– Она выпила успокоительное, но я все равно беспокоюсь.
– А вы кто?
– Я? Гостья.
– Первый раз?
– Да, я ее раньше не знала.
– Успокойтесь. Я сейчас пришлю участкового. Доктора Федотову. Она Татьяну Ивановну прекрасно знает.
– А если хозяйка дверь не откроет?
– Ей откроет, – уверенно сказала дежурная. – У них контакт налажен. Если бы не доктор Федотова, мы бы сами чокнулись с этой Караваевой. Можете идти, все будет в порядке.
Люба положила трубку. Все это замечательно. Но кто он? Мужчина, из-за которого умерла Света? И почему девушка была с ним в клинике, сдавала анализы?
– Что смотришь? – усмехнулась Караваева, пригвоздив Любу взглядом к полу. – Меня посадить все равно нельзя. Не получится. А вот он… Он за все ответит.
Люба невольно попятилась к двери. Караваева неотрывно на нее смотрела, словно гипнотизировала. Пришлось уйти. Очутившись на лестничной клетке, Люба облегченно перевела дух. Девушки, Аня и Маша, сказали, что здесь даже цветы гибли. Попугай подох, собака сбежала, кот с балкона сиганул. Света ненавидела свой дом, боялась сюда возвращаться.
Роковое стечение обстоятельств. Несчастная любовь и невыносимая обстановка дома. Сумасшедшая мать. Но надо выслушать и другую сторону. Мотивы Татьяны Ивановны Караваевой понятны – родительская ревность. Боязнь, что Стасик сломает единственной дочери жизнь. А вот почему его отец так упорствовал? Люба решила с ним побеседовать. Надо только узнать номер квартиры, в которой живет Стасик. Но не у Татьяны Ивановны же спрашивать?
Выйдя из подъезда, она присела на лавочку – успокоиться и перевести дух. А заодно подумать. Погода опять переменилась. Пошел крупный снег, зато ветер стих. Люба с наслаждением ловила губами огромные мягкие снежинки. Прошло какое-то время, и она увидела пожилую женщину, торопливо направляющуюся к подъезду. Участковых врачей все легко определяют по их виду. Что-то в них есть такое, красноречиво говорящее не столько о профессии, сколько о месте работы: бежит на вызовы на участке. Озабоченное лицо, спешка, минимум косметики, объемная сумка, а тут еще и воротник белого халата, выглядывающий из-под пальто. Картинка сложилась.
– Простите. – Люба встала. – Вы к Караваевой? Доктор Федотова?
– Да. – Врач задержалась на ступеньках.
– Это я вас вызвала.
– А вы там как оказались?
– Пришла в гости. То есть по делу. Но я не ожидала такой реакции.
– А что с ней? Приступ?
– Да, она разнервничалась. Я сама психолог. Знаете, забеспокоилась.
– Постойте… Мне ваше лицо знакомо. – Она наморщила лоб. – Ведь вы…
– Петрова Любовь Александровна. – Люба невольно вздохнула. – Ток-шоу «Все всерьез».
– Ну, конечно. – Федотова расплылась в улыбке и похвалила: – Вы грамотный специалист. Я вас всегда с удовольствием слушаю.
– Спасибо.
– А к Караваевой зачем? Неужто телевидение заинтересовалась этим случаем? – Федотова нахмурилась.
– Нет, – поспешно сказала Люба. – Я по своей инициативе. Меня интересует Света. Я консультант в этом деле, – нашлась она.
– Ах вот оно что… Девочка здоровая, садиковая, привитая. Я ее наблюдаю с раннего детства. – Федотова говорила о Свете, как о живой. – Ума не приложу, что с ней случилось. Почему вдруг депрессия.
– Как же? А мать? Вы не исключаете плохую наследственность?
– Я Свету наблюдаю с детства, – обиделась Федотова. – Если бы с ней что-то было не так, я бы заметила. Поверьте, ее и невропатолог регулярно осматривала. У нас на участке работа с населением поставлена хорошо. Особенно с детьми. Что касается Татьяны Ивановны, раньше она была вполне адекватна. Да, ей выписывали антидепрессанты, но речь о госпитализации никогда не шла. Небольшое нервное расстройство. А теперь она чуть ли не каждый день вызывает «Скорую». Сама требует положить ее в больницу. Я думаю, это пройдет. Время лечит. Знаете, Таня ведь была очень красивой женщиной, – разоткровенничалась вдруг Федотова. – Мужчины просто с ума сходили. А как ревновал ее муж! Все терпел. Она ведь и хозяйка плохая, и работать никогда не хотела. Только собой интересовалась, своей внешностью. Ну, еще Светочкой. А потом он вдруг собрал вещи и ушел. Говорят, к секретарше. Но Свету не бросал. Танечка с дочерью жили на его деньги. И неплохо жили.
– А мальчика… Парня, – поправилась Люба. – Вы его тоже с раннего детства наблюдали? Кажется, его Стасом зовут.
– Ах, вы о Светином парне… О Стасике Краснове. Да, он тоже родился у меня на участке. Они здесь живут с самого начала, как сдали дом, и Красновы, и Караваевы. Жили, – поправилась Федотова. – Караваевы ведь развелись лет пять назад. И он переехал за город, дом там построил. Как говорят. У меня на участке Максим Караваев больше не числится, – с сожалением сказала она. – А какой галантный мужчина! Всегда поздравлял с Новым годом и с Восьмым марта, конфеты, шампанское. Он щедрый и не сноб. Хотя и бизнесмен, денег много, машины постоянно меняет. Недавно видела его на серебристом джипе, к Свете приезжал. Очень приятный мужчина. Они с Татьяной и раньше расходились. То ссорились, то мирились. Но он не выписывался. Говорил: «Я, Тамара Степановна, вас ни на кого не променяю!» А потом вдруг съехал. Все из-за нее, конечно. И вот чем все закончилось. – Она тяжело вздохнула. – Брак был обречен с самого начала. Мучили друг друга столько лет и все равно… не убереглись. И Света умерла…
– Красновы в какой квартире живут? Я знаю, что в соседнем подъезде.
– Парень ни в чем не виноват. Его уже затаскали по судам.
– Как так?
– Я хотела сказать, и в полицию вызывали, и участковый приходил. Даже классного руководителя повесткой пригласили к следователю, хотя уж сколько лет прошло, как Стасик закончил школу! Как начали копать… Поймите, я здесь всех знаю, по вызовам хожу, мне и рассказывают все, – стала вдруг оправдываться Федотова.
– Я понимаю. Вы здесь что-то вроде приходского священника. Это ваш приход, ваша вотчина, и с вами откровенничают. И вы меня поймите. Я не обвинитель. И не из полиции. Мне просто надо побеседовать с его отцом. Так в какой квартире они живут?
– В сто сорок четвертой, – сдалась Федотова. – Но их, скорее всего, нет дома. Стасик в институте, а его родители на работе. Ой, побегу! – спохватилась она. – Татьяна Ивановна меня, наверное, заждалась!
Люба не стала напоминать, что это она вызвала врача. Проследив, как Федотова скрылась в подъезде, сама направилась в соседний.
В сто сорок четвертой квартире и в самом деле никого не было. Люба долго звонила в дверь, но делала это больше для очистки совести. Федотова тут знает всех. Раз она сказала, что никого нет дома, значит, нет.
И Любе пришлось уйти ни с чем. Хотя тайна Светы Караваевой все больше ее занимала. Интересно, зачем все-таки девочка ходила в больницу, да еще в сопровождении женатого мужчины? Не он ли убийца?
И тут вдруг ожил мобильный телефон. Она взглянула на дисплей: Самохвалов звонит. Люба подошла к окну и, глядя на кружащиеся в воздухе снежинки, ответила на вызов:
– Да, я слушаю.
– Ты где? – подозрительно спросил Стас.
– Дома.
– Что делаешь?
– Ничего не делаю. То есть сижу за компьютером, информацию собираю.
– А-а-а… Молодец!
И тут, как назло, на этаже остановился лифт, двери с лязгом разъехались в стороны.
– Что это за звук? – подозрительно спросил Стас.
– Это… Это телевизор! – нашлась она.
– И что за фильм? – ехидно спросил он. – Триллер из жизни лифтеров? Люба, я все-таки опер! Знаешь, сколько я в своей жизни пленок прослушал? Я по струе воды могу определить, где она льется, дома в туалете или в сортире дорогого кабака. – «Самовлюбленный хвастун!» – Ты где?
– Я в… в общем, по делу.
– Куда тебя черти понесли?! – заорал он. – Что за бабье! Сказано тебе: сиди дома!
– Я на работе! Мне же надо отвезти заявление об уходе!
– Сиди там. Я за тобой приеду.
– Сама доберусь.
– Ты не хочешь заехать к Парамонову? Он взял больничный. Хочу его навестить.
– К Парамонову? – Она прикинула: успеет? Или сказать Стасу правду?
– Люба, ты где? – в третий раз спросил Самохвалов. – Подними над головой телефон.
– Еще чего!
– Что-то у вас там подозрительно тихо. Я не слышу радостного голоса мордастой мормышки.
– Какой мормышки?
– Которая сидит у вас на рецепции.
– Ты ей понравился. Она сказала, что ты красивый. А ты: мормышка!
– Люба, не темни. Не уводи разговор в сторону.
– Просто я у себя в кабинете. Здесь никого нет. Кроме меня.
– И лифта, – ехидно сказал Стас. Как назло, двери закрылись, и лифт поехал вверх. – Ну и сервис! К тебе в кабинет за сутки провели лифт! Чтобы транспортировать избитых тобой клиентов прямиком в реанимацию! Новый метод в психотерапии! Ты его запатентовала?
– Ладно, я была у Караваевой, – призналась Люба. Ведь он так и будет издеваться.
– А кто это?
– Это… это девочка из «Анgелов смеrти», как и Юля Парамонова. Помнишь, я тебе рассказывала? Она тоже покончила с собой. Вот я и хочу узнать: почему?
– Странная ты женщина. Людей за деньги из дома не выгонишь, а ты по своей инициативе несешься на другой конец Москвы – спасать человечество. А человечество это оценит?
– Мне еще деньги надо отвезти, – напомнила Люба. – Василию Федоровичу.
– Хоть в это не лезь, – разозлился Стас. – Ты что, думаешь, мы посидели, потрепались, нажрались и разошлись? Вчера, по-твоему, было бла-бла-бла? Люся ему уже звонила.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что потом она звонила мне!
– Почему тебе?
– Спроси у нее. Тебе она тоже позвонит, не переживай. Короче, встретимся у тебя на работе. На бывшей работе. Через час.
– Стас, я могу не успеть!
– А ты постарайся.
Он дал отбой. Люба чуть не заплакала. Сначала переживает, что она без разрешения ушла из дома, подвергла свою жизнь опасности, а потом заставляет мчаться по пробкам! Переменчив, как ветер. Да еще и хвастун! «Я по струе воды могу опреде-лить…» Тьфу!
«Почему я его слушаюсь? – думала она, несясь в машине. – И Люська хороша. Сколько раз говорила, что готова ему физиономию расцарапать! За меня и все его хамские выходки. А теперь звонит, планы строит. Эфиры с ним обсуждает. Интересно, был бы он толстый и лысый, помнила бы она номер его телефона?»
Как Люба ни старалась, Стас все равно приехал первым. Ведь в отличие от нее Самохвалов добрался на метро и не преодолевал пресловутые московские пробки. Когда Люба влетела в холл, растрепанная, запыхавшаяся, в расстегнутой шубе, он стоял у рецепции и раскидывал свои сети перед той самой «мордастой мормышкой». Девчонка заливисто смеялась и строила красавцу глазки, а он цвел, как мак, и, кажется, уже забил в мобильник номер ее телефона. Люба перевела дух.
Увидев ее, Стас недовольно сказал:
– Где ты шатаешься? Полчаса уже жду!
– Стас, пробки… – развела она руками. – И потом: я вижу, тебе не скучно.
– Любовь Александровна, вас давно ждут, – официально сказала секретарша. И, интимно понизив голос, добавила: – Главный.
– Я уже иду. Позвони ему.
– Конечно, конечно. – Девчонка улыбнулась Стасу и потянулась к телефону. – Кофейку вам сделать?
– Не откажусь, – просиял Самохвалов. Люба поняла, что кофеек не ей предложили. Ей – аудиенция у главного, вынос мозга. А Стасу сахарок, улыбка и чашечка кофе.
– Катя, тут Петрова пришла. Пригласить?
«Мордастая мормышка, – зло подумала Люба. – Самохвалов, я тебя сдам. Скажу, как ты ее за глаза называешь. Пусть она тебе тоже нахамит! Должна же быть на свете справедливость!»
– Любовь Александровна, пройдите. Вас разрешили впустить. – Ледяной взгляд, как ушат холодной воды: иди, не мешай нам. У нас все уже на мази. Мне девятнадцать, тебе сорок! Я знаю, как падать на рельсы и что делать с маньяком в лифте! Я победила!
Люба беспомощно оглянулась:
– Стас…
– Я у тебя в кабинете подожду. Кофейку попью.
– Он заперт.
– У меня есть ключи, – тут же вызвалась несносная девчонка. Любе захотелось ее убить.
«Я открою любые двери, – насмешливо посмотрел на нее Стас. – И по струе льющейся воды определю, где стоит унитаз».
– Я приготовила ужин, дорогой, но не успела купить хлеба. Не забудь мне напомнить. Или купи сам, пока я занята. И еще: у нас в прихожей вешалка висит на одном гвозде.
«Сама ты вешалка!» – красноречиво сказала ей взглядом девчонка.
«Это моя собственность! – молчаливо ответила ей Люба. – Не лезь!»
– Где у вас тут булочная? – поинтересовался Стас.
– У нас только аптека! – сказали они хором.
– Ага! Значит, лейкопластырь есть! Пойду куплю пару рулончиков!
«Зачем я сказала про вешалку?» – в отчаянии думала Люба, входя в лифт. Лучше уж вызвать «мужа на час». Или самой взяться за молоток. Она представила облепленную лейкопластырем вешалку и ужаснулась.
– А что? Держится и ладно! Шмотками завесится, и будет классно! Нам что важно? Чтобы одежда не валялась на полу! Главное – результат. А уж каким путем…
– Если бы я знал, Любовь Александровна, что вы так переживаете…
Это уже шеф. Смотрит на нее сочувственно. А она плачет из-за пластыря, вовсе не из-за увольнения. И из-за того, что мужчина, с которым она давно рассталась, у дам нарасхват. Это из области психологии, и она должна это понимать. Но все равно… Сорок лет, и все меньше маленьких женских радостей. А ему предложила кофе… в ее кабинете… девятнадцатилетняя девчонка…
– О господи! Катя! Принеси воды!
Та самая Катя. Дубль два. Это с ней «мордастая мормышка» сплетничает по телефону в свободное от работы время. Да и в рабочее тоже. Катя – «верхняя» секретарша. Она постарше «нижней» и посимпатичнее. Интересно, у них с шефом чисто деловые отношения или как?
«Почему меня это волнует? Все мысли об отношении полов. О сексе…»
– Садитесь же, Любовь Александровна!
Она села. Пришла Катя со стаканом воды.
– Кофе хотите? – Люба кивнула. – Катя, два кофе. Мне без сахара, – сказал шеф. Люба промолчала. – Василий Федорович пролил свет на вчерашнее недоразумение. Оказывается, к синяку вы не имеете никакого отношения. Виноват дверной косяк, – внимательно посмотрел на нее главный.
– Да, косяк, – кивнула она.
– Что касается производственного конфликта… – Он вздохнул. – Любовь Александровна, мне, если честно, жаль с вами расставаться. Да и вы… Вы умная женщина, грамотный специалист, но человек не деловой, согласитесь. Вам нужен кто-то, кто будет заниматься рутиной. – Она кивнула. – Вот и позвольте нам… – Он снова вздохнул. – Да не молчите вы!
– Я должна как-то оправдываться, понимаю… Но… но я его била… – Она опять расплакалась. – По лицу…
Пришла Катя с подносом, на котором стояли две чашки кофе, и замерла в дверях. Посмотрела на Любу и спросила:
– Что, опять воды?
– Да! – рявкнул шеф. – Куда кофе-то понесла! Оставь!
– Сами не знают, чего хотят, – пожала плечами Катя и, поставив чашки на стол, уплыла.
– Любовь Александровна, мне сейчас самому психолог понадобится! – взмолился главный.
– Я… я постараюсь… взять себя в руки… – Она вытерла слезы. – У нас с Василием Федоровичем профессиональные разногласия.
– А я слышал, вы благотворительный фонд организуете, – удивленно сказал шеф.
– Откуда вы знаете?
– Он сегодня заходил. Рассказывал. Говорил, что его позвали на эфир. Ваша, кстати, подруга.
– Да, я знаю, – кивнула Люба.
– Я уже ничего не понимаю! Так вы друзья или враги?
Пришла Катя со стаканом воды.
– Поставь. И иди. Да, принеси нам что-нибудь к чаю.
– Вы же кофе пьете!
– Ну, к кофе!
– Что, торт?
– Хоть что-нибудь принеси!
– Не надо так нервничать. – Катя величаво уплыла.
– С ума тут с вами сойдешь, – пожаловался главный. – А ведь мы людей лечим.
Чтобы не расплакаться, Люба потянулась к стакану с водой. Не спеша сделала пару глотков и мысленно досчитала до десяти. Надо успокоиться.
– У вас сегодня прием сорвался. Мы ваших клиентов направили к другому врачу. Они, в общем-то, довольны, но… Спрашивают, когда вернется их обожаемая Любовь Александровна, – слегка польстил главный. – Я сказал, что вы на больничном.
– Вы так часто врете. – Она улыбнулась сквозь слезы.
– Приходится, должность такая. Забыл уже, как людей лечить. Черт знает что! – Он встал. – И где эта Катя?
– Я не хотела уходить, – призналась Люба. – Меня все устраивало в моей работе.
– Да? – он явно обрадовался. – Ну, так и вы нас устраивали! Я вчера погорячился. Признаюсь, когда увидел Василия Федоровича с заплывшим глазом, услышал, как вы кричите: «Я его убью!» – решил, что вы хулиганка. Возмутитель спокойствия. У нас солидная клиника, нам драки не нужны, не дай бог, клиенты узнают. Они шума не любят. Но потом я сообразил, что синяк-то вчерашний. Я же все-таки врач.
– Это приятно, – улыбнулась Люба, – что вы все еще врач.
– Вот и я говорю. «Зачем, – говорю, – вы меня обманываете, Василий Федорович?» Я ведь готов признать свои ошибки. – Он вопросительно посмотрел на Любу.
– Я – тоже.
– Вот и отлично! Знаете, как мы поступим? Вы недельку посидите на больничном, пока здесь все рассосется…
– У меня есть друг, который говорит: проблемы бывают двух видов. Одни разруливаются, другие рассасываются.
Главврач рассмеялся.
«Нормальный мужик, – с удивлением подумала Люба. – С чувством юмора».
– Разруливать тут нечего, каждый из вас по-своему прав, поэтому подождем, когда рассосется. Недели вам хватит?
– Вполне. За неделю я все обдумаю и… возможно, вернусь.
– Вот и отлично! Уверен, что вы останетесь с нами! А пока давайте пить кофе!
– Извините, я бы с радостью, – смутилась Люба. – Но меня ждут.
– Поклонник? – подмигнул он.
– Да. Друг.
– Что ж, если есть друг, который ждет, это замечательно. Я вас задерживать не смею. Женщина хорошеет, когда у нее на личном фронте все в порядке. – Он так и сказал: «на личном фронте». И явно был смущен.
Вошла Катя с подносом, на котором возвышался нарезанный крупными кусками шоколадный торт. Люба встала: