– Кокаин, – неохотно ответил японский майор, – но это другое дело. Нелегальные грузы перевозятся на любых кораблях, которые есть в распоряжении криминальной группы.
Девушка-кйоккенмоддингер с фиалковыми глазами коротко кивнула.
– Ясно. И все же, вы думаете, что «Матаатуа» – клипер, хотя эра клиперов прошла?
– Да. Эра клиперов, как грузовых кораблей, прошла. Но что, если это учебный клипер? Знаете, на многих военных флотах есть учебные парусники. Я сам, когда был кадетом, проходил практику на четырехмачтовом барке «Нихон Мару». Учеба на паруснике, по мнению многих авторитетных преподавателей, имеет глубокий смысл, она прививает молодому моряку понимание моря, как особой стихии. На моторном корабле этому не научишься. Но, есть один минус, как мне кажется: это парусная оснастка. Эти тросы и огромные полотна. Конечно, со стороны они красивы, но управлять всем этим…
Японский майор показал руками, как он сплетает, расплетает и перетягивает какой-то огромный невидимый клубок веревок.
– …Так это выглядит. Сложно, несовременно, и для флотской практики бесполезно. А «Матаатуа», по существу, тоже парусник, но с красивым современным агрегатом для использования силы ветра. Вот на чем могли бы учиться молодые моряки.
– Вот об этом я не думал, – признался резерв-штаб-капитан.
– Ух! – выдохнула Лирлав, – Слушай, Корвин, а если правда предложить такую тему?
– Вариант, – откликнулся он, – надо подумать. Благодарю, Набуо-сан. Вы подкинули интересную идею. Если из этого что-то получится, то мы будем вам должны.
– О, нет! – воскликнул Тахакаси, – Я просто рассуждал вслух.
– Да, вы рассуждали, и идея ваша, поэтому…
…Возможно спор вокруг намека на авторскую долю дохода продолжился бы, но тут в очередной раз раздался стук по дверной раме.
– Onegai ni kuru, – уже почти привычно откликнулась Ригдис.
– Kon-nichiwa, – произнес кругленький невысокий пожилой мужчина, заходя в холл, и обежав быстрым внимательным взглядом всю компанию, добавил, – О! Я вижу, вы не склонны падать духом. Примите мое восхищение выдержкой вашей команды, капитан Саммерс! Меня зовут Ониши Мамору, я вице-мэр города.
– Мы рады знакомству, Мамору-сан, – ответил Корвин, – присоединяйтесь, у нас здесь спонтанная вечеринка.
– Да, я заметил. Но, сначала, я должен принести глубокие извинения за тот некрасивый инцидент, который произошел с вашей чудесной яхтой. Поверьте, мы все исправим.
– Разумеется, я верю, Мамору-сан. В хорошей компании решаются все проблемы.
– Да, это я и хотел сказать! – обрадовался вице-мэр, – Понимаете, кэп Саммерс, слухи об инциденте уже дошли до репортеров, а они как поросята, рады размазать грязь по полу. Утром они будут здесь и начнут вас расспрашивать…
Ониши Мамору замолчал, внимательно глядя на Корвина. Тот кивнул и улыбнулся.
– Мне есть, что сказать репортерам, Мамору-сан. Наша команда попала в удивительно гостеприимный город, и замечательно отдыхает. А инцидент, в общем, мелкий, он не заслуживает того, чтобы тратить на него слова. Просто техническая проблема, которая спокойно устраняется при дружеском содействии муниципальных властей.
– О, кэп Саммерс! Я так и думал, что вы выше всяких дрязг! – с этими словами вице-мэр быстро разделся, аккуратно сложил одежду на татами, шумно плюхнулся в термальный бассейн, фыркнул, как довольный бегемот, протянул руку, взял с подноса чашку и без церемоний наполнил ее саке из бутылки с наибольшим числом медалей на этикетке.
Сделав пару глотков, он еще раз удовлетворенно фыркнул, осмотрел холл, и обратил внимание на множество обрезков бумаги и несколько бумажных моделей автожиров.
– Кэп Саммерс, а кто в вашей команде увлекается оригами?
– В основном, я, – ответил Корвин, – это помогает вникнуть в техническую геометрию.
– О! – уважительно произнес вице-мэр, – Даже на отдыхе вы не забываете о профессии! Наверное, это модели каких-то летательных машин, вроде геликоптеров, правильно?
– Да, это один из классов машин с несущим ротором.
– Очень интересно, кэп Саммерс! – объявил Ониши Мамору и, продолжая осматривать предметы в холле, наткнулся взглядом на укулеле, – А кто играет на гавайской гитаре?
– Я немного играю, под настроение, – сказал резерв-штаб-капитан.
– О! Замечательно! А можно послушать, если вам это не очень трудно?
– Ну… – Корвин взял укулеле и, поочередно коснулся пальцами струн, вызвав тихую и мелодичную серию чистых звуков, – …Есть такая старая песня про летчиков, которые мечтают вернуться домой. Она называется «Bird of Paradise»…
Who are you? Who am I?
Is it real do we touch the sky?
Nothing's real – all disguise
Said the birds of paradise…
…Flying home, flying home,
To the land that you once have known…
Песня создала несколько грустное задумчивое настроение в компании, и это вызвало некоторый протест у команды Корвина.
– Кэп, давай что-нибудь веселое, а? – предложила Лирлав.
– Веселое? – переспросил он.
– Да, такое, для ситуации. Стол – вино – компания…
– Для ситуации? Ладно. Только все должны помогать. Берите чашки и отбивайте ритм, примерно вот так: Та-та-та-та-там…Та-та-ти… Та-там… Ну, смелее!
Оба японца (майор полиции и вице-мэр) моментально поддержали идею. В Японии за столом приняты такие коллективные развлечения. Или караоке. Или что-то вот такое. Прошло несколько минут, ритм был организован, и Корвин объявил:
– Значит, так. Эта песня древняя кельтская. Потом она стала гимном ИРА, ирландских сепаратистов Белфаста. А потом, в германском переводе, гимном Люфтваффе во время Второй Мировой войны. Она про то, как люди вместе пьют, вместе работают, и вместе сражаются за свою свободу. Позитивно в общем… Ну поехали! Все стучат чашками!
Was wollen wir trinken, sieben Tage lang,
Was wollen wir trinken, so ein Durst!
Was wollen wir trinken, sieben Tage lang,
Was wollen wir trinken, so ein Durst!
Es wird genug f;r alle sein,
Wir trinken zusammen, roll das Fass mal rein…
Песня ирландских сепаратистов в военно-воздушной германской версии для паба, как водится, подняла градус общения за столом. Вице-мэр, набравшись куража, попросил гитару, попробовал взять несколько аккордов на не совсем обычном четырехструнном инструменте, решил, что получается неплохо, и предложил.
– Хотите, я спою русскую песню, тоже времен Второй мировой войны?
– Вы так хорошо знаете русский язык, Мамору-сан? – удивился майор полиции.
– Нет, Набуо-сан, только чуть-чуть. Мне довелось побывать однажды в Хабаровской Республике, на открытии нового центра сайберско-японской дружбы, так что я знаю несколько русских фраз, но спеть песню по-русски не могу. Я спою по-японски, есть хороший перевод. Песня называется «Katyusha». Представьте, как на берегу великой сайберской реки Хайхэ цветет яблоня, и прекрасная девушка поет о своем любимом, ушедшем на войну. Девушка верит, что он будет храбро сражаться и вернется домой.
Изложив такое предисловие, вице мэр спел песню, достаточно уверенно справляясь с четырьмя струнами. Некоторые сбои голоса он компенсировал громкостью.
Ringo no hana hokorobi
Kawamo ni kasmitachi
Kiminaki sato nimo
Haru wa shinobi yorinu
Kishibe ni tachite utau
Katyusha no uta
Harukaze yasashiku fuki
Yume ga waku misora yo…
Так или иначе, соло вызвало одобрение слушателей, и Ониши Мамору, войдя во вкус, предложил гостям научить их настоящей японской песне, времен той же войны.
– Что за песня? – живо заинтересовалась Ригдис.
– Это, – произнес вице-мэр, – о молодом пилоте-камикадзе. Он размышляет о вечности, вспоминая своего товарища, который уже погиб, однако этот молодой человек верит в неразделимость их судеб, и в их будущую встречу весной в храме Ясукуни…
…
Часом позже, кабинет дежурного администратора VIP-сектора того же отеля.
Итимори Сеичи, администратор, был в полном недоумении, и ему было просто ужасно неудобно перед уважаемым гостем. Гость – 33-летний Фудзивара Ямато – с интересом прислушивался к нестройно поющим голосам, доносящимся со стороны одного из VIP-коттеджей. Они с воодушевлением исполняли Гимн Камикадзе:
Kisamatoore to wa doki no sakura
Onaji kokutai no niwa ni saku
Aoida yuyake minami no sora ni
Imada kaeranu ichiban-ki...
(Мы с тобой цветы сакуры, росли в одно время
Во дворе одного авиационного корпуса
Я смотрел в багровое закатное южное небо,
Твой самолет летел первым, и не вернулся).
…
Фудзивара Ямато послушал немного, а потом спросил:
– Они там сильно выпили?
– Нет, – Итимори Сеичи покачал головой, – не очень сильно, к сожалению.
– Почему, к сожалению? – удивился молодой Фудзивара.
– Потому, – пояснил администратор, – что если бы сильно выпили, то уже заснули бы, наверное, а так они способны развлекаться хоть до утра. Я боюсь, кто-нибудь запишет аудио, и будут проблемы. Я не уверен, что такие песни разрешено петь…
Тут, будто вняв желаниям дежурного администратора, Гимн Камикадзе завершился.
Тут, будто вняв желаниям дежурного администратора, Гимн Камикадзе завершился.
– Ладно, – сказал ему Фудзивара, – я пойду, а вы не слишком нервничайте.
– Да, Ямато-сан, конечно, – начал Итимори Сеичи, вроде бы уже успокаиваясь, но тут надежды администратора рухнули. Потому что из VIP-коттеджа грянул хор сильных женских сопрано. Действительно сильных! У фридайверов-профи такие легкие, что не уступят иным кузнечным мехам. И сейчас Эрлкег, Лирлав и Ригдис решили наглядно продемонстрировать это, а заодно похвастаться своими успехами в освоении испано-креольского диалекта. Песня «Hasta siempre comandante» хорошо для этого подошла.
Aqui! Se queda la clara
La entranable transparencia
De tu querida presencia
Comandante Che Guevara!
Администратор схватился за голову.
– О, Будда Амида! Почему в мою смену!? Я прошу вас, Ямато-сан, урезоньте их! Я не уверен, что у отеля будут проблемы из-за камикадзе, но из-за Че Гевары точно будут.
– Успокойтесь, Сеичи-сан. Если что, мы объявим аудио-запись подделкой, – и, с этими словами, Фудзивара Ямато двинулся к коттеджу. У него не было сомнений в том, что команда капитана Корвин находится в совершенно адекватной форме.
И действительно, он застал в холле коттеджа обстановку веселья, но без «заносов», и в готовности перейти к деловым темам немедленно, как только потребуется. Конечно, не обошлось без чашечки саке для нового гостя, но после этого обстановка стала рабочей.
– Вот моя идея, – начал Фудзивара, разворачивая на циновке гибкий экран-рулон своего модного ноутбука, – судя по фотографиям, балластный бункер срезан с пилонов очень аккуратно. Если просверлить в пилонах отверстия, на 10 дюймов выше линии среза, и закрепить новый бункер группами дюймовых болтов, примерно вот так.
– Ага… – произнес Корвин, глядя на чертеж, – …Идея хороша, но, для надежности нам лучше сделать две группы болтовых креплений, разнесенных по вертикали, чтобы эта конструкция могла эффективно сопротивляться колебаниям по тангажу.
– По дифференту, капитан, – с улыбкой поправил Фудзивара, – тангаж, это в авиации, а соответствующий морской термин – дифферент.
– Да, конечно, Ямато-сан, у меня просто беда со смешением терминов.
– А я вам немного завидую, капитан. Работать параллельно в сфере кораблестроения и авиастроения, это удача. Две параллельные линии техники, как балки лестницы-трапа, заставляют задуматься о ступеньках-перекладинах на каждом шаге. Например, как мне кажется, лопастной ротор вместо паруса на вашей яхте, это идея, взятая у автожира.
– В общем, да, – подтвердил Корвин, – хотя идея полвека циркулирует среди экспертов, проводились тесты, и надо было только просуммировать и спроектировать машинку.
– Наверное, – заметил Фудзивара, – сделать это было несколько сложнее, чем сказать.
Резерв-штаб-капитан Корвин улыбнулся и кивнул.
– Несколько сложнее. Хорошая формулировка.
– Спасибо, капитан, я рад, что вам понравилось. А скажите, правда ли, что ваша яхта «Матаатуа» это переделанный стандартный минный тральщик класса «Bangor»?
– Почти так. Это был тральщик более позднего класса, но конфигурация близкая.
– Тогда, – сказал Фудзивара, – эта яхта будет устойчивой даже без килевого балласта.
– Да, – подтвердил Корвин, – но только при ходе на вспомогательном движке. Ветровой ротор надо будет оставить зафиксированным, как сейчас, поскольку он может дать при пиковом ветре боковую тягу 40 тонн, и без килевого противовеса яхта ляжет на борт.
– Конечно, капитан, я об этом и говорю. Работая в доке, можно сделать отверстия под крепление нового балласта, потом вывести яхту из дока, поставить к причалу, и очень технологично закрепить новый балластный бункер в режиме подводной работы. Ведь работать с грузовыми понтонами проще и безопаснее, чем с краном в доке. К тому же, получится красивое техническое шоу для туристов. Конечно, мы не дадим им нырять непосредственно в монтажной зоне, но и на расстоянии это будет им интересно!
– Любопытная идея, Ямато-сан. А у вас уже есть балластный бункер?
– Конечно, есть. Если вы согласны, то его привезут из порта Кирисима через 4 часа.
…
4. Еще один «Китайский синдром».
10 апреля. Пристань Ибусуки и далее на юг.
Утро на Кюсю выдалось замечательное, ясное, со свежим восточным ветром. Под веселые возгласы толпы туристов, собравшихся на причале, яхта «Матаатуа» сбросила швартовы. Между яхтой и японским берегом начала расширяться полоса воды. Фанаты «цикло-парусного яхтинга» размахивали сувенирными майками с картинкой драккара викингов с лопастным ротором вместо паруса. Настрой публики был понятен. Во-первых, яхта действительно необычная. Во-вторых, она знаменитая: ее показывали в TV-новостях. В-третьих, хозяева «Матаатуа» устроили вчера вечеринку с бесплатным пивом и закуской для всех. Вот это яхтсмены! Отплытие выглядело ярко, и даже с нескольких километров, можно было увидеть звездочки – блики воздушных змеев из фольги над причалом… Освобожденный ротор набирал обороты. «Матаатуа» разгонялась, идя на юг. До цели – атолла Веласко (северный Палау), было 2500 километров. Два с четвертью дня пути.
…Вскоре яхта покинула японскую 12-мильной зону. Капитан Корвин чувствовал себя выжатым, как лимон но, тем не менее, оставался на мостике, и это вызвало возмущение экипажа. Сначала возмущение было тихим, но потом Лирлав озвучила это:
– Какого черта, Корвин?!
– Что не так? – спокойно спросил он, постукивая пальцами по штурвалу.
– Какого черта ты грузишь на себя все проблемы?! И в Ибусуки грузил, и сейчас тоже!
– Какой ответ ты предпочитаешь? Формальный или неформальный?
– Любой! Потому что ты устал больше нас, это понятно!
– Я капитан, – сказал он, – и мое право стоять вахту, в которой возможны сюрпризы.
– Ага! – встряла Эрлкег, – Ты считаешь: мы не справимся, потому, что мы женщины?
– Я считаю, что сейчас моя вахта, а вы можете отдохнуть или заняться чем-нибудь. Я, например, не возражаю, если мне сварят какао с толченым мускатным орехом.
– Что!? – воскликнула Ригдис, – Ты думаешь, женщины только и годятся, чтобы варить мужчинам какао и вообще торчать у плитки на камбузе?
– Когда ты будешь стоять на вахте, – ответил капитан, – я пойду на камбуз, и сварю твой любимый кофе – мокко. Ты знаешь, что я так делаю. Но это не обязанность, так что ты можешь не варить мне какао, я обойдусь японским кофе из кофеварки.
Ригдис неосознанным движением поправила прическу – ее волосы белые, как у кошки-альбиноса тускло сверкнули в отраженном солнечном свете. А потом, она внимательно окинула капитана взглядом своих глаз цвета льда, и коротко кивнула.
– Сейчас ты прав. Я пойду, сварю тебе какао.
– Mauru-roa, Ригдис, – ровным голосом ответил он, будто словесной стычки не было.
После этого, на некоторое время Корвин остался на мостике один. Он с недоумением посмотрел на свои чуть дрожащие пальцы (надо же, нервы разболтались), а потом, с чувством, выругался, и закурил настоящую кубинскую сигару. Была у него на мостике «заначка» таких «реальных фиделевских» сигар, слишком крепких для повседневного потребления, но практически незаменимых в такие моменты жизни, как сейчас. А через четверть часа вернулась Ригдис, притащившая котелок какао и две армейские кружки.
– Кэп, я составлю тебе компанию, если ты не против.
– Я никогда не против хорошей компании, – он улыбнулся и подмигнул.
– Хорошая компания… – задумчиво сказала она, наливая какао в кружки, – …Да, у нас хорошая компания, но кое-что беспокоит. Кое у кого есть тайны, верно?
– У каждого сеть маленькие тайны. У тебя тоже, Ригдис. Почему тебя это беспокоит?
– Да, кэп. У меня есть маленькие тайны. Но эти тайны никого не касаются, ни на что не влияют, и если бы я рассказала тебе, ты бы даже не понял, как это важно для меня.
– Тебе лучше знать, понял бы я или нет, – ответил он, – но я бы постарался понять.
– Я и так многое тебе рассказала. Помнишь, когда мы сидели вчетвером у бассейна?
– Помню, – Корвин взял кружку и сделал первый глоток, – чудесный какао, Ригдис.
– Что ты понял? – спросила кйоккенмоддингер, снова испытующе глядя на него своими необыкновенными «ледяными» глазами.
– Я понял, что тебя подвела модель Мироздания, казавшаяся тебе ясной и надежной.
– Меня подвело доверие к любимому автору! – резко возразила она.
Корвин чуть заметно покачал головой.
– Извини, Ригдис, но Джек Лондон тут немного сбоку. Ты имела дело не с ним, а с его книгой, это качественно иной info-источник.
– Объясни, – лаконично попросила она, тоже отхлебнув какао.
– Я попробую, – сказал он, – и начну с того, зачем художественные авторы пишут свои новеллы, романы, стихи и прочее. Как правило, они вовсе не собираются раскрывать читателю реальное устройство природы и общества. Этим занимаются другие люди, в частности, ученые, инженеры, иногда философы. А художественный текст, вообще-то, изображает вымышленный, идеальный мир, со знаком плюс или минус. Потому его и называют художественным, в отличие от научного или документального.