Они помолчали. Время шло. Машины по-прежнему стояли. Если и продвигались вперед, то на какие-нибудь сантиметры, не больше. Юрий Греков вытирал пот со лба. В салоне было душно.
— Второй час стоим, — вяло заметил он.
— Да, попали.
— Эти, в автобусе, небось весь коньяк выпили, — кивнул Греков влево, где через ряд затесался между двумя тяжеловозами автобус с подружками Нины. — Голос-то у Антонины был как, нормальный?
— Если она и перебрала малость, то сейчас уже протрезвела. От страху.
— Да-а…
Они опять замолчали. Из магнитолы лилась музыка. В паузах жизнерадостный женский голос сообщал о том, какой приз можно выиграть, набрав такой-то номер, и кто из современных исполнителей будет развлекать радиослушателей в ближайшие полчаса. Петров поморщился и стал ловить другой канал.
— Что? Не нравится? — усмехнулся Греков.
— Настроение поганое, а они веселятся. Кепки с майками выигрывают, в путешествия ездят. Есть канал, где звучит только классика. Хочу его поймать.
— Брось. Жизнь-то продолжается.
— Как быстро ты успокоился, Юра.
— А я не успокоился. Просто давно был к этому готов.
— К чему?
— К тому, что Нина может покончить жизнь самоубийством.
— Постой… мы же только что выяснили, что братья Петуховы…
— Ну, были там. И что?
— А камни?
— Ну, украли они камешки. Но к тому, что случилось с Ниной, это не имеет отношения. Лично я уверен: она покончила с собой.
— Ах да! Ты начал мне рассказывать, а нас прервали! Так что там с Ниной случалось по ночам?
— Приступы. Раз уж ситуация так повернулась, я вынужден тебе обо всем рассказать. Нина страдала глубокой депрессией из-за того, что не могла иметь детей. Вот уже много лет она ходила по врачам, обследовалась, а результата никакого. Вот она и впала в отчаяние. Стала странной. У Нины ведь было слабое зрение, но света в комнате она не зажигала, пока не станет совсем темно.
— Почему?
— Боялась, что при свете все равно будет видеть плохо. Специально создавала себе некомфортные условия. И кстати, была еще одна странность. Она выходила из квартиры, запирала дверь и потом нажимала на кнопку звонка.
— Она была забывчива?
— В том-то и дело, что нет! Она звонила в пустую квартиру!
— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросил Петров.
— Я неоднократно был этому свидетелем. И в московской квартире, и на даче. Как она стояла на крыльце и звонила в дом, прекрасно зная, что там никого нет. По-моему, у нее начиналась паранойя.
— Ты так хорошо в этом разбираешься?
— А как еще объяснить такое поведение, когда жена подозревает тебя в том, что ты хочешь ее убить? Избавиться от нее? Начинает опасаться за свою жизнь, а когда ночует одна на даче, кладет под подушку пистолет. Не случайно же он оказался у нее под рукой в тот злополучный день! К тому же Нину мучили галлюцинации.
— Галлюцинации? — удивленно спросил Петров.
— Ну да. Ей виделись какие-то чудовища по углам комнаты. Она кричала: «Вот оно! Вон! Лови!» Иногда ей казалось, что чудовище заползло в нее. Нина вполне могла выстрелить не в себя. В это — которое ее мучило.
— Я вот думаю: Нина рассказывала мне все, даже то, что скрывала от тебя, любимого мужа. О своей работе, о гонорарах, о том, где прячет украшения. Почему же об этом она не поделилась?
— А ты как думаешь, сыщик?
— Что ты на меня так смотришь? — спросил Петров.
— Да брось! Чего уж теперь скрывать! Признайся: ведь ты был неравнодушен к моей жене?
— Давно знаешь? — спросил Петров после паузы.
— Всю жизнь, — усмехнулся Юрий Греков.
— Так почему молчал?
— А что я должен был сказать? Не ходи сюда, Володька? Я ведь знал, что ничего не будет. Она не отвечала тебе взаимностью. Но! — И Юрий Греков поднял вверх указательный палец.
— Что — но? — тихо спросил Петров.
— Она была женщина. А женщина перед влюбленным в нее мужчиной всегда кокетничает. Даже если он ей вовсе не нужен. Такова сущность их натуры.
— Значит, по-твоему, Нина со мной кокетничала?
— А как еще назвать вашу игру? Когда она каждый раз уговаривала тебя жениться и даже сватала своих подружек, а ты отнекивался. Как думаешь, Нина знала о твоих чувствах?
— Да, знала, — кивнул Петров.
— Ты что, в любви ей объяснялся? Пауза. Долгая пауза.
— Давай оставим эту тему, — наконец тихо сказал Петров.
— Хорошо. Но ты спросил, почему она не сказала тебе о том, что сходит с ума, а я ответил.
— Я понял. Но кто может подтвердить твои слова?
— То есть?
— Мне она не сказала, потому что со мной кокетничала. Но ведь у нее были родные, к которым она была очень привязана, которых любила. Кстати, почему их не было на кладбище?
Греков нахмурился. Потом сказал:
— Теще плохо, а старшая дочь с ней.
— Кстати, мы уже почти два часа в пробке, а ты ни разу не позвонил им.
— Уверяю, моя судьба тещу не интересует.
При мысли о теще Греков невольно поморщился. Сейчас начнет ныть и причитать. Анастасия Петровна зятя терпеть не могла и обвиняла во все смертных грехах. И никогда не упускала случая на него пожаловаться.
— А поминки? Там, должно быть, все уже остывает.
— Если бы волновались, давно бы уже позвонили сами!
— Но они думают, что мы подъезжаем!
— Что, это я должен позвонить? — взвился Греков.
— Но ведь это ты застрял в пробке!
— Но ведь это они пользовались Нинкиными деньгами!
— Тебя что, кроме денег, ничего не интересует?
— А тебя что, ничего не интересует, кроме моей жены? Даже покойной?
Они, словно боевые петухи, сидели друг против друга. Оба красные, потные, возбужденные. Оба тяжело дышали. Перепалку прервал сигнал. Сзади загудела машина. Потом справа, слева.
— На дорогу смотри, — буркнул Греков. Петров нажал на педаль. Машина сделала пару судорожных рывков вперед и вновь замерла. Володя всем корпусом развернулся к оппоненту:
— Так устраивает?
— С ума тут можно сойти! — высказался Греков. — Ну и денек сегодня!
— Хорошо. Ты не хочешь звонить, так я позвоню.
— Кому?
— Анастасии Петровне.
— Пожалуйста! Только учти: она в постели.
— Тогда я позвоню Нининой сестре.
— У тебя что, есть номер ее мобильного телефона?
— У меня все есть, — с намеком сказал Володя.
— Оперативно.
Юрий Греков не удержался и хмыкнул. Так-так-так. Лучший друг ведет двойную игру. Собирал, значит, компромат. Неужели из-за Нинки? Выходит, недооценил. Не думал, что это так серьезно. Любовь, значит? А бывает такое? Выходит, что бывает! Раз Петров уперся: узнаю правду, и все тут! И вот уже несколько дней копает!
— Оперативно, — повторил Греков. — Значит, ты все эти дни собирал информацию?
— Я тебе уже сказал. Я не верю в ее самоубийство.
— Хорошо. Звони Вальке. И теще звони. Они тебе расскажут.
— Значит, они все знали?
— Разумеется! Стал бы я от них скрывать, что их Ниночка спятила! — раздраженно сказал Греков. — Да я их сам привез к себе на дачу! Чтобы они увидели своими глазами и не обвиняли меня потом во всех смертных грехах! Вразумили бы ее! Присмотрели! А они что? Как же! Им только деньги были нужны! У одной двое детей, у другой дача! Все заняты! Повесили мне на шею этот хомут! А теперь я, выходит, и виноват во всем! Они пользовались, а я виноват!
— Не кричи.
«Ну-ну-ну. Возьми себя в руки. Это все пробка. Проклятая пробка! Как это все некстати! Сейчас бы домой, в прохладу, к холодильнику, где стоит ледяная бутылка водки. Выпить, расслабиться. Прийти в себя. А тут пробка».
— А что мне остается? — сказал Юрий уже на полтона ниже. — «Мы с Ниной были так близки, почему она мне не сказала?» — передразнил он Петрова. — Потому, что кончается на «у»!
— Так я звоню?
— Да звони!
Петров вновь достал из-за пазухи мобильный телефон и стал искать в записной книжке номер.
Юрий Греков напряженно ждал…
Автобус… — Ну? Что он сказал? — жадно спросила Татьяна, когда Антонина Дмитриевна закончила разговор со старшим оперуполномоченным Петровым.
— Ждите результатов. Я вам сообщу… Гос-поди-и-и… — простонала заведующая библиотекой. — Ну за что-о? За что-о? Что я для них не сделала? Для сынков моих?
— Вот именно: все сделали, — неожиданно сказала Галя. — Вспомните: как вы старшего-то баловали? Толю?
— Молодая еще, меня учить! — вскинулась Антонина Дмитриевна. — Своих сначала вырасти!
— Галя права, — вмешалась Татьяна. — Что Толька балованный, это уж точно. Твой тогда завскладом работал, денег было море. У тебя и дубленка импортная, и сапоги финские, и костюм замшевый, — все было. А откуда?
— А ты всю жизнь мне завидовала!
— Не всю. Но ты бы хоть раз предложила: давай, Татьяна, и тебе достану. Сапоги там или джинсы для девчонки. Кроссовки те же. Нет, ты хотела, чтобы все это было только у тебя одной. Чтоб только ты — и в замшевом костюме! А теперь спрашиваешь: за что? Ты, Антонина, не по совести жила.
— Не всю. Но ты бы хоть раз предложила: давай, Татьяна, и тебе достану. Сапоги там или джинсы для девчонки. Кроссовки те же. Нет, ты хотела, чтобы все это было только у тебя одной. Чтоб только ты — и в замшевом костюме! А теперь спрашиваешь: за что? Ты, Антонина, не по совести жила.
— А ты по совести? — всхлипнула заведующая. — Завидовала по совести? Сплетни про меня распускала по совести? Я ведь тоже помню, как…
— Ну, завели! — поморщилась Галя. — Начали считаться! Да когда это было-то? Вы еще революцию вспомните!
— Сплетни? — не унималась Татьяна. — А за что твоего мужа со склада попросили?
— Не попросили. — И Антонина Дмитриевна со злостью посмотрела на своего зама. — Он сам уволился. В трудовой книжке так и записано: по собственному желанию. Статья тридцать первая.
— И во сколько же она ему обошлась? — фыркнула Татьяна. — Тридцать первая статья? Все отдал или на черный день осталось? Нет, Тоня, это не сплетни. Это чистая правда.
— За правду значит, ратуешь. Ишь! Правдивая!
— Да уймитесь вы! — сказала Галя. — Не время сейчас считаться! Что посеяли, то и выросло. Все у Толика на глазах было. И как отец воро… деньги зарабатывал и дом был — полная чаша, как потом откупался. Чего уж греха таить? О младшем надо подумать. О Пашке.
— Да, Антонина Дмитриевна, — сказала вдруг Таисия Максимовна, перемещаясь поближе к группе, которую возглавляла заведующая. — Почему к вам с обыском-то пришли?
— Нинкины бриллианты ищут, — поджала губы заведующая. — Вроде как Толину машину видели у коттеджного поселка в тот вечер, когда она застрелилась.
— Чего ж ваши сыновья там делали? — удивилась Инна.
— Долг возвращали, — с иронией предположила Татьяна.
— Пашка весь вечер дома был, — упрямо сказала заведующая. — На этом стояла и буду стоять! И мой подтвердит. Сидели все трое на диване и телевизор смотрели.
— Может, и Толя с вами был? — тонко улыбнулась Татьяна.
— Может, и был.
— А если найдут бриллианты?
— Да откуда ж они у нас?
— Сама призналась: сказала Пашке про драгоценности, а тот — старшему брату. Вот они и полезли к Нине на дачу. А там, кто знает?
— Позвоню-ка я старшему, — сообразила Антонина Дмитриевна. — Надо ему сказать, что у нас дома обыск.
— Догадалась, наконец! — фыркнула Татьяна. — Да у него небось тоже милиция! Раньше надо было думать!
— О чем думать?
— О том, чтобы сигнал дать! Предупредить! Вот о чем!
— Что ты говоришь, Татьяна? Не виноваты они!
И Антонина Дмитриевна принялась набирать номер мобильного телефона теперь уже старшего сына:
— Не отвечает… — растерянно сказала она.
— Может, отключил? — участливо спросила Галя.
— Нет, трубку не берет. Длинные гудки.
— На домашний позвоню, — сказала Антонина Дмитриевна, теперь уже не думая ни о какой экономии.
— Ну что? — спросила Татьяна после паузы.
— Не отвечает. Дома у Толи никого нет.
— Значит, в бега пустился, — уверенно сказала Татьяна.
— Это почему же?
— Раз к Пашке с обыском пришли, значит, и до него доберутся. Толька ноги в руки, и…
— Да кто ж ему сказал?
Татьяна повела бровью на заднее сиденье, где затихли Милочка с Киской.
— А ты не догадываешься, с кем он по кабакам ходил? Из-за кого жену бросил? Для кого полез к Нинке за колечками-брошками?
— Ты на что это намекаешь? — грозно спросила заведующая.
— А причина вон — на заднем сиденье затаилась. — И Татьяна громко сказала: — А ну-ка, Мурка, вылезай из-под лавки!
— А что я? — пискнула Киска. — Я, кажется, никого не трогала!
— А кому ты звонила полчаса назад?
— Маме!
— Я слышала, как ты сказала в трубку: «К Пашке пришли. Тикай!» Это мама твоя должна тикать из-за того, что к Петуховым с обыском пришли?
— Машка! Да ты что? — ахнула заведующая, вспомнив вдруг настоящее имя Киски. — Значит, ты с Толькой спуталась?!
— Ничего я не спуталась! — со слезами в голосе сказала Киска. — Он сам пристал!
— Что значит — пристал?! Ведь у него жена, ребенок! Насте три годика только! Что ж теперь девчонке без отца расти?!
— А, ну-ка, иди сюда, — поманила красавицу пальчиком Татьяна.
— Не пойду! — огрызнулась Киска.
— А мы сейчас Петрову позвоним, — пообещала Татьяна. — И тебя из этого автобуса под белы рученьки — и в камеру! К уголовникам!
— Да меня-то за что?! — взвизгнула Киска. — Я никуда не лезла! Ни на какую дачу! Я вообще не знала, к кому он едет!
— Но что едет — знала? — грозно спросила Татьяна, которая взяла на себя роль дознавателя.
Заведующая ошарашено молчала.
— Ничего я не знала! — продолжала отнекиваться Киска.
— Лучше скажи, — дернула ее за рукав Милочка.
— Толик меня убьет!
— Не убьет. Ему теперь лет десять дадут, не меньше, — пообещала Татьяна. — А за десять лет ты себе бандита покруче найдешь, раз уж пошла по этой дорожке.
— Типун тебе на язык, Татьяна! — замахала руками заведующая. — Десять!
— Какой ужасный день, — покачала головой Таисия Максимовна.
Инна закивала: да, да, да.
Заведующая же, повысив голос, сказала:
— Маша, иди сюда.
Затравленно озираясь, Киска переместилась поближе. Милочка предусмотрительно осталась на заднем сиденье. Как бы не влетело и ей за то, что была поверенной во все тайны подружки и молчала.
— Что знаешь? — спросила заведующая.
— Да ничего я толком не знаю. Толик говорил: есть, мол, богатая дамочка, ее бы расколоть… Ой! — И Киска прикрыла ладошкой рот.
— Что значит — расколоть? — грозно спросила Татьяна.
— Ну прижать, припугнуть, чтобы камешки отдала. Имени он не называл.
— Пытать, — прошептала Инна и передернулась: — Какой ужас!
— Что ты такое говоришь? — вскинулась заведующая. — Чтобы мои дети…
— Жгли Нину утюгом, — оскалилась Татьяна. — Хорошее воспитание! Что тут скажешь?
Антонина Дмитриевна подавленно молчала.
— Они же этого никогда раньше не делали, — вздохнула Киска. — Не вымогали. А тут мать дала наводку.
— Чего-о? — удивленно спросила Галя.
— Толик так сказал: мать, мол, дала наводку. Надо ж знать, к кому лезть! А дамочка, мол, иногда одна в загородном доме ночует. Застать бы ее, когда мужа на даче нет. Мне и в голову не пришло, что это он про Нину!
— Постойте-ка, — сообразила Галя. — Киска ему звонила, и он взял трубку. А когда позвонила Антонина Дмитриевна, не ответил. Может быть, с ним стоит поговорить матери? Киска его вызвонит, а Антонина Дмитриевна возьмет трубку.
— О чем поговорить? — спросила Татьяна.
— Так младшего же надо спасать! Жалко же парня! По неопытности он, по глупости. Мальчишка еще. А отвечать придется, как взрослому.
— Господи, — всхлипнула Антонина Дмитриевна. — Что ж теперь будет? Неужели Нинины драгоценности и в самом деле у нас дома?
Киска кивнула:
— Похоже на то. Толик отзвонился и сказал: товар у нас. Мол, спрячу пока у родителей. Пусть устаканится. Надо, мол, подождать.
— Подождать чего? — встрепенулась Татьяна.
— Что-то у них там произошло, на даче. Толик молчал как рыба. Только волновался очень.
— Может, увидел труп? — предположила Татьяна.
— Чей труп? — встрепенулась заведующая.
— Нинин.
— Не знаю, — пожала плечиками Киска. — Но что-то там ужасное случилось.
— Короче, звони, — приказала Татьяна.
— Зачем это?
— Пусть матери расскажет всю правду. Может, что и придумаем?
— Да, Маша. Ты уж… — просительно посмотрела на девушку заведующая.
— Да Толик меня убьет!
— Мы тебя точно убьем, — пообещала Татьяна, — если упрешься. Короче так: стоять нам здесь еще долго, из автобуса ты никуда не денешься. По правую руку у нас опер со следователем прокуратуры. Делай, как тебе говорят. А то мы Петрову позвоним. Уж он из тебя все вытрясет. Поняла?
— Да что вы пристали? — захныкала Киска, но полезла в сумочку за мобильным телефоном.
— Маленькая шлюшка, — сквозь зубы процедила Татьяна. — Вот из-за таких…
Киска бросила на нее злой взгляд, но ничего не сказала и стала набирать номер своего любовника. Все следили за этим, затаив дыхание. Машины, на которых разъезжались с похорон, стояли в мертвой пробке, а события развивались стремительно, причем, самым неожиданным образом. Поистине, это был день сюрпризов!
Красный «ягуар»Ее воспоминания были отрывочны, мысли перескакивали с одного на другое. Да, Алина не могла простить, если кто-то покушался на ее деньги, хотел отобрать хоть малую толику того, что принадлежало ей.
Алина вновь вернулась мысленно в тот день: первая встреча с Грековым. На ее территории, а хозяин положения — он. Вот Юрий Греков пьет ее виски, делает намеки, задает вопросы, на которые не хочется отвечать. Алина тогда терпела. Долго терпела.
— Зачем вы пришли? — спросила она в упор под конец беседы. — Что вам нужно?