет рядом с тобою того, кого ты любишь. – Но за Элизой был присмотр, одну ее не отпускали из дому.
– А вы будто не знаете, что лазейку завсегда можно отыскать, коль душа на волю рвется?
– Она убегала из дому на свидания?
– Убегали-с, – опустила голову Дуняша. Ну, уж тут все – яснее ясного!
– А ты помогала ей, не так ли? – Девушка еще ниже опустила голову. – Отчего же она так страдала? Судя по тому, что Элиза бегала на свидания, любовь у нее была взаимной.
– Так, да не так! Поначалу барышня расцвели, а потом все тухли, тухли… Плакали часто. Однажды попросили меня отнести записку князю Виктóру, а опосля мы с нею отправились к нему на свидание, а домашним сказали – за покупками, мол, идем. Барышня просили князя Виктóра разорвать ихнюю помолвку, а он – отказался.
– Даже до этого дошло?! Немудрено, что Виктóр отказался, приданое за Элизой было обещано завидное… Но кто же он, тот, кого она полюбила? Как его имя?
– Не знаю-с…
Лицо Марго стало строгим, не терпящим лжи, и Дуняше пришлось с жаром доказывать, что она честна с графиней:
– Христом Богом клянусь, не знаю я! Ни разу не видала его. Бывало, я записки от барышни носила в трактир, что на Полежаевской…
– В эдакое скверное место? – изумилась Марго.
– Отдавала их половому по имени Оська, а он, ежели было что для барышни, мне письмецо вручал. Вот и все!
– Ну-ка, честно мне ответь: на их свидания с нею ты вместе тоже ездила?
– Ездила, – призналась Дуняша со слезой в голосе. – Я в карете оставалась, а барышня в другую карету пересаживались. Вы уж не говорите никому…
– Не скажу, не скажу, не бойся, – заверила ее Марго. – А на той карете, в которую садилась Элиза, были какие-нибудь знаки, вензеля, украшения?
– Не было ничего. Нешто вы думаете, меня любопытство не разбирало? Я и так, и эдак присматривалась, нарочно выходила и близехонько так к карете ихней гуляла, но не видала, кто с ними там был, с барышней Элизой.
Теперь Марго требовалось обдумать эти новости; их было немало, и важно было не упустить какие-то мелочи, все запомнить. Ко всему прочему, девушку требовалось сделать своей добровольной сообщницей, следовательно, не напирать на нее сильно, иначе она замкнется. Дуняша должна видеть в мотивах действий Марго родственную доброжелательность и обеспокоенность, а не любопытство женщины, обожающей сплетни, тогда девушка раскроется и станет ей помогать.
– Поди, Дуняша, – сказала мягко графиня, – прикажи запрягать лошадей, а я покуда чаю изопью…
Виссарион Фомич, будучи в скверном настроении, вызвал сыщиков, а тут и ее сиятельство пожаловали-с. Не заставлять же ждать столь значимую особу! И он выгнал сыщиков вон, сел, скрестил руки, локти уложил на стол, нахохлился…
– Доброе утро, Виссарион Фомич.
– Мое почтение, – пробубнил он, почти не раскрывая рта.
– Что я вижу – вы не в духе?
Марго неплохо уже изучила характер Зыбина, что говорило о ее наблюдательности и уме, а умная женщина, по мнению Зыбина, это сущее наказание!