Айван услышал звук захлопнутой крышки мобильного телефона, потом скрип кровати и рыдания. «Значит, отказал», — понял он и, вздохнув, пошел вниз, к телевизору.
* * *Алекс с трудом дотянулся до тумбочки и положил мобильный. Грудь болела невыносимо, да и плечо, простреленное совсем недавно, тоже напоминало о себе. А тут еще Марго со своей истерикой. Снова нужно врать и выкручиваться, придумывать что-то. Фраза про больницу вырвалась случайно, он не собирался говорить этого, но не сдержался. И Мэри… Да, вот это, пожалуй, самое кошмарное — вопросы о Мэри, когда он знает, что она мертва, а перед Марго приходится разыгрывать фарс с женитьбой. Почему, зачем он тогда сказал это? Надо было все-таки правду — ну, порыдала бы и успокоилась, что ей в этой чертовой Мэри? Не близкая родня, в конце концов. Но что-то, меж тем, сдерживало Алекса, не давало ему расслабиться и вывалить Марго информацию о смерти подруги. Возможно, это было как бы по инерции — желание уберечь ее от негативных эмоций, от слез, от душевной боли. А возможно, он и сам еще не до конца верил в то, что Мэри больше нет.
Просьба Марго о поездке в Россию рассердила его. Он ведь ясно дал понять — там опасно, люди Кавалерьянца не успокоятся, пока не уберут Марго с дороги. Да и сам Костя — «код красный» на языке профессиональных телохранителей. Он совсем не так прост и не так открыт, каким пытается казаться. И этот его финт с подставной Мэри тоже неспроста, и он, Алекс, до сих пор не смог понять, в чем идея. А потому Марго лучше вообще пока не соваться в Россию. Да, понятно — отец болен. Но даже это не может стать причиной, по которой Алекс мог бы потерять Марго.
* * *Жизнь Мэри превратилась в одно сплошное ожидание. Костя обмолвился о поездке в Швейцарию и, кажется, забыл об этом. Мэри же, продумав план бегства до мелочей, теперь затаилась и ждала того дня, когда сможет начать реализовывать его. Однако муж молчал. Он занимался своими делами, каждое утро уезжал в офис, возвращался ближе к ночи и почти сразу тащил Мэри в спальню. Близость с ним казалась каторгой — уже давно Мэри не испытывала ничего, кроме отвращения и ненависти. Когда все заканчивалось, она опрометью неслась в душ и стояла под водой, с остервенением сдирая с себя кожу жесткой губкой. В такие моменты она позволяла себе расслабиться и поплакать, вспоминая многочисленные отказы Алексу. Сейчас Мэри жалела об этом как о самой жестокой ошибке в жизни. Только раз он, разозлившись, взял ее почти силой, один-единственный раз, — и это было намного нежнее и наполнено каким-то только им двоим понятным смыслом, чем то, что происходило по ночам между ней и мужем.
Однажды Костя, скучая вечером, достал колоду карт, и у Мэри вдруг мелькнула мысль. Она довольно неплохо научилась шулерскому искусству, живя с Костей, но никогда не пробовала играть с ним даже на банальный щелчок по лбу. Еще Артур, покойный брат Кости, предупреждал ее, что для него игра — не шутка, не забава, а бизнес, дело, которому он отдается слепо и в котором не знает пощады. Но сегодня Мэри решилась.
— Ты не хочешь сыграть со мной?
Костя от удивления слегка приоткрыл рот, но быстро взял себя в руки и прищурился:
— Женщине не место за карточным столом.
— Костя… я не прошусь за стол. Я просто прошу тебя сыграть со мной один раз.
— Я не пойму — ты чего хочешь?
— Игры, — улыбнулась Мэри.
— Игры?! — Костя рассвирепел окончательно. — Хорошо. Получишь. Но имей в виду — Костя Кавалерьянц на интерес не играет. Я хочу реальную ставку.
— Деньги?
Он расхохотался:
— Деньги? Ты? Мне?
— А что? — вполне серьезно спросила Мэри. — У меня осталось кое-что.
— Ну ты и дура, Мария… Мне не нужны твои деньги. Мы сделаем вот что. Если вдруг по какой-то нелепой случайности ты выиграешь, то… — Он на секунду задумался, и Мэри тут же вклинилась с предложением:
— То мы с тобой полетим в Швейцарию на следующей неделе.
Костя удивленно посмотрел на нее — оказалось, он уже забыл о своем обещании. Но в словах и в просьбе Мэри он не обнаружил подвоха, а потому легко согласился:
— Хорошо. А уж если выиграю я… — Его глаза засветились от предвкушения. — Ты будешь исполнять любую мою прихоть. И не спорь! — Он приложил палец к ее губам, и Мэри сдержала рвавшийся из груди возглас «нет!».
Ей не оставалось ничего, как напрячь память и вспомнить все приемы, которым она вольно или невольно научилась у Кости и Артура. Потому что фраза «все мои прихоти» не несла в себе ничего приятного. Косте ничего не стоило выдумать что-нибудь этакое, а карточный долг для него всегда был делом чести.
Костя достал из сейфа другую колоду карт, однако Мэри покачала головой:
— Так не пойдет. Ты уже сразу настроился обмануть меня? Не забывай, что я все-таки твоя жена.
Костя рассмеялся и небрежно бросил крапленую колоду на стол:
— Сдаюсь! Сила привычки, дорогая, сила привычки.
Для непосвященного эта колода ничем не отличалась от обычной, была упакована и нетронута с виду. Однако Мэри, прожившая с этим человеком несколько лет, отлично знала — упаковка была вскрыта, и на карты нанесена специальная маркировка — крап.
— У нас в доме что — ни единой «чистой» колоды? — насмешливо поинтересовалась Мэри, прикуривая очередную сигарету.
Лицо Кости стало растерянным — действительно, он по инерции уже метил все колоды, что покупались «для работы». Мэри насладилась этим зрелищем еще пару минут и посоветовала:
— Ну, отправь своего любимчика Гошу куда-нибудь.
Муж подозрительно посмотрел на нее:
— Не пойму я тебя, Маша. То смотришь зверем — того и гляди, в горло зубами вцепишься, а то сама общения ищешь. Задумала что-то?
— Глупости, — невинно похлопала ресницами Мэри и выпустила колечко дыма, проводив его долгим взглядом. — Вечно ты недоволен.
Костя немного расслабился и улыбнулся:
— Да, ты права. Постоянно какая-то ерунда в голову лезет, прямо спать иной раз не могу.
«А это, сволочь, к тебе являются те, с кем ты расправился за свою жизнь. И мало, кстати — надо, чтобы еще просыпался в холодном поту и с диким ревом», — зло подумала Мэри, не переставая, однако, улыбаться.
Костя позвонил Гоше и отправил его в супермаркет, а сам налил коньяк в две широкие рюмки и протянул одну Мэри:
— Выпить с тобой хочу за то, чтобы у нас все наладилось. За семью, за будущих детей.
С огромным трудом Мэри удалось не расхохотаться и не заявить, что она лучше нырнет с вышки в пустой бассейн и сломает шею, чем станет рожать детей от человека, которого глубоко презирает и ненавидит. Она и так чувствовала себя уличной путанкой, вынужденной спать с отвратительным клиентом.
Она залпом опрокинула коньяк, поморщилась, передернула плечами. Мозг лихорадочно искал подходящий к случаю фокус, которым в немалом количестве обучил ее на досуге скучавший Артур. Разумеется, Костя не знал об этом, а плюс к тому — Мэри уже обезопасила себя от мошенничества с его стороны, заявив, что он должен быть хоть немного снисходителен к ней — все-таки женщина, жена, да и игра скорее на интерес. Как уважающий себя мужчина, Костя не мог в этой ситуации вести себя иначе. Так что у Мэри, при должной ловкости пальцев, вполне был шанс…
Когда Гоша привез новую колоду, Мэри, дождавшись, пока охранник выйдет, решительно приказала:
— Раздевайся!
— Что? — не сразу понял Костя, куривший у окна, и едва не выронил сигарету.
— Раздевайся, говорю. Я прекрасно знаю, что у тебя любая одежда превращена в «рабочую», в том числе и домашний халат. И в рукаве у тебя «мешок» — сто процентов.
Костя расхохотался, откинув назад голову, и Мэри вдруг поймала себя на том, что вот сейчас бы отлично по горлу бритвой — вжик…
— А ты у меня совсем не дура, дорогая, — отсмеявшись, констатировал Костя и начал развязывать витой шнур, служивший халату поясом. — И ведь права абсолютно — вот он, «мешок»-то. — Он вывернул левый рукав и продемонстрировал Мэри пришитый к внутренней стороне кармашек, в который в случае необходимости можно было сбросить лишние карты, либо заранее заложить туда колоду.
Бросив халат на диван, Костя пошел к столику, однако Мэри была другого мнения:
— Стоп. А остальное?
— Ты что же — догола меня решила раздеть? — изумился он, и Мэри не удержалась:
— А тебе есть чего стесняться?
Этого Костя, обладавший хорошей фигурой и весьма внушительным мужским достоинством, перенести не мог. С каким-то утробным рыком он сорвал плавки и повернулся к жене, невозмутимо курившей в своем кресле:
— Так устраивает?!
— Вполне, — заверила она, придвигая к себе пепельницу и укрепляя сигарету в углублении. — Так что, играем в «очко» — один раз?
— Зря я высказался по поводу твоего ума, Маша, — презрительно процедил Костя. — Была бы умнее — не стала бы в «очко», хоть в «дурака» попросила бы.
— А тебе есть чего стесняться?
Этого Костя, обладавший хорошей фигурой и весьма внушительным мужским достоинством, перенести не мог. С каким-то утробным рыком он сорвал плавки и повернулся к жене, невозмутимо курившей в своем кресле:
— Так устраивает?!
— Вполне, — заверила она, придвигая к себе пепельницу и укрепляя сигарету в углублении. — Так что, играем в «очко» — один раз?
— Зря я высказался по поводу твоего ума, Маша, — презрительно процедил Костя. — Была бы умнее — не стала бы в «очко», хоть в «дурака» попросила бы.
— Мы что — на заднем дворе школы на переменке, чтобы в «дурачка» метать? — удивилась Мэри. — Я думала, что ты серьезный игрок. Ты мне еще «верю — не верю» предложи.
— Ну, ты сама хотела. Даже уступлю тебе — сдавай.
Костя откинулся в кресле, лениво закурил и даже не стал смотреть на то, как Мэри ногтем вскрывает упаковку колоды и начинает перетасовывать карты. Этому фокусу Артур научил ее одним из первых, говоря, что момент сдачи весьма благоприятен для мошенничества. Мэри старательно вспоминала уроки деверя. Внешне тасовка ничем не отличалась от нормальной. Колода в правой руке рубашкой вверх, движение идет сверху вниз. Мэри направила широкую сторону колоды к полу, большой палец расположила на ближней к себе узкой стороне, а указательный и средний — на короткой дальней. Сверху в пустую левую руку сбросила несколько «нужных» карт, помогая себе большим пальцем левой руки, провела колодой вперед, левее тех, что уже лежали в левой руке. Воровато оглянувшись и поняв, что Костя вообще не следит за ней, Мэри перехватила правой рукой стопку карт из левой руки, провела рукой вверх, одновременно сбросив часть карт сверху колоды. Средним и большим пальцем она контролировала расстояние между этими снятыми картами и остальной колодой. Настоящий верх колоды Мэри спрятала позади этого промежутка и продолжила нормальную тасовку. Эта часть карт оказалась самой последней и легла наверх колоды слева. Все действия выглядели абсолютно естественно, однако если бы Костя чуть внимательнее отнесся к манипуляциям жены, он сразу уловил бы фокус. Но этого не произошло. С замиранием сердца Мэри сдала карты. Костя чуть скривился, взял еще. Лицо его приняло довольное выражение — он даже не считал нужным скрыть то, насколько низко оценивает умственные возможности жены.
— Себе, — бросил он лениво.
Мэри начала выкладывать карты перед собой — как у Пушкина в «Пиковой даме» на полированную поверхность столика выпали тройка треф, семерка червей и туз пик. Мэри перевела дыхание — все удалось. Костя сперва побледнел, потом пошел пятнами:
— Не может быть! Так не может быть, это просто фарт, везение! Давай переиграем!
— Не роняй себя, — ухмыльнулась Мэри. — Открывайся.
Костя с размаху швырнул на стол свои карты — двадцать.
— Я выиграла, — констатировала Мэри, чувствуя, как по спине от напряжения течет струйка пота.
Костя с трудом заставил себя успокоиться и делано засмеялся:
— Можешь гордиться — ты сделала в «очко» самого Костю Кавалерьянца. Я человек слова. Проиграл — рассчитайся. Закончу дела — и полетим в Швейцарию. Ты подлечишься, я отдохну, сменим обстановку.
Он подхватил свои вещи и вышел из кабинета. Мэри же явственно ощутила, как трясутся руки и ноги…
* * *Алекс решил, что с него хватит больничной стерильности, ухода и запаха лекарств. Переговорив с врачом, он уехал к себе в Цюрих, но домой не пошел, остановился в небольшом отеле. Дома была Марго, с которой придется как-то объясняться, что-то говорить… Она сразу спросит — где Мэри. Выдержать это сейчас Алекс не мог, а потому закрылся в номере отеля и уснул на долгих двадцать часов.
Плечо и грудь противно ныли, заставляя просыпаться и принимать более удобную позу. Алекс злился на себя за то, что идет на поводу у организма, чего никогда прежде не делал: его работа всегда заставляла отказываться от удобств, особенно если приходилось долго выбирать оптимальное место для проведения операции. Сейчас ощущение слабости раздражало. Он вспомнил, как однажды ему довелось пару дней провести в лагере по подготовке смертников. Это было впечатляющее зрелище и весьма любопытный опыт. С утра, часов около пяти, инструктор, худой, жилистый англичанин с совершенно гладким черепом и глубоко посаженными мрачно-серыми глазами, безжалостно выгонял курсантов под проливной дождь и заставлял до изнеможения отжиматься прямо на вертолетной площадке среди луж и грязи. К тем, кто падал, он подходил и поднимал голову за волосы. Если лицо курсанта не было разбито об асфальт, то инструктор исправлял это, пуская в ход тяжелые армейские ботинки с подковками. Когда Алекс поинтересовался причиной, инструктор, закурив, небрежно сказал:
— Если лицо курсанта не разбито в кровь, это означает, что он не сделал еще как минимум два отжимания и смягчил падение при помощи рук. Если же он честно отдал все силы выполнению задания, то, падая в изнеможении, уже не в состоянии думать о самозащите. Все просто.
— Да, — удивленно отозвался Алекс. — Все просто.
Из этого опыта он для себя лично вывел простую, но действенную формулу — только фраза «я больше не могу» служит оправданием, а не просто «я не могу», и с тех пор придерживался ее.
— Пока я еще могу, я не буду позорно бит в лицо ботинками, — сцепив зубы, пробормотал он и встал с кровати.
Резкая перемена позы заставила его схватиться за спину, но Алекс быстро овладел собой и разжал пальцы.
До кровавой пелены в глазах он отжимался от пола на здоровой руке, пока действительно не свалился лицом в мягкий ворс ковра практически без сознания. Зато через полчаса в голове совсем прояснилось.
Хорошо, пусть Марго пока считает, что Мэри жива. Он скажет, что отправил ее в Лондон. Да, так, пожалуй, будет правильно — лишь бы Роза не позвонила и не поломала легенду. Но и это можно предусмотреть, позвонить тетке и попросить ее не общаться пока с Марго. А самому найти способ убрать этого урода Костю. Да, вот так — раз в жизни убрать кого-то не по заказу, а ради спокойствия собственной души. Это будет правильно. И уж потом думать, как преподнести новость Марго. Но тут хотя бы у него будет прекрасный козырь в виде мертвого Кости.
Как будто это сможет оправдать бездействие и смерть Мэри…
С этими мыслями Алекс, так и не повидав Марго, вернулся в Бильбао, поселившись в отеле совсем неподалеку от той улицы, где жил Костя.
* * *Путем изнуряющих упражнений Алекс сумел за пару недель привести себя в почти отличную физическую форму. Плечо совершенно перестало болеть, а рана на груди затянулась с поразительной скоростью. Рассматривая ее в зеркале после душа, Алекс однажды усмехнулся про себя: «Надо же, Мэри была права — я на самом деле киборг, пожалуй».
Он часто видел ее во сне — в белой блузке и узких черных джинсах, с приколотой под воротником винтажной камеей. Алекс не помнил, была ли такая вещь у Мэри, не любившей побрякушки, но почему-то всякий раз камея виделась все отчетливее, пока, наконец, он не рассмотрел белый профиль — профиль самой Мэри. Получалось, что она носила на шее собственное изображение — бред какой-то.
Еще его настораживало, что в душе он не ощущает того, что Мэри мертва. Это было странное и непонятное чувство — обычно Алекс четко мог сказать — да, этот человек мертв, а тут… Он списывал новое ощущение на факт, что трупа все же не видел, следовательно, образ мертвой у него не отложился. И потому, возможно, она являлась ему во сне, садилась в кресло, забросив ноги на подлокотник, брала мундштук и привычно вставляла в него сигарету, щелкала зажигалкой и мгновенно окутывала себя, как вуалью, облаком ментолового дыма. Алексу порой казалось, что он на самом деле чувствует запах ментола в комнате утром.
Звонила Марго, плакала и просила разрешения уехать в Москву, однако тут Алекс уперся — ни в какую. Он считал, что тихий пригород Цюриха как раз то самое место, в котором Марго ничего не угрожает.
Одновременно он собирал сведения о передвижениях Кавалерьянца. Тот, судя по всему, не изменил привычного образа жизни, много ездил, много встречался с какими-то людьми. Алекс с трудом сдерживался, чтобы не влепить ему пару пуль, но понимал, что это безумный, ненужный риск — Костя, как чувствовал, всегда ходил с охраной.
«Ничего, будет праздник и на моей улице», — угрюмо думал Алекс, грызя костяшку указательного пальца и провожая в очередной раз глазами невредимого Кавалерьянца до машины.
Он периодически звонил в Лондон и разговаривал с дочкой. Она со смешной серьезностью рассказывала о занятиях музыкой, о прогулках в парке и спрашивала, когда он приедет навестить ее или хотя бы пришлет к ней Марго-старшую.
— Она занята, детка, — мягко объяснял Алекс, с замиранием сердца слушая голосок девочки. — И папа тоже пока занят. Но скоро мы приедем, я обещаю тебе.