– Странно. У вас ведь высшее образование?
Собеседница кивнула.
– А вы замужем за рабочим.
– У него тоже высшее образование. Просто в офисе меньше платят. И что толку от такой работы? Все равно выше головы не прыгнешь. А хорошие каменщики сейчас получают гораздо больше, чем рядовые менеджеры.
– Так в чем обида-то?
– Как бы вам это объяснить…
– Да уж попробуйте.
– Мы всё боремся за мировое господство… – Глубокая затяжка. – Всё пытаемся доказать, что мы – сверхдержава. Огромную армию держим, чтобы защищаться от мифических врагов. А граница давно уже пролегла внутри страны. Есть мы, и есть они. Они не пользуются общественным транспортом, не ходят по оптовым рынкам, учат своих детей за границей, либо в закрытых школах, имеют кучу недвижимости и огромные счета в банках, а при общении с нами либо орут, либо пугаются. Орут в основном мужчины, пугаются женщины. ИХ женщины. Которые обходят стороной «Магнит» и «Копейку». А мы… Мы штопаем носки, чиним обувь и стираем целлофановые пакеты. А в графе «Другой источник доходов» дружно пишем: «Дача», потому что все лето крутим банки. Граница на замке, ее строго охраняют, хотя они к нам проникнуть и не пытаются, это мы иногда совершаем вылазки в красивую жизнь. Между нами необъявленная война. Мы зло называем их оли-гархами, они нас презрительно – быдлом. Знаете, как обидно быть быдлом, имея образование филолога? И работать каменщиком с дипломом инженера. Обидно видеть, как тебя кругом обманывают.
– Странная у вас семья, – осторожно сказала Люба. Надо поскорее перевести разговор с глобального на личное.
– Обычная. Муж, жена, двое детей. Дети уже взрослые. Мальчик и мальчик. Старший учится в институте, младший школу заканчивает. Я рано вышла замуж. – Она затушила сигарету. – Просто у меня, в отличие от многих, мозги еще не отключились. И я делаю все, чтобы убить их алкоголем. Думать вредно. – Женщина встала и запахнула халат.
Любе не хотелось ее отпускать. Она тоже встала.
– Возьмите мою визитку. – Она полезла в сумочку. – Я с вас денег не возьму за консультацию, не беспокойтесь. Просто искренне хочу помочь.
Женщина не стала с ней спорить. Молча сунула визитку в карман махрового халата, тонко пахнущего духами, и кивнула:
– До свиданья.
«Не придет», – подумала Люба. И уже хотела броситься следом за пациенткой Василия Федоровича, как ее окликнул он сам:
– Любонька! Ну где же ты ходишь? Идемте на осмотр, Любовь Александровна, – поправился нарколог, заметив, что они не одни. – Это еще один запущенный случай, – шепнул он Любе на ушко. – По твоей части.
– Я уже поняла.
– Вот что бывает, когда люди книжек обчитаются. Я уже муженьку ее посоветовал сменить мою клинику на психиатрическую. Идем же! Ольга Ивановна пришла!
Паша
– Ольга Ивановна, разрешите вам представить… – Нарколог погладил Любино плечо. – Моя ассистентка. Петрова Любовь Александровна, кандидат психологических наук. Мы теперь будем работать в паре.
– Здравствуйте, – сдержанно сказала кладовщица.
Люба же не отрываясь смотрела на больничную койку, где лежал Паша. Василий Федорович слегка приврал: в палате стояла не вонь, а так, запашок. Но в остальном он сказал чистую правду, парень умирал. Это было видно по его отрешенному лицу, заострившемуся носу и по рукам, которые, в отличие от дергающегося тела, были спокойны. Паша выложил их поверх одеяла, сжав кулаки. «Готов», – красноречиво говорила его поза.
Он не хотел жить. Последнее одолжение матери – умереть не в чужой квартире от передозировки, а на больничной койке в элитной клинике.
Ольга Ивановна держалась хорошо. Никакой истерики, хватания за руки ангелов в белых халатах, медсестер и лечащих врачей: сделайте же что-нибудь! Безразличный взгляд в сторону Любы: еще одна. Петровой стало неловко. Допрашивать убитую горем женщину? Допытываться, не она ли украла деньги у своего босса, пытаясь спасти единственного сына? Даже если она. Устрой суд присяжных здесь, в больничной палате, он Ольгу Ивановну единодушно оправдает. Ох как же все непросто!
Люба молчала. Не знала, с чего начать разговор.
– Для кого психолог? – спросила вдруг Ольга Ивановна. – Для меня или для него? – Она кивнула на сына.
– Э-э-э… – замялся Василий Федорович.
– Я хотела бы поговорить с вами, – выручила его Люба.
– Я сейчас немного занята, – высокомерно взглянула на нее Ольга Ивановна. – Если только вы подождете с полчаса.
– Иди, мама, – еле слышно сказал Паша. – Мне хорошо.
Люба видела, как дернулась кладовщица. Как сглотнула застрявший в горле комок. Но характер у Ольги Ивановны и в самом деле был кремень. Ни слезинки не пролилось. Неслышно вошла медсестра, держа в руках шприц. Паша посмотрел на нее с благодарностью.
– Он сейчас уснет, – шепнул Василий Федорович. – Ему так легче.
– Я знаю, – огрызнулась кладовщица и бросила на него злой взгляд.
Когда измученный парень закрыл глаза, они втроем потихоньку вышли из палаты.
– Я вас оставлю, – засуетился нарколог. – Меня там ждут.
– Сволочь! – сказала Ольга Ивановна ему в спину. Он слышал, Люба была в этом уверена, но не отреагировал.
В конце коридора нарколога остановила какая-то женщина с бледным, взволнованным лицом, схватила за руки и потащила в ВИП-палату. Василий Федорович и в самом деле был нарасхват.
Люба с Ольгой Ивановной уселись под бра в форме цветка орхидеи. Мягкий свет золотил обивку кресел и ковровое покрытие с толстым ворсом. Здешние стены деликатно молчали, Люба тоже молчала, раздумывая, с чего бы начать этот непростой разговор?
– Ну-с, – с откровенной неприязнью посмотрела на нее кладовщица. – А вы с чем ко мне? Утешать будете? Да что вы об этом знаете! О чувствах, которые испытывает мать, когда ее ребенок умирает!
– Знаю, – неожиданно для себя сказала Люба.
Видимо, в такие моменты между людьми устанавливается какая-то особая доверительная связь. Они общаются на уровне чувств, и если обе матери испытали огромное горе, то эти два отчаяния, похожие на облака невыплаканных слез, наползают одно на другое, схлестываются и превращаются в грозовую тучу. Она либо мечет молнии гнева, либо проливается благодатным дождем.
Ольга Ивановна наконец расплакалась. Люба невольно погладила ее по руке. Вспомнила себя в момент, когда узнала, что потеряла ребенка. О чем тут говорить? Какое-то время обе молчали.
Врать не хотелось. Сочинять «правдоподобную» историю, чтобы выпытать источник, из которого Ольга Ивановна черпает деньги на содержание в элитной клинике умирающего сына, – тоже.
«Надо мне это?» – подумала Люба и хотела уже уйти.
– Сидите, – остановила ее Ольга Ивановна, видимо что-то почувствовав. – Мне так легче.
Они еще какое-то время сидели молча. Каждая думала о своем.
– Говорите, – сказала наконец кладовщица. – Вы ведь не просто так сюда пришли.
– Да. Я по делу. И я не ассистент Василия Федоровича.
– Я уже поняла. И не психолог?
– Психолог. Я… скажите, вы очень дорожите своей работой?
– Ах, вот вы о чем… – Ольга Ивановна вытерла слезы. – И кто вас послал?
– Мой друг. Новый начальник вашей службы безопасности – Стас Самохвалов, – призналась Люба. – Знаете, что? Я ухожу. У меня, как-никак, есть совесть. – Она встала.
– Сидите, – опять потянула ее за руку кладовщица. – Вы спросили: дорожу ли я своей работой? Теперь уже нет. Мне она безразлична. Если меня уволят даже. Хотя меня вряд ли уволят. – Она горько усмехнулась.
– Почему?
– Ведь я взяла деньги у своего двоюродного племянника. Он же хозяин фирмы Федор Бабичев, мой босс. Ничто не связывает хозяина и слугу прочнее долгов. Я ему должна, и я буду отрабатывать долг, пока хватит моих сил.
– Хозяин дал вам денег?! Тридцать тысяч долларов?!
– Да, а что?
– Почему же вы в списке подозреваемых?
– Я не прошла проверку на детекторе.
– Бывает, что техника ошибается.
– Она не ошиблась, – равнодушно сказала Ольга Ивановна.
– Выходит, это все-таки вы… берете со склада комплектующие? – Люба не решилась сказать «крадете».
– Нет. Но я знаю, кто это делает. Более того, покрываю вора.
– Господи помилуй, почему?!
– Вы психолог?
– Да.
– Тогда должны понять. Да, Федор дал мне денег. Я пришла к нему в отчаянии, плакала даже, что со мной нечасто случается, напомнила, что мы родственники. Сказала: «Ты же знаешь, какая у меня зарплата! И сколько денег надо на лечение! Ну что мне, воровать?» И он дал. Тридцать тысяч долларов. Поэтому теперь половина моей зарплаты списывается в счет долга. На руки я получаю тысячу долларов. У меня, как вы поняли, хорошая зарплата. Я и на пятьсот долларов в месяц могу прожить. Могу и на половину этой суммы. Я экономная. Поэтому я и сказала Василию Федоровичу, что могу достать еще денег. Тысяч десять-пятнадцать у.е. Это я потяну. Надо отдать должное Феде, он не положил мне процентов. Это по-божески. А лучше сказать, по-родственному. Но… Ведь это он во всем виноват.
– Я понимаю.
– Хорошо, что вы понимаете. Я изначально сделала ошибку. С мужем у меня не сложилось. Вернее, я никогда не была замужем. Жили гражданским браком. Характер у меня не подарок, я знаю. Он через год ушел. К другой, более мягкой и, честно сказать, более обеспеченной. Я же не москвичка. То, как я добывала квартиру, отдельная история. – Ольга Ивановна тяжело вздохнула. – Продала родительскую, они в деревню переехали, а я купила небольшую комнату в коммуналке. Копила-копила, и тут грянул дефолт. Какую-то часть денег удалось вытащить. Потом повезло – тетка умерла. Вот видите, как мы стали говорить о смерти близких родственников из-за этого проклятого квартирного вопроса! Повезло… – Она горько усмехнулась. – В общем, еще одна проданная квартира в провинции – и комната в московской коммуналке меняется на полноценное жилье. А тут и с работой повезло. Я ведь хотела поменять свою однушку на двушку или даже трешку. Чтобы Паше было куда привести жену. Тогда еще я думала, что у меня будут внуки. И принялась пахать…
– Печальная история, – посочувствовала Люба.
– Обычная, – пожала плечами Ольга Ивановна. – Мне еще повезло – повторюсь. Большинство моих одноклассников либо живут с родителями, дожидаясь их смерти, чтобы жилплощадь наконец освободилась, либо на частных квартирах. Вы бы знали, как они мне завидуют! Выбилась в люди! Свое жилье в Москве!
– Потому и не пишут вам на страничку.
– Ах вот кто эта загадочная дама-невидимка! Зачастили ко мне. Информацию собирали? Я не обижаюсь. Мне все равно. Хотя раньше я бы вас растерзала, вторгнись вы в мою личную жизнь. А теперь мне плевать. Федя прекрасно знает о моих чувствах к нему, я не умею сдерживать эмоции. У меня на лице все написано. Ненавижу! – Она передернулась. – Ненавижу всех, кто сделал со мной ЭТО. Потому племянник и не вычеркивает меня из списка подозреваемых. А тут еще этот детектор…
– Как получилось, что племянник вас обманул?
– Он не обманул, – с удивлением сказала Ольга Ивановна. – Он платил мне зарплату, и немаленькую. А я решила попутешествовать. Дорвалась. Думала, дела на фирме будут идти все лучше и лучше, и я еще успею поменять квартиру на большую. Хотелось пожить по-человечески. Но пошел спад. Заказов становилось все меньше и меньше, начались сокращения, зарплату стали урезать, или за те же деньги приходилось работать в два раза больше. Я не вылезала со склада, все надеялась выкарабкаться. И проморгала момент, когда Паша… – Она осеклась. – В общем, я узнала обо всем последней. Позвонили, сказали: «Заберите сына, он тут валяется без сознания». Так я узнала, что Паша нарко-ман. А я-то думала: переучился. Бледный, худой, дерганый какой-то. Тогда же и язвы на руках обнаружила. Он закрывался в ванной, чтобы я не видела его раздетым. Я думала: сын вырос, стесняется.
– Вы не волнуйтесь так. – Люба погладила ее по руке.
– Волнуюсь? – Ольга Ивановна посмотрела на нее с удивлением. – Нет, я просто пытаюсь осмыслить. Ведь я неглупая женщина, ценный работник, как мой племянник говорит. – Она усмехнулась. – Это как зараза: брать в кредит удовольствия, не думая о том, чем и как придется заплатить. Живи сегодняшним днем, не думай ни о чем – вот что нам внушали! Как-то быстро все кончилось. Обидно. Федя-то это знал с самого начала. Куда все идет. И, в отличие от всех нас, не потерял головы. Вывел капиталы за границу, там же выучил детей, купил недвижимость. А нам каждый год на новогоднем корпоративе говорил: фирма развивается, прибыль растет, все у нас хорошо, а будет еще лучше. Психотерапевтировал. Он делал все, как надо, как написано в учебниках по менеджменту и маркетингу. Это не обман, это наука такая. Как жить за счет других. Я просто хочу, чтобы и ему было немножко нехорошо. Некомфортно. Поэтому человека, который ворует на фирме, никогда не выдам. Даю вам честное слово, что это не я. Я свою проблему с деньгами решила. И еще неизвестно, дал ли Федя мне в долг или вернул мои деньги, утверждая, что дает взаймы. Я ведь никогда не интересовалась в других фирмах, сколько стоит моя работа. И сколько стоит честность. Это все так сложно…
– Это Парамонов?
– Что?
– Парамонов ворует?
– Не скажу.
– У него ведь дочь покончила с собой. Это вас сближает.
– Возможно.
– Или Алан, с которым вы дружите. Кстати, почему вы дружите?
– Он хороший человек.
– Вас не смущает его национальность?
– А какое отношение национальность имеет к порядочности? И среди русских немало сволочей. Это все предрассудки! – сердито сказала Ольга Ивановна и повторила: – Алан – хороший человек.
– Учитывая, как вы ненавидите босса, вы найдете, чем оправдать Габаева. Алану недоплачивают, а у него семья. Он просто берет свое.
– Он не вор, – отрезала Ольга Ивановна.
– Но уж это наверняка не Макс.
Ольга Ивановна посмотрела на нее со странной улыбкой.
– Хотя вы ведь родственники. Если он племянник вашего босса, и в свою очередь вы Бабичеву приходитесь двоюродной теткой…
– Не трудитесь вычислять степень нашего родства. Я со стороны отца – Юрина тетка. А Макс со стороны его жены – племянник. Кстати, у вас хороший вкус.
– Это вы о чем? – насторожилась Люба.
– О Стасе. Я сразу поняла, что у него кто-то есть.
– Мы не… – Она не выдержала и залилась краской.
– Чужому мужчине не станешь делать такое одолжение. Идти в больницу, раскручивать на признание тетку, у которой характер не сахар, да к тому же сын умирает… – Ольга Ивановна посмотрела на Любу с насмешкой. – Это можно сделать либо за деньги, либо ради очень близкого человека. Вы сами-то себе не врите. Психолог.
– Да, у нас со Стасом был роман, но все уже давно прошло. Мы просто друзья. Я им действительно дорожу. У меня мало друзей, так же как и у вас.
– Возможно, возможно.
– Вот вы бы ради Алана на что пошли?
– На многое. Только не думайте, что это он ворует, – спохватилась Ольга Ивановна.
– Его ведь все равно разоблачат.
– Да? Сколько уже это длится? Сколько народу задействовали? Сколько денег Федька заплатил? Пусть потратится. – В голосе Ольги Ивановны была ненависть.
– Почему вы так уверены, что вора не поймают?
– Потому что он очень умный. И я ему помогаю. Подчищаю базу. Никто не знает программу склада так, как я. Ведь я на фирме с самого первого дня. Они даже не подозревают размеры реальных потерь, ваши специалисты. Я могу грохнуть фирму в любой момент. – Теперь в голосе кладовщицы звучало торжество. – Если только покажу реальную базу.
– Племяннику вы уже не навредите. Он капиталы за границу вывел, небось и сам на чемоданах сидит.
– Я это понимаю. – Голос Ольги Ивановны потускнел.
– Так сейчас дела обстоят везде. От пафосных зданий многих известных фирм остались одни фасады. А за ними пустота, все уже вывезли. Растащили. Создается лишь видимость деятельности. Еще люди остались. Их будут держать на тот случай, если вдруг все вернется. Кризис-то когда-нибудь закончится, не может же он продолжаться вечно. Ведь если придется начать сначала, лучше проверенных кадров, которые все знают и умеют пахать как проклятые, ничего нет. Их тщательно отобрали и будут подкармливать в ожидании перемен.
– Вот ради людей… Ради Юрки Парамонова, Алана… Мальчиков на сборке… Я тоже буду создавать видимость деятельности. Поздно уже. – Ольга Ивановна посмотрела на часы. – Заболтались мы.
– Вас подвезти?
– На чем?
– На машине.
– Вы, видимо, не в курсе. Там дождь пошел, так что Кольцо наверняка стоит. Я, когда сюда ехала, попала в огромную пробку. Дорога обледенела, и фуры не могут въехать в гору. Вам туда надо, на Кольцо?
– Да.
– Ищите объезд. А лучше езжайте на метро, пока оно еще не закрылось. По такой дороге, да еще ночью, вы сильно рискуете.
Пару дней назад на смену трескучим морозам пришел циклон, который принес в Москву резкое потепление. К таким перепадам температуры все уже привыкли, но проливной дождь зимой – это уж слишком. Это означает, что асфальт покрылся ледяной коркой, а коммунальщики, как всегда, не успевают сыпать реагенты. Да и не помогает это. Люба машину водила так же, как и жила, неспешно, с соблюдением всех установленных правил. Что в Москве недопустимо: здесь полагалось изо всех сил толкаться локтями и наглеть, чтобы везде успевать. Если на дорогах образовались многокилометровые пробки, Любу непременно затрут, обдудят, обматерят. В общем, масса негативных эмоций и перспектива угодить в аварию, ведь ночью полно ухарей и людей, мягко говоря, нетрезвых.
– Завтра будет день жестянщика, – вздохнула Люба.
– Это точно, – поддакнула Ольга Ивановна. – Я, пожалуй, здесь заночую.
– А можно?
– За такие деньги все можно, – жестко сказала кладовщица и встала.
Разговор был окончен. Люба и так узнала все, что нужно. Кроме имени вора. Но она поняла, что Ольга Ивановна его не скажет. Откровений было достаточно. Теперь надо обсудить все со Стасом. Он думает, что, устроившись в компьютерную фирму, нашел золотую жилу, а на самом деле стоит на путях и смотрит вслед уходящему поезду, в котором золотоискатели уезжают с опустошенного прииска.