— Врешь! — не поверила Большакова.
— Что делать? — волновалась Созонова. — Сказать Оксане? Или Инне сообщить, что мне все ясно? А может, обеим? И не поставить ли в известность Наталью Ивановну?
— Пошли, сначала глянем, что там, в нужнике!
Девчонки побежали к туалетам.
Какое-то время они топтались возле мужского, стеснялись заходить и надеялись, что встретят какого-нибудь парня, которого попросят обыскать уборную. Но откуда было взяться парням на соревнованиях по беллидэнсу, особенно за два часа до начала?! Сообразив, что мужчин в здании, скорее всего, нет вообще, Вера и Рита решились зайти в туалет сами.
Все оказалось еще хуже, чем они предполагали. Под ногами сразу же захрустел бисер: он был рассыпан по всему кафелю. Из мусорных ведер торчали куски алого шелка, плохо замаскированные туалетной бумагой. Приподняв один из них двумя пальцами, Рита обнаружила танцевальный пояс с остриженной под ноль бисерной навеской и выдранными стразами. Вера выглянула за окно: на заднем дворе, возле помоек, вылялось что-то смутно напоминающее расшитый камнями бюстгальтер.
— Мдя, — хмыкнула Большакова.
— Ужас какой, — высказалась Созонова. — У меня такое чувство, будто мы нашли расчлененного покойника.
— Мне тоже как-то страшно, — согласилась Рита. — Хотя Синепупенко — так и надо!.. Но Инна-то какова! Замучилась, значит, второй быть. Что ж, я ее понимаю. Решила, значит, Оксанку с дистанции свести! И в мужском туалете расправу устроила, чтобы подольше не отыскали!
— Оксане теперь не поможешь, — сказала Созонова. — Все-таки жалко ее. Пошли, скажем Наталье Ивановне, пускай она с Артемьевой разбирается.
Рита выразительно подняла брови. В глазах ее запрыгали чертики:
— Есть предложение получше, — заговорщицким тоном объявила Большакова. — Мы пойдем не к Наталье, а к организаторам! И засвидетельствуем Инкино неспортивное поведение!
— Может, лучше к Наталье? — промямлила Вера.
— Ты дура! — Рита схватила Созонову за плечи. — Неужели не понимаешь?! Артемьеву же сразу дисквалифицируют! Соревнование без Айши и без Инны! Разве ты не мечтала об этом? Ты будешь на пьедестале, Верка! Ты поедешь в Москву!
— Без Айши я и так буду на пьедестале.
— Ха! Самоуверенная! Третье место, да и то, если повезет! А без Артемьевой — может быть, и второе, а третье — наверняка!
Кого Большакова видела на первом месте, она скромно умалчивала.
— Слушай, я не хочу, Рита. Это как-то гадко. Не знаю… Давай сначала скажем Наталье Ивановне, а там — как она решит.
— Наталья все скроет от организаторов! Она же болеет прежде всего за школу, ей важно, чтобы весь пьедестал был «Газали»! Артемьевой она, конечно, шею намылит… Может, даже откажется дальше ее учить. Но это все потом, после соревнования! Сейчас для нее главное — честь школы!
— Честь школы, — повторила Вера. — Ну и правильно.
— А как же наши личные интересы? — взволнованно спросила Большакова.
Созонова вывернулась из ее объятий.
— Слушай, ты как хочешь, а я сейчас пойду и расскажу все Наталье Ивановне. И вообще. Зря с тобой поделилась. Не хочу участвовать во всяких интригах.
— Ну ладно, ладно, уговорила! Скажем Наталье Ивановне, — воскликнула Рита, увидев, что Вера уходит. — Только ее еще нет. Она придет за час.
Вера остановилась.
— Откуда ты знаешь? Она обещала быть за два часа.
— Не может. Я разговаривала с ней по телефону. Честное слово, Верка!
— Но ты обещаешь, что до ее прихода не донесешь организаторам?
— Обещаю.
— Клянешься?
— Клянусь.
— Скажи: «Если я донесу, то пусть меня тоже снимут с соревнования»!
— Созонова, не болтай глупостей! Детский сад! Сказала, что не донесу, значит, так и будет.
— Ну хорошо, верю.
— То-то же, — сказала Рита. — Ну да ладно, хватит торчать в этой уборной. Мне еще надо успеть поесть перед выступлением.
Большакова направилась в столовую, а Созонова — в раздевалку. Нашла свой костюм (хорошо, что у таких, как она, ничего не похищают!) и стала потихоньку переодеваться. Айши не было: видимо, носилась по ДК в поисках своего наряда. Вера про себя порадовалась, что не видит Оксаны и ее слез. Говорить Синепупенко обо всем до того, как сообщит Наталье Ивановне, Созонова не хотела: того гляди, Айша убьет Артемьеву. Да и самой Инны Вера теперь побаивалась: мало ли, как та вздумает отомстить за свое разоблачение? Нет, прежде всего надо бы дождаться Наталью Ивановну и заручиться ее поддержкой. Скорей бы уже пришла! Скорей бы… Созонова так сильно ждала преподавательницу, что ей начал мерещиться ее голос.
Или не мерещиться?
Вера подняла голову. Наталья Ивановна стояла в дверях раздевалки, обнимая заплаканную Оксану, — сама почти рыдающая.
— Ну послушай, — успокаивала она Айшу. — У нас еще почти два часа! Может, успеем, найдем. Девчонки, красный шелковый костюм точно никто не видел?
Созонова открыла рот. Она хотела сказать Наталье Ивановне что-то вроде «Давайте отойдем» или «У меня есть, что сказать вам». Не успела. В раздевалку, как всегда, не церемонясь, вошли несколько женщин в деловых костюмах.
— Инна Артемьева! Есть здесь такая?
— Ну есть. — Инна встала.
— А в чем, собственно, дело? — спросила Наталья Ивановна.
— Артемьева дисквалифицирована за порчу костюма другой участницы.
Инна стиснула зубы. Тренер схватилась за голову. Айша, услышавшая слово «порча», заревела, как на похоронах. А Вера поняла, что Большакова обманула ее, как маленького ребенка.
Стоит ли описывать дальнейшее? Крики Натальи Ивановны, вывешивание исправленного списка участниц, оживленное обсуждение случившегося, поочередная беготня в туалет — посмотреть, действительно ли мусорные ведра и унитазы до краев набиты рубинами и бриллиантами с костюма Синенепупенко (молва описывала все именно так). Айшу, у которой началась истерика, отправили в медпункт, а оттуда — домой. Инна уходить не хотела. Она сидела в раздевалке мрачная, гордая, как партизанка на расстреле, бледная (еще бледнее, чем обычно) и шарила вокруг себя злыми глазами.
За час до начала, когда Вера была уже полностью переодета и накрашена, она неожиданно услышала у себя за спиной голос Артемьевой:
— Это ты, Созонова. Это ведь ты донесла, да? Сволочь!
Вера замерла. Вместе с ней замерла вся раздевалка — что теперь случится, уж не набросятся ли девчонки друг на друга?
— Хочешь занять призовое место, да? Думаешь, я не догадаюсь, да? Умная самая? — Инна говорила громко, но спокойно, и от этого еще более угрожающе.
— Это не я… — пролепетала Вера.
— Это не она! — Аня неожиданно поднялась с места.
При виде ее самодельной ситцевой юбки, едва достающей до голени, дешевых блесток на дешевом бюстгальтере и «счастливых» носков, танцовщицы захихикали.
— Это Маргарита Большакова, — продолжала Аня твердо. — Я сама видела, как она бегала в оргкомитет!
Пышная рыжая королева в изумрудном платье и длинных перчатках захлопнула пудреницу, подняла глаза, окинула взглядом гримерную.
— Только не говори, что тебя зря оклеветали, Инна! — презрительно произнесла она.
— Свинья! — кратко ответила Артемьева, пронзив холодным взглядом Большакову.
— Ой-ой-ой, какие мы суровые! — Рита довольно хихикнула и с независимым видом продолжила краситься.
«Теперь она, наверно, победит, да?» — тихо спросила у Веры какая-то незнакомая девчонка. «Похоже на то», — ответила Созонова.
Все ожидали, что Инна вот-вот накинется на Большакову, начнет выцарапывать ей глаза, рвать костюм, выдергивать волосы… Но та продолжала неподвижно сидеть в углу, уставившись в одну точку. Смирилась, подумали девчонки. Через десять минут все забыли об Инне и Рите.
Наконец подошло время начала конкурса. Первые танцовщицы уже вышли на сцену, остальные толклись за кулисами. Артемьева куда-то умотала: все решили, что домой. В раздевалке остались лишь несколько конкурсанток из числа тех, кому по жребию вышло идти в последней четверке. Вера с Маргаритой были среди них. Уже начавшие утомляться, они ждали своей очереди, маялись от скуки.
— Ну что, Созонова? — ехидно поинтересовалась фаворитка соревнования. — Все еще думаешь, что не надо было доносить на Инну в оргкомитет? Или уже смирилась с мыслью поехать в Москву? А, чистюля?
— Я не «чистюля», — ответила Вера.
— Ну ты же вся такая честная, ага?
— Нет. Я обычная.
— То есть в глубине души ты все же благодарна мне за вовремя принятые меры? Уже предвкушаешь бронзу, да? Или даже серебро?
— Мне было бы интереснее выиграть их, если бы все вели себя по-спортивному.
— Ох, наивная! — и Рита усмехнулась. — Послушай-ка, что я тебе скажу…
— Большакова, а Большакова! — прервал ее чей-то голос.
— Большакова, а Большакова! — прервал ее чей-то голос.
Рыжая обернулась.
В ту же секунду ей в лицо выплеснули полное ведро помоев.
— Это тебе за стукачество! — крикнула Инна. — А тебе, Созонова, за то, что не держишь язык за зубами…
По-видиму, Артемьева хотела кинуться на Веру и избить ее. Но она не до конца все просчитала. Не дав мстительной коллеге договорить, мокрая, грязная Большакова сбила ее с ног, повалила на пол и принялась драть за волосы. Инна с визгом вцепилась в лицо обидчицы нарощенными к конкурсу ногтями. Та, недолго думая, укусила Инну за руку. В ответ последовала попытка разорвать конкурсное платье… Только тут Вера пришла в себя и вместе с другими свидетельницами драки побежала звать на помощь.
Когда девчонок растащили, всем стало ясно, что Рита не примет участия в чемпионате. Инна специально рассчитала напасть в последний момент, чтобы та не успела привести себя в порядок. Кинувшись в драку, Большакова еще больше ухудшила свое положение. Теперь она стояла мокрая, грязная, растрепанная, с растекшейся по исцарапанному лицу косметикой.
— Девчонки! Что же вы наделали?! — вбежавшая на шум Наталья Ивановна чуть не плакала. — Вы же не только друг другу навредили, вы же мне больно сделали! Я же коллег привела, чтобы вас им показать! А теперь что?! Школа опозорена!
Рита и Инна молчали. Преподавательница грустно посмотрела на пол, засыпанный стразами, клочьями волос, искусственными ресницами, нарощенными ногтями и бисером, бисером, бисером… Потом перевела взгляд на Созонову:
— Хоть ты не подведи, Вера.
Как и в тот раз, зрителей Созонова не видела: ни в первый — отборочный — выход на сцену, ни во второй — сольный. Она страшно боялась перепутать движения, растеряться, забыть свою постановку. Но тут заиграла музыка… Это была та самая музыка, под которую Вера тренировалась, ожидая с дачи любящего ее Михаила. Та музыка, которая играла в доме, когда они, не видевшиеся целых два дня, бросились друг другу на шею. Та музыка, которую Вера без конца гоняла в те дни, когда Миша зажигал на слете с другой девушкой. Та, которая так и не пригодилась в их последнюю, самую ужасную встречу…
Вера услышала музыку — и слилась с ней. Тело само подсказывало движения. А перед глазами стояли картины ее прошлого.
Были или нет аплодисменты? Этого Созонова не помнила. Уставшая, измученная, она поспешила уйти со сцены, примоститься в самом темном углу за кулисами — без сил, без мыслей. Дальше все происходило не с Верой. Общий выход на сцену, объявление результатов, вручение диплома за первое место… Скучный и глупый фильм, увиденный со стороны. Никаких эмоций.
— Ну ты же выиграла конкус! — восклицала Наталья Ивановна час спустя. — Откуда вдруг слезы!?
Они с Верой сидели, обнявшись, в пустой раздевалке.
— Не знаю! — Вера всхлипывала.
— Расстраиваешься, что победила за счет того, что девчонки сошли с дистанции? — догадалась тренер. — Ничего, они сами себя наказали. А тебе это, конечно, большой аванс.
— Угу… — Созонова не прекращала рыдания.
— Ты, наверное, очень устала, поэтому плачешь? — спросила Наталья Ивановна.
— Ага… — из Вериного глаза выкатилась крупная слеза.
— Да что же это такое! Что за страдания?! — не выдержала преподавательница. — Может, все-таки объяснишь, что у тебя случилось?
Созонова вытерла нос и проговорила:
— Понимаете… Я когда-то поставила себе цель — стать чемпионкой по беллидэнсу. И вот она достигнута. А что дальше? К чему мне еще стремиться? Что впереди? Не знаю… Мне казалось, что, когда я выиграю конкурс, мир как-то изменится, все станет лучше, счастливее! Но ведь ничего не меняется!
— Ах вот как! — Наталья Ивановна покачала головой. — Но ты же поедешь на чемпионат в Москву, дорогая! Вот что у тебя впереди! И будь уверена, что там все не будет так просто! В десятку войти не сумеешь, это сто процентов! В двадцатку — если повезет. Так что, к чему стремиться, у тебя осталось.
Вера кивнула.
— Ну а теперь вытри сопли. Пора по домам. Отмечать это дело.
Созонова слезла со скамьи и потянулась за курткой.
В этот миг в дверном проеме возникла голова молодого человека.
— Я извиняюсь, — произнес он. — Это ведь вы — победительница? Можно взять у вас интервью?
Из дневника Веры Созоновой за 12 марта 2009 г
«(…) А потом ко мне подошел парень, который захотел взять интервью. Пришлось пойти с ним в ближайшее кафе и побеседовать. По дороге рассказал, что зовут его Олег, ему 17 лет, учится на журфаке и это его первое интервью. Хотя, что первое — это он мог бы и не говорить, и так видно! Голос у него дрожал, руки тряслись, а на первый вопрос мне пришлось отвечать три раза, потому что он сначала забыл включить диктофон, а потом не вставил в него кассету!
Больше всего запомнилось то, как он спросил, о чем был мой танец. Я ответила, что о том, как я очень любила одного человека. Забавно, неужели я действительно хотела вернуть Мишу, став чемпионкой? Неужели совсем недавно мне было так важно, чтобы именно он меня оценил?
Кстати, выступать на сцене — это здорово!
Кстати, Аня опять забыла снять носки и заняла последнее место.
Кстати, у Олега светлые волосы, голубые глаза и маленькие аккуратные ушки.
Я дала ему свой телефон. Мало ли, текст интервью придется согласовывать».
Эпилог
Лицо девушки, стоящей на крыльце, трудно было разглядеть в темноте, но ее гордая осанка и элегантный наряд — юбка-карандаш, курточка по фигуре, ботиночки на каблуках, шляпка с лентой — сразу же привлекали внимание. Прохожие наблюдали, как какой-то наглый перец пытался с ней познакомиться, но получил от ворот поворот. Через пару минут возник второй. Толпа приготовилась смотреть, как сейчас отошьют и его. Ко всеобщему удивлению, уличный приставала назвал девушку по имени.
— Ой… Вера?
— Миша? Привет.
Созонова не могла обознаться: торчащие перпендикулярно голове уши прекрасно были видны даже в темноте.
— Право, сударыня, совершенно не ожидал вас тут встретить, тем более в такой час! Как изволите поживать?
— Да все нормально. Занимаюсь танцами, выиграла местный чемпионат, скоро еду в Москву. Тренируюсь день и ночь. Плюс школа. Плюс курсы подготовительные. В общем, успеваю. А у тебя как дела?
— Ну так… семь-восемь. Реконструкции временно отложил, все силы бросил на подготовку к поступлению в универ. Зубрю аки смерд.
— А работа как?
— Работу давно бросил, не до того! А вы похорошели… м-м…
— Барышня, — подсказала Созонова. — В этом месте ты обычно добавляешь слово «барышня».
— Боже, как я предсказуем! — Миша рассмеялся. — Но что же такая, как вы верно заметили, барышня делает здесь одна, да еще и в такой час?
— В этом здании, — Вера показала, — моя школа танцев. Задержалась сегодня. Новую связку отрабатывала.
— Так, может, проводить? — Парень сделался неожиданно серьезен.
— Да нет, за мной зайдут, — сказала Вера. — О! Идет! Вон, вижу! Ну, счастливо, Миш. Приятно было встретиться.
Примечания
1
Когда в компании все неожиданно замолкают, принято говорить «ангел пролетел», а иногда — «милиционер родился».
2
Bellydance — так иногда называют танец живота.