— Хорошо. — Распечатав новую колоду, он спросил: — Почем?
— Полтора миллиона.
— Годится!
Раскинул по три карты. На козырь выпали крести. Хорошая масть, воровская. Кирьян поднял карты. Еще один шанс проверить судьбу.
— А знаешь, у меня бура, — швырнул он на стол карты.
Валет, десятка и туз. Весьма приличный расклад.
Жиганы довольно заулыбались.
— Любят карты Кирьяна!
— На то он и Фартовый!
— У меня нет сейчас столько денег, — потупившись, сказал Гаврила.
— Ничего, потом отдашь, — смилостивился «иван», дружески хлопнув жигана по плечу. — Все, хватит! Мне кажется, что этот день никогда не закончится.
Перехватив узкую девичью ладонь, он слегка сжал ее. Пальчики были совсем тонкие, будто бы спички. Тисни их покрепче, так они и затрещат! Поднявшись из-за стола, он потянул за собой Люсю. Девушка последовала за ним покорно.
— Степановна, ты постелила гостю? — спросил Фартовый.
— Постелила, Кирьян, в соседней комнате… Давай я тебя провожу! — кокетливо поправила Варвара прическу.
— Не надо, — отрезал жиган. — Меня твоя племянница проводит.
— Ну как скажешь, дорогой гость, — натянуто улыбнулась маханша.
Взяв со стола бутыль с остатками самогона, Кирьян сказал:
— Я с племянницей твоей за твое здоровьице выпью.
Приобняв Людмилу за талию, Фартовый вышел из комнаты под одобрительные окрики жиганов.
Глава 8 ИЗЛОВИТЬ В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ
Прошло уже полгода, как Игнат Трофимович Сарычев возглавил Московскую чрезвычайную комиссию. По большому счету, в его судьбе практически ничего не изменилось — заниматься приходилось тем же самым, что и в Питере, а именно: вылавливать уркачей и жиганов, чей преступный разгул по стране приравнивался к национальной трагедии; гасить всякий политический сброд, мнивший себя революционерами; разбираться с уголовниками всех мастей и просто хапугами, вознамерившимися погреть руки во время революционного пожара.
Больше всех хлопот доставляли жиганы. Они работали по-крупному, старались не размениваться на мелочовку — дня не проходило, чтобы налетчики не ограбили какую-нибудь фабрику или завод.
Но вместе с политической анархией и обычной мелкой уголовщиной, которой всегда было предостаточно, по Подмосковью прокатилась волна каких-то невиданных, непонятных зверств — вырезались целые семьи! Так, например, с месяц назад в Медведкове была зарублена семья из десяти человек. В глаза бросалась одна странность — мокрушникам каким-то образом удалось связать все семейство, усадить их на пол, а потом по очереди зарубить топором. Причем никто из убитых так и не оказал сопротивления, а ведь четверо из них были молодыми крепкими мужчинами, способными постоять за себя.
Умерщвляли людей из-за вороха тряпья, из-за горсточки бижутерии. И с этими душегубствами тоже надо было разбираться.
Вспомнив этот случай, Сарычев разнервничался. Заложив руки за спину, прошелся по кабинету, остановился у окна. Затем тяжеловато опустился на стул. Сарычеву хотелось выглядеть спокойным, но получалось плохо. Зайди сейчас кто-нибудь из сотрудников в кабинет, так непременно обратил бы внимание на его тревожность.
Открыв портсигар, он вытащил папиросу, хотел было закурить, но, собрав всю волю, сунул портсигар в дальний ящик стола. Если надумал бросать, так надо делать это сразу, а не держать на столе красивую вещицу с душистыми соблазнами!
Дело в Медведкове выглядело бесперспективным. Несмотря на все потраченные усилия, не было даже каких-то существенных зацепок, что могли бы пролить свет на трагедию.
Похожая история произошла полмесяца назад близ Шереметьева — там тоже была вырезана большая семья из двенадцати человек. И опять никто из присутствующих не оказал никакого сопротивления. Выехав на место убийства, Сарычев подробно расспросил соседей, которые в один голос утверждали, что накануне видели трех незнакомых мужчин и женщину. Самое странное заключалось в том, что на одном из мужчин была кожаная куртка, а другой был одет в длинную красноармейскую шинель. Обычно так одеваются работники соответствующих органов, а следовательно, нужно было негласно проверить каждого из сотрудников, кто где был в эти дни.
Так что работы предстояло много.
Убийства очень смахивали на то, что Сарычев раскрывал в прошлом году под Питером. Тогда там свирепствовала банда некоего Тараса Культяпого, который отличался необыкновенной жестокостью. Представляясь сотрудником милиции, он обухом топора лично убивал каждого. После чего выкладывал трупы веером в центре комнаты. Когда душегуб все-таки был изловлен, то на вопрос, почему он так раскладывал покойников, ответил с незатейливой улыбкой:
— Красиво!
Попробуй докопайся тут до темных глубин человеческой души.
Возможно, что сейчас какой-нибудь второй Культяпый шастает по подмосковным деревням и селам, чтобы удовлетворить собственные представления об эстетике.
Позавчера троица, схожая с описаниями свидетелей, появилась в Домодедове. Сарычев лично выехал в этот район, но эти люди скрылись буквально за час до появления оперативной группы. Прочесывали местность двенадцать часов, пока не обнаружили землянку, а в ней окровавленную шинель. Оставался открытым вопрос — те ли самые это преступники или объявилась какая-то другая группа. И откуда взялась кровь на шинели, причем в таком большом количестве? Ведь убийства в районе не зафиксировано. А если это так, то убит мог быть кто-нибудь из преступной троицы. Например, во время ссоры. Не исключено, что причиной раздора могла быть женщина, находящаяся в банде. В тесном коллективе подобное происходит очень часто. Когда двоим хорошо, то третьему бывает плохо.
Но в таком случае где спрятан труп?
От подобных невеселых мыслей у Сарычева начинало покалывать в висках.
В последние несколько недель активизировалась банда Егора Копыто. Сколоченная из остатков банды Курахина и других разрозненных группировок, она представляла собой весьма влиятельную силу. Неделю назад одному из агентов Сарычева, бывшему матросу Балтийского флота, Алексею Серякову, удалось нащупать след банды и даже установить, где она в основном базируется. Но в установленный срок Серяков не вышел на связь. А еще через неделю труп Алексея нашли в Яузе. Как было установлено экспертизой, в реку он был брошен уже мертвым. Судя по одежде, на которой нашли следы глины, убит он был где-то в другом месте. Не исключено, что около того самого трактира, где выслеживал Копыто. Но очевидцев преступления не обнаружили, а хозяин заведения и половые только разводили руками и в один голос утверждали, что заведение оперативник покинул живым и здоровым.
Неожиданно дверь распахнулась, и, поздоровавшись, в кабинет прошел Петерс.
Высокий, долговязый, с длинными волосами, он напоминал расстригу-семинариста. Однако впечатление это было обманчивым. В действительности молодой человек обладал немалой волей и большой властью, которыми умел распоряжаться весьма эффективно.
Сарычев пожал тонкую руку Петерса. Пожатие у того было вялым, словно все силы ушли на политическую борьбу.
Яков Христофорович устроился на кожаном черном диване и указал Сарычеву на свободный стул, будто он являлся хозяином кабинета.
— Кажется, вы занимались бандой Курахина?
— Точно так, Яков Христофорович. По заданию Феликса Эдмундовича я был внедрен в банду, после чего мы взяли как самого Кирьяна Курахина, так и его основных сообщников. Ядро банды было уничтожено…
— Но ведь были уничтожены не все?
— К сожалению, да. Банда у Курахина была очень многочисленной, насчитывала около сотни человек. Но наиболее активные жиганы были изловлены и расстреляны…
— Сколько примерно человек уцелело? — перебил Петерс.
— Около шестидесяти.
— И как вы думаете, что они намерены делать в дальнейшем? Встанут на путь исправления?
Его мягкий прибалтийский акцент отчего-то раздражал. Может, потому, что где-то в глубине души Игнат недолюбливал Петерса, считая его чужаком, но старался не показывать этих своих чувств даже взглядом.
— Жиганы такой народ, который вряд ли когда-нибудь встанет на путь исправления. Скорее всего они просто примкнут к другим бандам.
— Я слышал о том, что среди налетчиков люди Кирьяна пользуются большим спросом.
— Так оно и есть. Их с радостью берут в любую банду. Как бы мы ни относились к уголовникам, но Курахин был личностью выдающейся. Он умел влиять на людей, пользовался непререкаемым авторитетом, и бандиты его слушались.
— Так вот я хочу вам сообщить, что этой выдающейся личности удалось бежать на станции Ховрино.
— Каким образом? — ахнул Сарычев. — Ведь он же был отправлен в Питер под усиленной охраной.
— Его отбила банда численностью около тридцати человек. Все налетчики были очень хорошо вооружены. Действовали нагло, с устрашением. Видите, поезд даже не отъехал далеко от Москвы.
— Значит, Кирьян скрывается где-то в городе?
— Ему удалось просочиться через заставы, и сейчас он находится в Москве. Так вот мы тут посоветовались и решили поручить дело по поимке Кирьяна и его банды именно вам. В конце концов у вас есть, так сказать, некоторый опыт общения с ним. Вы знаете его, так сказать, «почерк», можете предугадать его поведение. В общем, лучше, чем вы, никто из наших людей его не знает. Так вы готовы?
В этот раз прибалтийский акцент был особенно заметен.
— Готов, Яков Христофорович.
— Но предупреждаю, изловить его вы должны в кратчайшие сроки. На сегодняшний день это одно из самых главных дел. Кирьян — преступник номер один. И с ним, и с его бандой вы должны действовать решительно и предельно жестко! — Петерс слегка стукнул кулаком по столу. — Только так можно достигнуть результатов. Бандиты обнаглели и ведут себя хуже всякой контры. И поступать мы с ними должны по закону революционного времени. Вы согласны со мной?
— Согласен, Яков Христофорович.
— Хочу предупредить, в его деле имеется много непонятных моментов.
— На что мне следует обратить внимание особо? — заинтересованно спросил Сарычев.
— Мы бы хотели, чтобы вы выяснили, каким это образом налетчикам всякий раз удается осуществлять свои набеги на поезда именно на этой станции и всякий раз уходить безнаказанно. У нас имеются серьезные основания полагать, что налет был осуществлен при сговоре с кем-то из руководства станции, возможно, даже с ее охраной. — Немного задумавшись, он добавил: — Во всяком случае, на момент налета ни милиции, ни охраны на станции не оказалось. Хотя им полагалось находиться там неотлучно… Милиция появилась только после того, как налетчики были уже вне зоны досягаемости.
— Потери есть?
Длинные волосы без конца сползали на выпуклый лоб председателя Ревтрибунала, явно мешая ему. Откинув их рукой, он продолжал, слегка растягивая слова:
— К сожалению, имеются. Погибло пятеро наших людей… Чекисты. Преданные партии люди. Кириллов, Елизаров и Сидорчук работали в московской Чека. Вы хорошо их знали?
— С Кирилловым и Елизаровым я едва успел познакомиться, но вот Сидорчука знал хорошо. В прошлом году он этапировал к нам в Питер уркача Воронкова. Тот еще был злодей! В Москве мы с Сидорчуком толком так и не поговорили, встречались все как-то наспех. Дел было много… Думали, выпадет немного свободного времени, поговорим как следует за жизнь. Вспомним. Кто бы мог подумать, что так получится.
— Это большая потеря для Чека. К сожалению, всего не предусмотришь. И еще вот я о чем хочу вас предупредить. У нас имеется кое-какая оперативная информация о том, что Курахин собирается с вами расправиться.
— А уж я как с ним желаю встретиться!
— Прошу отнестись к моему предупреждению весьма серьезно. Дело в том, что он уже расправился с Дарьей.
Пальцы Игната невольно сцепились в крепкий замок. Не уберег!
— Как это случилось?
— Она была задушена, — тихим сочувствующим голосом сообщил Петерс.
— Где?
— В своем доме. С ней был еще один наш сотрудник.
— Кто?
— Здесь история тоже не совсем понятная. Между ними, судя по всему, существовали какие-то близкие отношения. Мы решили провести более тщательное расследование и навели о погибшем справки. Выяснилось, что его прошлое не столь безупречно, как он нам сообщил.
— Он что-то скрывал?
— Да. Погибший даже отбывал срок на сибирской каторге.
— Политический?
— То-то и оно, что к политическим делам он не имеет никакого отношения. Самый обыкновенный грабеж! Вот такие люди к нам просачиваются, товарищ Сарычев. В ближайшее время нам нужно провести основательную чистку.
— Проведем, товарищ Петерс.
— Страна захлебнулась в терроре и насилии. Надо как-то сбить эту преступную волну.
— Понимаю, товарищ Петерс.
Яков Христофорович поднялся:
— Если понимаете, тогда работайте. Во дворе вас ждет машина, сейчас езжайте в Ховрино и разберитесь на месте. Держите меня в курсе всех дел.
Глава 9 ОПРОС СВИДЕТЕЛЕЙ
Станционный перрон был захламлен: валялись разбросанные газеты, какие-то мятые брюки, рваные вещи, перевернутые корзины и даже раздавленный патефон, заброшенный под лавку. Немного в стороне стояла телега со сломанной осью. По словам очевидцев, она принадлежала налетчикам и поломалась под тяжестью скарба. Не утруждая себя починкой, налетчики просто разбросали добро на остальные телеги и укатили в сторону Москвы.
У входа на вокзал, прикрытые несвежей простыней, лежали трупы расстрелянных.
— Это они? — посмотрел Сарычев на сопровождавшего его высокого парня в студенческой куртке. Он возглавлял уголовный розыск в Ховрине.
Высокий, слегка сутулый, в массивных очках, он выглядел очень нескладным.
— Да.
— Тебя как звать-то?
— Дмитрий.
Приподняв простыню, Сарычев посмотрел на неподвижные лица. С самого края лежал Сидорчук, и сейчас Сарычев смотрел только на него.
Вот оно как довелось встретиться, теперь уже не поговорить.
Накинув простыню на застывшие лица, он спросил:
— Очевидцы имеются?
— Вон они стоят, — махнул «студент» в сторону крыльца, где под присмотром трех красноармейцев с карабинами толпилось десятка полтора мужчин и женщин.
— А красноармейцев-то зачем приставили? Они арестованные, что ли? — укорил Сарычев.
Парень слегка смутился. Сразу было видно, что в органах он недавно, наверняка пришел работать в милицию, увлеченный революционной романтикой, едва отучившись пару курсов в университете. Какой-то месяц в милиции, а уже успел сделать карьеру. Если так пойдет и дальше, то через каких-то полтора года он попадет к Игнату в подчинение.
— Они хотели уйти… После собрать их всех вместе было бы очень трудно. Мы решили, чтобы они все рассказали лично вам.
— Снимем показания, запишем их адреса и отпустим с миром! Чего же людей наказывать, они и так пострадали.
Игнат подошел к разноликой толпе. В глазах задержанных он увидел откровенный испуг, в котором так и читалось: «Что еще такого можно ожидать от новой власти!»
Поделикатнее нужно обращаться. Вот так и плодим врагов, где не следовало бы.
Свидетелей нужно было расположить к себе, иначе разговора не получится. Игнат даже попытался улыбнуться, но улыбка как-то смялась — не самый подходящий случай для веселья. Досадно, но в ответ он не встретил ни одного открытого взгляда. Сарычев уже хотел было пригласить «студента», чтобы совместными усилиями как-то преодолеть нарастающее отчуждение, как вдруг прямо в лицо ему посмотрел невысокий плотный мужчина лет пятидесяти. В его глазах Сарычев усмотрел какую-то отчаянную решимость: «А, была не была!» По внешнему виду типичный интеллигент, даже в нынешнее время их немало курсирует из Москвы в Петербург.
Стараясь придать своему голосу как можно более доверительный тон, Сарычев спросил:
— Простите, как вас зовут?
— Михаил Петрович Сельвестров, учитель математики, — чуть приподнял мужчина фетровую шляпу.
— Очень приятно. Я — Сарычев, начальник Московской чрезвычайной комиссии… Михаил Петрович, в каком вагоне вы ехали?
— В том самом, в котором везли заключенного, товарищ Сарычев, — уверенно сказал дядька.
Сарычев слегка улыбнулся. Подобные люди обладают способностью приспосабливаться ко всему новому, даже слово «товарищ» было произнесено им без всякой запинки, словно бы он всю жизнь разговаривал на языке пролетариата.
— И что же там случилось?
— Ну-у… Все произошло так стремительно. Мы сначала ничего толком не поняли. Поезд ведь на этой станции останавливаться не должен, а тут вдруг застопорился, да так, что с верхних полок чемоданы посыпались. Мы даже не успели их поднять, как к нам в купе ввалилось несколько грабителей. Рожи вот такие! — образно показал он, надув щеки и расставив при этом ладони в стороны. — Глаза — во!.. Очень возбужденные. Гони, говорят, червонцы! Даем тебе минуту на размышление, и пистолетом мне в лоб! Вы видите царапину, товарищ? — ткнул он пальцем в красноватый след над левой бровью.
— Да, вижу.
— Как им возразишь? Я достал все ценности, какие у меня были, и отдал бандитам.
— А что вы им отдали?
Секундное замешательство. Учитель математики не так прост, как может показаться вначале.
— Ну-у… Сам-то я питерский… Здесь в Москве купил для жены золотой кулончик с серьгами, вот пришлось их и отдать. Часы у меня были швейцарские. Их они тоже забрали.
— Могли бы их узнать?