Стреляли в упор.
Она – надо мной. Женщина в зелёном свитерке, похожая на учительницу или домохозяйку.
Вспыхнули краски. Полыхнула огненным цветком боль. И запах крови ударил в ноздри.
Я моргнул, хватая воздух вмиг пересохшими губами.
Женщина чуть улыбнулась и выстрелила ещё раз. В левую мою, уцелевшую руку.
Я закричал, но из груди вырвался только хрип. Собрав остатки сил, пополз на спине, вяло отталкиваясь ногами.
«Домохозяйка» шагнула ближе. Внимательно на меня глянула. Её зрачки будто притягивали. Я хотел отвернуться и не мог. А ноги вдруг скрючило судорогой. Потом я и вовсе перестал их чувствовать.
– Так будет лучше, – сказала женщина.
– Воды, – прошелестел я мертвеющими губами.
– Конечно, – кивнула она и достала из кобуры инъектор – такой же, как у раненого «оборонщика», – Я дам тебе воды, Денис. Много воды! Чуть позже…
Рядом раздался стон. Она не обратила внимания. Словно это не её напарник, а кусок окровавленного мяса.
Я опять дёрнулся. Почти смог ощутить ноги.
Мир колыхнуло. Заволокло пеленой боли.
Я полз через пустыню. Километр, два… Вечность.
Чёрные птицы кружили надо мной. Над мёртвой, выжженной землёй. Их крылья гасили свет…
Нет, не крылья. Это глаза. Как два тёмных солнца. Две пропасти, два водоворота… Всё ближе, всё темнее…
– Зачем бороться, Денис…
– Отойди от него!
Инъектор замер в сантиметре от моей кожи.
Ещё не веря, я медленно повернул голову.
– Два раза не повторяю! – голос был знакомый. И лицо знакомое. Я разогнал муть в мозгах. Увидел Кирилловича с автоматом FNC наизготовку. Рядом – кто-то из местных, вооруженный карабином.
«Молодцы! – хотел я крикнуть, – Кончайте эту тварь!» Но не сумел. Лежал, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Брось оружие! – внятно озвучил Кириллович. «Домохозяйка» положила инъектор и обернулась к ним. На губах её играла мягкая улыбка.
Я знал, что сейчас будет.
– Убей её! – вместо крика вырвался сиплый шёпот.
– Денис, ты как? – встревоженно уточнил историк.
– Убей!
– Что?
Они всё делали правильно. Держали её на мушке. И не убирали пальцы со спуска. Одно движение и…
Если б она была человеком.
Словно тень промелькнула по воздуху.
Кирилловича отшвырнуло, ударило о стену. Автомат вывалился из его рук. Сельчанина будто переломило пополам. Цевьё и приклад карабина разлетелись в щепки. Женщина перешагнула через них. Подняла автомат. Стрелять не стала. Глянула на неподвижные тела и вернулась ко мне.
– Никто нам не помешает, Денис, – ласковая тьма опять колыхнулась в её зрачках, – Сопротивляться бесполезно.
«Да», – вдруг понял я.
Не надо сопротивляться.
«Домохозяйка» наклонилась. И пристально смотрела на меня, пока её рука поднимала инъектор:
– Я помогу. Тебе будет хорошо.
Конечно.
Мне уже хорошо.
Боль и жажда отступают.
Наши взгляды сливаются. Будто мощное течение подхватывает меня. И я ныряю в мутную глубину. Волна покоя охватывает тело. Я улыбаюсь.
Киллерша вздрагивает. Роняет инъектор.
Дергается, будто хочет отшатнуться. И не может.
Мои зрачки отражаются в её глазах.
Я чувствую её страх. Почти человеческий.
Я вхожу глубже. И обрывки её памяти клубятся будто яркие фантики. Выстроить бы их них что-то связное… Жаль, не умею.
«Кто ты?»
Вместо ответа вижу сверкающую паутину где-то в чёрном небе.
«Кто я?»
«Ты – последний из семи…»
На лбу у неё выступают капельки пота. А рука пытается нащупать пистолет.
Вот этого – не надо!
Ослепительная молния пронзает тьму. Вспыхивает огнём что-то уродливое, спрятанное под человеческой обёрткой.
«Домохозяйка» кричит, сжав голову ладонями. Вены, как змеи, вздуваются на её висках. Зрачки – как чёрные точки.
И красная вспышка. Фейерверк из крови и мозгов.
Я оттолкнул безголовое тело. Вытер лицо рукавом.
Медленно сел.
Fuck! Всё вокруг в этой гадости… Осколки черепа «домохозяйки» разбросало метра на три.
Закрыл глаза.
Меня слегка мутило. То ли от вида, то ли от слабости.
Рядом кто-то шевельнулся. И я вспомнил про второго.
Разговорить бы его… Только вряд ли меня хватит на ещё одну беседу.
Ногой я подтянул к себе автомат. Нащупал правой, разбитой рукой склизкое от крови цевьё. Прицелился в раненого «оборонщика» и здоровым мизинцем спустил курок. Полмагазина высадил в его голову.
«Оборонщик» затих. А я… я уже ничего не чувствовал, кроме усталости.
Посмотрел на тело Кирилловича.
Он был всего в нескольких метрах. Для меня это казалось бесконечностью.
Я приподнялся, сделал пару шагов. Опять упал. И пополз, опираясь коленями и локтями.
Едва добрался, первое, что сделал – снял с пояса историка флягу и осушил её в один глоток.
Кажется, я вырубился. То ли заснул, то ли потерял сознание.
Когда очнулся, вдалеке гремел бой. Рвались гранаты. И длинными очередями бил пулемёт.
Где я?
Тряхнул головой. И вспомнил всё.
Осторожно коснулся запястья Кирилловича.
Он ещё жив!
Я поднялся и проверил деревенского, невидяще смотревшего в небо.
Этот уже похолодел.
Вернулся к историку. Тихо позвал:
– Кириллович!
Он не ответил. И даже веки не шевельнулись.
– Я вытащу тебя, слышишь!
Оглянулся по сторонам. Где-то ревела не доенная скотина. Метрах в пятидесяти – тянулся дым над пожарищем. Но кругом было безлюдно.
Короткий бой затих. Вялая перестрелка удалялась. Кажется, Егор и Змей сумели вместе с людьми пробиться к западной окраине – прямо к лесной опушке. Погони не будет. «Оборонщики» вряд ли станут рисковать. Это им не безоружных москвичей отлавливать…
Лишь бы вертолёты не нагрянули.
Я – слабый. Но если идти на восток – шанс выбраться есть.
– Всё не так уж плохо, – сказал Кирилловичу. Будто он мог меня слышать. Я глянул на худое, неподвижное лицо. И отвернулся.
Мы были знакомы всего два дня. И раньше я не думал… Не думал, что это так важно – слышать его голос. И чтобы он меня слышал…
Закрыл глаза.
Нет, всё не плохо…
Рядом хрустнула веточка. Я вздрогнул.
Одинокая курица ковырялась в земле. И косилась на меня равнодушным зрачком. Кругом была смерть. А ей было плевать. Он жрала червей. А черви могли бы сожрать меня. Идеальная пищевая цепочка…
Я поднял автоматную гильзу и швырнул в курицу.
Не сейчас! Потерпи, родная биосфера.
И какая разница, кто я?
Мы – живы, Кириллович.
Главное, мы – живы…
Сбросил заскорузлую от крови куртку. Стиснул зубы и осторожно взгромоздил историка на себе спину.
Меня шатало. Горела рана ниже ключицы. Ныла простреленная левая рука. Зато правая – которую я разбил о вражескую челюсть, оказалась не сломанной, а ушибленной. Я даже могу шевелить пальцами.
Автомат висит на ремне. Если, что сумею нажать спуск.
Конечно, теперь из меня паршивый воин. Но то, что мы с Кириллычем идём отсюда – уже достижение.
Я поправил тело историка.
Идём – сильно сказано. Ковыляем.
Голова кружится. Это пустяки.
Есть надежда, что раны мои затягиваются быстрее, чем у обычного человека. Только бы добраться до леса…
Впереди маячит преграда. Центральная, асфальтированная улица. Она тянется почти через всё Устюгино. Открытое пространство шириной не менее пятнадцати метров.
Такая мелочь. Раньше бы проскочил и не заметил.
Но не теперь.
Я застыл, вслушиваясь сквозь монотонный гул в ушах. И всмотрелся через плававшие перед глазами точки.
Кажется, ничего подозрительного.
Двинулся вперёд.
Уже посреди дороги различил низкий рокот мотора. Я обернулся. Ничего другого сделать не успел. БТР на полной скорости вылетел из-за поворота.
Стандартная машина, оставшаяся от российской армии. В башне – пулемёт ПКМ. Сверху – установка с реактивными снарядами. И уродливыми выростами на броне – два автоматчика.
Я отчётливо вижу корпус, выкрашенный в грязно-зелёные цвета. Лючок механика-водителя приоткрыт. Наверное для дополнительной вентиляции.
Вспышки автоматных выстрелов. А водитель даже не сбавляет ход. Он просто сметёт меня, как надоедливую букашку.
Я жду. Зачарованно всматриваюсь в надвигающую махину. Я словно чувствую биение её сердца под бронёй. Горячее дыхание дизеля. Все ближе, всё сильнее…
Наши сердца бьются в унисон.
Только пару секунд.
В следующий миг что-то взорвалось внутри БТРа. Его повело в сторону. Окутало дымом и пламенем.
Второй, мощный взрыв отшвырнул меня в придорожную канаву.
Когда выплёвывая песок, я поднял голову – увидел расколотый корпус БТР-а. Сорванная башня валялась метрах в десяти. Чёрными ошмётками догорали разбросанные тела автоматчиков.
Медленно, как заржавленный робот, я поднялся из пыли и опять взвалил на себя Кирилловича.
Сил уже не оставалось.
Невыразимо хотелось свалиться где-нибудь под кустом. И передохнуть хоть чуток. Я едва боролся с искушением. Знал, что подняться уже не смогу. Даже без тела историка.
Невыразимо хотелось свалиться где-нибудь под кустом. И передохнуть хоть чуток. Я едва боролся с искушением. Знал, что подняться уже не смогу. Даже без тела историка.
Мне повезло.
В одном из крайних дворов Устюгино увидел «ниву». Раздолбанный древний «экипаж» с облупившейся кое-где краской. Цвет – «мокрый асфальт». Мой любимый цвет. А главное – дверца приоткрыта и внутри торчит ключ зажигания.
Ещё не веря удаче, я прислонил тело Кирилловича к машине. Распахнул дверцу, повернул ключ… И будто музыку услышал – ровное фырчание «движка».
В баке есть бензин. Это здорово, что «оборонщики» не подожгли машину.
Я втащил историка в салон. Сначала думал уложить сзади. Потом усадил впереди справа и пристегнул ремнем. Так его меньше будет трясти.
Вслушался.
Он дышит. Еле-еле.
Прости, Кириллович. Я делаю, что могу.
А могу я так мало…
Дальше – будто во сне.
Кажется, у выезда из деревни в меня стреляли. На лобовом стекле – несколько дыр, окаймлённых сетью трещин. Осколками мне поцарапало щёку. Приборную панель разнесло пулями. Но меня даже не задело.
Кого-то я сбил машиной. В кого-то стрелял прямо через стекло.
Донёсся гул вертолётов. Со стороны леса. И я резко вывернул руль.
Теперь ехал на север.
Чуть позже, пространство и время утратили смысл. Безголовые тела гнались за мной по выжженной пустыне. И реактивные снаряды взметали фонтаны грязи перед машиной. Бред и явь сплелись в тугой смертельный комок.
Я ускользнул.
Не знаю, как.
Просто вокруг стало тихо. Мерно урчал мотор «нивы». Стелилась впереди, едва уловимая среди густой травы, колея просёлка. И небо, затянутое молочной пеленой, дышало безмятежностью.
Когда я понял, что больше не могу держать руль, свернул прямо в кусты. И провалился в сон без сновидений.
Очнулся в сумерках. Дал задний ход, выезжая на дорогу. Лишь тогда ощутил – что-то непоправимо изменилось. Я ударил по тормозам.
Выключил мотор и повернул голову…
Кириллович был рядом – надёжно пристёгнутый ремнем безопасности. Только дыхания я уже не слышал.
Как слепой, нащупал дверную ручку и вывалился на траву.
Долго сидел, вцепившись пальцами в мокрые от росы стебли. Перед глазами проплывали события длинного дня.
– Не зря… Всё было не зря… – шептал я, как заклинание. А по щекам у меня текли слёзы.
Остатки вечера гасли в белом тумане.
Я проехал ещё километр. И оказался у окраины заброшенного посёлка.
Кругом – тихо и пусто.
На бывшей цветочной клумбе я вырыл ножом яму. Отыскал в багажнике «нивы» старую дерюгу и завернул тело Кирилловича.
Я опустил его в яму. Насыпал холм, выложил вокруг обломками кирпича. Нашёл доску, чтоб сделать надпись. И вдруг вспомнил, что не знаю его фамилии.
Уже при свете фар я коряво вырезал: «Илья Кириллович, профессор МГУ». И воткнул доску во влажную, мягкую землю.
Глава 5
Ветер разгоняет пелену.
В тающей дымке равнина упирается в крутые скалы.
Я карабкаюсь через них. Из последних сил. И отчаяние захлёстывает меня.
Дальше пути нет.
Под свинцовым небом идут волны. Пенистые буруны разбиваются о берег. Я вглядываюсь, но не вижу ничего, кроме темной воды.
Вал за валом катят от горизонта. Они утопят любого, кто осмелится…
Крохотная фигурка сидит внизу у воды.
Я спускаюсь с обрыва. Иду ближе.
– Эй!
Он оборачивается.
Я сажусь на камень рядом:
– Здравствуй.
Он молчит. Смотрит вдаль.
– Кириллович… Я так рад, что ты жив.
– Тебе туда, Денис, – указывает в затянутый дымкой горизонт.
– Не могу, – качнул я головой.
– У каждого свой путь.
Сжимаю его руку. Прикосновение – удивительно реальное. Я чувствую тепло его кожи.
– А ты, Кириллович?
– Я останусь.
– Не брошу тебя!
Он улыбается:
– У каждого свой путь.
И я понимаю. Встаю. Делаю шаг. Погружаюсь в ледяную воду.
Ещё шаг и волна окатывает меня до самой макушки.
Океан нельзя переплыть. Но я попробую.
Холодно.
Бр-р-р…
Очень холодно.
Я поёжился на заднем сиденьи «нивы» и разлепил веки. Уже утро.
Спина болит. Зато стреляная рана ниже ключицы беспокоит куда меньше. Дёргает, зудит. Но это хорошо. Значит, скоро выйдет комочек свинца. Я осторожно поднял левую руку. Здесь тоже порядок. Там, где навылет прошла пуля – лишь маленькая ранка над запястьем.
Организм справляется… Огромное ему спасибо!
Если найду, чем перекусить – дело пойдёт на лад.
Я кое-как разогнул задубевшее тело. Сел.
Широко, до судороги в челюсти, зевнул. Протёр глаза. И оцепенел.
Не может быть!
Я ведь помню – уже в темноте загнал «ниву» в сквер, рядом с развалинами продуктового маркета. Кругом были густые заросли сирени.
Вчера.
А теперь…
Теперь машина стояла посреди чистого поля. Где-то вдали тянулась линия дороги. И оттуда стремительно двигалась пара военных джипов.
Чёрт!
Я повернул ключ зажигания.
Мотор натужно фыркнул… И затих.
Стрелка бензобака колыхнулась у нулевой отметки.
Ну вот…
Слишком долго мне везло.
Я облизал сухие губы. И распахнул дверцу.
Вылез наружу.
Колени подгибались от слабости. Я привалился к холодному боку «нивы».
Мне б ещё отлежаться. Денёк-другой. Глядишь и был бы толк…
Джипы уже рядом.
Я заморгал, разгоняя муть перед глазами, и увидел на капотах значок «скорпиона». Это хорошо. Во всяком случае, лучше восьмиконечной звезды.
Парни в камуфляже деловито приближались с двух сторон.
Не «оборонщики». Просто личная охрана Фомина…
Я дружески помахал им рукой.
Что мне их бояться?
Я ведь простой сельчанин. Слегка заплутал минувшей ночью. И, кстати, очень верно сделал, что избавился от автомата с пустым магазином…
– Привет!
– Руки за голову! На колени!
Последнюю команду выполнить легче всего. Я рухнул, как подкошенный.
Очнулся уже внутри джипа. Запястья стянуты за спиной. Кажется, пластмассовые браслеты. Справа и слева – парни в камуфляже. Такие плечистые, что даже удивительно, как мы втроём уместились на заднем сиденьи.
Машина двигалась по просёлку. Места – вроде, незнакомые.
Джип тряхнуло. Я утратил равновесие, падая на одного из охранников.
– Сиди смирно, козёл!
Сильный тычок под рёбра. Я согнулся.
Ох…
– Извините… – вежливо предупредил, – Что-то меня укачивает.
– Заткнись!
– Как хотите… – выдавил я.
И на следующей колдобине это случилось. Прямо на колени охраннику.
С проклятьями и пинками, они выволокли меня из машины. Один, размахивая пистолетом, предлагал «кончить гада» тут же, в ближайшей канаве.
Другой хмуро напомнил, что всех обнаруженных на «17-м участке» надо доставлять лично шефу. В целости и сохранности. Если что-то всплывёт, им не поздоровится.
Водитель кивнул. И напомнил про триста баксов премии:
– … За каждого пойманного урода!
В общем, меня швырнули на траву. Кое-как навели чистоту в машине. И опять загрузили внутрь.
«Нормально», – подумал я. Хоть какая-то информация. Об Устюгино – ни один не вспомнил. Знать, бы что это за «17-й участок»?
Второго джипа не видать даже на горизонте. Наверное, сейчас прочёсывают местность рядом с моей «нивой». Подход нешуточный, деловой.
– Ребята, – я жалостливо выдавил, – Объяснили бы, чего нарушил…
– Ты, идиот, вторгся в частные владения, – мрачно усмехнулся охранник слева.
– Серьёзно? – удивился я.
– Даже не представляешь насколько, – кивнул охранник справа – тот, которому пришлось чистить штаны.
– Я ж не со зла…
Он хрипло озвучил многоэтажную матерную конструкцию и сунул мне под нос волосатый кулак:
– Разговорчивый? Там– будет с кем поговорить!
Да, большего из этих милых людей не вытянешь.
Единственное, что радует – их непредвзятое отношение. То есть, пока моё смутное прошлое – им по барабану.
Я прикрыл веки. Надо расслабиться.
Травмированный организм это оценит.
Только мозги пусть работают. Мне есть над чем думать.
Интересная детская загадка.
Скачет зайчик по тропинке. А медведь, волк и лиса рыщут по следу. Совсем рядом. Можно сказать, уже тянутся лапами. Спрашивается – кто первый сожрёт зайчика?
Детишки офонарели бы от такой головоломки.
А заяц?
Ему ведь сложнее. Не хочется, чтоб тебя переваривали. Да ещё понять, куда ведёт чёртова тропинка…
Джип уже не трясётся просёлком. Ровно идёт по шоссе. С двух сторон – лес, огороженный колючей проволокой. Я заметил камеры наблюдения на деревьях.
«Скоро приедем».
Не ошибся.
За ближайшим поворотом лес расступился. У берега реки стоял средневековый замок. Точь-в-точь, как на картинке из учебника истории.
Не бутафория, не декорация.
Всё из камня, в натуральную величину. Высокие башни с узкими бойницами, стены с зубцами, железные ворота и мост, перекинутый через пятиметровый ров.