– Любопытный, однако, типчик вырисовывается, – задумчиво сказал Гуров. – Кого-то он мне напоминает. Из недавно ушедших в мир иной. Этакий Геннадий Вячеславович Салманов местного масштаба.
– Вот-вот, – Крячко энергично кивнул. – И я о том же подумал. Поэтому, когда я встретился с вдовой Иннокентия Кайлинского, чуть ли не первое, о чем спросил: не был ли он знаком с Андроновым?
– Был? – спокойно поинтересовался Орлов, уже догадываясь, что ответ будет положительным.
– Представьте себе, да. Мало того, по словам Елизаветы Федоровны, связывали ее мужа и Алексея Константиновича какие-то общие дела, в детали которых Иннокентий ее не посвящал. Вот тут ваш покорный слуга совершенно явственно почуял запах жареного.
– Правильно почуял, – одобрительно сказал генерал Орлов. – Напрашивается версия, что заведующий архивом мог приторговывать какими-то материалами, используя каналы Андронова.
– И консультируясь с ним, – добавил Крячко. – Сам Кайлинский – специалист аховый, «профессиональный руководитель» среднего звена, хоть тот же самый филфак местного пединститута с грехом пополам закончил. Это я в музее выяснил, уже после разговора с вдовой. Такому что баней заведовать, что драмтеатром, что архивом музея… Интересное, замечу, совпадение получается: в музее Иннокентия Сергеевича не любили, точно так же, как на кафедре – господина Андронова. И тоже считали если не явным жуликом, то кем-то очень на жулика похожим. Однако это не самое любопытное! Елизавету Кайлинскую я сумел основательно разговорить. Она решила, что опер – важняк из столицы – приехал специально, чтобы разобраться с убийством ее мужа.
– Вообще-то, в чем-то так оно и есть, – заметил Гуров. – Ладно, Стас! Не хмурься, я не собираюсь приуменьшать твоих достижений. Мы с Петром знаем: ты при желании снулую рыбину разговоришь.
– Так вот, еще раз: она сказала мне, что ее муж знаком с Алексеем Андроновым, тот несколько раз бывал у них дома. Что их связывало, Елизавета не знает.
– Нетрудно догадаться, тут Петр совершенно прав, – сказал Гуров. – Что еще ты вытянул из вдовушки?
– То, что за два дня до своего неожиданного отъезда в Москву господин Кайлинский заявился вечером домой не один, а в сопровождении некоего типа, который Елизавете Федоровне сразу и решительно не понравился. Чем именно – она объяснить не смогла. Но, по ее выражению, от этого человека веяло опасностью. Он был как бы из другой жизни, из другого социального слоя. Не вязался с ее мужем, понимаете? Они просидели за бутылкой водки около полутора часов, причем Кайлинский сказал жене, чтобы она не мешала, им, мол, надо поговорить наедине. По словам Кайлинской, это, опять же, для мужа не совсем типичное поведение. В чем она могла помешать? Какие тайны услышать? Кайлинская несколько раз заходила на кухню, где они расположились, вроде по своим делам. Беспокоил ее этот визит, чувствовала она что-то недоброе. У женщин подобные вещи на инстинктивном уровне проявляются. Но, как только она заходила, разговор сразу же прекращался. Почему бы?
– Он хоть представил супруге своего гостя? Или… нет? – спросил Лев, тщательно подбирая слова и прекрасно понимая, что Крячко не просто так заговорил о визите какого-то типа, не понравившегося жене Иннокентия Сергеевича. Что-то «друг и соратник» приберегает, словно туза в рукаве. Станислав всегда отличался любовью к эффектам. Вон как глаза возбужденно сверкают!
– То-то и оно. Познакомил. Сказал, что это его школьный приятель. Учились в параллельных классах. Что зовут приятеля Сергеем. Кстати, Елизавете показалось, что гость отнесся к этому квазиофициальному представлению не слишком одобрительно. Так, по ее словам, зыркнул на Иннокентия… Когда тип ушел, Елизавета попыталась расспросить мужа подробнее: кто такой, мол, о чем разговаривали… Но Иннокентий отделался ничего не значащими фразами, что, дескать, случайно встретились, много лет не виделись, школьные годы вспоминали. Она мужу не поверила. С такими напряженными лицами о детстве-отрочестве и прочей юности не вспоминают. Считает, что разговор у них шел о чем-то весьма серьезном. Я, как ты выражаешься, неизвестно почему, заинтересовался этой новой фигурой. Да! Елизавета еще неуверенно так сказала, дескать, словно бы у гостя на пальцах что-то такое синее виднелось, вроде татуировок.
– Ого! Перстни, надо понимать? А говоришь, неизвестно почему… Правильно заинтересовался. Восходящего солнышка на тыльной стороне ладони она не заметила?
– Я тоже ее об этом спросил. Нет, не обратила внимания. Откуда мирной преподавательнице английского языка знать о некоторых характерных деталях? Но я уже сделал классическую стойку: подумал, что, возможно, гость Иннокентия Сергеевича Кайлинского несколько раньше гостил совсем в других местах. Нюх. Недаром нас блатота легавыми называет. Решил попытаться выяснить: кто бы это мог быть? Исходя из предположения, что Кайлинский жене не соврал: насторожившего Елизавету типа действительно зовут Сергеем, и он когда-то учился в одной школе с Иннокентием. Поэтому из пединститута я отправился в местное управление Минобразования.
– Надо же, – улыбнулся молчавший все это время генерал Орлов, – что-то все твои контакты там с педагогическим уклоном. Н-но… Побегать тебе и вправду пришлось!
– А я о чем говорю!.. Устал, как черт у топки. Но! Через два часа я уже знал, что одновременно с Кайлинским школу оканчивали десять Сергеев. Не так уж много. И один, точно, пошел по кривой дорожке. Некий Осинцев Сергей Павлович. Рецидивист. Две судимости. На свободу вышел четыре года тому назад. А теперь – самое главное! Когда я вернулся в ГУВД, уже были получены данные из билетных касс. Мои местные помощники все же подсуетились. Кайлинский брал билет в спальный вагон фирменного поезда «Кавказ». Я, понятное дело, захотел выяснить: а кто был у Кайлинского в попутчиках? И, представьте себе, в тот же СВ того же поезда на то же число выписан билет на… Кого бы вы думали? – Станислав с победным видом посмотрел на Гурова и Орлова.
– Неужто на Сергея Осинцева? – чуточку преувеличенно удивился Лев, подыгрывая другу.
Отчего не сделать человеку приятное? Тем более что работу Станислав проделал колоссальную. И в рекордно короткий срок. Большая редкость по нынешним временам!
– Не тяни резину, ныряй, здесь неглубоко. Осинцев?
– Точно так! Оба билета до Москвы. Вот после такой новости мой интерес к Сергею Осинцеву резко возрос. Нет, билеты в разные купе. Но это – детали, поменяться недолго. Конечно, нельзя исключить возможность случайного совпадения…
– Ой, держите меня трое! – рассмеялся Гуров, и генерал Орлов вторил ему. – Не кокетничай, Стас. Ты, похоже, действительно нарыл что-то ценное. Понятно, что посетить Москву два бывших школьных приятеля собрались вместе. И один из них до столицы не доехал. Эх, как хорошо было бы узнать, доехал ли второй и где он сейчас…
– Это еще не все! – с победным торжеством в голосе произнес Крячко. Станиславу Васильевичу было приятно, что поездка, на которую он не возлагал особых надежд, удалась. – Я привез копии первичных протоколов обнаружения обоих трупов. Андронова и Кайлинского. И акты судмедэкспертиз. И протоколы, и акты выполнены до безобразия халтурно. Но кое-что бросается в глаза. Впрочем, посмотрите сами. Свежим взглядом, незамыленным, а то у меня уже определенная версия выстраиваться начала.
На некоторое время в кабинете генерала Орлова воцарилась тишина, нарушаемая лишь доносящимся из клетки мелодичным пощелкиванием и пересвистом Капитана Флинта да шелестом листов бумаги.
– Я понял твою мысль, – неторопливо сказал Гуров. – Характер смертельных ранений в обоих случаях весьма сходен… Кайлинского в сердце и Андронова в сердце. Направление удара, его сила, раневой канал… Словно один и тот же человек оба удара нанес. Одним клинком. Характерный клинок, кстати: довольно длинный, узкий и не слишком тонкий. Явно, что не кухонный ножик из Китая. Ты ведь это имел в виду?
Станислав утвердительно кивнул.
– Да, – согласился с мнением Льва генерал Орлов. – Может, оно и так. Категорически утверждать нельзя, потому что эксперты косорукие. Филькина грамота, а не акты. Два крупных города, Кислогорск и Саратов, рядом с которым тело Кайлинского обнаружили… А впечатление такое, словно обе экспертизы в фельдшерском пункте села Мухосранцева делали. Жаль, фотографий нет. Но… Скорее всего, вы, друзья, правы. Картина ранений разительно сходная. И ты, пан Крячко, предполагаешь, что оба смертельных удара нанес Осинцев?
– Вполне разумное предположение, разве нет? – несколько задиристым тоном отозвался Крячко. – А чтобы его досконально проверить, неплохо бы нам свести с Сергеем Осинцевым личное знакомство. Надо объявлять его в розыск. Да, Петр! Во всероссийский. Пали главным калибром, господин генерал. Бей во все колокола.
– Боюсь, не получится даже у меня, – после непродолжительного молчания сказал Орлов. – С пальбой и битьем. Это уровень не мой, ребята. Слишком зыбкие резоны для всероссийского розыска.
– Вполне разумное предположение, разве нет? – несколько задиристым тоном отозвался Крячко. – А чтобы его досконально проверить, неплохо бы нам свести с Сергеем Осинцевым личное знакомство. Надо объявлять его в розыск. Да, Петр! Во всероссийский. Пали главным калибром, господин генерал. Бей во все колокола.
– Боюсь, не получится даже у меня, – после непродолжительного молчания сказал Орлов. – С пальбой и битьем. Это уровень не мой, ребята. Слишком зыбкие резоны для всероссийского розыска.
– Но… Петр, откуда ж резонам взяться, если…
Вот сейчас Крячко действительно волновался. Версия уже захватила Станислава, он верил в нее! Опасное для хорошего сыщика дело, сказать по правде. Того и гляди, начнешь подгонять факты под концепцию.
А вдруг концепция ошибочна?! Бывало ведь так, и не раз.
– Помолчи, прошу тебя. Что значит если? Я ведь отнюдь не всесилен, надо мной тоже начальства хватает. А мероприятие это, сам знаешь, не из дешевых. Времена сейчас такие, что деньги считать все приучены. В том числе планово-финансовый отдел нашего министерства. Нет у тебя безупречно четких доказательств причастности Осинцева к этим двум смертям. Допустим, ты прав. И что тогда? На каком основании задерживать Сергея Осинцева, даже если мы его быстро отыщем? Мало ли что рецидивист… Сколько в России рецидивистов? Вот то-то и оно. Министр не поддержит. Его заместитель по оперативке – тем более. А у меня с ним далеко не самые лучшие отношения.
Крячко на какое-то время задумался, потом спросил:
– Но хоть прямую директивную ориентировку ты дать можешь? По всей сети региональных управлений уголовного розыска? Пусть, скажем так, полуофициально. С твоим-то авторитетом!.. В конце-то концов, ты для того и сидишь в этом кабинете, чтобы… – Станислав сделал некий неопределенный жест рукой.
Орлов поднялся из кресла, наискось прошел через весь кабинет к дальнему окну, к столику, на котором стояла клетка с Капитаном Флинтом. Тяжело вздохнул.
«Бог мой, – потрясенно подумал Лев Гуров, глядя в ссутулившуюся спину генерала, – как же постарел Петр! Да и мы со Стасом ох – не мальчики!»
– Чтобы что? – грустно поинтересовался генерал Орлов у своих гвардейцев. – Прикрывать ваши задницы и устраивать режим наибольшего благоприятствования? Вообще говоря, верная точка зрения. Когда я был моложе, я тоже полагал, что начальство только на это и годится. Э-э, не бери в голову, пан Крячко! Вовсе я не обижен. Для меня главное – дело. Хорошо. Ориентировку дам. Прямо сейчас. И Славе Боброву позвоню. Он не откажет. Только знали бы вы, как мне надоело прикрываться собственным авторитетом и старыми неформальными связями… Еще раз, друзья мои: если вы думаете, что в нашей системе я могу все, то зря вы так думаете.
Генерал-лейтенант Мстислав Федорович Бобров, однокашник Петра Николаевича по ВАМВД им. Дзержинского, курировал всю систему линейных отделов транспортной милиции России. Мало кто из простых обывателей догадывается, как важны в эффективной работе МВД вот такие неформальные горизонтальные связи.
– А по Москве? – жадно поинтересовался Станислав. – По столице мы Осинцева можем в розыск объявить?
– Это – сколько угодно, – кивнул Орлов. – Это в моей власти. Только с чего ты взял, что он задержался в Москве?
Глава 5
После того как генерал Орлов отдал соответствующие распоряжения, настала пора Льву Ивановичу поведать о своих успехах. Кое-что за вчерашний вторник Гуров, по своему излюбленному выражению, «нарыл», составил себе психологический и бытовой портрет Аркадия Арзамасцева.
Поначалу Лев посетил соседей Аркадия по лестничной клетке. Тут помогли упомянутые рождественские каникулы, люди отдыхали, были дома. Особых надежд, надо сказать, полковник Гуров на эти встречи не возлагал. Давно миновали времена коммуналок и уютных московских двориков, где соседи знали друг о друге всю подноготную. Теперь народ стал более замкнутым. Что нам нынче известно о людях, живущих с нами в одном подъезде? Хорошо, если имя да возраст!
Так и получилось: ничего существенного из встреч с соседями Арзамасцева полковник Гуров не вынес. Они даже не могли с уверенностью ответить на вопрос, была ли у Аркадия какая-то постоянная подруга. Так… Приходила вроде одна молодая женщина. А может, они разные были.
В наше время узнать побольше о человеке можно скорее не там, где он живет, а там, где работает. Или работал. Не от соседей, а от коллег и сослуживцев. Последним местом работы Аркадия Арзамасцева был Институт физиологии растений РАН, где он трудился в должности старшего лаборанта.
Полковнику Гурову ничего не оставалось, кроме как выйти на бывших сослуживцев Аркадия Арзамасцева, желательно – близких Аркадию по возрасту. Еще лучше – тех, с кем Арзамасцев когда-то учился в МГУ.
Эта задача оказалась несложной. К полудню Гуров, перебрав списочный состав сотрудников лаборатории, где работал Аркадий, наметил две подходящие кандидатуры. Ровесники Арзамасцева, оканчивали ту же кафедру биофака, что и Аркадий. Должны же эти люди неплохо знать своего бывшего однокашника, который еще и работал с ними бок о бок довольно продолжительное время? Лев Иванович попытался созвониться с ними, чтобы договориться о встрече.
– Одного не оказалось в Москве, уехал на каникулы к родне, – рассказывал Лев, – так что выбора у меня не было. Второй, Петр Николаевич Решетов, оказался дома. К нему я и отправился. Предварительно представившись по полной форме и сказав, что причина моего предстоящего визита весьма печальна: погиб его знакомый, возможно, приятель. Ясно, что, услышав такое, отказать мне он не мог.
– Петр Николаевич Решетов… Мой тезка, значит, – усмехнулся генерал Орлов. – И как он тебе понравился? Был от вашей встречи толк?
– Представь себе, понравился. А вот портрет Аркадия Арзамасцева, набросанный Решетовым, не слишком.
Решетов оказался высоким широкоплечим мужчиной лет под тридцать с виду, с добродушным и располагающим выражением круглого лица, обрамленного русой бородкой.
– Полковник Лев Иванович Гуров – это вы? – спросил он, открывая Льву дверь. – Надо же, совсем на милиционера не похожи. Да спрячьте вы свое удостоверение, я вам и так верю. На жулика и мошенника вы похожи еще меньше. Что ж, проходите… Не очень, правда, представляю, чем смогу вам помочь: не скажу, чтобы мы с Аркашей Арзамасцевым были близкими друзьями. Контачили последнее время редко. И большого удовольствия от встреч не получали. По крайней мере, я. Вы по телефону сказали, что Аркадий погиб. Как это случилось?
– Его убили, – коротко ответил Гуров, не вдаваясь в подробности.
– Бог мой! – вздохнул Решетов. – Арзамасцева убили… Да кому это могло понадобиться?
– Нам самим очень хотелось бы знать ответ на этот вопрос, – мягко сказал Гуров, проходя за хозяином в симпатичную уютную комнатку, в углу которой стояла небольшая елочка.
– Присаживайтесь, господин полковник. Людмилы, супруги моей, дома нет, так что, если хотите кофе с домашним печеньем, придется подождать несколько минут, пока я все организую. Хотите?
– Пожалуй, – кивнул Гуров, которому Петр сразу же чем-то понравился.
…Трудно сказать, почему одни люди сразу, с первого взгляда, становятся нам симпатичны, а другие наоборот. Психологи до сей поры на этот вопрос вразумительно ответить не могут! Ведь как порой бывает: ровным счетом ничего дурного тебе этот человек не сделал, просто не успел, а вот глаза бы на него не глядели. Или встретился ты с человеком впервые в жизни, поговорил с ним пять минут, улыбнулись вы друг другу, и непонятно почему завязался между вами узелок взаимной приязни.
Та же знаменитая «любовь с первого взгляда» – ее ведь не романисты придумали, такое и в жизни встречается.
Лев Иванович привык доверять своим первым впечатлениям о людях. В словах Решетова он услышал искреннюю доброжелательность. Да и разговор за кофе приобретет менее официальный, доверительный характер.
– Кстати, если вы курящий, то не стесняйтесь. Я сам дымлю, как паровоз, – предложил Петр через несколько минут, пододвигая Гурову чашку кофе. – И печенюшки попробуйте, Людка их сама делала.
«Везет мне в последнее время на кофе с печенюшками! – усмехнулся про себя Гуров, делая небольшой глоток обжигающего напитка. – То у генерала вчера, теперь вот здесь…»
– Вот чего я понять не могу, – неторопливо и задумчиво сказал Решетов. – Аркаша, конечно, был из тех, кто способен удавиться, завязывая галстук, и утонуть, парясь в бане. Всегда Арзамасцев невезучестью отличался. А также редкостным разгильдяйством и авантюризмом. В том, что его кто-то убил, ничего невероятного я не вижу, сейчас кого только не убивают. По самым ничтожным причинам. Никто не застрахован.
– Порой и вовсе без причин, – кивнул Гуров.
– Вот-вот. Только с какой бы стати, Лев Иванович, давайте я вас так буду называть, а то господин полковник – слишком официально, хорошо, что хоть не гражданин начальник…