И, допустим, парагваец Леос голосует за Англию. Просто потому, что это – Англия, ее чемпионат смотрит весь мир. Он не хотел голосовать за них, и говорил, что никогда этого не сделает, – но проголосовал. Потому что мы не прилетели. А англичане, кстати, у него были – причем, как он сказал, были до нас и собираются после. Не прилететь – значит, не лишиться голоса, а гораздо большее: не оказать уважения не просто члену исполкома ФИФА, а президенту южноамериканской конфедерации.
В Парагвае (нас там потом еще принимал российский посол, который, к сожалению, недавно скончался) Доктору вручили громадный орден, едва ли не тарелку. Он все боялся, что я его потеряю – в карман не положишь, она огромная, блестящая. И встреча была тоже блестящая – везде висели российские флаги. Правда, сам Леос запомнился тем, что ничего не запоминал из того, что мы говорили. Пожилой человек, был как бы сам в себе. Слушал только себя и говорил с собой. Доктора (Колоскова. – Примеч. И.Р.) он, конечно, узнал. Но это было для него точкой в торжестве как футбольного функционера: смотри, мол, как у нас тут все здорово! Как показалось, для него выбор, за кого голосовать, не принципиален.
А вот для следующего нашего собеседника, Грондоны, было важно – и он заявил нам об этом, – что он ни при каких обстоятельствах не проголосует за Англию. Сколько бы раз они к нему ни приехали.
– Из-за давней войны за Фолклендские острова? И за гол Диего Марадоны «божьей рукой»?
– Видимо, да. Он давал понять, что, если бы он так поступил, его просто не поняли бы в народе. Потом мы еще с Доктором в Цюрихе с Грондоной встречались.
А Тейшейра сказал: «Доктор, твое уважение для нас – священная вещь. Но через месяц (или через две недели, не помню) у нас будет заседание КОНМЕБОЛ, и мы примем коллегиальное решение. Какое – ты знаешь.
Первые два часа встречи они вспоминали про поездку на Байкал. Мне приходилось переводить, хоть я и не знаю португальского. К счастью, Тейшейра понимает по-испански. Я вертелся как уж, потому что как перевести фразу Доктора: «А помнишь, когда мы поймали сига и забросили мормышку…»? Вот как по-испански сказать: «мормышка»? Тем не менее друг друга здорово поняли. Они с Тейшейрой пообнимались, выпили, конечно.
– Какие еще впечатления врезались в память из той поездки?
– Контраст между федерациями футбола. В Парагвае здание КОНМЕБОЛ – огромное, отдельно стоящее мраморное здание со знаком на стене. Знак этот означает, что появление здесь полиции и прокуратуры запрещено законом, никто не имеет право туда вторгаться, поскольку это международное, внетерриториальное объединение. И вдруг – какая-то совершенно задрипанная федерация у Аргентины. Видимо, не помещением красна федерация, как я теперь понимаю.
Перелеты по Южной Америке заслуживают отдельного описания – для того хотя бы, чтобы читатель понял: члены заявочного комитета не просто передвигались по миру в условиях, порой очень далеких от класса «люкс», но иногда рисковали даже своими жизнями. А по-другому – с учетом жесточайшего графика подобных визитов – было невозможно.
Из Буэнос-Айреса вылетали поздним вечером, а к утру надо было кровь из носу быть в Рио-де-Жанейро. Оставалось только зафрахтовать чартер – но лил проливной дождь, и в аэропорту никто не соглашался куда бы то ни было лететь, да и разрешения на вылет два часа не давали. Взялся только один отчаянный пилот – и на этом крохотном семиместном «борте», согнувшись в три погибели, при чудовищной «болтанке», на половине обычной высоты, в не останавливавшийся ни на секунду ливень три часа россияне летели над заливом в Бразилию. Багаж был в салоне, и даже отдельного туалета в этом чартере не было: роль, извините, унитаза играло… одно из кресел, которое для выполнения побочной функции нужно было приподнять.
Когда приземлялись в Рио, у членов нашей делегации болело решительно все, и мысль была одна: слава богу, долетели. Им было явно не до прогулок по городу мечты Остапа Бендера в белых штанах, как грезилось великому комбинатору… Но им надо было работать, общаться, убеждать. И это не допускало хандры и жалости к себе. Говорят, старший из визитеров – Колосков – проявлял при этом чудеса бодрости и быстрого восстановления. Хотя и «на грудь» со старыми товарищами по исполкому ФИФА они, что скрывать, принимали…
Необычной получилась и поездка в Нигерию. Россиян приняли в холле единственного роскошного отеля в столице страны. Огромная гостиница кишела деловыми людьми, поскольку те боялись выходить куда-либо еще. Член исполкома ФИФА Амос Адаму, его сын, генсек федерации и их коллеги пришли на встречу в национальных цветных балахонах.
Вот только презентацию россиян они даже… толком не смотрели! Адаму попутно говорил по телефону, общался с помощниками. Когда приведенная им на встречу пресса, по его мнению, неудачно фотографировала Адаму в процессе разговора, он нервными жестами давал это понять. Словом, на докладчиков внимания практически не обращал, занимаясь своими делами. В какой-то момент встал, сделал заявление для прессы – и внезапно уехал вместе со всей своей «бригадой». С таким странным поведением наши миссионеры больше не сталкивались ни разу. Каким фарсом закончится эпопея загадочного нигерийца, вы узнаете ниже…
Спрашиваю Чернова:
– Сложно вообще было эти поездки организовывать?
– Есть исходные неравенства. Есть, к примеру, правило, что от каждой заявляющейся страны могут лететь четыре человека, не более. Но такая страна, как Россия, в отличие от той же Англии должна брать переводчика. Значит, уже пять – а нельзя. Второе – все презентации на английском. Третье – нам нужны визы, а не везде их быстро получишь, особенно когда член исполкома назначает достаточно близкую дату. «Напрягали» МИД и всех, кого можно – влиятельных знакомых, администрацию президента, правительственный аппарат. За один день получали вызов, который за месяц обычно получают. Например, в Кот’д’Ивуар. * * *Впрочем, с другой поездкой в Африку ни нигерийская, ни котдивуарская ни в какое сравнение не идут. О визите в Анголу должны узнать все. Чтобы понять, чего могло стоить людям, стремившимся заполучить для России ЧМ-2018, эта их мечта. И это – уже совсем не шутки.
Чернов:
– В Анголе, где заседала Африканская конфедерация футбола, Сорокин заболел малярией. В Москве, узнав об этом, я пришел к Лехе в инфекционную больницу для заразных тропических заболеваний, которая находится черт-те где. Там творились удивительные и страшные вещи. Зима. Приезжаю к госпиталю. На входе никого нет. Поднимаюсь на лифте, выхожу – опять ни одного человека.
Оказываюсь в огромном коридоре. Стекла везде выбиты. Невероятное впечатление: у лифта стеклянное окно, оно разбито, а на полу выросла изо льда гора сталагмитов. А в десяти метрах – его палата.
Степень серьезности той переделки, в которую попал Сорокин, была очевидна. Вот его собственный рассказ:
– В тот момент у меня несколько поездок наслоились друг на друга, и об Анголе я уже забыл. Приехал в Москву, внезапно поднялась температура. Подумал, что обычный грипп. Вызывал врачей, они так и говорили. Несколько дней держалась температура 40 градусов, я был в полубредовом состоянии, и сбить это никак не удавалось. И в конце концов одна девушка-доктор – по-моему, третий врач из тех, кто ко мне приходил, – спросила, не был ли я в последнее время в каких-то жарких странах. Тогда-то я и вспомнил об Анголе.
Она говорит: «Давайте сделаем прямо сейчас анализ крови». И мне уже через несколько часов перезванивают из лаборатории. Говорят: «Вы знаете, у вас уже скоро… все. У вас такое количество этих… (вспоминает, как называются паразиты, попадающие в кровь во время малярии) плазмодиев, и так мало осталось красных кровяных телец, что… В общем, мы таких больных иногда уже и не берем».
Но меня взяли в инфекционную больницу на Соколиной горе. Это одна из всего лишь двух клиник в Москве, где лечат малярию. Больше специалистов просто нет. А это тропическая малярия, самая, как я потом выяснил, рьяная.
Там действительно несколько удивились моему анализу крови. Эта болезнь очень легко лечится, если она вовремя поймана. Но каждый последующий день прибавляет проблем в геометрической прогрессии. Если терпеть неделю или чуть больше, то можно легко довести до смертельного исхода.
– Вас на какой день забрали?
– (Вспоминает.) На пятый. Сказали, что еще дня три – и было бы совсем плохо. Почки бы я потерял точно, а дальше… Бывает, выхаживают. Но третье в мире место по смертности среди болезней занимает именно малярия.
– Вас на какой день забрали?
– (Вспоминает.) На пятый. Сказали, что еще дня три – и было бы совсем плохо. Почки бы я потерял точно, а дальше… Бывает, выхаживают. Но третье в мире место по смертности среди болезней занимает именно малярия.
Слава богу, мне попалась хорошая тетенька – завотделением. И постепенно выполз. Помню, передо мной поставили литровую банку с водой. А там самое главное – почки. Если они работают плохо, считается, что болезнь прогрессирует. Единственное, как это можно увидеть, – прогонять жидкость и смотреть соответствие выпитого тому, что из человека… выходит. И завотделением мне сказала: «Если будет существенная разница – поедешь на аппарат под названием “искусственная почка”».
Вот тут-то я и понял, насколько же все серьезно. Воспринял это, мягко говоря, без особого энтузиазма. С каким же неистовым рвением выжимал из себя все эти капли урины! Больше всего боялся не «попасть в количество»: внутрь – литр, обратно – пол-литра. И все, искусственная почка. Но у меня количество более или менее совпало. И не отправили.
Я там провел не так много времени, 10 или 11 дней. Обычно люди месяц проводят, но дела позвали. К тому же я с какого-то момента нормально себя почувствовал. Условия? Да нет, нормальные были. Палата полностью изолированная, туалет, душ, телевизор – все твое. Еду мне носили из дома, но в принципе ее там дают тебе через окошко (смеется) . Да, сейчас могу по этому поводу посмеяться. А когда мне сказали про искусственную почку, было не до смеха. Сейчас полегче…
Этот рассказ не нуждается в дополнительных комментариях. Но самое поразительное, что та поездка в Анголу из всех путешествий заявочного комитета «России-2018» оказалась самой бесполезной из всех! И это тоже – часть сюжета.
– Во время того Кубка Африки, куда вы поехали, была расстреляна в своем автобусе сборная Того. В вас-то хоть не стреляли? – спрашиваю Сорокина.
– Нет. Но страна грустная. Трущобы, мусор вываливают прямо в сточные канавы… Тяжеловатое ощущение. Там был конгресс Африканской конфедерации футбола. Но туда мы, к сожалению, съездили вхолостую. Потому что этот конгресс и все презентационные возможности на нем целиком выкупил Катар. Не дав вообще никому шанса выступить – даже кандидатам на 2018 год, хотя они претендовали только на 2022-й!
Более того, говорили, что за это спонсорство – Катар заплатил африканцам 3 или 4 миллиона долларов – они даже не дали представителям других заявок приглашения на вечерний прием! Это было уже за гранью. За это потом многие журналисты «растоптали» организаторов конгресса. Потом ФИФА приняла какие-то меры.
До того ФИФА особо не вмешивалась, не пыталась чрезмерно организовать все презентационные возможности. Просто информировали: там-то происходит такой-то конгресс, есть возможность договориться, чтобы вам выделили время. А дальше уже все зависит от вас. Логистика, стенд в два квадратных метра… После Анголы они стали чуть больше все это регулировать. Но какой-то заорганизованности не было.
Были и другие поездки в Африку. В Кот’д’Ивуар я летал, в Нигерию, с членом исполкома ужинал. Там обошлось без приключений. С камерунцем Хаяту, главой Африканской конфедерации, дважды встречались в Цюрихе во время каких-то мероприятий. Министр общался, я участвовал…
Вспомнив все подробности своей борьбы со смертью, Сорокин мгновенно возвращается к деталям борьбы за чемпионат мира. Но нам-то – как забыть? И имеем ли мы на это право?
* * *Когда человеку плохо, когда – пусть и на какое-то небольшое время – он становится беспомощным, многое вокруг него проясняется.
Незадолго до того произошла смена руководства РФС – вместо Виталия Мутко, сохранившего за собой пост министра спорта, российским футболом был призван руководить Сергей Фурсенко. К этому был косвенно причастен президент Дмитрий Медведев.
Предыдущей осенью глава государства распорядился, что государственные чиновники не имеют права руководить федерациями по видам спорта – а тогда такое было очень распространено. «Под раздачу» попал и спортивный министр, который был вынужден расстаться с управлением любимой игрой. Привело это в итоге и к уходу из сборной России Гуса Хиддинка: по мнению Мутко, продолжай он работать во главе РФС, голландец остался бы. Впрочем, это совсем другая история…
Когда заявление Медведева уже было сделано, но формально Мутко из РФС еще не ушел, я спросил тогдашнего главного тренера сборной России Гуса Хиддинка:
– Ваше мнение о ситуации с неизбежной, похоже, сменой руководства РФС?
– Заявление президента России Дмитрия Медведева о необходимости реорганизации в спортивных федерациях страны мне известно. Важно, чтобы со сменой руководителей осталась прежняя стратегия. Так, презентация российской заявки на ЧМ-2018 и ЧМ-2022 оказалась очень хорошей. И надеюсь, что кадровые изменения не повлекут радикальных перемен в будущем.
Повлекли. В частности, как раз в отношении Хиддинка, которому Мутко сделал предложение продлить контракт еще в середине осени 2009 года. Голландец взял паузу, а потом ушел Мутко, пришел Фурсенко – и выяснилось, что продолжение сотрудничества с Хиддинком в планы нового босса РФС не входит. Есть ощущение, что если бы продолжение борьбы за чемпионат мира зависело целиком от футбольного союза – либо мы бы отказались от дальнейшей борьбы вообще, либо все было бы тихо спущено на тормозах. Но, к счастью, вопрос был решен на уровне Путина, и существовавший отдельно от РФС заявочный комитет продолжил работу по его реализации.
Спрашиваю Колоскова:
– Смена президента РФС посреди заявочного процесса могла его сгубить или, по крайней мере, затормозить?
– Была такая опасность. Если бы об этом четко знали в разных регионах, где проживают члены исполкома ФИФА – в Африке, Латинской Америке, Азии… Но как-то это прошло для них незаметно. И наши противники, к счастью, акцента на этом не сделали, хотя и могли. Это ведь всегда неприятно и настораживает – вроде договаривались с одним, а пришел другой.
Но главное, что Мутко, уйдя из РФС, остался членом исполкома ФИФА и министром спорта. Если даже у кого-то сомнения и возникали, все понимали, что он вышел на более высокий уровень. И негативных последствий для нас это не повлекло.
В среде футбольной общественности бытовало мнение о том, что работа по выдвижению страны на мировое первенство новому руководству РФС – абсолютно «по барабану». Ходили слухи, что была написана куча тезисов для Фурсенко, почему тот должен быть кровно заинтересован в получении ЧМ-2018 для России. Но тот якобы отмахнулся: «Мне это не интересно».
Косвенное подтверждение этому безразличию получили в свое время и мы, газетчики. В начале осени 2010-го «Спорт-Экспресс» открыл рубрику «Клуб-2018», в которой еще до голосования в Цюрихе выступили и Колосков, и Сорокин, и многие другие. Говорили детально, рассказывали то, что могли (а в случае с Колосковым – и больше) рассказать. Мой коллега сделал предложение поговорить и президенту РФС. Тот вроде и не отказался – вот только сказать ему оказалось практически нечего, поскольку к заявочному процессу отношения он практически не имел. И идея интервью с Фурсенко умерла, едва родившись.
Сейчас все прямого разговора на эту тему избегают. Когда спрашиваю Сорокина о степени участия Фурсенко, он отвечает:
– Три дня пребывания оценочной комиссии он был рядом, неотступно следовал за комиссией. Принимал участие в паре наших визитов. Присутствовал на презентациях в Дохе перед членами исполкома Азиатской конфедерации футбола и в Нью-Йорке перед членами исполкома КОНКАКАФ (конфедерации футбола Северной и Центральной Америки. – Примеч. И.Р.).
Вот только странное совпадение – пришел господин Фурсенко в РФС, и через две-три недели заявочный комитет вынужден был очистить помещение в Доме футбола на Таганке. Кабинет на шестом этаже расчищался для Дика Адвоката.
В заявочный комитет примерно через день приходил один из тогдашних руководителей футбольного союза (ныне он в РФС, да и вообще в футболе, насколько мне известно, не работает) и настойчиво интересовался: «Когда освободите кабинет?» У Сорокина в этот момент как раз была малярия, и его команде приходилось отбиваться от прессинга из последних сил.
Но верх цинизма заключался в другом. Некоторые новые люди из РФС приходили в защищавшийся, как Брестская крепость, заявочный комитет, и на голубом глазу говорили: «Да у вас Алексей вообще вряд ли оправится, вы без руководителя остались. Это болезнь на всю жизнь. Если Сорокин не умрет, то будет неполноценным».
В итоге «Россию-2018» из Дома футбола все-таки выселили. И ее сотрудники были вынуждены параллельно с самым напряженным периодом подготовки заявочной книги искать офис. Смотрели, снимали, переезжали… Вряд ли Фурсенко, уверенно выходя на сцену Цюрихского выставочного центра в торжественный момент получения Россией сертификата на право проведения ЧМ-2018, об этом помнил. А может – будучи стратегом и редко вдаваясь в детали – о том даже и не знал?