— Она занята, детка, — мягко объяснял Алекс, с замиранием сердца слушая голосок девочки. — И папа тоже пока занят. Но скоро мы приедем, я обещаю тебе.
Эти разговоры оставляли двойственное ощущение — вроде как на душе становилось легче, но в то же время он начинал остро чувствовать свое одиночество. Хотелось тепла, домашнего уюта, сонно сопящей на коленях Маргоши, накручивающей на палец непослушную прядку волос у левого виска. Странно, но такая же прядь была и у Марго-старшей — только совершенно седая. По его вине…
«Ничего, сделаю то, что должен, и уеду».
* * *Мэри с показным увлечением собирала свои вещи в чемодан. На самом деле ей было абсолютно безразлично, что сбрасывать в распятое чрево огромного кожаного монстра — она прекрасно знала, что ничего ей не пригодится. Но приходилось поддерживать легенду и соблюдать осторожность.
— Ты не берешь красное платье? — удивленно поинтересовался Костя, полулежавший на кровати в спальне и расслабленно наблюдавший за сборами жены.
— Зачем? — Мэри только что решительно задвинула красное вечернее платье с глубоким декольте подальше в шкаф.
— Я хотел бы появиться с тобой в опере, например. Ты не можешь пойти туда в джинсах.
Разумеется, она не собиралась в оперу в джинсах — она вообще туда не собиралась. Сразу по приезде в отель Мэри планировала воспользоваться тем, что Костя плохо переносил перелеты и принимал пару таблеток снотворного, запивая коньяком, чтобы снять стресс и поспать. Именно в этом промежутке она и рассчитывала улизнуть. Другого шанса у нее не будет, потому что Костя не выпустит из виду ни на секунду, не отдаст паспорт, а телефона у нее и так нет. Нужно сразу, сразу — как бы она ни устала с дороги, как бы ни клонило ее, отвратительно переносившую любые переезды, в сон. Нужно собрать всю волю в кулак, напрячься — и уйти. Только так она сможет спасти себя.
Спорить по поводу красного платья Мэри не стала, послушно вытащила и уложила в чемодан. «Можешь потом сам его в оперу нацепить — вдруг тебе пойдет?», — подумала злорадно.
Костя не замечал опасного блеска в глазах жены, ее лихорадочного румянца, как не заметил и прикушенную до боли губу в попытке скрыть радость в тот момент, когда пару дней назад небрежно кинул на клавиатуру ее ноутбука два билета до Цюриха.
— Я умею платить по счетам. И возвращать долги — тоже, — сказал он ей тогда, обнимая за плечи и заглядывая в лицо.
Мэри опустила глаза и пробормотала:
— Ты всегда умел держать слово, Костя.
Он улыбнулся самодовольно и ушел переодеваться, а она едва не завизжала в голос — все пока шло именно так, как ей было нужно, так, как она рассчитывала. Мэри очень жалела, что не может поделиться радостью с Марго — никакой связи не было.
— Ничего, скоро увидимся — вот и наговоримся, — убеждала она себя, стараясь не плакать. Отсутствие рядом Марго, пожалуй, было единственным, что искренне огорчало Мэри. Все можно пережить — даже затворничество, но потерю человека, заменившего родню и всех знакомых, — нет. Даже для такой независимой и своенравной девушки, как Мэри, это оказалось непосильным.
* * *Алекс лениво потягивал кофе в небольшой кофейне напротив офиса фирмы Кавалерьянца. Он сидел здесь уже пару часов, успел съесть что-то похожее на мясной штрудель, выкурить полпачки сигарет и выпить три чашки крепкого кофе. «Мерседес» Кости намертво застрял на парковке, словно не собирался покидать отвоеванную территорию. Алекс оценил обстановку и понял — торчать здесь можно до вечера, а привлекать внимание не стоит, потому счел за благо расплатиться и выйти. Ноги понесли его вдоль по улице, под нависавшими на узкий тротуар балконами. Практически под каждой квартирой в этом районе была расположена небольшая лавочка, торгующая чем угодно — от восхитительных пирожных до дорогих ювелирных украшений. По какому-то наитию Алекс остановился у одной из них и вошел. В полутемном помещении его поразили ярко освещенные небольшие витрины, в которых красовались броши, кулоны, чармы, браслеты и прочие милые безделушки. Присмотревшись, он с удивлением понял, что добрая часть этих вещиц — настоящая антикварная ценность. Эмалевые кулоны, тяжелые серьги из темной бронзы, подвески с голубыми и зелеными кабошонами — все это хранило в себе память. Такие вещи всегда притягивали его, заинтересовывали. Алекс перевел взгляд на самую дальнюю витринку в углу, и сердце его глухо бухнуло. На черной бархатной подушке прямо под небольшим светильником лежала овальная черная камея в серебряном обрамлении. На выпуклую поверхность был нанесен строгий женский профиль…
Алекс почувствовал, как стали влажными руки, как дрогнули пальцы, потянувшись к внутреннему карману пиджака — туда, где лежал бумажник. Он даже не взглянул на цену — в тот момент это его совершенно не интересовало, это была та самая камея, которую он так часто видел во сне. Что значили деньги в сравнении с этим ощущением…
Приняв от пожилого продавца бархатную коробочку с упакованной камеей, Алекс покинул лавочку и направился назад, к месту «дислокации объекта». Заходить в прежнее кафе он не рискнул, выбрал небольшой рыбный ресторанчик наискосок. Там как раз оказался стол у самого окна с прекрасным обзором и горшками фиалок на низком широком подоконнике.
Заказав форель, он вынул коробочку и открыл. «Конец девятнадцатого века, ручная работа, — зазвучал в голове чуть дребезжащий голос старичка-антиквара. — Она попала ко мне из Франции. Говорят, эта вещь принадлежала какой-то русской княгине, вынужденной танцевать в кафе-шантане и умершей в эмиграции».
Алекс печально усмехнулся — как все схоже… танцы, эмиграция, смерть… бедная Мэри…
Ему вдруг мучительно захотелось сесть за рояль — до зуда, до ломоты в пальцах. Сесть и играть Шопена, которого так любила слушать Мэри, хотя вслух никогда не признавалась. Она просто замирала в кресле, вытягивалась в струну — казалось, тронь ее — и она сама издаст какие-то ноты. Бледное лицо девушки в такие минуты становилось строгим и удивительно тонким, как дорогой чайный фарфор, на полуоткрытых губах появлялась задумчивая легкая улыбка. Надо же — он успевал, оказывается, краем глаза заметить эти мелочи, хотя ему казалось, что музыка поглощала полностью…
Разумеется, рояля под рукой не было. Алекс вздохнул, погладил пальцем выпуклый профиль на камее и убрал коробочку в карман. К чему он совершил такую безумную покупку и что собирался делать с ней, он не думал.
«Положу в сейф, пусть будет как память».
* * *— У меня уже пару дней такое чувство, будто за мной кто-то наблюдает, — Костя отбросил ручку, развалился в большом офисном кресле и вопросительно уставился на Вагифа — начальника своей охраны.
Тот только пожал плечами — никакой слежки парни не заметили, а если бы и заметили, так аккуратно убрали бы — и все. Определенно, хозяин начинал скатываться в паранойю. То ему казалось, что звонит мобильный, и он хватал трубку и потом долго таращился в темный дисплей, то вдруг стал уверять всех, что в офисе установлена «прослушка», и специалист копался в проводке, возился с какими-то сложными устройствами для обнаружения «жучков» почти два дня. Теперь, значит, слежка. Точно говорят, что большие деньги лишают разума.
— Если бы что-то было, я бы знал и принял меры.
— Не-ет, Вагиф! — вдруг подавшись вперед, заговорил Костя с каким-то даже азартом. — За мной ходит кто-то такой, что вам не по зубам. Мне иногда кажется, что я однажды остановлюсь сказать время прохожему, а меня — вжик по горлу — и поминай, как звали.
«Ну что за бред, а? — раздраженно подумал Вагиф. — Можно подумать, он когда-то останавливался, чтобы время сказать, ага — альтруист нашелся! Для него все люди — мусор, грязь, так и смотрит, как бы ботинки свои лаковые не обляпать».
Вслух он благоразумно сообщил, что охрана проверит все и всех, постарается ликвидировать возможный «хвост», однако в глубине души Вагиф был уверен в том, что это все очередные бредни и блажь хозяина. Занялся бы лучше женой — такая девка под боком, а он…
* * *Алекс вошел в номер. Почти сразу же позвонила Марго.
— Если ты снова будешь проситься в Москву, давай прощаться, — устало сказал он, не потрудившись даже поздороваться. — Я мечтал лечь и уснуть.
— Я не собираюсь проситься, — он даже улыбнулся слегка, представив выражение ее лица в этот момент — немного надменное, без тени улыбки. — Мне предложили работу, я должна поехать, иначе упущу прекрасный шанс и заманчивый пост в крупной компании. Так что скажи своему Айвану, чтобы вернул паспорт.
Алекс вспылил:
— Что?! Работу?! Кто тебе позволил заходить в Интернет?
Однако Марго не испугалась, не уступила, повела себя совсем так, как тогда, в Москве, когда он запретил ей ехать в Сибирь, чтобы забрать к себе Мэри с переломанными ногами.
— А кто ты мне, чтобы запретить? Кто? Муж, любовник, отец? Ах, нет?! Тогда не лезь и скажи, чтобы вернули паспорт — иначе я задушу этого твоего охранника и уеду — ты меня знаешь!
Он ее знал, это правда. Если Марго вдруг упиралась по какому-то поводу, то в дело шло все — от угроз до лести, от разумных уговоров до совершенно бессмысленных поступков. Алексу не было жаль Айвана, которого он почти не знал — да и вряд ли Марго решится, — но портить отношения снова не хотелось, потому что ведь все равно влипнет во что-нибудь, и ему же придется ее выручать. Пусть едет, нужно только Джефу позвонить, предупредить, чтобы присмотрел.
* * *«Дождь скрывает боль»…
Мэри стояла босиком на мокрых плитках открытой террасы, совершенно не замечая, что дождевая вода уже капает с подола ее халата, а волосы превратились в сплошную слипшуюся массу. Она впитывала первый дождь всем телом и чувствовала, как становится легче. «Дождь скрывает боль»… Когда Мэри думала об этом, сердце ее переставало противно и надрывно ныть. Незаживающая рана по имени «Алекс» становилась все меньше. Мэри знала, что этим кончится — она сильная, она сумеет побороть в себе это чувство, сумеет победить себя и не потерять единственную подругу из-за мужчины. Никакие слова Марго не убеждали ее в том, что между ней и Алексом ничего нет и не может быть. Мэри видела подругу насквозь и прекрасно знала — если бы Алекс предложил, Марго не отказалась бы. Но он по какой-то причине не делал больше попыток сблизиться с бывшей женой. Мэри подозревала, что это из-за того ночного случая в Цюрихе, когда Алекс, решив сделать сюрприз, уехал за тюльпанами, а Марго, не найдя его в спальне, вспылила и рванула к любовнику. Утром Алекс сказал ей только одну фразу — «ты сама убила все». Марго поняла — это конец, она постаралась и Мэри убедить в этом, однако та никак не желала верить — видела несчастные глаза подруги.
«Чертов Призрак — ну, сколько еще ты будешь нас преследовать? — думала Мэри, наслаждаясь холодным дождем и сладковатым запахом свежести. — Хотя… я несправедлива. Ты столько раз вытаскивал нас обеих из разных неприятностей… Я и жива-то благодаря тебе — так что, возможно, напрасно обвиняю сейчас. Сама виновата — ведь для тебя вполне очевидна моя любовь, а я… Прости — ну, не могу, не могу! Я не вынесу несчастных глаз Марго…»
— Маша, где ты? — громкий голос мужа заставил Мэри поежиться и моментально ощутить и влагу халата, и ледяной уже пол террасы под ногами. А ведь секунду назад все было так хорошо…
— Я здесь, — стараясь придать голосу спокойный тон и хотя бы подобие приветливости, откликнулась она.
Штора на двери отодвинулась, и на террасе возник Костя в халате:
— Ты сошла с ума! Дождь, а ты босиком! — Он подхватил ее на руки и унес в комнату, уложил в постель, стянув мокрый халат, и укутал одеялом. — Ты заболеешь, Маша, разве можно? Накануне поездки! О чем ты думаешь?
Зацокав по привычке языком, Костя отправился в полуподвальную кухню варить глинтвейн. Такая заботливость раздражала — Мэри во всем чувствовала фальшь, и никакие старания Кости убедить ее в обратном не действовали. Она знала — нужно суметь убежать, нужно спасаться. Костя, как истинно восточный человек, ни за что не оставит неотомщенной гибель брата, хоть и не уверен на все сто, что жена причастна. Да и книга… Наверное, она поступила опрометчиво, ослепнув в своем желании отомстить за гибель человека, которого видела два раза, не отдавая себе отчета в том, что можно писать, а что нет. Но в тот момент, когда Костя поднял пистолет и хладнокровно выстрелил в безоружного Германа на ее глазах, Мэри утратила способность соображать здраво. В сущности, она винила себя за многие смерти, за гибель людей от рук ее сумасшедшего садиста-мужа, а потому книга оказалась тем единственным, что она могла сделать. Ей, правда, иногда приходила мысль убить Костю, но всякий раз Мэри останавливалась, понимая — нет, не сможет. Это только в боевиках все запросто — пиф-паф, гора трупов, герой отряхнул невидимую пылинку с рукава и пошел дальше, а в жизни… Нет, чтобы убить, нужно обладать «психотипом убийцы». Как Алекс…
Ее мысли скользнули на накатанную тропинку. Алекс. Опасность, исходившая от этого человека, одновременно пугала и притягивала — хотелось узнать, какой он, если подкараулить без вечной брони из иронии и жестокости. Мэри казалось, что только в музыке Алекс становился тем, кем был на самом деле, только музыка делала его настоящим. В такие моменты она боялась даже дышать, чтобы не разрушить удивительного слияния жестокого человека и классической мелодии, которая словно подсвечивала его изнутри, заставляя уходить в тень наносное, оставляя душу обнаженной.
Такой Алекс, открывшийся ей случайно, увлекал куда больше привычного. С ним она могла бы быть вместе, в этом Мэри почти не сомневалась. Но, к сожалению, музыка обрывалась, и возвращался прежний Алекс — холодный, расчетливый, жестокий и властный. Такого Мэри не хотела.
Приготовленный мужем глинтвейн не принес ни облегчения, ни даже ощущения тепла изнутри. Хотелось отвернуться к стене и уснуть — а нужно было, сцепив зубы, выслушивать Костины планы на отдых, которым, Мэри это четко знала, сбыться не суждено.
* * *Алекс едва не проспал тот момент, когда нужно выйти из отеля и сесть в машину, чтобы на перекрестке поймать «Мерседес» Кавалерьянца и «проводить» до офиса. Наскоро приняв душ и даже не успев выпить кофе, он вылетел из номера и побежал по лестнице вниз, направляясь в сторону парковки автомобилей.
К его удивлению, машина Кости на перекрестке ему не попалась, хотя, если судить по часам, Алекс не опоздал. «Странно. Что это с нашим красавцем, уж не прихворнул ли?». Подумав пару секунд, Алекс решительно развернул машину по направлению к дому Кости. Он въехал на узкую улицу именно в тот момент, когда из распахнутых ворот показался черный «Мерседес» с двумя пассажирами на заднем сиденье. Следом — еще один, в котором сидели еще трое.
— Куда это мы направились? — пробормотал Алекс, прижимаясь к обочине и резко наклоняясь вниз, будто уронил что-то. — Посмотрим…
Отстав на приличное расстояние, он проводил машины до железнодорожного вокзала, припарковался в другом углу и аккуратно проследовал за Костей. В его «свите» разглядел женщину в узких джинсах, короткой кожанке и небрежно повязанном вокруг головы шарфе. Она шла рядом с Кавалерьянцем, тот по-хозяйски держал ее за руку.
— Понятно. Двойник наш… — Алекс чуть скривился при слове «наш», но потом решил не заострять свое внимание на мелочах. — Куда же мы едем все-таки?
Он постарался приблизиться к охране на максимально возможное расстояние, чтобы слышать хотя бы обрывки разговоров. И четко различил слово «Цюрих», произнесенное самим Костей.
«О-па… В Швейцарию наладился, значит. Это мне на руку».
Алекс рванул к кассе за билетом до Барселоны и успел вовремя — как раз в тот момент, когда он направился к своему вагону, Костя со спутницей тоже поднимались на подножку. Женщина вдруг сняла черные очки и повернулась к охране, что-то говоря. Алекс взглянул на нее и обомлел — Мэри. Но он тут же отогнал от себя эту мысль — Мэри мертва, а эту девицу он уже видел однажды и тоже сперва принял за Мэри. Нет, это не она.
* * *До самого Цюриха Алекс старался не терять из виду Костю и его спутницу. В самолете они оказались в одном салоне, однако Алекс попросил стюардессу посадить его на последний ряд. Пассажиров в бизнес-классе оказалось изрядно, все места были заняты, и Алекс облегченно выдохнул — можно не волноваться ни о чем, расслабиться и чуть-чуть подремать.
В Цюрихе Костю встречали — машина с логотипом крупного отеля. Он помог женщине сесть назад, сам забрался на переднее сиденье, и они отбыли. Во всяком случае, теперь Алекс твердо знал, где искать «клиента». Разумеется, убрать его здесь, в Швейцарии, пока Кавалерьянц без охраны, проще простого и, более того, предпочтительно. Алекс уже склонялся к тому, что сделает это на днях — потому что уже нет сил мучить себя. Сделать — и забыть, уехать к Марго-младшей, гулять с ней в парке, кормить уток, вечерами сидеть вдвоем за роялем — словом, просто пожить в мире и покое с той единственной женщиной, которая любит его просто за то, что он есть. С дочерью.
* * *Мэри дрожала, как в ознобе. Еще на вокзале в Бильбао она почувствовала на себе пристальный взгляд, повернулась пару раз. В какой-то момент ей показалось, что она увидела ЕГО. Алекса. «Нет, не может быть, — отмела она эту мысль. — Что ему делать здесь? Я просто настолько хочу его увидеть, что он мерещится мне в каждом встречном. Или это он мне так мозги промыл?»
Но потом, в аэропорту Барселоны, Мэри опять почувствовала взгляд, и это ощущение не отпускало до того момента, как они поднялись на борт самолета и заняли свои места.