5
– Какого черта! Что ты тут делаешь? – невольно вскрикнул Джон, увидевший Элизабет, которая лежала, раскинув руки, прямо на снегу.
– Изображаю ангела, – проговорила она сквозь зубы, ведя руками снизу вверх к голове и снова к бедрам. На снегу остался след, словно за спиной Элизабет были невидимые крылья. – Не мешай. А то я не смогу одновременно размахивать руками и объяснять тебе, чем я занимаюсь. У меня такое ощущение, словно Эндрю сел на меня сверху.
Гунер, который закончил лепить снежного человека, вставил в его голову вместо глаз по сосновой шишке.
– Чудно! А что, если мы протянем цепь и прикуем нашего ангела к этому снежному человеку? Вместе они будут забавно смотреться…
– Нет, Гунер, – Джон шагнул вперед и, подняв Элизабет, принялся отряхивать снег с ее пальто и теплых брюк. – Вы оба не правы. Сколько вы тут проторчали? Бет промокла до нитки.
– С самого завтрака, – Гунер нахмурился, критически оглядывая Элизабет. – А что, она и в самом деле промокла? Господи! Я так радовался, что она веселится от души.
– Есть чему, – слегка нахмурившись, заметил Джон.
– Успокойся, Джон, – в глазах Элизабет, когда она обернулась к нему, плясали чертики. – Тебя сердит, что мы так хорошо провели время, пока тебя не было? Сам виноват. Надо вставать, как положено нормальным людям, а не спать до обеда. Мог бы выйти и сыграть с нами в снежки. А фигура, которую слепил Гунер, – самая большая из всех, которые когда-либо делали в штате Нью-Йорк.
– Только-то? – удивился Гунер. – А я считал, что побил все рекорды мира.
Элизабет, закинув голову, критическим взглядом осмотрела огромную фигуру из трех шаров, которые Гунер едва сумел водрузить друг на друга.
– Не знаю. Не уверена. Кажется, в штате Миннесота изо льда вырезают фигуры и покрупнее.
– Снег и лед – не одно и то же, – возразил Гунер с надменным видом. – И не желаю выслушивать недостойные меня сравнения.
Смех Элизабет колокольчиком рассыпался в чистом, холодном воздухе, и Джон почувствовал болезненное удовлетворение. Как ему нравился ее смех, полный жизни и искреннего веселья! Лицо ее порозовело, глаза сияли. Его сердце сжалось. Она словно расцвела на глазах: волосы отливали шелковистым блеском, кожа приобрела глубокий матовый цвет, тело как будто стало гибче. И вся она излучала тепло, любовь и радость. Элизабет…
– Й все же будет лучше, если ты пойдешь и переоденешься, – уверенно посоветовал Джон, с трудом отрывая взгляд от искрящихся глаз молодой женщины.
– Пришел и все испортил, – слегка поморщилась Элизабет. – За это мы не разрешим тебе придумывать вместе с нами имя для этого замечательного во всех отношениях творения. Как ты считаешь, Гунер? У него вид настоящего мудреца. Не назвать ли его Соломоном?
– Слишком помпезно, – покачал головой Гунер. – Можно быть мудрым и при этом не занудствовать.
И вдруг Джон почувствовал себя необыкновенно старым и умудренным. В этих двух существах было столько безмятежной юности, столько естественности и порывистости. Они словно только что выпили эликсир молодости. Еще вчера вечером его окрылила надежда, а сейчас снова начали одолевать сомнения. Когда в последний раз ему удалось забыть о чувстве ответственности и просто наслаждаться жизнью? Черт побери, он даже не мог вспомнить тот момент, когда позволил себе хоть на минуту сбросить бремя забот.
– Тогда, может, назовем его Бенджамином Франклином? У него было большое чувство юмора, – предложила Элизабет. – Он из семьи тех первых американцев, которые… – Она замолчала, едва только бросила насмешливый взгляд на Джона и заметила выражение его лица. Усмешка мгновенно сошла с ее лица, она посерьезнела. – Что-то случилось, Джон? – и непроизвольно шагнула к нему. – Мне не хотелось бы… – Она замолчала, потому что голова у нее закружилась, и голубовато-белая пелена затянула видимый мир. – Джон!
Он в два шага оказался рядом, подхватил ее на руки и прижал к груди:
– Тебе больно?
– Нет, – покачала головой Элизабет. К ее большому облегчению, все снова встало на место – Только на секунду закружилась голова. Ты уже можешь опустить меня.
– Ни черта подобного. – И он пошел к домику с ней на руках. И несмотря на его прекрасный загар, было видно, как он побелел. «Почти такой же белый, как наш Бенджамин Франклин», – подумала Элизабет растерянно. – Сейчас ты ляжешь в постель и отдохнешь. Гунер, если ты считаешь, что можешь оторваться от своего неповторимого произведения искусства, приготовь для нее горячий чай.
– Сию минутку, – Гунер бегом рванулся вперед, перепрыгивая через ступеньки. – Она почти ничего не ела на завтрак. Я приготовлю ей что-нибудь перекусить.
– Господи Боже мой! – запротестовала Элизабет. – У меня просто слегка закружилась голова. У женщин это бывает..Небольшие гормональные встряски. Ты так резко дернул…
– Значит, это полностью моя вина, – стиснув зубы, сказал Джон, поднимаясь вверх по ступенькам. – Только я не дернул, а помог тебе встать.
Она посмотрела на него.
– Да, помог. Но приложил слишком большое усилие.
– Я не.,. – ему не хватало воздуха. Они уже вошли в дом, и Джон начал подниматься к ней в спальную комнату. – Но и тебе нечего было валяться в снегу. Неужели ты сама не понимаешь?
– Никто и не валялся. Я творила, – усмехнулась Элизабет. – Хотя со стороны, конечно, разницу не сразу уловишь. И мне полезно двигаться. За эту неделю, пока мела метель, я ни разу не выбиралась из дома.
Джон молчал, крепко сжав губы. Дойдя до двери ее комнаты, он ногой распахнул ее и, прикрыв, донес Элизабет до кровати.
Она тут же попыталась вскочить:
– Я такая мокрая. Дай мне сначала переодеться.
– Сядь спокойно! – Джон снял с нее пальто, бросив его на пол, и опустился перед ней на колени. Руки его двигались по ее телу с бережной нежностью, когда он помог ей стянуть плотный вязаный свитер. Свитер упал на пол рядом с паль-то. – Ты посмотри, у тебя даже блузка мокрая! – Он поднялся. – Я сейчас вернусь. Сними ботинки и носки.
Элизабет скорчила физиономию вслед Джону, который направился в ванную. Он как всегда, всем распоряжался сам, но на этот раз она может проявить к нему снисходительность. Может быть, все произошло не по его вине? Может быть, после того, как она посмотрела на него, сердце ее переполнилось таким сочувствием, что не было сил вынести этого? О чем таком он думал, когда на лице его появилось это выражение? Элизабет начала расшнуровывать замшевые ботинки. Они так пропитались снегом, что из бежевых превратились в темно-коричневые. Да, она промокла сильнее, чем ей казалось. Она так радовалась солнцу, хорошей погоде, чистому снегу, что ей и в голову не пришло, что она так быстро промокнет и замерзнет.
Дверь открылась, и Джон вышел из ванной с несколькими перекинутыми через плечо большими полотенцами:
– Я согрел их. Если ты почувствуешь, что все равно дрожишь от холода, придется принять душ.
– Не думаю, что в этом есть такая уж необходимость, – отозвалась Элизабет, удивленно глядя на него.
Он снял теплый просторный халат с крючка и подошел к ней:
– Посмотрим, – снова опустившись перед ней на колени, он принялся расстегивать пуговицы ее блузки. – Поверь, что мне этого не хочется так же, как и тебе. Если у тебя закружится голова, то мне придется пойти в душ вместе с тобой. – Сняв с нее блузку, Джон начал расстегивать лифчик. – Кто знает, чем это может кончиться.
Элизабет как завороженная смотрела на его сильные руки, на его ловкие смуглые пальцы, которые темнели на ее белой коже и нежных кружевах белья. Какие сильные и все же дрожат! Дыхание Джона коснулось ее шеи, и она тоже затрепетала.
– Ты вся дрожишь? Тебе холодно? – Он посмотрел на нее и сказал хрипло:
– Нет, ты дрожишь не от холода…
– Нет, – прошептала она. Жаркая волна растеклась по телу. Порозовели не только щеки. Его пальцы застыли у ее грудей, которые отяжелели, набухли и заныли.
Джон закрыл глаза.
– Не сейчас. Не смотри на меня так. Мне казалось, что я в состоянии держать себя в руках. Но этой ночью… – Глаза его распахнулись, в них горел огонь желания. Неутолимый голод. – Ты не очень хорошо себя чувствуешь. Я не имею права…
– Со мной все в порядке, – Элизабет едва смогла выговорить эту короткую фразу, каждое слово давалось ей с трудом. Как это она могла зайти так далеко за такой короткий срок? То, что она сейчас произнесла, означало приглашение к близости.
Джон в полном отчаянии покачал головой:
– Нет!
– Конечно, сейчас я настолько непривлекательна, – дрожащим голосом сказала Элизабет. – Как гиппопотам…
– Нет, ты не просто привлекательна, – отрывисто проговорил Джон, – ты фантастически красива. – Его ладонь легла на ее живот. – Это восхитительно. Все твое тело полно жизни. А груди, как спелые…
Элизабет посмотрела снова на его руки, которые находились в такой близости от нее.
Элизабет посмотрела снова на его руки, которые находились в такой близости от нее.
– …Они откликнулись на твое прикосновение. И я тоже. Ты считаешь, что сможешь удержать меня?
Легкая дымка затуманила его глаза, когда Джон посмотрел ей в лицо:
~ Да, смогу. Еще немного, и я, наверное, просто умру от желания к тебе, но я должен сдерживаться. – Его губы были так близко. Она чувствовала их тепло на своих губах. Его рука соскользнула с ее живота, и он придвинул ее ближе к себе. Грудь его вздымалась, дыхание стало тяжелым и прерывистым, жилка на виске билась в бешеном ритме. Так близко от нее. Стоит только протянуть руку, и она сможет погрузить пальцы в его волосы, прижать к себе его голову. Каждая клеточка ее тела будто окаменела, дыхание стало учащенным и сбивчивым.
Кончик языка Джона коснулся ее шеи. И она снова затрепетала. Губы ее потянулись к губам Джона. И когда они коснулись ее, внутри будто лопнула горячая струна…
– Тебе будет значительно удобнее, если мы ляжем, – он мягко уложил ее на золотистое покрывало. Пальцы его запутались в ее шелковистых волосах. Но она уже не осознавала этого. Коротко вскрикнув после того, как его губы коснулись ее губ, она смутно удивилась только тому, насколько они оказались мягкими и нежными. Язык его проник в ее рот, лаская и возбуждая ее. Ошеломленная Элизабет никак не могла понять, каким образом такое простое действие, как поцелуй, может быть столь страстным, чувственным и всепоглощающим? Кажется, Джон позволил себе выплеснуть те чувства, которые держал до сих пор под спудом.
Элизабет дрожала как в лихорадке, когда Джон, оторвавшись от ее губ, начал медленными круговыми движениями гладить ее живот ладонью, И необыкновенная нежность прикосновения его руки заставила ее осознать, что она никогда не ожидала, насколько ласковым он может быть.
Все мучительные сомнения вдруг отступили и, облизнув пересохшие губы, она приподняла голову и пробормотала:
– Джон, что это?
– Я же тебе говорил, что между нами возникла особенная связь. – В его голосе послышался легкий оттенок удовлетворения. – Мы с тобой составляем единое целое. И никогда ты не откликнешься ни на чей призыв так, как откликнулась на мой зов, – тихо произнес он. Элизабет попыталась выпрямиться.
– Нет, – успокоил ее Джон. – Позволь мне провести тебя туда, куда ты жаждешь прийти. Тебе надо быть осторожнее после такого бурного утра.
Джон был так предупредителен, так чуток. Элизабет чувствовала потребность показать, насколько ее чувства к нему переменились. И она провела пальцем по четко очерченным губам, глядя в его вдруг потемневшие глаза. И выражение, которое переполняло их, было не менее страстным, чем прикосновение.
Рука ее скользнула вниз, глаза закрылись сами собой. Элизабет хотелось приподняться, чтобы устроиться поудобнее, но оказалось, что она не в состоянии даже пальцем пошевельнуть от внезапной усталости, охватившей ее. Элизабет даже не могла разомкнуть век, и Джон сам принялся раздевать ее дальше, растирая теплыми мягкими махровыми полотенцами, а потом, приподнимая поочередно ее руки, стал надевать на нее халат.
– Приподними голову, любовь моя. Только на секунду…
Элизабет послушно приподнялась, сонно глядя, как он продевает руки и голову, а потом расправляет складки. Прикоснувшись губами к ее виску, он снова мягко уложил ее на подушки и натянул покрывало до подбородка:
– Так лучше? Тебе удобно? Все хорошо?
Так удобно ей еще никогда не было. Покой и нега растекались по всему телу.
– Чудесно!
– Я рад, – Джон быстро поднялся. – Пойду посмотрю, что там делает Гунер.
– Хорошо, что он задержался, – сонно пробормотала Элизабет, – иначе бы нам не представилась возможность увидеть, как… – Она замолчала, глаза ее распахнулись, сон как рукой сняло.
Лицо Джона было напряженным, кожа туго обтягивала его скулы. И болезненная складка, что залегла в уголках рта, была отчетливо видна.
– О Джон, – огорченно вздохнула Элизабет. – Прости меня, Наверное, ты считаешь меня последней эгоисткой. – Это немыслимо представить, как жестоко она обошлась с ним, понимая, как сильно он желает ее. Как пылает страстью. И в ответ на его нежность и заботу он получил…
Джон покачал головой:
– Сейчас твое время, и я хочу, чтобы ты наслаждалась каждую минуту. Я сам пошел на это. – Он поморщился. – Но должен тебя предупредить, поскольку нам предстоит еще довольно долго жить здесь, что назад пути уже нет. – Пальцы его побелели – с такой силой он сжал их. – Но придет и мой час. Я дождусь его. – И он повернулся к двери.
– Джон!
Он стоял, взявшись за ручку:
– Твой час придет! Обещаю! – Она улыбнулась ему нежной улыбкой, от которой сердце его дрогнуло. – И мне кажется, что мой маленький Эндрю полюбил тебя. Ты заметил, он никогда не протестует, когда ты прикасаешься ко мне…
Легкая улыбка промелькнула у него на губах:
– А почему бы и нет? Я знал, что он полюбит меня. У него хороший вкус. – Дверь за Джоном бесшумно закрылась.
Элизабет смотрела ему вслед с блуждающей улыбкой на губах. Без Джона комната сразу показалась пустой. В его сложном характере было так много граней, так много оттенков: мягкость, ум, страстность, чувство собственника. И каждый день приносил новые, неожиданные открытия. И как только она начинала отчетливо видеть еще одну грань, ей открывалась следующая. Он был из числа тех мужчин, которых невозможно было удержать на одном месте. В чем Джон сам признался. И уж конечно, его нельзя было понять сразу.
Элизабет услышала, как шевельнулся Эндрю.
– Привет, малыш! Сегодня ты был таким спокойным. – Она снова откинулась на подушки, наслаждаясь теплом и переживаемым незнакомым чувством. Чувством, которое она упрямо не желала признавать. – Джон сказал, что ты полюбишь его, – прошептала она. – Надеюсь, так оно и случится. Потому что, боюсь, твоя мама… – Она не могла закончить фразу даже мысленно. Поскольку это означало возможность оказаться под стражей, в руках этого Бардо. Нельзя позволять, чтобы это теплое течение, которое уносило ее, истощилось. Джон не позволит никакой беде коснуться ее. В его присутствии ничто не угрожает Элизабет. Даже сам Джон.
* * *Джон прислонился спиной к двери, чтобы перевести дух от мучительной судороги, сковавшей все тело. Жажда обладать Элизабет рвала его изнутри, как хищный зверь. Испарина выступила у него на лбу. Как она близко от него! Он еще ощущал запах и вкус ее тела. Видел ее перед собой на постели. Запах ее духов остался с ним. Его тяжелый вздох был похож на стон.
– Джон!
Гунер стоял внизу с подносом в руках. Голубые глаза тревожно смотрели на друга. Джон встрепенулся и выпрямился.
– А я как раз вышел посмотреть, куда это ты запропастился?
– Куда я денусь?! Мне показалось, что я могу помешать. – Гунер едва заметно улыбнулся. – А я всегда прислушиваюсь к внутреннему голосу. Он так час-то помогал мне сохранить голову на плечах.
Чутье Гунера не раз выручало и Джона.
– Пойду прогуляюсь. Проследи, чтобы Элизабет поела и вздремнула. – Джон быстро спустился в холл. Все его тело ныло, словно его только что сняли с дыбы. – Ты сегодня с утра еще не разговаривал с Адамсом?
Гунер кивнул:
– И следа Бардо нет поблизости. Нам удалось заставить его кружиться на месте.
– Хорошо. – Джон, обойдя Гунера, направился к выходу. – Мне бы хотелось потолковать с Адамсом после возвращения. Собираюсь обсудить с ним встречу с Алексом Бен Рашидом.
– Я скажу, чтобы он был начеку. А когда ты вернешься?
Сколько ему понадобится времени, чтобы погасить сжигавшее его изнутри пламя? До сих пор ему удавалось держать себя в руках. До сих пор…
– Часа через два, не раньше. Темное облако сомнения легло на лицо Гунера.
– Будь осторожен: кажется, снова надвигается буря.
Навстречу которой он пойдет с радостью. Ему нужно помериться с кем-то силой, чтобы отвлечься, подавить ноющую боль в чреслах.
– Поостерегусь, – обернулся Джон. – А ты не своди глаз с Элизабет. И чтобы больше никаких барахтаний в снегу!
– Да я и думать об этом не посмею, – улыбнулся Гунер, который подступил с подносом к дверям спальни. Похоже, и Элизабет наигралась сегодня досыта…
* * *Элизабет проснулась среди ночи. Постель под ней была мокрой. Волна паники накатила на нее.
– Нет! – в отчаянии вскрикнула она, заставив себя сесть. Взгляд ее невольно остановился на окне, что занимало всю противоположную стену. Она не увидела снежинок. Пелена снега затянула все пространство сплошным белым покрывалом. Ветер плакал, будто потерявшееся дитя. – Эндрю, малыш, пожалуйста! Только не сейчас.
Боль в низу живота, которая пронзила ее, как только Элизабет попыталась приподняться в кровати, еще больше испугала ее.
– Теперь понятно, почему ты сегодня был таким спокойным. Берег силы для сегодняшней ночи?! Ах ты, поросенок! – Она, наконец, встала на ноги и с трудом прошлась по комнате, открыла дверь и оказалась в холле. – Джон, Гунер, вставайте. Надо ехать в больницу. Дверь Гунера открылась тотчас же. Он появился – всклокоченный со сна, он завязывал на ходу пояс своего махрового халата.