Он прибыл в родной город лишь час назад. Позвонил Пиле домой и, не застав ее, решил пройтись по базару. Ведь Центральный рынок всегда был ее любимым охотничьим угодьем.
Эта заматеревшая на женских зонах блатнючка слыла человеком темных кровей, запутанной биографии, но просветленной и щедрой души. Убежденная лесбиянка-«коблиха», Рита тем не менее обладала множеством несомненных достоинств: любила друзей, гостей, анашу и неразведенный спирт, люто ненавидела мусоров и их пособников, дралась не хуже отвязанного омоновца и чтила воровские понятия похлеще самого ортодоксального блатного.
Пиляева, жившая под девизом «ни дня без кражи», считалась в преступном мире золотой пацанкой. Многие побаивались эту острую на язык и невоздержанную на поступки уголовницу. По слухам, даже сам Дядя Ваня, «смотрящий» по городским рынкам, старался не конфликтовать с воровкой без особой нужды.
Зато Леху Сазонова связывала с ней долгая и крепкая дружба. Они были знакомы с детства и доверяли друг другу на все сто. Немало славных дел было провернуто Жуликом с ее помощью, немало общих дорог пройдено, и кто знал – сколько еще предстояло пройти?
Вот и теперь, вернувшись домой, беглый арестант решил обратиться за помощью именно к ней…
…Поминутно оборачиваясь, блатнючка сыпала вопросами:
– А как же… прокуратура, ксива?.. Слышь, а бородавка у тебя давно выросла? И волосы сильно посветлели… Ты же никогда не был блондином! Откуда? Ну, ты и арти-ист… Даже я тебя на рынке не выкупила! Думала – мусор, в натуре.
– Я действительно несколько изменил имидж, посетив в Марселе магазин театрального грима, – невозмутимо признался Леха. – Гримом-то я еще с детства пользоваться умею, школьный драмкружок не зря посещал. А прокурорская ксива… Я ее у одного командированного алкаша реквизировал. Там же, в Марселе, и познакомились. Считай, подфартило. Ксива сотрудника Генпрокуратуры – не только удостоверение личности, но и грозное оружие. Ты в этом только что убедилась. А оружие никогда не доверяют детям, безумцам и особенно хроническим алкоголикам.
– Значит, ты по его документам и вернулся в Россию? – догадалась Рита.
– Ну да. Хотя мог запросто задержаться еще на несколько месяцев… Но, сама понимаешь: в гостях хорошо, а дома – лучше.
– А как же… – начала было Пиля, однако Сазонов прекрасно понял ход ее мысли.
– Во Франции у меня было два пути: или переклеить фотографии на ксивах под свою «вывеску», или перебодяжить собственную «вывеску» под фотографии на ксивах. Я выбрал второй вариант. Подделка документов – это конкретный грузняк. А про театральный грим в Кодексе ничего не написано. Краска для волос, накладная прическа и брови, силиконовые пластинки в нос и под щеки и прочие корректирующие средства позволяют творить настоящие чудеса. Конечно, полного портретного сходства я не добился, но и приблизительного было вполне достаточно. А главное, у этого командированного алкаша, старшего следователя Генпрокуратуры Александра Точилина, была очень характерная деталька – бородавка на подбородке. Накладные бородавки продаются в магазинах театрального грима по десять-пятнадцать евро за штуку. Диплома об окончании театрального училища при покупке не требуется. Крепится она при помощи специального клея. Психика человека устроена так, что он сразу же обращает внимание на самую запоминающуюся деталь внешности… Пограничник на КПП, который проверял мой паспорт, только на эту бородавку и пялился. Ладно, подробности я тебе потом расскажу. И не только про ксиву. – Помолчав, Жулик спросил задумчиво: – Как там моя мама? Давно ее видела?
– Скучает без тебя тетя Шура, – ответила Рита и, вздохнув, добавила: – Ох, Леха, зря ты, конечно, вернулся. Наши мусора на тебя левый прикуп сбили, конкретный фуфляк заряжают. Такая параша про тебя в городе покатила!..
– Это неудивительно. Сотрудникам милиции всегда свойствен обвинительный уклон, работа у них такая, – невозмутимо парировал Сазонов.
Пройдя заброшенную стройку насквозь, собеседники вышли на оживленный проспект.
Леха встал на обочину и призывно поднял руку, подманивая такси. Частник из правого ряда тут же отслоился от общего потока движения, вильнул к бровке и плавно притормозил.
– На железнодорожный вокзал, – скомандовал Жулик, усаживаясь в салон. – Рита, я сейчас в камере хранения кое-что заберу. Потом сядем, поговорим… Мне очень нужна твоя помощь.
– Какой базар, Леха! Да я за тебя… в натуре любому рогомету глотку порву! Сукой буду, зуб даю, век воли не видать! – горячо заверила блатнючка, ощерив в улыбке острые прочифиренные зубы.
– Есть очень козырная тема. Поинтересней, чем барыг на рынке бомбить.
На вокзале Сазонов пробыл недолго. Нырнув в подвальчик камеры хранения, он спустя десять минут вернулся с чемоданом в левой руке и большим портфелем крокодиловой кожи – в правой.
– Давай где-нибудь спокойно и обстоятельно побеседуем, – предложил он, усаживаясь в салон. – Только, естественно, не у моей мамы. Кстати, она еще не знает, что я здесь. А звонить ей… сама понимаешь, не с руки. А вдруг телефон на прослушке?
– Ты где остановился?
– Пока нигде. Всего час как приехал. Скорее всего, заселюсь в хорошую гостиницу, как белый человек. Никому и в голову не придет меня там искать. Не забывай, Рита: я ведь тут в долговременной служебной командировке. Генпрокуратура, где я с недавних пор подвизаюсь следователем по особо важным делам в звании старшего советника юстиции, о-очень заинтересовалась некоторыми странными вещами, происходящими в нашем городе.
– А давай ко мне по быструхе заскочим, – неожиданно предложила блатнючка и, со вздохом осмотрев себя с головы до пят, пояснила: – «Кишки»-то на мне рабочие. Хорошо бы переодеться. Юбка, шерстяная кофта… С ума можно сойти по такому зною!
– А может, не надо к тебе? – задумчиво возразил Сазонов.
– Да че ты менжуешься, как зеленый пацан! Я по быстряку. На пять минут всего. Целую неделю эта жара жить не дает!
– Да уж. Потеплело, и это заметно, – согласился Жулик, поворачивая голову в сторону стайки девушек в мини-юбках, выходящих из здания вокзала. – В городе появилось много женщин с кривыми ногами.
– Ох, Леха, если ты когда-нибудь вновь запалишься, то это произойдет из-за баб, – вздохнула Пиляева и, помолчав, добавила очень серьезно: – А вообще, считай, ты уже запалился на бабе…
– Имеешь в виду девушку периода полового созревания, которая якобы от меня забеременела? – уточнил Жулик невозмутимо. – Так мне об этом известно. Именно из-за нее мне и пришлось вернуться несколько раньше, чем я рассчитывал.
– Да на хрен она тебе сдалась! – не поняла воровка; осведомленность Сазонова явно впечатлила ее. – Кочумарил бы себе во Франции!
– Родительский дом для меня слишком дорог. Как и собственная незапятнанная репутация. Впрочем, вернулся-то я не только из-за беременной барышни.
Несколько минут ехали молча. Рита сосредоточенно тянула «беломорину» и, исподтишка поглядывая на Леху, то и дело восхищенно цокала языком.
– Как там, в Марселе? – наконец спросила она.
– «В Марселе таки-ие кабаки, таки-ие там мамзели, таки-ие бардаки!» – процитировал Жулик старый блатной куплет. – Хорошо в Марселе. Шмары красивые. Лохов много.
– А как тамошние фраера живут? Небось, как в раю? Кстати, а как там погода? Такая же жара? – выдала воровка очередную порцию вопросов.
– В раю всегда самый шикарный климат, – согласился Жулик и, подумав, добавил многозначительно: – Зато в аду – самая теплая компания!
* * *Квартира Риты Пиляевой невольно воскрешала в памяти полузабытое слово «хавера». Истертый линолеум, свисающие клочья обоев, прохудившийся диван с торчащими пружинами, ржавые трубы на кухне… Эта хата не раз становилась приютом для находящихся в розыске пацанов, бежавших с «химии» бродяг и всякого неприкаянного люда. В свое время и Леха провел здесь немало дней и ночей, скрываясь от Уголовного розыска.
– Ну что – переодевайся, да поехали, – попросил Сазонов, критически осматривая огромную лужу под кухонной мойкой.
– Слышь, Леха, я по быструхе. А ты, если хочешь, кофе попей или чифирни… На полке найдешь чего хочешь.
– Кофе и чай – ворованные? – едва заметно улыбнулся Сазонов и, зайдя в ванную, сунул руки под открытый кран.
– Ха! А ты как думаешь? Вор ворует, фраер пашет! – отозвалась хозяйка старой лагерной поговоркой.
– Ну, ты и клептоманка! – оценил Жулик и тут же добавил: – В хорошем смысле этого слова, естественно.
– Знаешь, кофе и чай всегда покупать западло… Даже когда лавэ выше крыши.
– Что это у тебя? Респиратор, хлорка… – спросил Леха. – Зачем тебе хлорка?
– Для дела. «Кишки» отбеливаю.
Не успела Пиляева поставить на огонь чайник, как в дверь постучали.
– Кого это там нелегкая принесла? – вздохнула хозяйка и вразвалочку двинулась в прихожую.
– Для дела. «Кишки» отбеливаю.
Не успела Пиляева поставить на огонь чайник, как в дверь постучали.
– Кого это там нелегкая принесла? – вздохнула хозяйка и вразвалочку двинулась в прихожую.
Едва взглянув в «глазок», Рита вернулась в кухню. Даже в полутьме наглухо зашторенной квартиры было заметно, как посерело ее лицо.
– Мусора, – мрачно процедила она. – Целых две штуки.
– Говорил я тебе, не надо сюда ехать! – напомнил Жулик и, подойдя к окну, осторожно отдернул портьеру.
Внизу, у подъезда, стоял милицейский «уазик» в полной боевой раскраске. Под балконом маячил мент с короткоствольным «калашниковым».
– Приплыли… – уныло резюмировал Сазонов. – Надо было бежать сюда аж из «Сантэ», чтобы так глупо засыпаться?!.
Цепочка предшествующих событий выстраивалась в его голове со скоростью пулеметной очереди.
Было очевидно: обворованная терпила, так и не дождавшись обещанной машины из горотдела, сама ломанулась в мусорню. Горя праведным гневом, она заявила о краже. После чего, естественно, описала приметы преступницы и арестовавшего ее прокурорского сотрудника. А заодно сообщила и об «обезглавленном трупе с тридцатью пятью ножевыми ранениями, обнаруженном в горсаду». Выслушав заявительницу, оперативники сразу же сунули ей в руки розыскной альбом с портретами лучших людей города. Перепутать шестикратно судимую Маргариту Пиляеву с кем-нибудь еще было решительно невозможно.
Впрочем, визит мусоров не грозил Пиле большими неприятностями. Посадить опытную рецидивистку за мелкое базарное воровство было очень проблематично. Да и с момента кражи прошло уже минут сорок…
А вот для беглого арестанта встреча с ментами означала полный крах.
Весь рынок видел, как он, представившись сотрудником прокуратуры, скрутил воровку и потащил ее в горотдел. Перспектива быть застигнутым на квартире преступницы не сулила арестовавшему ее «старшему советнику юстиции» ничего путного.
О бегстве не стоило и мечтать: мент под балконом выглядел воплощением бдительности. Леха попал в настоящую западню, выбраться из которой не представлялось возможным.
В дверь вновь постучали – уже настойчивей.
– Гражданка Пиляева, – донеслось со стороны лестничной клетки подчеркнуто официальное. – Открывайте! Мы знаем, что вы дома.
– Леха, че делать? – лихорадочным шепотом спросила Рита.
Глаза Жулика в одночасье сделались сосредоточенными, словно у международного гроссмейстера, просчитывающего партию на десять ходов вперед.
– У тебя есть одежда поплоше да погрязнее? – спросил он.
– Вон, спецовка на вешалке и резиновые «прохоря» в углу, – деревянно кивнула хозяйка. – А зачем? Через окно хочешь уйти?! Так там же…
– Какие-нибудь слесарные инструменты есть? – резко перебил Сазонов и, схватив с полочки телефонную книгу, зашелестел страницами. – Кстати, а где у тебя аптечка?
– Инструменты за газовой плитой, аптечка на холодильнике… Аптечка у меня богатая. Я ведь разные ноксы с детства уважаю. Только зачем?
– Узнаешь… – подняв телефонную трубку, Жулик принялся накручивать диск.
А мусора уже не стучались, а ломились в двери, и хлипкие доски содрогались под нетерпеливыми ударами.
– Или сама, уголовная рожа, откроешь, или двери высадим на хрен! – бесновались правоохранители.
– Ну что, Пиля. Ровно через пять минут откроешь, – хладнокровно скомандовал Жулик, переодеваясь в грязную спецовку. – Все-таки неудобно гостей у порога держать. Даже таких. Постарайся загрузить их каким-нибудь разговором. Если спросят, почему так долго не открывала, скажешь вот что…
Глава 7
На этот старенький бордовый микроавтобус Голенков обратил внимание еще в первые дни работы. Микроавтобус появлялся в хоздворе «Золотого дракона» ежедневно, не считая выходных и праздников. За рулем сидел один и тот же водитель: пожилой мужичок с влажной лысиной и серым отечным лицом. Единственной особой приметой этого человека был небольшой треугольный шрам на подбородке.
Заезжая во двор, водитель подгонял микроавтобус к дверям служебного входа и минут двадцать выгружал из салона огромные холщовые мешки. Однажды мешок прохудился, и на асфальт выкатился массивный пластмассовый цилиндр загадочного свойства и непонятного назначения. Обладатель шрама испуганно оглянулся по сторонам и поспешно сунул цилиндр в мешок. Эдик, случившийся неподалеку, сделал вид, что ничего не заметил.
За дверью служебного входа начинались две лестницы. Первая, всего в пять ступенек, поднималась на ресторанную кухню. Второй пролет – длинный, узкий и темный – вел в глубокий подвал, перегороженный поперечной решеткой. Именно по этой лестнице водитель микроавтобуса и таскал свои мешки. Сгруппировав их перед решеткой, он поднимался во двор, несколько минут беседовал с Нгуеном, получал от него какие-то деньги, после чего уезжал. А уж вьетнамец сам перетаскивал мешки по ту сторону решетки.
В подвале, бывшем бомбоубежище, хранилось разное ресторанное барахло. Пластиковые столики с матерчатыми грибками, которые выставляли на улице, старые холодильные установки, коробки с некомплектной посудой… Весь этот хлам, кое-как сваленный вдоль стены, отлично просматривался сквозь ржавые прутья. А вот холщовых мешков там почему-то не наблюдалось. Оказавшись по ту сторону решетки, они исчезали совершенно непостижимым образом.
Ключи от подвала были лишь у Нгуена. Ни официантки, ни метрдотель, ни даже толстый кореец Ким, ресторанный шеф-повар с типично прохиндейской физиономией, не имели права доступа в подземелье. Впрочем, никто из них особо туда и не стремился.
Загадочный микроавтобус и невесть куда исчезающие мешки не могли не заинтриговать бывшего оперативника. Записав номер машины, Эдик связался со старым приятелем из ГИБДД. Как выяснилось, микроавтобус принадлежал какому-то Валерию Николаевичу Бекетову, начальнику режимной части местного Радиозавода. Стало быть, странные цилиндры имели некое отношение к промышленной электронике. Однако интерес владельца общепитовской точки к продукции оборонного предприятия не поддавался логическому осмыслению.
И тут Эдуард Иванович впервые спросил себя: а нету ли связи между регулярными появлениями радиозаводского микроавтобуса и несметными богатствами Нгуена?!
Ответить на вопрос можно было лишь одним путем: проникнув в бомбоубежище.
Вскоре такой случай представился. Произошло это абсолютно случайно.
В конце мая Нгуен неожиданно засобирался в Ханой: скоропостижно скончался кто-то из его близких родственников, и присутствие на похоронах всей семьи было обязательным. Незадолго до отъезда вьетнамец затребовал квартальную отчетность. Явившись в хозяйский кабинет поутру, Голенков выложил перед работодателем папки с финансовыми документами и деловито посыпал цифрами.
Как и обычно, Нгуен Ван Хюэ слушал говорившего очень внимательно, ни разу не перебив. Его лицо с приклеенной полуулыбкой выглядело непроницаемо, словно маска. Несмотря на жару, король городского общепита сидел за столом в строгом офисном костюме. Этот азиат вообще не признавал никакой другой одежды – видимо, считая, что консервативный облик делает его европейцем.
Поводя узенькими плечиками, Нгуен то и дело промакивал лоб салфеткой. Кондиционер, как назло, не работал. Спустя четверть часа истекающий потом вьетнамец наконец расслабил узел галстука, снял пиджак и повесил его на спинку стула. В боковом кармане звякнуло что-то металлическое, и бывший мент безошибочно определил, что это ключи.
Неожиданно в кабинет постучали.
– Нгуен Иванович, извините за беспокойство, – шеф-повар Ким осторожно просунул голову в дверной проем, – там холодильная камера вновь потекла. Продукты протухли. Посмотрите, куда их можно употребить.
Хозяин «Золотого дракона» отсутствовал в кабинете не больше пяти минут. Когда он вернулся, Голенков по-прежнему сидел за столом, задумчиво шелестя бумагами…
Вьетнамец и представить не мог, сколь коварным человеком оказался новый директор. Едва за Нгуеном захлопнулась дверь, бывший опер сразу же вытащил из кармана его пиджака бренчащую связку. Сделать мгновенные оттиски ключей было несложно: в хозяйском холодильнике хранились брикеты сливочного масла, вполне подходящие для этих целей. Вынести масло из кабинета не составляло большого труда. И уже на следующий день Эдуард Иванович располагал дубликатами ключей ото всех хозяйских запоров.
Через два дня Нгуен, толстая Хьен и все узкоглазое семейство наконец-то отправились в далекий Индокитай.
– Эдика, месяца будеся в естояне за гьявного, – с уже привычным для Голенкова акцентом напутствовал хозяин; во вьетнамском языке нет буквы «р», и потому речь азиата была логопедически ущербной.
– Не волнуйтесь, Нгуен Иванович, – успокоил директор, с трудом сдерживая улыбку.