Когда Костук открыл глаза, на него никто не нападал. Никто не разевал зубастый клюв в его сторону, не грозил когтями на лапах, не сверлил взглядом. Василиск стоял ошеломленный, ошалело крутил головой. Что-то исчезло, что-то, к чему он только что стремился.
С поляны донеслось призывное шипение. Самка пока ждала, но намекала, что долго терпеть отсутствие внимания не будет. Самец развернулся на месте и, смешно задирая ноги, понесся к подруге. Птичья память коротка, и василиск мгновенно забыл о неудачной охоте.
Купец
Песок не набивался в сапоги, лицо не сек обжигающий ветер, не надо было экономить воду, но Мбома шел и про себя ворчал. Его раздражало все: и обилие зелени вокруг, и роса, что выпадала каждое утро, нервировали многочисленные звери и птицы, которых так трудно оказалось поймать. Пару раз он ухитрился сбить мясистых разноцветных летунов, что визгливыми криками оглашали джунгли с самого утра, мешая путешественнику спать. Мясо их оказалось жестким и невкусным. Мбома его, конечно, съел, но потом маялся животом и громко проклинал местную живность.
Лес отвечал идущему по нему зулу полной взаимностью. Лианы норовили обернуться вокруг горла, ветви цеплялись за волосы и одежду, корни выпрыгивали из травы, делая подножки. От неожиданно рухнувшего дерева, что за миг до падения выглядело крепким и живым, Мбома увернулся чудом.
На все нападки леса он лишь хмурился. Одна мысль терзала зула: дошел ли до леса еще кто-нибудь из соплеменников? Или в Храм придется идти ему, Мбома? Чем ближе становился Храм, тем меньше этого хотелось. Дорогу к Храму он чувствовал. Словно далеко впереди, высоко возносясь в небеса, сиял невидимый обычным зрением светоч, указывая путь.
Утром дня Удода все шло просто на удивление хорошо. Роса оказалась скудна, тумана почти не было, а когда солнце разогрело лес, вокруг стало сухо, словно в родной пустыне. Деревья расступались сами, давая дорогу, противные корни исчезли совсем, тропка легла под ноги ровная и удобная. Мбома шел и радовался, решив, что, наконец, сжился с окружающей средой. Ему не пришло в голову, что бесплатное мясо бывает только в крысоловке, а если вокруг все хорошо, готовься к неприятностям.
Нюх на опасность все же не подвел. Прежде чем огромная крылатая фигура вынырнула из-за низких деревьев, зул, сам не понимая почему, рванул в сторону. Завидев чудовище, наддал. Волна воздуха ударила в спину, прибавив скорости.
Обернулся Мбома только, отбежав саженей на двадцать. На том месте, где только что стоял путешественник, складывало крылья летучей мыши странное существо. Если леопарда увеличить вдвое, нет, пожалуй, втрое, смыть с него пятна, прибавить багровую гриву вокруг морды, то получится некое подобие. Дополняют портрет уже упомянутые крылья и длинный скорпионий хвост.
Мбома не успел как следует испугаться, а порождение ночного кошмара вновь кинулось на него. Купец никогда не считал себя великим бойцом, а под взглядом желтых, огромных, хищно сияющих глаз не испытывал даже желания мериться силами. Ему доводилось воевать и с разумными существами, и с животными, и сейчас зул понял: бесполезно.
Он помчался так, как ни бегал, наверное, никогда. Ветви жестоко хлестали по лицу и телу. Раздавленные цветы, умирая под ногами, исторгали напоследок ароматы такой мощи, что Мбома начинал задыхаться. Хорошо лишь, что бежал он под уклон, и удавалось поддерживать хорошую скорость. Позади трещали деревья, сминаемые могучим телом, и слышался странный тонкий свист. Похожие звуки издают некоторые пауки, и странно было слышать их от такого крупного животного.
Дыхание становилось все тяжелее, ноги постепенно каменели. Колени почему-то отказывались гнуться, и Мбома ощущал, будто бежит на ходулях. Пота с него стекло столько, сколько жиру с барана, которого жарят на вертеле. Сбросил веса не менее полупуда.
Запнувшись о что-то, он едва не упал. Некоторое время бежал согнувшись, пытаясь удержать равновесие. Когда выпрямился, похолодел от ужаса: страшный хищник оказался перед ним!
Хрипя, подобно загнанному верблюду, метнулся Мбома в сторону, отметив, что за спиной продолжается свист. Вломился в кусты и на этот раз упал. Земля больно ударила в подбородок, и рот наполнился кровью из прокушенного языка.
Некоторое время он не видел и не слышал ничего, оглушенный падением. Когда же выглянул из ненадежного убежища, изумленно вздохнул – две крылатые бестии стояли друг напротив друга. Тот, что гнался за Мбома, преследуя жертву, залез на чужую территорию и нос к носу сошелся с хозяином.
«Как коты на помойке», – подумал Мбома и даже слегка похихикал над чудным сравнением. Крылатые твари, расправив крылья, стояли напротив, выгнув спины, и свистели, яростно, на высоких тонах. От шума у зула зазвенело в ушах.
Звуки достигли невыносимого уровня и оборвались с глухим ударом. Земля дрогнула. Сипло шипя и встав на задние лапы, хищники драли друг друга передними. Летели клочья шерсти, лилась кровь. Самая обыкновенная, красная.
Противники отскочили одновременно и вновь сшиблись. Огромные туши взвились в воздух и ударились там, мощные крылья подняли ветер, сравнимый с настоящим. Рухнули наземь, и тут та тварь, что гналась за Мбома, ухитрилась вцепиться в горло противнику. Глаза того вспыхнули алым огнем, и хвост, что доселе бездействовал, черной молнией метнулся вперед. Шип вонзился в плечо, и плоть вокруг него сразу начала темнеть. Ответ оказался мгновенным. Жало вошло прямо в глаз. Пораженный зверь вздрогнул, лапы его подломились.
Два тела упали одновременно, так и не расплетя смертельных объятий. Некоторое время слышалось тяжелое дыхание раненого в плечо, затем стихло и оно.
Глава 19
СановникГрязь чавкала под копытами, вязкая, замешанная на растаявшем снегу весенняя грязь. Весна наступала с юга, мощно, необоримо. Повинуясь ей, увеличивался день, снега таяли, и потоки воды устремлялись в низины. Путешествовать в такую пору – не самое приятное занятие. Но Айлиль преодолел путь, более чем в пятьсот верст. Несколько дней не слезал с седла, натер седалище и ужасно вымотался.
Столица встретила благородного альва признаками беспорядка и неустроенности. Даже вечнозеленые деревья вокруг Эмайн Махи потеряли, казалось, свежесть и чистоту листвы. На могучих дубах и раскидистых буках Айлиль заметил желтые листья. Голые ветви торчали, подобно пальцам мертвеца, страшно и коряво. Держава теряла Дар текущего Цикла, медленно и неотвратимо, и тяжело переживала это.
Отсутствие света благодати, что согревал и освещал душу каждого альва более шестидесяти лет, ощущалось и на улицах. Замок правителя темнел, возвышаясь над домами мрачной и угрюмой горой. Народ сновал злой, озабоченный. Айлиль наткнулся на уличную драку – вещь немыслимую еще месяц назад.
Едва глава клана Играющих с Солнцем переступил порог собственного дома, как в нем все вскипело, словно в горшке.
Вскоре Айлиль оказался за столом и старательно жевал, восполняя потери, нанесенные скудостью путевого рациона. В перерывах между блюдами отдавал приказы. И слуги, превратившись на время в гонцов, один за другим выскальзывали из дома.
Прежде, чем начали собираться гости, Айлиль еще успел немного поспать. Но когда в пятый раз открылась парадная дверь, что отворяется лишь для родовитых персон, пришлось подняться.
В небольшом зале тепло, и низкий потолок не давит на плечи, придавая помещению добавочный уют. Дубовый стол может вместить гораздо больше гостей, но на этот раз все ограничилось десятком приглашенных. На дубовых стульях сидят представители самых древних и знатных кланов Эрина, чьи родословные насчитывают по два тысячелетия. В основном это выходцы с побережья, из тех мест, где, по преданиям, располагалась прародина альвов. Нет представителей лишь одного рода, того, который правит в Эмайн Махе.
– Рад видеть вас, благородные, – начал разговор Айлиль, как и положено радушному хозяину. – Вы все прекрасно знаете меня я знаю вас, так что разговоры о здоровье родственников мы можем смело отринуть и сразу перейти к делам.
– И о каких же делах хочет поговорить с нами благородный Айлиль? – тонко улыбнулся Ингкел, молодой глава клана Слушающих Ветер. – Благородный Айлиль, что столь неожиданно и своевременно объявился в столице.
– Об очень важном деле, – Айлиль улыбнулся в ответ. – О благе государства, которое сейчас, увы, катится к хаосу.
– Помилуй, благородный Айлиль, но ты явно что-то путаешь, – сказал спокойно Этерскел, второй по родовитости среди собравшихся. Его земли тянутся на север от Темной реки вдоль берега моря. – Государство сильно, как никогда, войска победоносны, Дар сияет.
– Пока сияет, – Айлиль многозначительно нахмурил брови. – Но сияние его сильно померкло в последнее время. Род государя Брана всегда славился мудростью и выдержкой его представителей, но самому Брану родовые качества изменили. Зачем он, словно мальчишка, помчался на юг? Постараться победить еще раз? И оставить страну без Дара Правителя в случае гибели?
– Пока сияет, – Айлиль многозначительно нахмурил брови. – Но сияние его сильно померкло в последнее время. Род государя Брана всегда славился мудростью и выдержкой его представителей, но самому Брану родовые качества изменили. Зачем он, словно мальчишка, помчался на юг? Постараться победить еще раз? И оставить страну без Дара Правителя в случае гибели?
– Его можно понять, – усмехнулся Этерскел. – Если послать кого-нибудь другого, и отправленный победит, то у нас окажется два правителя. Это гарантия смуты и раскола государства.
– Можно было вообще никого не посылать, – проворчал Элкмар, старейший среди собравшихся. Ему давно перевалило за сто пятьдесят, но глава клана Ловящих Тени оставался крепок и бодр, словно зрелый восьмидесятилетний мужчина.
– Речь не об этом, – Айлиль досадливо поморщился. – Все мы знаем, что Выбор выиграть нелегко. Шансы – не более, чем один из семи. Последние два раза удача улыбалась нам. Верить в то, что улыбнется и в третий – истинное безумие. Этой весной, вероятнее всего, драконы найдут новых хозяев.
– Да, вполне возможно, – кивнул Ингкел.
– И нам, благородным из благородных славного Эрина, – Айлиль прошелся взглядом по альвам, давая им возможность оценить фразу, – надлежит подумать о том, что делать в случае, если не вернется государь.
– Что делать? – удивился Ламорет и захлопал наивно длинными белыми ресницами. Глава клана Живущих в Пламени отличался глупостью и необъятной толщиной. Кроме родовитости, за ним не водилось иных достоинств, но клан его велик и влиятелен, и не пригласить Ламорета Айлиль не мог. – Подчиняться наследнику государя, что станет новым правителем. Правда, он очень молод. Но ведь есть регент.
– Он – маг, – Айлиль сморщился, стараясь показать максимальную степень омерзения. – Не благородного нобиля назначил государь, знаменитого предками и кланом, а мага, безродного выскочку!
Слова эти встретили одобрительным шумом. Выразил общее мнение Этерскел:
– Я не привык осуждать действия государя, – осторожно сказал он. – Но в этом случае всем нам нанесена глубокая обида. Тем, что регент – верховный маг. Пусть занимается магией, никто не запрещает. А править должны мы, благородные.
– Целиком и полностью поддерживаю вас, благородный Этерскел, – мягко улыбнулся Айлиль. – И вернуть правление в руки благородных мы можем только сообща.
– Вы предлагаете переворот? – воскликнул Ламорет, испуганно дергаясь в кресле. – Убийства и кровь?
– Нет, что вы, благородный Ламорет, – Айлиль улыбнулся толстяку успокаивающе. – Никакого переворота. Просто мы сменим регента. Но пока драконы подчиняются магам, надлежит действовать осторожно. Мы лишь выразим обеспокоенность состоянием дел в державе. Выскажем опасения относительно качеств регента. Пусть докажет способность править, а как – не наше дело.
– Есть вариант лучше, – неожиданно вмешался Ингкел, сверкнув глазами. – Мы предложим ему свой вариант доказательства дееспособности. Обдумаем хорошенько и предложим такой, что выполнить невозможно. А когда драконы улетят, то, как вы думаете, благородные, за кем пойдут войска?
– За нами, – уверенно сказал Элкмар. – И мы отстраним магов от власти, разгоним эту стаю летучих мышей, что вампирами присосались к трону. Править будет совет нобилей. Естественно, до совершеннолетия нового государя.
– Это понятно, – хлопнул Айлиль рукой по столешнице, призывая к вниманию загалдевших было нобилей. – Но что за вариант хочет предложить благородный Ингкел для регента?
Ингкел хихикнул и махнул рукой. Повинуясь жесту, нобили склонили головы, и дальнейший разговор шел шепотом. Говорил глава клана Слушающих Ветер долго и неразборчиво. Его перебивали. Из общего шума доносились лишь отдельные реплики:
– И что, это поможет?
– Мы убьем сразу двух зайцев...
– Будет много крови, соседи озлобятся.
– Ничего, главное, чтобы он согласился! Шушукались благородные долго. Наконец, Айлиль хлопнул в ладоши и бросил появившемуся слуге:
– Перо и бумагу!
Спустя еще некоторое время десять подписей и печатей знатнейших альвов украсили большой лист. Айлиль посыпал его песочком, потряс, чтобы высохли чернила, сказал убежденно:
– Ну все, начало делу положено. Я сам отвезу это в замок, передам регенту. Остальное обсудим после его ответа.
Айлиль переступил порог, вежливо поклонился. На полных губах бегала хитрая усмешка.
– Айлиль из клана Играющих с Солнцем приветствует Финтана из клана Бегущих с Волками.
Титул регента он не упомянул нарочно.
– Финтан, верховный маг Эрина и Хранитель Венка принимает приветствия Айлиля из клана Играющих с Солнцем. Садись, благородный вельможа, не желаешь ли пива? – Финтан рассматривал гостя, явно пытаясь понять, зачем тот явился. Айлиль порадовался, что магия не дает возможности читать мысли.
– Спасибо, благородный Финтан, – вежливо поклонился сановник, скрывая злорадную усмешку. – Я пришел к тебе по важному делу, и даже лучшее пиво из рук самого гостеприимного хозяина не отвлечет меня от него.
– Что же, я весь внимание, – Финтан придал лицу подобающее выражение.
– Ряд знатных нобилей, большая часть которых тебе известна, озабоченных судьбами Эрина, просили передать тебе это послание, – зашелестела бумага и миру был явлен свиток. – В нем изложены некоторые соображения, которые мы хотели бы донести до ума величайшего из магов Эрина.
Айлиль сделал ударение на слове «магов», давая понять, что, ты конечно маг, но и только. Финтан вежливо проглотил оскорбление. Осторожно развернул бумагу, углубился в чтение.
Маг читал, и на лице его постепенно появлялся страх. Слова его отдавали горечью:
– Вы сошли с ума! Это безумие!
– Отнюдь, – спокойно улыбнулся вельможа. – Это продуманное решение. Ведь благородному Финтану известно, сколь непредсказуем Выбор. Силу, что есть сейчас в наших руках, надо использовать полностью.
– Но будут огромные жертвы! Сердца врагов Эрина ожесточатся, и все соседи набросятся на нас, как свора на бешеную собаку! – Финтан вскочил, чувствуя, что теряет самообладание.
– Нет, сердца врагов исполнятся страхом при виде нашей решимости, и они не посмеют напасть на нас! – в голосе Айлиля звенел металл, металл десятков поколений предков, что если и умели что-то делать хорошо, так это – воевать.
– Не посмеют? – Финтан посмотрел прямо в глаза Айлилю, в голубые, прозрачные озера. – Государь Бран не наделил меня властью для принятия такого решения!
– Что же, раз благородный Финтан не способен принимать решения от имени страны, это должен делать кто-то другой, – с видимым безразличием нобиль пожал плечами. – И мы найдем этого другого!
Пропасть надвинулась, точнее Финтан сам прыгнул в нее, подобно последнему дураку.
– Вот как, – слова падали медленно, тяжелыми камнями с горы. – Найдете?
Он подошел к окну, долго смотрел на чернеющие во тьме деревья. Затем резко развернулся:
– Хорошо, благородный Айлиль, вы меня убедили. Я приму эту бумагу и ваши советы, но с тяжелым сердцем. Сдается мне, что заботитесь вы вовсе не о благе Эрина, а лишь о своем.
– Как можно так плохо думать о нас! – Айлиль покачал головой, состроил скорбное лицо. – Мы ведь из одного Племени, мы все – альвы.
– Я больше доверяю Зеленоволосым, чем вам, – последовал резкий ответ.
Оставшись в одиночестве, Финтан кликнул слугу. По знаку хозяина тот принес изящный деревянный кувшин, плотно заткнутый. Финтан открыл его и, встряхнув, налил в чашу немного розоватой жидкости. Вкус у снадобья, облегчающего контроль над Силой, всегда оказывался разным. На этот раз он отдавал хвоей.
Маг ощутил, что дыхание его участилось, кровь быстрее побежала по жилам. Невидимые для обычного смертного, отделялись от головы верховного мага золотистые шарики посланий. Десять штук, один за другим. Разошлись веером, от северо-восточного направления, примерно на Северин, до юго-восточного, на границу с Красноглазыми. Без снадобья даже Финтан не смог бы передать столько сообщений сразу, погиб от истощения.
Десять сильнейших магов альвийского народа, спали в эту ночь беспокойно.
Поэт
С первым обгрызенным деревом Костук столкнулся на четвертый день пути по Внутреннему лесу. Огромный бурый ствол был объеден почти у подножия, на древесине остались следы острых зубов.
Костук осмотрел дерево, пытаясь понять, что за существо и с какой целью столь странно обошлось с растением, но ничего дельного в голову так и не пришло.
Порченые деревья после первого стали попадаться все чаще. Встречи с тем существом, что столь своеобразно украшало лес, долго ждать не пришлось. Сначала темная приземистая тень мелькнула далеко впереди столь стремительно, что Костук подумал, что ему показалось. Но затем невдалеке послышались хруст и чавканье, а вслед за тем из зарослей вывалилась образина. Иначе не назовешь!