Нина Петровна легла грудью на стол, помолчала, затем продолжила рассказ:
— И Мила-то не выглядела плохой девчонкой — взрослым не хамила, со всеми здоровалась, хорошие отметки приносила. Она сначала в одной школе училась, потом ее в другую перевели. Инна сказала, что там учителя лучше, требования выше. И подружки у нее примерные были. Имен их не помню, чистенькие девочки, одеты аккуратно, вежливые, войдут в подъезд, улыбаются: «Здрассти, тетя Нина», уходя попрощаются. Ни разу никого из них с сигаретой не видела, матерных слов не слышала. По мальчикам Мила не бегала, матери или отчиму в моем присутствии не хамила. И вдруг — браслет украла. Инна тогда порыдала, потом встала и сказала: «Не Мила виновата, а чертова Белка! Зачем она нас на свой юбилей позвала? Давно не общаемся, чужие друг другу. С чего ей в голову взбрело, что мы родня? И украшения не надо повсюду расшвыривать, нечего людей соблазнять». Помнится, я в тот момент подумала: «Ох, доведет тебя такая политика до беды. Конечно, мать все девчонке позволяет, каждый день ей подарки покупает, а той ремня не хватает. Выдрать бы ее разок, забудет, как чужое тырить». А потом случилась история с Сережей Реутовым. У них с матерью крошечная однушка в нашем подъезде. Двоим там тесно, Сережа в коридоре раскладушку себе на ночь ставил, неудобно ему с мамой в одной комнате было. Валя решила большую квартиру купить. Продала, что имела, последние золотые сережки из ушей вынула, крупную сумму в банке в долг взяла и хотела продать свое жилье, чтобы переехать в новые хоромы.
У Нины Петровны сбилось дыхание, она сделала несколько судорожных вдохов и пробормотала:
— Надо тебе все по порядку рассказать, иначе не поймешь. Временем располагаешь? Или на работу спешишь?
— Отпуск у меня, — пояснила я.
— Подожди меня здесь, — предложила Нина Петровна. — Я тебе телик включу, шоу посмотришь. Нельзя лифтеру надолго подъезд оставлять. У меня через тридцать минут рабочая смена заканчивается, вот тогда и покалякаем спокойно.
Глава 29
Как и обещала, старушка вернулась спустя полчаса и начала складно излагать историю.
— Что с Реутовым Сережей случилось, я тебе подробно чуть позже скажу, иначе запутаешься. Сначала выложу правду про Милу, но не про то, как она выглядела, а сущность девчонки покажу. Откуда я о ней правду узнала? В тот день, когда Сережа с собой покончил, его мать, Валентина Ивановна, прочитав его записку, бросилась к Инне. Той плохо стало. Льва-то Геннадьевича дома не было, он лекцию читал, вот Инна мне и позвонила. Я к ней сразу помчалась. Бедная женщина! Ее прямо трясло! Потемкина схватила меня за руки, разрыдалась и давай всю правду про дочь выкладывать. Плачет, дрожит, но остановиться не может.
— Почему Валентина Ивановна, увидев предсмертное послание сына, побежала именно к Инне? — спросила я.
— Сначала выслушай, что я про Людмилу услышала, — вздохнула Нина Петровна. — История с Реутовым эпилогом будет.
…Мила не доставляла родителям хлопот до третьего класса. Но когда девочке исполнилось девять лет, ее поймали в магазине в момент, когда она вытащила у покупательницы из сумки кошелек. Ввиду малолетства девочке не грозил суд, но в школу могли отправить бумагу из милиции. Лев Геннадьевич нашел подход к потерпевшей — заплатил ей большую сумму, и на том дело завершилось. Ни пострадавшая, ни милицейские не хотели ломать судьбу ребенку, Людмила вынырнула сухой из воды.
Другая бы на ее месте испугалась и больше никогда не покушалась на чужую собственность, но Миле урок не пошел впрок. Через три-четыре месяца после того, как отчим уладил неприятность с портмоне, классная руководительница собрала внеплановое родительское собрание, на котором заявила:
— У нас завелся вор, причем это кто-то из девочек.
Родители возмутились:
— Какое право вы имеете обвинять наших детей?
Учительница подождала, пока они успокоятся, и разъяснила ситуацию:
— Деньги пропадают, когда школьницы оставляют форму, уходя на занятия физкультурой. Мальчики в их раздевалку не ходят. А позавчера у преподавательницы домоводства стащили конверт, где лежала вся ее зарплата. Шить и готовить учатся исключительно девочки, парни сколачивают под присмотром Николая Ивановича табуретки. Вам понятен ход моих мыслей? За руку воровку не поймали, кто она, понятия не имеем, под подозрением оказываются все ученицы. Поговорите с дочерьми, объясните им, что, если кражи продолжатся, директор вызовет милицию.
Инна пришла домой и свалилась с сердечным приступом. Она сразу поняла: произошедшее дело рук Людмилы. Лев Геннадьевич поговорил с падчерицей, та все с негодованием отрицала. Даже налетела на него с воплем:
— Я, по-твоему, хуже всех? В классе пятнадцать идиоток, чего ко мне пристали?
У отчима лопнуло ангельское терпение, он закричал:
— Потому что ты украла кошелек в магазине!
— Отличненько! — зарыдала дочь Инны. — Значит, теперь всякий раз, когда у людей что-то стырят, преступницей назовут меня? И вообще я не брала ничего у той тетки в магазине. Неправда это!
— Тебя схватили за руку, — напомнил Лев Геннадьевич.
— Я подняла кошель с пола! — завизжала Мила. — Хотела его охранникам отнести, а тут та дура налетела, давай орать: «Помогите, спасите, ограбили!»
— Почему ты в отделении правду не сказала? — опешил отчим.
— Я пыталась, — размазывая по щекам слезы, заныла Людмила, — а следователь меня оборвал, пригрозил: «Начнешь брехать, посажу на полжизни, лучше признайся, что утащила деньги, и ничего плохого тебе не будет».
Лев Геннадьевич, святой человек, поверил падчерице и бросился ее утешать. А потом предложил Инне:
— Давай переведем девочку в другую школу. В ее классе есть воровка, она продолжит свое грязное дело, а мы всякий раз, когда произойдет очередная кража, волей-неволей будем думать на свою дочь. Да и ей некомфортно, снова придется оправдываться.
Инна согласилась с аргументами супруга, и вскоре Людмилу перевели в другое учебное заведение. Благополучно его окончив, девушка поступила в институт.
Когда Мила перешла на второй курс, в дом въехали Валентина Ивановна Реутова с сыном. Женщине после развода досталась в том же подъезде, где жили Потемкины, крохотная однокомнатная квартирка. Сережа тоже был студентом, как и Людмила. Однажды молодые люди столкнулись у лифта, вспыхнул роман.
Ни Валентина Ивановна, ни Инна, ни Лев Геннадьевич, ни даже лифтерша Нина Петровна, знающая, что каждый жилец ест на обед и какое белье носит, понятия не имели о нежных отношениях, которые связывали парочку. Позже, когда случилась трагедия, консьержка догадалась, что парень с девушкой ждали, когда родители уйдут, и устраивались с комфортом то в одной, то в другой свободной квартире, причем лифтом они не пользовались, спускались и поднимались по лестнице. Страстный роман был скрыт от чужих глаз. Любовь длилась всю весну, а потом случилась беда.
Валентина Ивановна в начале девяностых годов в результате затеянных правительством финансовых реформ потеряла все свои накопления в сберегательной кассе, поэтому больше не доверяла банкам. Она пребывала в твердой уверенности, что ее с трудом собранные копейки опять пропадут, поэтому хранила запас на черный день дома в жестяной коробочке, которую прятала в бельевом шкафу, причем крупных сумм там никогда не водилось. Но потом женщина собралась менять квартиру. Она договорилась о продаже своей однушки. Взяла ссуду, добавила то, что скопила и получила, продав свои простенькие украшения, и в шкафу очутился полиэтиленовый пакет с шестьюдесятью тысячами долларов. Валентина спрятала деньги вечером во вторник, а в четверг в десять утра должна была положить их в банковскую ячейку, откуда его заберет продавец просторной двухкомнатной квартиры.
В среду Валентина Ивановна, как обычно, ушла на работу, а вот сын остался дома, у него разыгралась ангина. Реутова после уроков побегала по частным ученикам и вернулась к себе около десяти вечера. Сережа спал. Мать не стала будить его, пошла в ванную. Затем решила еще раз пересчитать деньги, открыла шкаф и замерла — пакет с валютой исчез.
Валентина Ивановна вытряхнула на пол все содержимое гардероба, убедилась, что огромная сумма испарилась, бросилась к Сергею и еле-еле растолкала его, парень никак не мог проснуться. Мать, все еще надеявшаяся, что деньги находятся в доме, спросила:
— Ты переложил пакет в другое место?
— Нет, — заморгал сын. — Зачем мне это делать?
У Реутовой хватило сил вызвать милицию. Дознаватель сразу решил, что кражу совершил кто-то из своих — замок не поврежден, бдительная лифтерша сообщила, что никто посторонний в подъезд не входил, туда-сюда сновали исключительно жильцы. Жилье Валентины Ивановны расположено на четвертом этаже, пожарной лестницы около ее окон нет. С крыши злоумышленник не мог спуститься, поскольку чердак был заперт на замок, который явно давным-давно не открывали. Ну и кто попал под подозрение? Ясное дело, Сережа.
В среду Валентина Ивановна, как обычно, ушла на работу, а вот сын остался дома, у него разыгралась ангина. Реутова после уроков побегала по частным ученикам и вернулась к себе около десяти вечера. Сережа спал. Мать не стала будить его, пошла в ванную. Затем решила еще раз пересчитать деньги, открыла шкаф и замерла — пакет с валютой исчез.
Валентина Ивановна вытряхнула на пол все содержимое гардероба, убедилась, что огромная сумма испарилась, бросилась к Сергею и еле-еле растолкала его, парень никак не мог проснуться. Мать, все еще надеявшаяся, что деньги находятся в доме, спросила:
— Ты переложил пакет в другое место?
— Нет, — заморгал сын. — Зачем мне это делать?
У Реутовой хватило сил вызвать милицию. Дознаватель сразу решил, что кражу совершил кто-то из своих — замок не поврежден, бдительная лифтерша сообщила, что никто посторонний в подъезд не входил, туда-сюда сновали исключительно жильцы. Жилье Валентины Ивановны расположено на четвертом этаже, пожарной лестницы около ее окон нет. С крыши злоумышленник не мог спуститься, поскольку чердак был заперт на замок, который явно давным-давно не открывали. Ну и кто попал под подозрение? Ясное дело, Сережа.
Сообразив, что следователь считает ее сына вором и никого другого искать не собирается, Валентина Ивановна забрала заявление. Слава богу, дознаватели пошли навстречу рыдающей женщине и не задержали сына, но по двору змеями поползли слухи.
Понимаете, в каком положении очутилась несчастная учительница? Однушка в принципе продана, двушка не куплена, денег нет, а стибрил их, похоже, ее собственный сын. Сергей клялся, что не трогал доллары, уверял, что выпил с утра чаю, крепко заснул и спал до того момента, пока его не разбудила мать. В гости к нему, по его словам, никто не приходил. Реутова, обожавшая сына, делала вид, будто верит ему. Но сама пыталась понять, в какую беду вляпался ее Сережа. Зачем ему понадобилась огромная сумма? Он проигрался в карты? Подсел на наркотики?
Соседи судачили о Реутовых, и масла в огонь подливал сам Сергей, который на вопросы сплетниц: «Ну что, нашли свои накопления? Поймали вора?» — отвечал:
— Доллары непременно отыщутся, я уверен!
Вскоре одна из кумушек, совесть двора Елена Булдакова, объявила:
— Пацан в это дело замешан, точно. Иначе чего он не сомневается в возврате баксов? Явно парень кому-то в долг казну матери дал. Валентине надо сынка прижать, пригрозить выгнать его вон, тогда он вмиг расколется.
По условиям договора, проданную однушку Реутовым следовало освободить через три недели. И тогда Валентина Ивановна и Сергей превратятся в бомжей.
Через десять дней после кражи учительница попала в больницу с инфарктом. Врачи предупредили сына: его мама навряд ли выживет. Спустя сутки Сергей покончил с собой. Его тело обнаружили лишь после того, как ближайшая соседка, ощутив неприятный запах, вызвала милицию. На столе лежала предсмертная записка, в которой Сережа рассказал правду.
У парня был роман с Потемкиной. Утром того дня, когда исчезли деньги, к нему после ухода матери на работу примчалась Мила и сделала Сергею питье от температуры. Он опустошил чашку и сразу заснул. Людмила знала о предстоящей покупке квартиры и о хранившемся в шкафу пакете с долларами. И у нее был запасной ключ от двери Реутовых. Парень сразу сообразил, что исчезновение денег дело рук Потемкиной, и бросился к ней с требованием вернуть их. Мила возмутилась:
— Неправда! В вашу квартиру залез вор! Ну-ка вспомни, я тебя чаем напоила и сразу на занятия помчалась. Ты еще до порога меня проводил, дверь за мной запер.
— Верно, — согласился Реутов. — Но у тебя есть ключ. Я заснул, а ты вернулась. И почему я так быстро и надолго отключился?
— Ослаб от болезни, — нашла объяснение Мила. — И я не возвращалась. Спроси у Нины Петровны. Убегая из подъезда, я задела горшок с цветком, тот разбился, я землю собрала, перепачкалась, но наверх руки мыть не пошла, в квартире у консьержки их ополоснула, потому что боялась на занятия опоздать. Вернулась около девяти вечера.
И это было правдой. Когда следователь, занимавшийся самоубийством Реутова, спросил у лифтерши про цветок, баба Нина подтвердила слова Милы.
— Да, было такое. В восемь двадцать Потемкина герань расколошматила, стала убирать, измазалась, попросилась у меня в квартире помыть руки. И домой она пришла, когда уже не я работала, моя смена в двадцать ноль-ноль заканчивается.
Но Сережа, услышав оправдание Милы, не поверил ей, стал умолять ее отдать деньги. Он надеялся, что у нее проснется совесть. Ан нет! Она твердила:
— Понятия не имею, куда подевались ваши копейки.
А потом, обозлившись на возлюбленного, воскликнула:
— Вот ты какой, оказывается! Сам спер сбережения матери, а меня хочешь виноватой сделать?
Пара разругалась насмерть. Сережа понял, что он точно станет бездомным да еще, вероятно, сиротой, и решил свести счеты с жизнью.
Глава 30
Через час после того, как останки Сергея вынесли из квартиры, весь двор знал о содержании предсмертного послания Реутова.
На следующий день в квартиру Потемкиных позвонили парни в форме и вежливо сказали Инне:
— Позовите вашу дочь, нужно задать ей пару вопросов.
— Не знаю, где она, — пролепетала Инна. — Мила не ночевала дома, она пропала.
Дознаватели ушли несолоно хлебавши, а соседские языки заработали с утроенной скоростью. В доме не осталось никого, кто бы усомнился в виновности Людмилы.
Валентина Ивановна вопреки всем прогнозам выжила и не стала бомжихой. Некто, пожелавший остаться неизвестным, вернул покупателю однушки сумму, полученную от него Реутовой. Учительница заперлась в квартире и вот уже много лет выходит на улицу лишь по крайней необходимости.
Инна умерла через полгода после того, как ее дочь куда-то подевалась. Лев Николаевич скончался вслед за женой. После похорон профессора выяснилось, что его апартаменты находились в закладе у банка. Он взял большую сумму в долг, аккуратно выплачивал ее, но на момент его смерти до полного погашения ссуды было еще далеко, поэтому «трешка» отошла к заимодавцам.
И вот тогда вся округа наконец-то поняла, как обстояли дела. Инна и ее муж знали, что Людмила обворовала Реутовых! Но разве они могли сдать девушку в тюрьму? Мать и отчим где-то спрятали мерзавку, однако, будучи людьми честными, не могли позволить, чтобы несчастная Валентина Ивановна оказалась на улице. Профессор заложил свое жилье, получил кредит и вернул Реутовой ее квартиру…
— Вот какая Санта-Барбара из-за одной мерзавки приключилась, — завершила свой рассказ Нина Петровна. — Тебе лучше из нашего двора поскорей уйти. Народ, правда, у нас тут сменился, но кое-кто еще распрекрасно Людмилу помнит. И, не дай бог, ты столкнешься с Валентиной Ивановной, та сразу, увидев тебя, на месте умрет.
— Да уж, — пробормотала я, — повезло мне. Неприятно походить на такую особу. А где она сейчас?
Консьержка развела руками.
— Понятия не имею.
— Вы вроде говорили, что у Людмилы было две подружки. Знаете, где они живут? — уцепилась я за последнюю надежду. — Помните их имена?
Лифтерша сложила руки на груди.
— Где-то неподалеку те девчонки обретались. Адреса не назову, но не в нашем дворе точно. Приятные такие, вежливые. Как звать, не вспомню, имена у них простые, вроде Аня, Маша, Лена, Катя. Что еще сказать могу? Когда Мила в старой школе училась, у нее одна подруга была, а когда Потемкину в другую перевели, вторая появилась. Иногда к их компании еще одна девочка присоединялась. Но внешность их всех не помню. Кажется, светленькие, тихие. Ах да! Какая-то из них спортсменка.
— Почему вы так решили? — обрадовалась я. — Видели ее на стадионе?
— Нет. Но помню, однажды она у нашего дома стояла, а я вышла воздухом подышать и сказала ей: «Деточка, у тебя кроссовка развязалась, смотри, упадешь». Она поблагодарила, потом легко подняла ногу на уровень глаз, положила ее на ствол дерева, которое у подъезда росло, и завязала шнурок, — пояснила Нина Петровна. — Она это ловко и привычно проделала, без натуги, не согнув коленей. Сразу понятно, гимнастка.
Я приуныла. Аня, Маша, Лена, Катя… Какая из них занималась в секции гимнастики? Но это не точная информация, хорошая растяжка бывает и у балерин, фигуристок, у тех, кто регулярно посещает фитнес-зал. Еще можно быть на удивление гибкой от рождения. Нет, мне ни за что не найти подружек Милы. Хотя…
Я обрадовалась пришедшей на ум догадке.
— В какой школе училась Потемкина?
— А тут, в двух шагах, — ответила Нина Петровна. — Первая ее школа была на площади, прямо за метро, а вторая чуть поодаль.
— Была? — повторила я. — Почему вы в прошедшем времени говорите?
— Так ведь сломали оба здания в начале нулевых, — рассердилась лифтерша. — Придрались к их состоянию, якобы они аварийные, мол, еще в двадцатые годы прошлого века возведены, поэтому не отвечают современным требованиям — классы маленькие, окна не того размера. Смешно! Столько лет там дети учились, и вдруг про тесные комнаты вспомнили. Нет, совсем в другом дело. Порушили гимназии, а на их месте скорехонько возвели два торговых центра. Ясно, почему общеобразовательные учреждения некондицией признали.