– Ступай в гостиную, садись перед камином, вытяни ноги и отдыхай. Мне хочется, чтобы к приходу Джона ты окончательно пришла в себя. Он успел уже не один раз выговорить мне за выходку в горах. Твердит, что я до смерти перепугал тебя.
– Так оно и есть. Мне показалось, что ты свернешь себе шею.
– Стоит только на секунду потерять равновесие, как все тебя начинают клевать, – сокрушенно покачал головой Гунер. – В следующий заход дела у меня пойдут гораздо лучше. Я уже никому не доставлю таких волнений. А мне хотелось орлом взлететь над склоном и поразить твое воображение своей смелостью.
– И ты вполне преуспел в этом, – засмеялась Элизабет. – Хотя не понимаю, зачем было так усердствовать?
– А как же мне не стараться? Ты возлюбленная Джона, и мне хочется… – Он оборвал фразу на полуслове и некоторое время молчал, избегая смотреть в глаза потрясенной Элизабет. – Кажется, мой главнокомандующий и в самом деле отрежет мне язык. Забудь о том, что я сказал, хорошо?
– Я не возлюбленная Джона Сэндела… Должно быть, ты его не правильно понял, – не могла остановиться Элизабет. – Я была замужем за его двоюродным братом, Марком.
Гунер поднял на нее глаза, и искренняя сияющая улыбка озарила его лицо:
– Вот оно что! Наверное, я в самом деле что-то понял не так. А теперь иди отдыхать.
Он изо всех сил старался отвлечь внимание от случайно вырвавшейся фразы, заставить Элизабет забыть об услышанном. Но она уже успела понять, что за беззаботной и лучезарной внешностью скрывается человек, который очень редко допускает промахи. Скорее всего именно Джон Сэндел представил ее именно таким образом… Щеки ее вдруг опалило жаром, и по жилам растеклась горячая волна. Что все это значит? Он двоюродный брат, ее родственник, хотя почему-то все время говорит о Марке странным, вызывающим тоном. Но еще больше ее сбивали с толку и вызывали внутреннее беспокойство те токи, которые пронизывали ее в присутствии Джона с той самой минуты, как он подошел к ее машине. А когда на кухне он обнял ее, она ощутила дрожь… Нет! Если она и испытывает сексуальное желание, то только потому, что это ее реакция на то, что чувствует к ней Джон, более искушенный в такого рода делах. Боже, что она выдумывает! И этого она тоже не должна испытывать! В ее положении сексуальные ощущения вообще не должны иметь место.
– Кажется, настало время поговорить обо всем с Джоном. Говоришь, он снаружи?
Гунер уныло кивнул:
– Вижу, что ты не собираешься спускать это на тормозах. Так что, наверное, будет лучше накрывать на стол не через двадцать минут, а через полчаса по крайней мере.
– Скорее всего.
– Возьми мою дубленку на вешалке в прихожей, накинь ее на себя. Воспаление легких нам тут ни к чему.
– Гулять я не собираюсь. В моем положении лучше избегать рискованных вылазок. Я выйду всего на несколько минут. Я не собираюсь выяснять отношения, – она улыбнулась. – Эндрю не любит, когда я огорчаюсь.
– Как и Джон. И это означает, что я получу выволочку. Передай им обоим, что я весьма сожалею о случившемся. – Гунер вздохнул. – Но что правда, то правда. Шила в мешке не утаишь.
Улыбка все еще играла на губах Элизабет, когда она, накинув на себя дубленку Гунера, вышла наружу. Но эта улыбка исчезла при виде Джона, стоявшего к ней спиной и глядевшего в темноту. Первые легкие снежинки, что кружились в воздухе, искорками сверкали на его темных волосах. Впервые с момента их встречи он казался совершенно спокойным.
– Джон! – окликнула его Элизабет. Он повернулся к ней. И его лицо сразу же приняло озабоченное и встревоженное выражение, которое больно задело ее, точно так же, как и неосторожная фраза, брошенная в машине. Словно он каждую минуту готовился отразить нападение. Эта его напряженность становилась мучительной. Ей вдруг захотелось прижать его к себе, чтобы снять с него тревогу, чтобы он мог позволить себе расслабиться, успокоиться… Господи, что это она выдумывает! Джон меньше всего нуждался в защите. Она закрыла за собой дверь.
– Мне бы хотелось поговорить с тобой.
:
– Чудно, – напряжение сразу ослабло. – Но, может, лучше зайти в дом? Здесь довольно холодно.
– Не настолько. Свежий воздух мне все равно нужен. А мы не задержимся надолго. – А еще ей нужна эта темнота. Вопросы, которые она собирается задать ему, не так-то просто выговорить, глядя в его темные бездонные глаза. Элизабет подошла поближе. – Снегопад пока не очень сильный. Быть может, бюро ошиблось в своих прогнозах насчет бури?
– Возможно.
Она чувствовала его взгляд на своем лице и непроизвольно сжимала деревянные перила.
– Догадываюсь, что мой вопрос прозвучит крайне глупо. Скорее всего это какое-то идиотское недоразумение. Но я принадлежу к числу тех людей, которые предпочитают ясность во всех отношениях.
Лицо Джона по-прежнему оставалось в тени, но Элизабет сразу почувствовала по изменившейся осанке, что он снова напрягся. Эта же напряженность ощущалась и в его голосе. Она выпалила все сразу, не выбирая выражений, только чтобы поскорее освободиться от груза накопившихся в ней сомнений:
– Тебе не составит труда объяснить, что имел в виду Гунер, когда сказал.., Думаю, что это…
– А что сказал Гунер? Как я могу тебе что-то разъяснить, если не знаю, о чем идет речь.
– Он назвал меня… твоей возлюбленной.
Джон ругнулся про себя.
– Не сомневаюсь, что произошла какая-то ошибка, – с жаром заговорила Элизабет. – Я просто не хотела, чтобы клубок недоразумений увеличивался…
– Это не ошибка.
Элизабет резко подняла голову.
– Что? – прошептала она.
– Ошибка заключается только в том, каким образом это вышло наружу. Но мне следовало догадаться, что Гунер все равно проболтается.
– Но он сказал…
– Что ты моя возлюбленная? Так оно и есть. Ты моя возлюбленная, хотя я и не собирался употреблять по отношению к нам это слово. Но люди типа Гунера довольно просто воспринимают связи между мужчиной и женщиной. Одно только верно в его словах: ты принадлежишь мне. – Джон помолчал. – Как и я принадлежу тебе.
Элизабет изумленно покачала головой:
– Это какое-то сумасшествие. Мы встретились только вчера. Мы ничего не I знаем друг о друге.
– Я знаю о тебе все.
– Из писем Марка? Что он мог написать, кроме самых общих фраз? – Она слабо улыбнулась. – И не думаю, что рассказы о такой обычной женщине, как я, способны взбудоражить чье-либо воображение.
– Я знаю о тебе все, – повторил Джон – и мне незачем будоражить воображение. И без того хватает. Я взвинчен до предела.
Она не могла перевести дыхания. Горячая волна, прокатившаяся по телу, заставила мускулы сжаться с такой силой, что это поразило ее как гром среди ясного неба. Нет, она не может испытывать желания к нему. Только не желание. Страх, удивление, гнев – все что угодно, только не это. Только не чувственное желание. Чувственность. Сама мысль о подобного рода переживании еще больше поразила ее. Желание, которое она переживала до сих пор, напоминало теплое спокойное течение реки, а не бурный, стремительный поток. Желание было всегда таким же мягким, нежным, добрым, как сам Марк. А не таким горячим, сильным и резким, как Джон Сэндел.
– Нет. Марк…
– Марк мертв, – хрипловатым голосом произнес Джон. – И даже если бы это было не так, все равно это не имело бы никакого значения. Отныне ты моя.
– Не смей так говорить. Я никому не принадлежу, кроме самой себя. – Неуверенной, дрожащей рукой Элизабет откинула с лица прядь волос. – И это не правда. Я люблю Марка, а не тебя.
– Полюбишь, – спокойным, уверенным тоном проговорил Джон,
– Откуда такая уверенность? Быть может, ты и в самом деле считаешь, что знаешь обо мне все. Но ведь я понятия не имею о тебе. А сейчас мне даже начинает казаться, что такой человек, как ты, мне вообще не может понравиться.
– Это вполне естественно. Поскольку я выдернул тебя из уютного привычного кокона, в который ты укутала себя и Эндрю. Вряд ли это может кому-нибудь прийтись по душе.
– Очень рада, что ты настолько хорошо понимаешь мои поступки, – суховато заметила Элизабет. – Не иначе благодаря профессору Фрейду.
В его взгляде промелькнули искорки веселья.
– Мне не нужны ничьи теории, чтобы понять твои мысли и чувства, Бет. Мы удивительно подходим друг другу. И ты знаешь это не хуже меня.
– Нет, – голос ее дрогнул. – Такие мужчины, как ты, никогда меня не интересовали. Ты не похож…
– … на Марка? – закончил Джон и вдруг крепко взял ее за плечи, едва сдерживая неистовый порыв. – Ради Бога, дай мне возможность показать себя, Испытай меня. И ты сама увидишь, насколько больше я подхожу тебе, чем он.
– Если ты имеешь в виду секс, то, как газ этой стороне человеческих отношений придаю наименьшее значение.
– Но я имел в виду другое. Я говорил о любви, о привязанности, о том, что объединяет людей в одно целое.
– Но я имел в виду другое. Я говорил о любви, о привязанности, о том, что объединяет людей в одно целое.
– Как ты можешь говорить о том, его мы еще не переживали? Мы совершенно незнакомы друг с другом, черт побери!
– Мы не… – Он еще крепче сжал ее плечи. – Пока я не могу убедить тебя. Что ж, давай поговорим о той стороне отношений, которую ты не сможешь отрицать. О сексе.
– Не желаю даже думать об этом. И вообще мне пора в дом.
– Нет, раз уж ты начала этот разговор, давай закончим его. Неужто ты считаешь, что мне самому не хотелось, чтобы ты получше узнала меня к тому моменту, когда мы дойдем до этой точки? Я бы солгал тебе. И это мешало бы нам. А я не могу позволить, чтобы между нами стояло что-то постороннее. Даже твой страх. Ты можешь сомневаться, что мы подходим друг другу на всех других уровнях, но отрицать, насколько нас тянет в сексуальном отношении, ты не станешь. В физическом плане мы соответствуем друг другу. Наверное, из миллиона людей трудно найти более подходящую пару, чем мы.
– Откуда ты знаешь! У тебя что, есть волшебный кристалл, в который ты заглянул и увидел будущее?
Он тихо засмеялся.
– Вроде того. Не имеет значения, откуда я узнал об этом. Главное, что ты моя. И наши сексуальные переживания были бы невероятно, неслыханно полными и насыщенными. При этом совершенно не имеет значения, что тебе не по вкусу о мой характер, все равно я смогу удовлетворить тебя в чувственном отношении.
– Не верю, – быстро сказала Элизабет. – Я не животное, каким ты пытаешься выставить меня. И не могу разделять два таких чувства, как любовь и секс;
– В самом деле?
– Да. – Элизабет тщетно пыталась высвободиться из его рук. Она по-прежнему не могла перевести дыхание от переполнявших ее чувств и с трудом смогла выдавить:
– Пусти меня. Я хочу уйти…
– А я не могу отпустить тебя. Не могу позволить тебе уйти. Ты часть меня самого. И хочешь, я опишу тебе, о чем думаю сейчас, чего хочу более всего на свете? Увлечь тебя в постель и погрузиться в тебя. Чтобы ты позволила себе утолить жажду, которая мучает тебя, как я мог бы утолить свой голод, который терзает меня внутри.
– Ты сумасшедший. Разве ты не понимаешь, что я ношу под сердцем ребенка?
– Но это ничего не меняет. Я бы постарался не причинять беспокойство ребенку. И сумел бы провести тебя по таким полям наслаждения, о которых ты и слыхом не слыхала. Поля, по которым ты можешь пройти только вместе со мной.
– Да замолчишь ли ты наконец! Не пугай меня! – Слезы, навернувшиеся ей на глаза, заструились по щекам. – Я не хочу бродить ни по каким полям. И не хочу жить в этом незнакомом доме. Мне хочется вернуться домой, где я буду в полной безопасности, и…
Джон замер.
– Ты плачешь? – Он отпустил ее плечи и нежно коснулся щеки Элизабет. – Боже! До чего мне не хотелось огорчать тебя. Иной раз мне кажется, что я готов разнести в щепы все вокруг из-за этой дурацкой беспомощности. Ты так близко от меня. Ты в моем сердце, в моей душе. Ты вся во мне. – Он прижал ее к себе. И Элизабет ткнулась щекой в его холодный колючий подбородок. ДЖОН Осторожно гладил ее волосы. – Забудь обо всем, что я тут наговорил. Отныне я всего лишь грубый, неотесанный солдат, который стоит на страже твоей безопасности и спокойствия. Только и всего.
Перемена, которая произошла в нем, переход от страстной резкости к заботливой нежности был таким же неожиданным, как и сама причина, которая привела Джона к этому. Элизабет ни секунды не сомневалась в его искренности. И сеть, которой он обволакивал ее, была полна такой же нежности и трепетного отношения к ней, как и пальцы, пробегавшие по ее волосам.
– Забыть о том, что ты сказал? – слабым голосом засмеялась она. – Но это просто немыслимо. Такое невозможно выкинуть из памяти.
– Что ж, тогда и не надо забывать. Может быть, мне менее всего хотелось, чтобы ты полностью выкинула это из головы. – Его губы прижались к ее виску. – Мне нравится мысль о том, что, глядя на меня, ты будешь вспоминать, как я жажду обладать тобой. И может быть, даже сегодня ночью, лежа в постели, ты будешь вспоминать о том, что я сейчас сказал, и представлять меня рядом с собой. Нет, конечно, Не выбрасывай это из головы. Просто слегка отодвинь в сторону, зная, что мое желание никогда не представляет никакой угрозы для тебя. – Он мягко качнулся вместе с ней, крепко держа ее в своих объятиях. – Это принесет тебе только радость, Бет.
Снежинки кружились вокруг них в волшебном замедленном ритме. И она почувствовала себя так, словно все случившееся просто приснилось ей, выплыло из мягкой, пушистой темноты.
– Но мне так не хочется этого, Джон, – прошептала Элизабет. – Ты совсем не такой мужчина, с которым я хотела бы идти по жизни. В тебе слишком много жесткости. Угрозы. И я буду постоянно ощущать это, находясь рядом.
– Только где-то рядом. Но никогда по отношению к себе. Вот почему я здесь. Чтобы ты могла видеть только доброту и нежность.
Когда Элизабет засмеялась, в ее голосе уже чувствовался покой и умиротворение:
– Не могу сказать, чтобы последние два дня были очень спокойными.
– По той причине, что ты всячески сопротивлялась мне. Если бы ты сразу согласилась, тебе не пришлось бы сталкиваться с Бардо. Я ведь говорил тебе…
– Ненавижу людей, которые повторяют «я же тебе говорил», – перебила его Элизабет.
– В следующий раз постараюсь удержаться от подобного замечания. – Голос его стал печальным. – В любом случае, Бет, помни, что я не настолько невыдержанный, как тебе это могло показаться. И не позволю себе ускорять события, пока ты сама не придешь к решению. Я не нарушу равновесия, чтобы не спугнуть тебя, и приму любые условия, которые ты предложишь сама: будь то дружба, товарищество иди чистый секс. – Он помолчал. – Любовь. Привязанность. Все, что угодно. Единственное, чего я не смогу вынести, так это того, чтобы мы топтались на одном и том же пятачке. Для этого я слишком нетерпелив.
– Похоже на то, – сухо заметила Элизабет. – И если уж мне принадлежит право выбора, то я отдам предпочтение товарищеским отношениям.
– Чего я боялся больше всего, но не сомневался, что ты выберешь именно это, – огорченно вздохнул Джон. – Очень жаль. В противном случае я мог бы представить тебе кое-что более занимательное.
– И более рискованное. А я тебе уже говорила, что не хочу причинить вред Эндрю.
Джон медленно разжал руки и отступил на шаг.
– Итак, выбор сделан. Дружба?
– Дружба, – эхом отозвалась Элизабет.
– А теперь, я думаю, нам лучше идти в дом. – Он нежно потрепал ее волосы. – Такое впечатление, будто ты надела капор из снежинок. Подождала бы внутри, когда я вернусь в дом.
– Но и я, как видишь, не очень-то терпеливый человек. А ты не торопился возвращаться. Похоже, тебя завораживает зима.
– Чудесное время года, – взяв Элизабет под руку, он решительно двинулся вместе с ней к дому. Свет с распахнутой двери упал ему на лицо. И в этот миг Джон не казался жестким и озабоченным. Его глаза светились, когда он несколько секунд смотрел на замысловатые очертания снежинки, медленно таявшей на рукаве шерстяного свитера. – Как красиво. И ни один узор не повторяет другой.
– Уверена, что никому не приходило в голову попытаться проверить, так ли это. – Она с любопытством посмотрела на него. – Ты так смотришь на эти снежинки, словно до сих пор никогда не замечал их.
– Так и есть. Я впервые увидел их вблизи.
Элизабет посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.
– Ничего странного. Я вырос в пустыне.
Она задумчиво кивнула.
– Даже если ты и родился за границей, не представляю, каким образом тебе удавалось избегать стран, где идет снег. Я забыла, где ты жил?
– А я тебе не говорил об этом, – пожал он плечами. – Болтался где придется, но в основном в странах Южного полушария.
– Неудивительно, что у тебя такой загар. У Марка тоже был такой же золотистый цвет кожи. Он вырос в маленьком городе в Нью-Мексико. И ты тоже оттуда?
– Мы, в общем, все оттуда, – улыбнулся Джон, закрывая за собой дверь. – Тебе понравится мой родной город, Бет. Там нет ни снега, ни мороза.
– Звучит заманчиво. – Она зябко повела плечами, сбросив дубленку Гунера и покидая прихожую. – Я побывала разок во Флориде и Дейтоне и не могла как следует пропитаться солнцем полных две недели. Вспоминаю об этих днях с наслаждением,
– Но вернулась на север.
– Здесь мой дом. И мои корни. – Она обернулась, глядя на него. – Наверное, для закоренелого путешественника это звучит весьма провинциально.
– Отчего же? Люди, лишенные корней, как правило, тоскуют по ним. – Его большая ладонь легла на ее руку, и пальцы их переплелись. И она почувствовала, как снова ее дыхание словно остановилось. Последние минуты, что они провели вместе, были такими светлыми, ясными, что она совершенно забыла о том, как трепетно отзывается ее тело на прикосновение Джона. А об этом следует помнить. Он посмотрел на нее понимающим и чуть насмешливым взглядом. – Вскоре ты поймешь, что у нас очень много общего.