Тано смотрел на кассету с плохо скрываемой жадностью.
— Фантастика! — прокомментировал он.
— Да, действительно. Однако эта пленка имеет свою цену. Вашим сицилийским друзьям принадлежит один пустынный островок, который называется Тирене. Я дам вам кассету, а вы устройте так, чтобы мне подарили остров.
Под вечер, не успел Тано вернуться в Милан, ему позвонил Салимбени.
— Плохие новости, — сообщил сенатор. Он проинформировал Тано о посещении Каттани. Комиссар дал ему прочесть показания директора казино и просил его помощи для проведения проверки в банке Антинари. — Я постарался выиграть время, — добавил Салимбени, — но завтра утром этот тип вновь придет ко мне, и я должен буду дать ему ответ.
— Уж не собираетесь ли вы его послушаться? — спросил Тано.
— Нет. Но устранение этого непредвиденного осложнения будет вам кое-чего стоить, — усмехнулся сенатор. — Вы меня понимаете?
В ожидании завтрашнего визита к Салимбени пришлось провести ночь в Риме. Эстер не оставляла его ни на минуту. Она сказала, что воспримет как обиду, если комиссар снимет номер в гостинице. Она настаивала, чтобы он переночевал в квартире, которую семейство Рази имело в Риме. Квартира была очень красивая, с восхитительным видом на площадь Навона.
Эстер была типичной избалованной девицей из очень богатой семьи. Никогда в жизни у нее не было ни в чем недостатка. Чего только ни захочет, само падает к ее ногам. Теперь она увлеклась Коррадо. И впервые испытала досадное ощущение: Коррадо от нее ускользал, был далек, недосягаем. Также и в эту ночь, когда они занимались любовью, ее не покидало чувство, что она влюбилась в неуловимую тень.
Наутро Каттани вновь пришел в приемную Салимбени.
— Нет, — сказал ему сенатор. — Затевать проверку банка Антинари невозможно. Там все проверяли только в прошлом году. И ничего не нашли. Могу показать вам письменный отчет о результатах инспекции.
Он протянул ему толстую папку с множеством подшитых в нее документов. На лице Каттани отразилось разочарование. Комиссар возвратился в Милан в подавленном настроении. Эстер не отставала от него ни на шаг. Но, прощаясь с ней, он и не подумал условиться о следующей встрече. Сказал, что не знает, сумеет ли с ней повидаться.
Глаза девушки наполнились слезами. Она поцеловала его в губы. Попыталась улыбнуться, но вид у нее был несчастный. Потом неожиданно схватила его за левую руку, сняла с нее часы.
— Иди, — сказала она. — А это я возьму себе. Хочу, чтобы у меня было хоть что-то твое. На случай, если мы с тобой никогда больше не встретимся.
Опекунство
Комната была погружена в полумрак. Каридди распаковывал большую коробку, из которой появился светловолосый пупс с голубыми глазами.
— Смотри, — проговорил он, — какой замечательный подарок я тебе принес.
Маленькая Грета, забившись в уголок, никак не реагировала — не пошевелилась, не произнесла ни слова. Сицилиец лез из кожи вон, чтобы завоевать ее симпатию. На следующий день было назначено заседание суда по делам несовершеннолетних, на котором должен был решиться вопрос об опеке над девочкой. Для Тано невероятно важно было ее хорошее к нему отношение. Один ее враждебный жест, одно слово могли все испортить.
Но Грета никак не поддавалась. Бледная, с взглядом, устремленным в пустоту, скрещенными на груди ручками, словно она хотела защититься от этого чужого человека, в льстивом тоне которого чувствовалась скрытая угроза.
Как раз в тот момент, когда Тано протягивал ей куклу, с лестницы донеслись резкие крики. Двое телохранителей сицилийца силой удерживали Каттани, требовавшего впустить его в квартиру.
— Нам приказано не пускать тебя!
— Мне нужно увидеть девочку! — в бешенстве кричал комиссар.
Один из стражей, со шрамом на правом виске, попробовал подножкой сбить его с ног. Коррадо, пытаясь сохранить равновесие, пошатнулся и, воспользовавшись этим, тот хватил его кулаком в солнечное сплетение.
— Убирайся отсюда, если не хочешь, чтобы тебе переломали все кости! — прорычал второй телохранитель.
Каттани пыхтел, как разъяренный бык. Пригнув голову, он бросился на охранников, но еще немного — и ему бы крепко досталось, если бы наверху, на лестничной площадке, не появился Тано.
— Прекратите! — заорал он.
Оба мгновенно ретировались. Тано спустился на несколько ступенек, прямой как палка, надутый от важности.
— Да кем ты себя вообразил? — крикнул он комиссару презрительным тоном. — Строить из себя какого-то ангела-мстителя, а сам всего лишь жалкий, нищий легавый!
— Тано Каридди! — Голос Каттани зловеще прогремел по всей лестнице. — Ты можешь взять Грету, можешь захватить банк, но запомни: спокойной жизни не жди. Я тебе не дам передышки, буду преследовать тебя повсюду. Даже в преисподней. — Каттани резко повернулся на каблуках, лицо его потемнело. Сделав несколько шагов, он обернулся и с мрачной усмешкой повторил: — Даже в преисподней.
На следующий день состоялось заседание суда по делам несовершеннолетних. Судья пригласила войти Грету и посадила ее рядом с собой. Некоторое время ушло на обычные формальности, потом, наконец, перешли к сути дела.
Женщина-судья с ласковой улыбкой обратилась к Грете:
— Послушай, дорогая. Ты знаешь этого господина, который сидит вон там?
Она указала на Тано.
Девочка еще больше нахмурилась. На какую-то долю секунды подняла глаза и увидела застывшего как статуя Тано.
— Да, — пробормотала Грета. — Это Тано.
— А теперь скажи мне, — ободряющим тоном продолжала судья, — любишь ли ты его?
Последовала долгая пауза. Девочка не отвечала. То и дело она поднимала глаза и смотрела в первый ряд, где сидел Коррадо.
Обеспокоенный тем, что молчание может негативно подействовать на судью, адвокат Тано поднялся и сказал:
— Ваша честь, я не понимаю такой настойчивости. Доктор Каридди всегда заботился о девочке. А кроме того, он единственный, кто просил назначить его опекуном Греты Антинари.
Судья покачала головой.
— Нет, не единственный.
Как, разве об опекунстве над девочкой просил еще кто-то другой? Это был совершенно неожиданный поворот дела. По залу пронесся шепот, Но кто решился потягаться с Тано Каридди?
Из задних рядов поднялся пожилой, слегка сутулый мужчина. Каттани обернулся и увидел знакомое жизнерадостное лицо Бернардо — монаха, который раскрашивал фигурки для рождественских яслей. Рясы на нем больше не было.
— Это я просил доверить мне девочку, — произнес он. — Моя фамилия Де Кристофорис. Я покинул монашескую обитель и создал здесь, в Милане, приют для сирот и детей, оставленных родителями. — Он послал девочке веселую улыбку. — Грету я хорошо знаю, ваша честь. Несколько месяцев она находилась в монастыре на моем попечении.
Его голос пробудил в памяти девочки радостные воспоминания. Теперь она хорошо вспомнила бывшего монаха. Она вскочила и побежала к нему, обняла за шею и жалобно попросила:
— Возьми меня к себе, возьми меня!
После этой столь красноречивой сцены все сомнения судьи развеялись.
— Я приняла решение, — объявила она. — Девочка передается под опеку синьору Де Кристофорису, а принадлежавшие ей сорок процентов акций банка будут находиться под контролем доктора Каридди.
Каттани вздохнул с облегчением. По крайней мере, хоть маленькая Грета не попадет в руки сицилийцу. Но откуда узнал обо всем бывший монах? В глубине зала заседаний появилась помощник прокурора Сильвия Конти. Она подошла к Бернардо, державшему руку девочки, и с торжеством проговорила:
— Нам это удалось!
Коррадо не понимал.
— Это синьора Сильвия попросила меня срочно подать прошение о назначении опекуном.
— Она? — Эта женщина, которую Каттани раньше считал формалисткой и перестраховщицей, предстала перед ним в новом свете.
Сильвия словно прочитала мысли Коррадо.
— Вы тоже, — сказала она, — сначала произвели на меня очень невыгодное впечатление.
— Как? Вы до сих пор еще на «вы»? — удивился бывший монах,
— Да, действительно, — согласилась с ним Сильвия, — нам пора перейти на «ты».
Тано покинул суд в бешенстве. Также и Бернардо с Гретой направились к выходу, в то время как зал начала заполнять публика, пришедшая на слушание следующего дела.
Сильвия и Коррадо не спеша вышли вместе.
— Я себя часто спрашиваю, — сказала она, — почему ты всегда со всеми такой сумрачный?
Каттани чиркнул зажигалкой и закурил.
— Знаешь, — ответил он, — я стараюсь держаться от окружающих на некотором расстоянии. И это не из-за самомнения или высокомерия. А потому, что знаю: мне не может вечно везти. Рано или поздно, но в один прекрасный день меня найдут убитым. Так вот, я не хочу, чтобы в тот день был рядом кто-то, кто меня любит, ко мне привязан. Пусть некому будет меня оплакивать, никто не будет страдать.
— Тебя многие любят, — возразила она, широко разводя руки, словно желая защитить его.
— С чего это ты вдруг обо мне волнуешься? — спросил Каттани.
Сильвия пожала плечами.
— Сама не знаю, — сказала она. — Может, потому, что всегда вижу тебя таким одиноким и грустным.
Они подошли к своим машинам. Сильвия, казалось, погрустнела.
— Ну что ж, до завтра, — тихо проговорила она и протянула руку.
Прощаясь, Сильвия задержала его ладонь на мгновенье в своей и пристально взглянула ему в глаза.
Тано возвратился в банк в самом мрачном настроении, несмотря на неудачу в суде, сразу же вновь принялся плести свои интриги.
Он послал Рази кассету с записью, полученную в Швейцарии от Эспинозы. Председатель правления «Международного страхования» прослушал с замиранием сердца голос, записанный на пленку. Его телефонный собеседник предостерегал: «Рази, с тобой говорит один из твоих друзей. Если хочешь стать председателем правления, то сегодня вечером не садись в самолет вместе с инженером Валенти…»
Этот телефонный звонок, спасший ему жизнь, теперь превращался в обвинительный акт против него. Выходит, он знал, что самолет взорвется, но ничего не предпринял, чтобы это предотвратить. В конечном счете, ведь ему было выгодно, чтобы в результате несчастного случая погиб мешавшийся у него под ногами Валенти.
Однако теперь об этом стало известно Тано. И Рази, попав к нему на крючок, будет вынужден иметь с ним дело. Председатель правления «Страхования» почувствовал, что влез в ловушку, когда ему позвонил этот сицилиец и сказал, что был бы весьма благодарен за приглашение на следующий день на обед. Рази ответил, что, разумеется, будет счастлив с ним отобедать.
Тано явился минута в минуту. Сверхгалантный, склонил голову и поцеловал руку Эстер. Держался весьма почтительно и с ее отцом. Но доктора Рази все равно не покидала тревога. Его бегающий, беспокойный взгляд выдавал внутреннее напряжение.
Все трое сели за стол. Рази был вдовец, и у него никого не было, кроме дочери. Слуга подал обед, потом удалился на кухню.
Эстер чувствовала, что между отцом и Тано произошло нечто весьма серьезное, но никак не могла догадаться, что именно. Словно взывая о помощи, она коснулась часов, которые взяла у Каттани, и несколько раз нервно повернула часовой браслет вокруг запястья.
Тут сицилиец нарушил молчание.
— Поговорим о делах, доктор Рази. Послушайте, что я предлагаю. Давайте подпишем с вами — вы и я — соглашение. Объединим наши силы и станем одной из самых крупных финансовых групп в мире.
— Это невозможно. — Рази смотрел куда-то в пустоту, от одной мысли о сговоре с сицилийцем его мороз подирал по коже. Он с трудом проглотил слюну и отложил нож и вилку, аппетит, у него пропал. — Все подумали бы, что тут дело нечисто. Мы с вами слишком разные люди, чтобы союз между нами не вызвал подозрений.
Тано остался невозмутим.
— Я уже продумал этот аспект. Я знаю, что нам необходимо сделать, чтобы избежать нежелательных комментариев. — Он высоко поднял голову и произнес с вдохновенным видом: — Мы сделаем неожиданный ход, который будет встречен с одобрением и все оправдает. Я женюсь на вашей дочери.
Предложение было столь неслыханным по своей наглости, что Рази сильно вздрогнул, уронив бокал с вином. Эстер же от изумления остолбенела. У нее застрял кусок в горле, и она чуть не задохнулась.
— Речь идет о формальном браке, — продолжал сицилиец. — Он носил бы чисто деловой характер. Мы с вашей дочерью не будем спать вместе и через несколько месяцев можно будет без труда все уладить при помощи развода.
— Вы сошли с ума, — взорвался возмущенный Рази. — Уходите!
— Вы не можете позволить себе отказаться, — спокойно проговорил Тано. — Вы сидите по уши в дерьме. Разве это не так?
Рази опустил голову. Он осознал свое поражение. Дочь с беспокойством внимательно на него поглядела.
— Папа, — проговорила она, — если это может тебе помочь, я выйду за него. — Она пожала плечами, — В сущности, почему бы и нет?
Свадьба
Адвокат Эгирас после убийства Юфтера словно сквозь землю провалился. Но однажды утром он явился к Каттани в полицейское управление. Комиссара не было на месте, и Эгирас попросил дежурного передать тому записную книжку.
— Она принадлежала Юфтеру и, наверно, сможет пригодиться.
Это произошло в среду. На улице лил дождь. Но на следующее утро вновь проглянуло бледное осеннее солнце. Маленький Эгирас, в шляпе с твердыми полями, с портфелем под мышкой, торопливо семенил к себе в контору.
Когда он опасливо оглянулся, его лицо побелело. Медленно, неумолимо за ним следовал металлизированный «рэндж-ровер». Маленький Эгирас решил, что погиб. Заметил впереди телефонную будку. Нырнул в будку и набрал номер полицейского управления.
Дождаться ответа он не успел. «Рэндж-ровер» резко рванулся вперед, сделал неожиданный вираж и въехал на тротуар, свалив телефонную будку. Маленького Эгираса раздавило насмерть. Бросившиеся на помощь прохожие нашли его лежащим на земле, с широко раскинутыми ручками. Чудом оставшаяся невредимой шляпа покоилась на его расплющенной груди.
Каттани надеялся, что гибель принесшего себя в жертву адвоката окажется хотя бы не совсем напрасной. Страничку за страничкой он внимательно перелистал записную книжку Юфтера. Но записей в ней было мало, к тому же все очень неразборчивые. Однако на одной из страниц с краю был любопытный рисуночек. Турок начертил нечто вроде треугольника, в каждом углу которого была написана фамилия: Фроло, Тиндари, Де Пизис. Что общего у этих трех человек, что их объединяло? И кто такой этот Де Пизис?
Комиссар отправился за разъяснениями к Фроло. Но тот клялся, что фамилию Де Пизис слышит впервые в жизни.
Когда Каттани возвратился на работу, его там ожидал сюрприз. На письменном столе лежал красивый букет.
— Кто принес эти цветы? — спросил он.
Полицейские переминались в некотором смущении.
— Их принесла какая-то синьорина, — ответил один из них.
— Сказала, что ее зовут Эстер, — добавил другой. — Там есть записка.
Каттани вскрыл конверт. Прочитав записку, он пришел в изумление. Эстер ему писала: «Прощай, комиссар, я выхожу замуж».
Не сказав никому ни слова, он снова выскочил из кабинета, сел в машину и дал полный газ. Он помчался на виллу Рази.
Эстер встретила его с напускной веселостью.
— Рада тебя видеть, — сказала она, поцеловала Каттани и нежно погладила по щеке,
Он сурово на нее посмотрел.
— Почему ты мне тогда не сказала, что собираешься замуж?
— Потому что тогда еще не знала. — Она тряхнула головой, словно желая прогнать грустное настроение, и ее длинные светлые волосы пошли волнами. — Я даже не знала, кто мой жених.
— Ах, значит, настоящая любовь с первого взгляда, — иронически прокомментировал Коррадо.
Она перевела разговор на другое. Предложила комиссару виски. Он молча пригубил, глядя, как она ставит на место бутылку, и, спрашивая себя, почему эта девушка с ангельским личиком все-таки занимает какое-никакое место в его сердце.
— Это ты серьезно говорила насчет замужества? — вернулся к разговору Каттани, надеясь, что она пошутила,
— Вполне серьезно, — ответила Эстер,
— Ну давай, выкладывай, кто он?
— Человек, которого ты знаешь.
— Как его зовут? — В глазах Каттани мелькнула тревога.
— Тано Каридди.
Лицо Каттани окаменело.
— Ты что, смеешься надо мной?
Эстер медленно покачала головой,
— Нет, я говорю вполне серьезно.
Тут он не смог больше сдерживаться, его ярость и возмущение прорвались наружу,
— Ты этого не сделаешь! Я тебе этого не позволю. — Он схватил девушку за руки и с силой их сжал. — Ты не можешь нанести мне такой удар! — в бешенстве кричал Коррадо.
В нем вспыхнула взрывчатая смесь оскорбленного самолюбия и дикой ненависти к этому сицилийцу, который после Джулии вновь отнимал у него женщину.
— Пусти меня, — стонала Эстер. — Пусти, ты мне делаешь больно. — Лицо ее исказилось от боли. — И кроме того, тебе-то что до этого? Ты ведь меня без всякого сожаления бросил, ни минуты не колеблясь.
Девушке удалось вырваться. Но он ее снова схватил. Взял за плечи и начал трясти.
— Нет, я не разрешу тебе сделать такую страшную глупость!
Эстер дрожала и билась в его руках, как лист под ветром. И рыдая, выкрикнула:
— Уходи, убирайся!
Бешенство Каттани немного улеглось, он ослабил тиски, отпустил ее. Эстер попятилась, испуганно отошла в угол комнаты, попыталась перевести дыхание.
— Ты очень напугал меня, — проговорила она, массируя запястья.
Ярость Каттани вся выдохлась. Он чувствовал себя опустошенным, вконец обессилевшим. Он бросил затравленный взгляд на девушку и пошел к двери.