И тут раздался звонок в дверь. На этот раз Алина Одинцова проявила осторожность. Она уже знала, что человек, которого ждет, стоит в пробке и приедет не скоро, а больше она никого видеть не хочет. Хватит Юрия Грекова. Алина подошла к двери и посмотрела в глазок.
На крыльце стояла женщина в очках. Ее лицо показалось знакомым. Алина напрягла память. Ах да! Та самая серая мышка, которая иногда сидела в машине рядом с интересным Юрием Грековым! Его жена! А имя? Как ее имя?
Ха-ха! Следует ожидать сцены ревности? Жена следит за мужем? Что ж, такое сокровище, как он, да с такой неприметной внешностью, как у нее, надо сторожить.
Женщина в очках с толстыми стеклами еще раз неуверенно надавила на кнопку электрического звонка. Алина немного подумала и открыла дверь.
— Что вам угодно? — холодно спросила она.
— Я… Извините… — промямлила гостья.
Нет, сцены ожидать не приходилось. Маленькая серая мышка, похоже, не умеет выяснять отношения.
Алина окинула гостью оценивающим взглядом. А фигурка неплохая. Одета безобразно — это да. И очки. Эти отвратительные очки с толстыми стеклами! Алина вспомнила себя лет десять назад и сжалилась:
— Заходите.
— Меня зовут Ниной. Нина Грекова. Вот так оно все и началось.
ТРЕТИЙ ЧАС В ПРОБКЕ
«Жигули»…Петров набрал номер Нининой сестры.
Когда в трубке раздался женский голос, Греков передернулся с отвращением: Валентина. Валька. Она всегда говорит громко, почти визжит. Отвратительная особа!
Все только удивлялись, как же не похожи сестры. Младшая, Нина, сдержанная, воспитанная, застенчивая. Чуть что — заливалась краской. Слова грубого не скажет, в просьбе никому не откажет. Сама деликатность. И институт закончила. Любимое занятие — книжки читать, а как оказалось, и писать.
Старшая, Валентина, женщина яркая, наглая, крикливая. Слушает только себя, собеседника все время перебивает. Какие там книжки!
Греков сомневался, одолела ли она хоть что-нибудь, кроме букваря. Валентина неправильно ставит ударение в словах, но попробуй ты ее поправь! Отбреет так, что забудешь все уроки словесности! Насколько скромно одевалась Нина, настолько же вульгарно и вызывающе одевается Валентина. Короткие юбки, обтягивающие брюки, свитера «кислотных» цветов, которые Греков окрестил в честь известного напитка «Юппи». Волосы выбелены, губы всегда ярко накрашены. Услышав Валькин голос, Юрий Греков тут же представил, как она испачканной в муке рукой хватает телефонную трубку и визжит в нее:
— Але! А ну! Говорите!
И сыплет муку на дорогое ковровое покрытие, на полированный стол. Юрий поморщился: какая неряха! И дура набитая!
Валентина же считает себя умницей необыкновенной и все время хвастается своими подвигами и предприимчивостью. Она со скрипом окончила торговый техникум лет двадцать назад и с тех пор кочует с одной точки на другую. Без конца попадает в истории, то и дело промахивается, из каждой зарплаты у нее высчитывают недостачу. Но попробуй ты ей об этом скажи! Она упорно говорит, что кормит семью и без нее мать, отец, муж и двое детей пошли бы по миру. И он, Юрий Греков, если послушать Валентину, тоже. Хотя именно Греков не раз вытаскивал ее из переделок, попадать в которые Валька мастерица. По просьбе Нины вытаскивал, которая прощала всех и вся. А сколько сестра ей сделала гадостей! Сколько вещей перетаскала из дома «безвозмездно»! Греков невольно скрипнул зубами: ненавижу!
У Валентины есть еще одна отвратительная привычка, которая его раздражает. Эта особа не может усидеть на месте. Когда везешь Валентину в машине, она все время вертится и задает огромное количество глупых вопросов: «А когда мы приедем?», «Ой, а где поворот? А должен уже быть!», «А есть указатель? А что на нем написано?», «А когда мы приедем?»… Это невыносимо!
Вот и сейчас, Петров успел только «а» сказать, как Валька, словно из пулемета, застрочила:
— Ну наконец-то! Где вы пропадаете? У нас давно уже все готово! Салаты все сделали, колбасу нарезали, студень готов, сыр крошится, потому надо нож все время мочить, как-мне-все-надоело, солянка уже остывает, горячее томится, картошку еще ставить рано… Где вы пропадаете?
— Валя, а Анастасия Петровна…
— Маме плохо. Лежит с утра. «Скорую» вызывали, врачиха сказала давление, сделали укол, соседка сказала, что столько ждать не может, горячее томится, студень готов, колбаса в тарелках засыхает, как-мне-все-надоело, а где вы пропадаете?
Греков от смеха закусил губу. А ну, Петров, занимай круговую оборону!
— Я хотел бы с ней поговорить.
— Мама лежит, «скорую» час назад вызывали, врачиха сделала…
— Пробка на кольцевой. Мы приедем через… два часа.
— Два часа?! — взвизгнула Валентина. — Студень давно готов! Солянка остывает! Салаты! Горячее на подходе! Где вы пропадаете?! — Тра-та-та-та… — И все-таки…
Валька перевела дух. Патроны кончились, надо заправить в пулемет новую ленту. Строчи, «максим»! Твои противники падают замертво!
— Может быть, ты знаешь? Что Ни… — заикнулся Петров, воспользовавшись паузой, — …что у Нины были приступы?
— Приступы? Ах, приступы! А Юрка где? Рядом? Это он ее довел! А с чего бы она такая стала! Ночевать меня к себе потащил! Глянь, мол, что с твоей сестрой делается! Она ночью как заорет: «Лови его! Лови!» Что мне, вязать ее? Я в сиделки не нанималась. У меня муж, двое детей. Работа. Я семью кормлю. Мать с отцом тоже. Как-мне-все-надоело. Я…
— Нина ведь давала вам деньги, — перебил Петров.
— А ты откуда знаешь?
Греков представил, как на том конце провода Валька вытаращила глаза и захлопала ресницами, которые даже в такой скорбный день не забыла накрасить. Что ж, сейчас на раскаленный кожух пулемета плеснули воды, и он зашипел. Пошел пар. Разговор о деньгах был для Валентины болезненным. Греков знал про ее долги. Не знал только, что Нина их оплатила. А скорее всего, это так.
— Валя, я знаю все, — мягко сказал Володя Петров. — Но не деньги меня интересуют. Правда ли, что у Нины были галлюцинации?
— Я не знаю, как это называется, но орала она как ненормальная! — отрезала Валька.
— А мама…
— И мама так сказала: с нашей Ниночкой что-то неладно. Никогда она такая не была. Нина, конечно, в детстве много болела. Не то, что я. Вечно у нее какие-то бронхиты, гланды, сопли, ветрянка, коклюш. А мне, между прочим, все это доставалось! Я тоже не железная! Я ей пеленки меняла, я…
— Ты старше ее только на два года, и никак не могла менять Нине пеленки, — заметил Петров.
— Да? Ты намекаешь на то, что мне уже сорок…
Петров еще какое-то время отбивался от Валентины, потом не выдержал.
— Я приеду, и мы договорим, — со вздохом сказал он.
— А когда вы приедете?
— Валя, этого никто не знает, — честно сказал Петров. — На Кольцевой огромная пробка. И скажи Анастасии Петровне…
— Ага, щас! После укола! Мне одной все это надо? Сидеть с ней, уколы ставить, на стол накрывать! Мне одной все…
Петров прервал поток жалоб, дав отбой.
— Ты напрасно думаешь, что она оставит тебя в покое, — усмехнулся Юрий Греков. — Теперь все. Завелась машина. Закипела. Она так и будет тебя тюкать: «А когда приедете?»
— Я думаю, что не стоит беспокоить Анастасию Петровну, — вздохнул Володя.
— Это правильно, — согласился Юрий. — И потом, Валентина же тебе сказала, что с Ниной случались приступы, что она кричала по ночам.
— Но с чего?
— Ты же сам знаешь, она была писательницей, — усмехнулся Греков. — Значит, с того. Записалась. Если б я знал…
— То что?
— Да ничего! — Юрий с тоской посмотрел вперед, на стальной поток. — Такое ощущение, что это никогда кончится. Тоска-а… Через два часа в пробке люди начинают сходить с ума. Мы здесь уже третий час. Как же выпить хочется, а? И жара здесь! Мозги плавятся.
— Согласен.
— А почему ты куртку не снимешь? Неужели тебе не жарко?
— Нормально, — отмахнулся Петров. — И все-таки вернемся к нашим баранам.
— Слушай, Володька, а тебе не надоело?
— Это моя работа.
— Работа! Нет… Ну откуда у Нинки, то есть у Нины такая сестра? — вдруг переключился Греков на другой раздражитель: Валентину.
— Можно и по-другому сказать: откуда у Валентины такая сестра?
— Да как ни скажи, суть вещей от этого не меняется. Небо и земля. Только что готовить обе хорошо умеют. Умели. Тьфу! Опять запутался! И что со мной сегодня происходит? В общем, обе хозяйственные. Этого не отнять. А в остальном…
— Значит, ты привозил к себе на дачу Анастасию Петровну и Валентину, — задумчиво сказал Петров.
— И что?
— Ты же их терпеть не можешь. Сам рассказывал.
— Ну! Опять из пустого в порожнее! Я же тебе уже говорил, что хотел ее родню предупредить, что Нина не в себе.
— Показать ее им в таком состоянии, — заключил Володя.
— А что, должен был прятать? — разозлился вдруг Греков.
— Врачу ты ее должен был показать в первую очередь.
— Врачу-у! А у меня было время? По врачам, между прочим, она ходила, а я работал.
— Знаю я, как ты работал.
— А ну-ка… Постой… Ты на что намекаешь?
— Я вот думаю: почему ты помогал Валентине выходить из разных передряг?
— Потому что она — сестра моей жены. Нина за нее просила.
— Если бы ты любил жену, то — да, логично помогать ее родственникам. Но при том, как ты относился к Нине, при твоей ненависти к Анастасии Петровне и к Валентине — это странно. Я же тебя знаю, Юра. Ты ничего не делаешь просто так. Бескорыстно.
— И какая же, по-твоему, у меня корысть в Валентине?
Петров молчал, смотрел на дорогу. «Неужели ему не жарко? Железный он, что ли?» — подумал Юрий Греков, а вслух спросил:
— Ну? Что молчишь?
— Думаю.
— Ты просто необъективен. Из-за того, что… В общем, ты понял.
— Из-за того, что я любил твою жену? Ты это хотел сказать?
— Хотел. Ты нарочно копаешь. Из мести. Это личное. Я как следователь тебе говорю: от этого дела тебя отстранят.
— Ну хорошо. А почему ты ушел из городской прокуратуры? Почему перешел в область — с понижением, с потерей в зарплате? При твоем-то отношении к деньгам?
— Я же тебе объяснял, — стараясь держать себя в руках, сказал Юрий Греков. — На работу стало ездить неудобно. Хотел больше времени проводить с женой.
— А меня такое объяснение не удовлетворяет.
— Это почему?
— Потому что последний год ты даже в выходные с ней не оставался. Как ни зайду к вам — она одна.
— Ага! Значит, ты специально подгадывал! Муж за порог, а воздыхатель тут как тут!
— А ты не перекладывай с больной головы на здоровую.
— Еще неизвестно, чем вы там без меня занимались, — перешел в наступление Греков, помня, что нападение — лучшее средство защиты.
— Зато чем ты занимался, известно, — усмехнулся Володя.
— То есть?
— Да хватит тебе притворяться! Всем известно, что ты ей изменял!
— Что-о?
— Что слышал. У тебя были любовницы.
— Может, известны и их имена? — раздраженно сказал Греков.
— Да достаточно налево посмотреть.
Греков покосился влево. Красный «ягуар» опять притерся с боку. Она повернула голову и смотрит на него в упор. Ведьма!
— Ты что, нам свечку держал? — со злостью спросил Греков.
— А ты думаешь, Нина не знала?
— Значит, и об этом тебе моя жена рассказала! И ты еще утверждаешь, что не спал с ней! Да о таких вещах кому попало не рассказывают!
— Замолчи!
— Сам замолчи! Почему я должен слушать о том, как вы с моей женой…
Грекову показалось, что друг сейчас сорвется. Нет, он не железный. Вон как желваки заходили! Стоит его провоцировать дальше? Нет, слово, обозначающее то, чем лучший друг занимался с его женой, Греков сказать не осмелился. Довольно. Пока довольно. Непродуманная атака может захлебнуться.
— Оставим тему, — выровняв дыхание, сказал Петров. — И все-таки, почему ты ушел из городской прокуратуры?
— Ушел и ушел.
— Я знаю, что тебя тогда вызывали на коллегию.
— Что-о?!
Вот, значит, как. Петров навел справки! Но ведь это не в его компетенции! Их организации принадлежат к разным ведомствам! Старший оперуполномоченный райотдела по особо тяжким преступлениям не может заниматься служебным расследованием старшего следователя прокуратуры. На то есть соответствующие органы. А дело пахнет служебным расследованием. Юрий Греков через это уже проходил. Так откуда Петров узнал?
— Тебе интересно, откуда я узнал? — словно читая его мысли, спросил тот.
— Да, черт возьми! — И Греков рванул ворот рубашки. Еще одна пуговица оторвалась.
— А ты догадайся.
— У тебя что, друзья в прокуратуре?
— А у кого их нет? — усмехнулся Петров. — Не забывай, сколько лет я в органах работаю. Мы ж сотрудничаем!
— Это утечка информации. Они не имели права.
— А ты имел право брать взятки?
— Это не доказано.
— Доказано. Еще тогда было доказано. Да тебя просто пожалели, Юра! Отпустили в область. Думали, ты исправишься.
— Все берут.
— Нет, не все.
— Большинство.
— А ты на статистику не сваливай. И потом, сейчас не те времена. Тем, кто берет, придется отвечать. Я знаю, что ты до денег жадный.
И поверь, мне бы и в голову не пришло подозревать тебя в чем-то, если бы не…
— Если бы не…
Вновь зазвонил мобильный телефон Петрова. Юрия Грекова сегодня не беспокоили. Все знали, что он хоронит жену.
— Да, — сказал Володя в трубку. Греков прислушался.
— Что ты говоришь? Старший Петухов пустился в бега? А откуда он узнал, что в доме у родителей обыск? Ах, неизвестно! Ну, лови. Я попробую с его матерью связаться. Представь себе, по иронии судьбы она рядом — в той же пробке, что и я. Да, я дурак, ей сказал. То есть она позвонила, и… В общем, глупо получилось. Попробую убедить ее уговорить своего старшего на явку с повинной. Все равно ведь поймаем. А что Павел? Напуган? Ладно, не трогай его и не дави. Поласковей. Запутался парень. Засаду у Анатолия? Ну попробуй. На связи. Давай.
Петров дал отбой и повернулся к Юрию Грекову:
— Все слышал?
— Только тебя, — нехотя сказал тот.
— Петухов-старший пустился в бега. Думаю, что мать его предупредила. Ах, Антонина Дмитриевна! Вот так всегда! Матери хотят им, как лучше, а получается…
Петров не договорил, махнул рукой и вздохнул.
— А чего это он сорвался? — мрачно спросил Юрий Греков:
— Камешки-то они украли. Ба! Совсем забыл! — и Петров хлопнул себя по лбу. — Я же собрался эксперту звонить! Заболтались мы с тобой. Надо бы узнать, что там.
И он принялся набирать номер. Лицо у Грекова при этом стало странное, словно тень по нему промелькнула. Он вновь покосился влево, на красный «ягуар». И тут Алина повернулась и подняла голову. Из-под шляпы сверкнул насмешливый синий взгляд.
«А помнишь?..»
АвтобусКиска, обидевшись на «маленькую шлюшку», тем не менее поднесла к уху трубку и замерла. Антонина Дмитриевна стиснула зубы, чтобы не застонать от отчаяния — таким долгим показалось ожидание. Гудки все длились и длились. Бесконечно. Киска уже начала терять терпение и кусать губки, как в трубке раздался грубый мужской голос:
— Да.
— Наконец-то! — сказала Татьяна. Остальные тут же на нее зашикали.
— Толя, ты где? — пискнула Киска.
— В п… — заматерился тот. — Чего звонишь?
— Тут мама с тобой хочет поговорить.
— Чего? А вы где?
— Мы в автобусе.
— В каком на х… автобусе?
— С Нининых похорон едем.
Пауза. Анатолий напряженно о чем-то размышлял.
— Толя? — вновь пискнула Киска.
— Чего ей надо?
— Толя! — раненой птицей вскрикнула Антонина Дмитриевна и стала выхватывать трубку из Кискиных рук. — Дай сюда!
— Ой! Больно! Толя, я не виновата! — И Киска выпустила из рук аппарат.
— Толя! — торопливо заговорила Антонина Дмитриевна в трубку. — Что там у вас случилось?
— Не лезь не в свое дело, — отрезал старший сын.
— Да как же не в свое-то? Ты бы хоть брата пожалел! Ладно, мать не пожалел! Отца! Но брата-то зачем впутал? Ведь как ты с ним маленьким нянчился! Помнишь, Толя? В коляске его возил! В садик отводил! Как на рыбалку с ним ездили! Ведь ты его любишь, Пашку! Неужели для тебя нет ничего святого, Толя?
— Не капай на мозги, — мрачно сказал тот. — Да я и сам уже не рад, что Пашку втянул. Позвонил к Грековым на квартиру — хозяин там.
Ну, думаю, надо на дачу наведаться. Нет никого — пошарим на кухне, если там хозяйка, так с ней потолкуем. Хотелось по-семейному дельце обтяпать. Не делиться ни с кем. Жадность погубила.
— Да как ты мог?! Как же ты на это решился-то? А?
— Сама виновата. Все про Нинку, про деньги. Каждый день об одном и том же. Надо было молчать. А ты растрещалась, сорока!
— Что ж теперь делать-то?
— Ноги в руки и бежать. Вот что.
— Ты где сейчас, Толя?
— В машине.
— Куда ж ты едешь, сынок?
— Куда надо. Тебе скажи.
— Толя, я тебя заклинаю: вернись!
— Еще чего!
— У нас в доме обыск.
— Это я уже знаю.
— Честно скажи: спрятали чего?
— Узнаешь.
— Ты вернись, сынок, скажи, что Павла с тобой не было. Правда, есть у них какой-то свидетель, но ведь темно уже было. Скажем: обознался, мол. А мы с отцом подтвердим: на диване сидели, телевизор смотрели. Не могу я вас двоих потерять. Скажи: друг с тобой был. Не брат.
— А труп я на кого спишу?
— Какой труп? — ахнула Антонина Дмитриевна.
— Бабы, вот какой! Хозяйки!
— Толя, да ты что?! Она же… — И заведующая в испуге прикрыла ладонью рот. — Толя, она же… Вы же ее не…
— Не грузи меня, мать. Самому тошно. Все. Отбой.
— Толя! Заклинаю тебя! Толя!
В трубке раздались гудки. Антонина Дмитриевна поспешно перенабрала номер и замерла.
— Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее, — раздалось оттуда.