— Могли бы их узнать?
— Разумеется!
— Что было дальше?
— Потом в соседнем купе драка какая-то завязалась. Звонкий голос такой раздавался, все по нервам бил. Дай, говорит, ему по мордасам! А через минуту выстрел раздался. Вот только не знаю, убили кого или нет.
— Понятно. А что делал тот заключенный, которого освободили налетчики?
— Знаете, видеть-то я его видел, он в клетке сидел рядом с нами… Но вот что именно он делал — сказать не берусь. Не до того было, чтобы головой крутить. Честно говоря, оробел малость.
— Кто-нибудь может рассказать о случившемся? — шагнул Сарычев в толпу.
Настороженность понемногу сменилась любопытством. В глазах так и читалось: «С пониманием чекист, умеет слушать. Авось пронесет».
— Я могу рассказать, — строго произнесла крупная женщина лет сорока пяти.
— Что вы видели?
— Как поезд остановился, я-то сдуру на перрон вышла. Думала, может быть, остановка какая. Дай, думаю, огурчиков соленых в дорогу прикуплю, чтобы веселее ехать было. А тут налетчики понабежали и кричат, чтобы никто из купе не выходил. Один из них ко мне подскочил и сумочку из рук вырвал. А у меня там, между прочим, две николаевские золотые монеты лежали! — в негодовании воскликнула дама.
— Понимаю ваше отчаяние, сударыня. Вы его запомнили?
— Молодой был, но думаю, что узнала бы.
— Что было дальше?
— Войти обратно в вагон я не сумела. Они как коршуны влетели на подножки и по коридорам разбежались. Только брань из вагонов раздается. А потом милиционеров в кожаных куртках из вагона вывели. Вот такая, как у вас, будет… Только у вас пообтертая, а у них новые совсем. И тут вышел тот самый, о котором вы спрашиваете…
— Откуда вы знаете, что это был он? — перебил ее Сарычев.
— Так я видела, как его в Москве сажали, — удивленно сказала женщина. — На руках у него кандалы были, тяжелые такие. Я тогда еще подумала, убивца ведут! Как же это я с ним, иродом, в одном вагоне ехать буду? И видно, не зря переживала.
— Понятно, продолжайте.
— А тут он вышел на перрон, важный такой и без кандалов. Сразу видно, что он среди них за старшего был. И тут к нему милиционеров привели. Что они там говорили, сказать не берусь, далеко стояла. А только их лица как-то сразу переменились. А тут еще антихрист один ко мне подскочил да как даст по шее прикладом! Чего, говорит, мать, стоишь? А ну марш в вагон! Ну я и пошла… Матерью назвал, а ведь ненамного меня младше, — в голосе женщины прозвучала самая настоящая обида. — А только когда я на подножку встала, тут и выстрел прозвучал. Глянула я назад, а там один из милиционеров уже на земле лежит. Только дернул разок ногами и затих.
Напряженность первых минут спала. Толпа понемногу стряхнула оцепенение. Заговорили все разом — негодующе, зло. Чекист оказался дядькой понимающим.
— Простите, а вы случайно не товарищ Сарычев будете? — учтиво спросил мужчина в дорогом добротном пальто.
— Он самый, милейший, вы что-то хотели добавить?
Дядька пожал плечами:
— Вряд ли я сумею добавить что-то нового. Налетчики заходили в купе, требовали деньги, а если что-то не так, так сразу по мордасам! А только тот человек, про которого вы говорили, подошел ко мне и сказал, чтобы я передал привет Сарычеву от Кирьяна. — Незнакомец замялся, было видно, что он чего-то недоговаривает.
— Что он еще сказал? — потребовал Игнат.
— Сказал, передай ему, что… В общем, вы бы поостереглись его. Убить он вас хочет.
— Понятно, — хмыкнул Сарычев. — Только для меня это не новость.
— Вы зря так относитесь, — укорил его мужчина. — Я за свою жизнь разных людей встречал и могу сказать вам с полной ответственностью, что это очень опасный тип. Вы бы его поостереглись!
— Спасибо за предупреждение. Но если встречу его где-то на узкой дороге… Убегать не стану!
— Кто-нибудь видел, как освобождали заключенного? — повернулся Сарычев к свидетелям.
— Я видел, — отозвался все-таки мужчина в пальто.
— Та-ак, что вы видели?
— К клетке подошел мужчина с саквояжем. Ну, знаете, какие обычно бывают у сельских врачей. Он и сам был очень похож на доктора, спокойный такой… Достал из саквояжа какие-то инструменты и, поковырявшись немного в замке, открыл его.
— Как выглядел этот мужчина? Высокий, низкий, крупный, мелкий?..
— Роста он был такого, — приподнял свидетель руку на уровень лба. — Среднего. Упитанный такой. Пальто на нем было хорошее, из дорогого драпа. А так вида простого, встретишь такого на улице и не обернешься.
— Узнать смогли бы?
Заметно поколебавшись, мужчина ответил:
— Думаю, что да.
— Вы хотели бы еще что-то добавить?
— Право, не знаю, стоит ли?
— Стоит, — уверил Сарычев.
— Когда чекисты на перрон спустились, то этот арестант, ну, что в поезде ехал…
— Понимаю.
— Велел одному из них «Яблочко» танцевать. Сказал, что, если не станцуешь, пристрелю.
— А тот что?
— Станцевал… Потом он велел другому плясать, а когда тот не согласился, застрелил его.
— Вот оно как… Вы нам очень помогли.
— Знаете, на улицу страшно выйти. Считаю своим долгом.
«Студент» отирался здесь же — негромко давал наставления круглолицему коротышке в матросском бушлате.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что морячок воспринимал новое начальство, как чужеродный социальный элемент. Держался с достоинством, выставив на обозрение тельник, будто сам отдавал распоряжения. Легкий кивок головы свидетельствовал о том, что он снизошел до «студента». На нижней, слегка оттопыренной губе обозначилась брезгливая морщинка: «Да такими чистоплюями все балтийское дно усыпано!»
Не так «студенту» следовало бы разговаривать с ними, а пожестче! Вежливое обращение такими типами воспринимается как неуверенность в себе и слабость.
Придется растолковать. Сарычев движением пальца поманил к себе «студента». Тот охотно повиновался.
— Тут вот какое дело… Только без обид, Дима, договорились?
— Разумеется.
— Какое твое происхождение?
— Из дворян, — стиснув зубы, выдавил «студент», как будто бы озвучил какую-то гадость.
— Оно и видно. Ты бы спрятал, что ли, свою студенческую тужурку. Надел бы что-нибудь другое, гимнастерку, например.
— Для чего?
— Какой ты непонятливый! Чтобы лишних вопросов не возникало! И забудь ты свое «будьте любезны»! Это тебе не университетский курс. Ты — начальник, а они — подчиненные. Ты меня хорошо понял?
«Студент» обиженно насупился. Значит, все-таки проняло.
— А как же товарищ Дзержинский?
— Что — «товарищ Дзержинский»? — озадаченно спросил Сарычев.
— Он ведь тоже из дворян.
— Чудак-человек! — искренне удивился Игнат. — Ты себя с Дзержинским-то не равняй! Ты еще не родился, а он уже в партии состоял. И не в обиду тебе будет сказано, характер-то у него покрепче твоего будет. Тебе приходилось встречаться с товарищем Дзержинским?
Дмитрий отрицательно покачал головой:
— Не доводилось.
— Ну вот видишь… А мне частенько. Он одними глазами уничтожить может!
— Кажется, я вас понял, товарищ Сарычев.
— Вот и хорошо. А теперь отпускай всех свидетелей, только не забудь их адреса переписать. Могут еще понадобиться. Да, еще вот что, позови мне этого плясуна.
— Этот плясун — начальник конвоя.
— Ах, вот оно как… Ладно, разберемся. Потом нанесем визит начальнику станции и спросим его напрямую: почему не было охраны?
Через несколько минут Дмитрий появился в сопровождении крепкого молодого мужчины с приятным располагающим лицом.
— Рубцов, — коротко представился подошедший.
Фамилия показалась знакомой.
— Сарычев…
— Вы мой начальник, товарищ Сарычев. Я ведь тоже из московской Чека.
— Почему я вас не видел раньше?
— В Чека я всего лишь месяц, переведен из уголовного розыска. Но все это время, по личному распоряжению товарища Петерса, занимался этапированием заключенных в концентрационные лагеря для принудительных работ.
— Понятно… Значит, вы начальник конвоя?
— Да, — потупив взгляд, ответил Рубцов.
— Как же это так произошло?
— Сначала остановился поезд… Мы думали, что случились какие-то неполадки. Остановка-то незапланированная. А потом вдруг со всех сторон налетели бандиты. Повыбивали стекла, начали стрелять, ворвались в двери. Мы пытались отстреливаться, но это было бесполезно. Такая пальба поднялась, что голову невозможно было поднять! Все как-то внезапно произошло, — добавил он в свое оправдание.
Открытый взгляд, располагающее лицо. Все при нем! И вместе с тем здесь было что-то не так, чего-то не увязывалось. Но вот что именно — Сарычев понять не мог.
Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.
Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.
— Сколько их было человек?
— Много! Думаю, что человек тридцать, а то и больше.
Рассмотрев тельняшку, проглядывающую у ворота через расстегнутую пуговицу, Игнат спросил:
— Где служили?
— На Балтике.
— Вот как. И я там же. На каком судне?
— Крейсер «Верный».
Сарычев кивнул:
— Знаю такой, кажется, там анархисты заправляли.
— Одна видимость, — отмахнулся морячок. — У нас была своя ячейка, большевистская!
— Кажется, все они полегли во время Кронштадтского мятежа.
— Не все, я же вот остался!
— На крейсере «Верный» командовал Петр Сергеевич Васильев, капитан второго ранга.
Бывший матрос обиженно надул губы:
— Вы меня проверяете, что ли? Командиром на нем был капитан первого ранга Эрнест Константинович Губерманн.
— Ладно, не обижайся, — улыбнувшись, перешел Сарычев на «ты», — работа у меня такая. Что там у тебя за разговор с Кирьяном был?
— Какой еще у меня может быть разговор с бандитом? — насупился Рубцов.
— Ну что за народ! — всплеснул руками Сарычев. — Опять за обиду принимает. Ну хорошо, что тебе говорил Кирьян?
— Наставил в лоб пистолет и говорит, если станцуешь «Яблочко», будешь жить, а нет, так пристрелю. Народу много было, слышали.
— А ты что?
— Видите, живой… Станцевал.
— Говорят, что неплохо станцевал.
— Беда в том, что по-другому я не умею. Я лучший танцор на флоте был. А вы бы на моем месте не станцевали?
— Может быть, и станцевал бы…
— Ну вот видите, — с заметным облегчением вздохнул Рубцов. — Сейчас я бы лежал вот здесь вместе с остальными… Кому от этого польза? А так еще революции послужу!
— Тоже верно. Так, значит, ты сейчас на Лубянку?
— Я там работаю, — чуть смутившись, отвечал Рубцов.
— Ладно, поговорим попозже.
— Как скажете, товарищ Сарычев.
Начальником станции оказался кругленький лысоватый человек средних лет с пышными рыжеватыми бакенбардами. В тужурке железнодорожника, распираемой большим животом, он выглядел очень официально. Было заметно, что он сильно волновался — короткие руки не находили себе покоя, они то взлетали вверх, а то вдруг успокаивались на животе, будто бы угнездившиеся птицы.
— Вы меня в чем-то подозреваете? — спросил начальник станции, когда Игнат Сарычев уселся на стул, напротив него.
— Вовсе нет, — сдержанно заверил его Сарычев. — Я просто хочу узнать, почему так случилось.
— Поймите меня правильно, я не боюсь брать на себя ответственность, но я совершенно не знаю, почему так случилось!
— Давно вы здесь начальником станции?
— Всего лишь третий месяц. Я даже толком не успел вникнуть во все дела.
— Случались ли раньше ограбления поездов на этой станции?
— Бывало… Но все они происходили при других начальниках.
— Где вы лично находились во время ограбления?
— Ограбление произошло поздно вечером. Мой рабочий день уже закончился, и я пошел к семье.
— Но вместо вас ведь кто-то оставался?
— Должен был остаться дежурный, но он отлучился. — Немного помявшись, он добавил: — Сказал, что у него заболела жена. Он пришел уже после ограбления.
— А кто должен охранять станцию?
— Отряд милиции.
— Почему же никого из милиционеров не было? Кажется, отряд милиции находится в вашем подчинении?
— Это не совсем так! Охрана мне не подчиняется. Хотят — придут, хотят — уйдут! Я просто не знаю, что с ними делать! Почти все они проживают здесь неподалеку. Однажды я им приказал охранять склады с мануфактурой, так они просто взяли и разошлись по каким-то своим делам. И что вы думаете? Склады были разграблены в эту же ночь! — воскликнул он с возмущением. — Знаете, им никто не указ. Просто партизанщина какая-то!
— Вы разговаривали с начальником отряда? Почему он не был в это время на месте?
— Разумеется, разговаривал! Он сказал, что у него было задание патрулировать дороги и что пришли они на станцию точно в назначенное время. А если я сомневаюсь, то могу звонить товарищу Дзержинскому!
— Вы давно на железной дороге?
Лицо начальника заметно размякло. Вопрос пришелся ему по душе.
— Всю жизнь. Дед мой был путейцем, отец путеец, и я путеец, чем очень горжусь. Так что порядок во мне заложен наследственностью. Если вы в чем-то меня подозреваете, так это напрасно. Вы просто не там ищете!
Сарычев поднялся:
— Спасибо, вы нам очень помогли.
Глава 10 ГРАЖДАНЕ, ЭТО — ОБЫСК!
Приближаясь к перрону, поезд трижды коротко прогудел и, дохнув клубом пара, остановился, тяжело лязгнув металлом. На платформу молодцевато сошло семь человек: трое было в матросских бушлатах, опоясанных пулеметными лентами, четверо — в кожаных куртках, у высокого, что шел чуть впереди остальных, по бедру легонько постукивала деревянная кобура с «маузером».
До недавнего времени железнодорожную станцию Бескудниково революционные вихри обходили стороной, и жители села всерьез рассчитывали пережить лихолетье. Но оно уверенно вошло в село и, поскрипывая сапогами, направилось в сторону кирпичного завода.
Немногие жители, встречавшиеся на пути вооруженных людей, сворачивали от греха подальше в близлежащие переулки. Все живое насторожилось, даже клубы черного дыма, густо валившие из труб кирпичного завода, как будто бы поиссякли и теперь едва струились.
Среди чекистов выделялся мужчина высокого роста и крепкого телосложения. В правом уголке рта кокетливо заломлена дымящаяся папироска. Остановившись на миг, он что-то сказал своему приятелю, шедшему от него по правую руку, пыхнул дымком и вновь зашагал уверенной походкой.
У проходной кирпичного завода, смущенно кашлянув, навстречу надвигающейся группе вышел сторож Лаврентий Прокопич. На кирпичном заводе он проработал без малого тридцать лет, порядок любил, знал по имени каждого рабочего и о новой власти ведал только понаслышке. Собственно, в Бескудникове мало что изменилось. Село продолжало жить по старым порядкам, и заводом, как и пятнадцать лет назад, заправлял Иван Юдин, чей дед, выбившись из крепостных, основал на месте богатейших залежей глины этот кирпичный завод.
— Хозяин у себя? — сурово спросил высокий чекист, положив ладонь на «маузер».
Весьма красноречивый жест. Спорить не хотелось.
— Иван Тимофеевич Юдин?
— Он самый.
— У себя. Только по какой надобности вы к нему?
Сунув руку в карман, мужчина вытащил сложенную вчетверо бумагу, аккуратно развернул и, тряхнув ею перед лицом старика, сурово сообщил:
— Вот ордер на обыск. Открывай.
— Так ведь хозяин не разрешал, — не сдавался старик.
Дед явно развеселил чекиста. Широко улыбнувшись, тот весело поинтересовался:
— Дед, а ты что-нибудь слышал о московской Чека?
— Кое-что доводилось, милейший.
— Значит, только «кое-что»? — Взгляд чекиста мгновенно посуровел. — Вижу, что у вас в деревне совсем советской власти не признают. Придется здесь заново революцию совершать. — От благодушного настроения гостя не осталось и следа. — Дедуля, а может, ты хочешь, чтобы тобой «тройка» занялась? Ты о ней тоже ничего не слышал?
Старик поскреб щеку, заросшую густой седой щетиной, и смиреннейше попросил:
— Не надо… Милости прошу, товарищи, — широко распахнул он ворота перед властью.
— Вот так-то оно лучше будет, — довольно хмыкнул чекист, картинно поправив болтающийся у бедра «маузер», и уверенно шагнул на территорию завода. — Где здесь у вас контора будет?
— Дальше! — махнул сторож на большой дом с широким крыльцом. — Там всегда хозяева сидели. Царство им небесное… Да и нынешний тоже там.
— Прошу за мной, — повернулся высокий чекист к поотставшим товарищам. — Нам еще нужно успеть на доклад к товарищу Сарычеву.
Увидев людей в кожаных куртках, без стука вошедших в его кабинет, хозяин кирпичного завода поднялся из-за стола и, скрывая нешуточный испуг под маской холодной учтивости, вежливо спросил:
— Чем могу быть полезен, товарищи?
— У нас есть ордер на обыск, — тряхнул чекист заготовленной бумагой.
— Кхм… Вот оно как. Значит, не доверяют. Не ожидал! Ведь совсем недавно я имел беседу с Яковом Христофоровичем Петерсом, и он меня уверил… Не ожидал. — Хозяин выглядел заметно растерянным. — Разрешите взглянуть на ордер, товарищи, — шагнул он к чекистам.
Хозяин завода был еще не старый мужчина, не более пятидесяти пяти лет, интеллигентного вида, с аккуратно подстриженной бородкой. Добротный темно-серый костюм подчеркивал его худощавую фигуру. Было заметно, что своему внешнему виду он придавал немалое значение, на тощей шее красовалась кокетливая бабочка.