Я посмотрел искоса вокруг грузовика.
– Не боишься пропустить свои любимые передачи?
– Кого это волнует? – сказал Томас. – На это есть TiVo [24].
– Хорошо, – сказал я. – Потому, что, наверное, пройдет некоторое время прежде, чем я возвращу тебя твоей регулярно запланированной программе.
Томас издал театральный вздох.
– Почему я?
– Потому что, если я хочу найти Марконе, лучше всего начать с его людей. Но так как нет никакого сообщения, что он пропал, то некоторые из них могут как-то среагировать, когда я приеду и начну шпионить вокруг. Так что ты будешь прикрывать мне спину.
– А что, если я не хочу прикрывать твою спину?
– Придется, – сказал я бессердечно. – Мы – семья.
– Ну ладно, – допустил он. – Но интересно, ты все это хорошо продумал?
– Я пытаюсь продумывать на ходу.
Томас покачал головой.
– Слушай, ты знаешь, что я никогда не пытаюсь учить тебя, как делать твое дело.
– Кроме сегодня, очевидно, – сказал я.
– Марконе – большой мальчик, – сказал Томас. – Он связался с Сообществом сам. Он знал, что делал, и для чего он туда пошел.
– И? – сказал я.
– И… А там – джунгли, – сказал Томас. Он смотрел искоса через густой снег. – Красиво выражаясь.
Я порычал.
– Он сам стелил себе постель, так пусть же там и спит?
– Что-то в этом роде, – сказал Томас. – И не забывай, что Мёрфи и полиция не будут особо озабочены кампанией «Спасайте Короля!»
– Я знаю, – сказал я, – я и сам хотел бы отступить в сторону и оттуда глядеть на то, как идут дела. Но речь идет не о Марконе.
– А о чем?
– Мэб сожрет меня живьем, если я не сделаю, что она хочет.
– Подожди, Гарри, – сказал Томас. – Не думаешь же ты в самом деле, что побуждения и планы Мэб такие прямые, как она излагает. – Он запустил дворники. – Она хочет Марконе по какой-то причине. Еще вопрос, пойдет ли ему на пользу, если ты его спасешь от имени Мэб.
Я нахмурился как ночь.
Он поднял руку, и начал загибать пальцы
– Ну и предположим, что, первое, он жив и здоров сейчас. Второе, что ты сможешь найти его. Третье, что ты сможешь вывести его живым. И четвертое, что противник не убьет тебя и не покалечит.
– Что ты хочешь сказать? – спросил я.
– То, что ты играешь против игрока с краплёной колодой, и что ты понятия не имеешь, собирается ли Мэб поддерживать тебя, когда плохие парни начнут тебя прессовать. – Он покачал головой. – Было бы более разумно уехать из города. Куда-нибудь в теплые края на несколько недель.
– Мэб примет это как личное, – сказал я.
– Мэб – деловая женщина, – сказал Томас. – Жуткая и фантастическая, но холодная. Расчетливая. Пока ты все еще представляешь собой потенциального рекрута для нее, я сомневаюсь, что она стала бы обесценивать твое значение преждевременно.
– Обесценивать. Мне нравится это. Наверное, ты прав – если возвратиться к оригинальной метафоре, Мэб играет нечисто. За последние годы свидетельств тому куча. Но у меня есть чувство, – я кивнул за окно, – что у меня было бы еще больше неприятностей с граффами, чем есть, если мы не были в середине чертовой снежной бури. Если я отправлюсь куда-нибудь в Майами, то я просто стану намного ближе к агентам Лета – а они вообще-то планируют меня убить.
Томас нахмурился, но ничего не сказал.
– Я могу бежать, но не смогу скрыться, – сказал я. – Лучше пережить это здесь, имея опору в виде родного дома, пока я еще относительно отдохнувший, – Тут я очень в тему громко и протяжно зевнул, – вместо того, чтобы ждать от фееричных жлобов из одного Двора или другого, как ты сказал? обесценивания меня врасплох после того, как я пробегаю от них несколько недель.
– А что относительно Совета? – потребовал Томас. – Ты носил серый плащ довольно долго, и что теперь? Ты же боролся за них сколько времени?
Я покачал головой.
– Прямо сейчас Совет все еще натянут до предела. Мы не можем вступить в открытое сражение с Красной Коллегией в настоящее время, но у Совета и Стражей было несколько лет, чтобы подтянуть эту работу.- Я чувствовал, что моя челюсть напряглась. – Но в последние несколько лет появилось довольно много молодых колдунов. Стражи работают сверхурочно, чтобы получить контроль над ними.
– Ты хочешь сказать, убивают их, – сказал Томас.
– Да, и убивают их. А большинство из них подростки, – Я покачал головой. – Люччио знает мое мнение по этому вопросу. Она отказывается назначить любого из них ко мне. Что означает, что другие Стражи вынуждены собирать все резервы. Короче, я не собираюсь втравлять их в это дерьмо.
– Ты только сам в него влезаешь, – отметил Томас.
Я фыркнул.
– Поэтому я и уважаю их.
– Пока мы сможем остаться чистыми, – сказал он.
Мы проехали мимо городского снегоочистителя. Он был полузасыпан снегом, как некое металлическое животное Ледникового периода, пойманное в ловушку ямы со смолой. Я потрясенно смотрел на него, в то время как грузовик Томаса, медленно, устойчиво обходил его.
– Между прочим, – спросил он, – что ты собираешься делать?
– Ну, во-первых, – сказал я. – Мне надо поесть.
– Тебе надо поспать.
– Тик-так. Пока еда готовится, – я показал. – Давай вон туда.
Томас ввел грузовик в медленный, устойчивый поворот.
– А потом что?
– Я буду задавать людям дерзкие вопросы, – сказал я, – И будем надеяться , получу подходящие ответы.
– И будем надеяться, что никто не убьёт тебя во время процесса.
– Именно поэтому я держу в качестве телохранителя вампира.
Томас устроился сразу на три места на крошечной стоянке Международного Дома Блинов.
– Мне нравится шарф, – сказал я. Я наклонился и вдохнул носом изо всей силы. Я укололся, но обнаружил слабое дуновение ванили и земляники. – Она сама его связала?
Томас молча кивнул. Пальцы в кожаной перчатке погладили мягкую, простую пряжу. Он выглядел спокойно грустным. Я плохо себя чувствовал, упомянув Жюстину, потерянную любовь моего брата. Я вдруг понял, почему он носил перчатки: Если она сделала этот шарф для него с любовью, он не мог касаться его своей вампирской кожей. Это обожгло бы его, как горячая сковорода. Таким образом, он носил шарф, закрывшись, достаточно, чтобы чувствовать ее запах на нем, но не смея касаться его голой рукой.
Каждый раз, когда я думаю, что моя личная жизнь – пустошь, я смотрю на своего брата и вижу, насколько хуже это может быть.
Томас покачал головой, заглушил двигатель, и мы сидели мгновение в тишине.
Таким образом мы ясно услышали, как глубокий мужской голос вне грузовика сказал, – Не двигайтесь. – затем послышался щелчок взведенных курков дробовика. – Или я убью вас.
Глава 9
Когда на тебя направлено огнестрельное оружие, у тебя есть два варианта действий: или ты двигаешься, быстро и неожиданно, и надеешься, что тебе повезет, или ты замираешь и пытаешься очень ясно разговаривать. Учитывая, что помещение, где мы находились, было слишком маленьким, чтобы попытаться прятаться или бежать, я выбрал вариант Б: держаться тихо.
– Я предполагаю, – спросил я с надеждой, – что это – полностью военная модель?
– Есть индивидуальный подогрев сидений и проигрыватель с переключателем компактов на шесть дисков, – сказал Томас.
Я нахмурился.
– Угу. Это куда круче, чем такие глупости, как броня и пуленепробиваемое стекло.
– Эй, – сказал Томас, – это не моя ошибка, это у тебя такие специальные потребности.
– Гарри, – сказал человек с дробовиком, – покажи свою правую руку, пожалуйста.
Я выгнул бровь на это. Для головорезов, приставляющих пушку к вашей голове, не очень типично употреблять такие слова, как «пожалуйста».
– Хочешь, я убью его? – пробормотал Томас, едва слышно.
Я дернул головой в крошечном отрицательном движении. Потом я поднял правую руку, растопырив пальцы.
– Поверни ее, – сказал человек снаружи. – Дай мне увидеть внутреннюю часть твоего запястья.
Я так и сделал.
– Ну, слава Богу, – вздохнул голос.
Я наконец понял, кто это. Я повернул голову и сказал через стекло,
– Эй, там, Хват. Это ты мне дробовик направил в голову, или ты просто рад меня видеть?
Хват был молодым, стройным человеком среднего роста. Его волосы были серебряно-белыми и очень красивыми, и хотя никто никогда не обвинял его в красоте, была в нем уверенность и надежность, которые придавали ему несомненную привлекательность. Он очень далеко ушел от того возбужденного, худого паренька, с которым я встретился впервые несколько лет назад [25].
Он был одет в джинсы и зеленую шелковую рубашку – и ничего больше. Он очевидно должен был замерзнуть, и так же очевидно не замерзал. Плотно падающие снежинки не касались его. Каждая, казалось, нашла свой путь к земле так или иначе мимо него. Он держал дробовик прикладом против плеча, и носил на поясе у бедра меч.
– Гарри, – сказал он ровным голосом. Его тон не был враждебным. – Можем мы вежливо поговорить?
– Наверное, могли бы, – сказал я, – если б ты не начал с того, что взял меня на прицел.
– Необходимая предосторожность, – сказал он. – Я должен был убедиться, что ты не принял предложение Мэб.
– И не стал новым Зимним Рыцарем? – спросил я, – ты мог бы просто спросить меня, Хват.
– Если б ты стал рыцарем Мэб, – сказал Хват, – ты мог бы и солгать. Это изменило бы тебя. Сделало тебя продолжением ее воли. Я не мог доверять тебе.
– Ты – Летний Рыцарь, – ответил я. – Таким образом, я должен задаться вопросом, не сделало ли это тебя таким же управляемым и ненадежным. Лето как-то не очень расположено ко мне сейчас, это очевидно. Возможно ты – только продолжение воли Лета.
Хват уставился на меня поверх дробовика. Потом он резко опустил его и сказал – Touche [26].
Томас произвел из ниоткуда полуавтоматический пистолет, примерно того же размера, что и грузовик, и направил его в голову Хвата прежде, чем тот закончил говорить слово.
Глаза Хвата расширились.
– Святое дерьмо.
Я вздохнул и мягко отобрал пистолет у Томаса.
– Не надо. У него может сложиться неверное представление о природе этой беседы.
Хват медленно выдохнул.
– Спасибо, Гарри. Я…
Я направил оружие на голову Хвата, и он замер с полуоткрытым ртом.
– Брось дробовик, – сказал я ему. Я не пытался казаться дружелюбным.
Его рот закрылся, губы сжались в тонкую линию, но он повиновался.
– Отойди от него, – сказал я.
Он так и сделал.
Я вышел из автомобиля, тщательно фиксируя оружие на его голове. Я поднял дробовик и перепасовал его назад Томасу. Потом я встал перед серебряноволосым Летним Рыцарем, была мертвая тишина, только снег падал.
– Хват, – сказал я спокойно. – Я знаю, что ты провел много времени в сверхъестественных кругах в последнее время. Я знаю, что такие простые старые вещи как оружие не походят на существенную угрозу, до некоторой степени. Я знаю, что ты, вероятно, подразумевал это как сообщение, что ты не собирался пускать его в ход, и думал, что я пойму это просто, как символ сдерживания. – Я посмотрел искоса вниз на пистолет Томаса. – Но ты пересек линию. Ты направил оружие мне в голову. Друзья так не делают.
Еще больше тишины и снегопада.
– Еще так сделаешь, – сказал я спокойно, – и ты, черт возьми, хорошо познакомишься со спусковым механизмом. Ты меня понимаешь?
Глаза Хвата сузились. Он кивнул.
Я дал ему посмотреть на пистолет еще несколько секунд и затем опустил его.
– Ладно, успокоились, – сказал я. – Чего ты хотел?
– Я приехал сюда, чтобы предупредить тебя, Гарри, – сказал Хват. – Я знаю, что Мэб выбрала тебя своим эмиссаром. Ты не знаешь, куда влезаешь. Я приехал, чтобы сказать тебе держаться в стороне от этого.
– Или что?
– Или тебе причинят боль, – сказал Хват спокойно. Он казался усталым. – Возможно, убьют. Ну, и по пути может быть всякий косвенный ущерб. – Он поднял руку и продолжил поспешно, – Пожалуйста, пойми. Я не угрожаю тебе, Гарри. Я только говорю тебе о последствиях.
– Мне было бы проще разговаривать, если бы ты не начал беседу, угрожая убить меня, – сказал я.
– Прежний Летний Рыцарь был убит его Зимним коллегой, – сказал Хват. – Фактически, именно так и умирает большинство из нас. Если бы ты стал Рыцарем Мэб, у меня не было бы шансов в честной борьбе против тебя, и мы знаем это. Я сделал так, чтобы иметь возможность предупредить тебя, но и себя при этом защитить.
– О, – сказал я. – Это был предупредительный дробовик, нацеленный мне в голову. Это все меняет.
– Черт возьми, Дрезден, – сказал Хват. – Что мне сделать, чтоб ты выслушал меня?
– Веди себя каким-нибудь заслуживающим доверия способом, – сказал я. – Например, следующий раз, когда ты узнаешь, что нападающие Лета собираются сделать набег на меня, ты мог бы вызвать меня по телефону и слегка предупредить.
Хват сделал гримасу. Его лицо искривилось в выражении усилия. Когда он заговорил, его челюсти остались стиснутыми вместе, но я, хоть и с трудом, мог понять слова. – Я не смогу.
– О, – сказал я. Испарился большой кусок моего гнева. Такое уже случалось. На Хвата было наложено заклятие королевой, он не мог говорить со мной на эту тему. – Я не могу отступить.
Он втянул воздух и понимающе кивнул – У Мэб есть ключ к тебе.
– Ну, пока.
Он довольно холодно улыбнулся.
– Она не из тех, кто отпускает того, кого хочет удержать.
– А я не из тех, кого можно так удержать, – ответил я.
– Может быть, – сказал Хват, но он, казалось, сомневается. – Но ты уверен, что не передумаешь?
– Иногда мы бываем вынуждены…
– Иисусе, – сказал Хват, отведя взгляд. – Я не хочу выступать против тебя, Дрезден.
– Так не выступай.
Он спокойно смотрел на меня, его лицо было серьезно.
– Я тоже не могу отступить. Ты мне нравишься, Гарри. Но я не могу тебе ничего обещать.
– Мы играем за противоположные команды, – сказал я. – Ничего личного. Но мы сделаем то, что мы должны сделать.
Хват кивнул.
И мы ничего не говорили почти целую минуту.
Потом я положил дробовик в снег, кивнул, и возвратился в грузовик Томаса. Я отдал огнестрельного монстра обратно своему брату. Хват не сделал движения к дробовику.
– Гарри, – сказал он, когда грузовик начал отъезжать. Его рот дернулся несколько раз прежде, чем он смог сказать, – Помнишь, Лилия дала тебе лист.
Я, нахмурившись, поглядел на него, и кивнул.
Томас вывел грузовик, и мы поехали. Стеклоочистители пищали. Снег хрустел под шинами, такой устойчивый белый шум.
– Хорошо, – сказал Томас. – Что же это такое было? Парень предлагал себя в друзья, и он убедил тебя. Сначала ты держал его на прицеле, а потом чуть не расплакался.
– Метафорически говоря, – сказал я устало.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Он находится под заклятием, Томас.
Томас нахмурился.
– Лилия поставила ему на мозги замок?
– Я сомневаюсь, что это сделала она.
– Кто тогда?
– Я бы поставил на Титанию, Летнюю Королеву. Если она сказала ему держать свой рот закрытым и не помогать мне, то у него не было выбора. Вероятно, поэтому он явился вооруженный и пытался угрожать мне. Он не мог говорить со мной напрямую, но если он угрожает, это могло позволить ему обойти запрет.
– Что-то слишком тонко для меня. Ты веришь ему?
– Это затеяла Титания. И она здорово не любит меня.
– Ну, ты убил чью-то дочь, так уж случилось, – сказал он.
Я устало пожал плечами, у меня все кости ныли. Комбинация боли, холода, и многократных взрывов адреналина вымотала меня намного больше, чем мне казалось. Я опять не смог остановить зевок.
– Что он там говорил, когда мы уезжали оттуда?
– А, – пробормотал я. – После тех событий в Арктис Тор Лилия дала мне серебряную булавку в форме листа дуба. Это делает меня Эсквайром Лета. Возможно, я могу использовать ее, чтобы призвать помощь от Двора Титании. Это – их благодарность за то, что мы сделали тогда.
– Всегда хорошо, когда кто-то должен тебе какую-то пользу, – согласился Томас. – Эта штука у тебя с собой?
– Да, – сказал я. Лист был в небольшой коробке во внутреннем кармане моего плаща. Я вытащил его и показал Томасу.
Он присвистнул.
– Великолепная работа.
– Сидхе умеют, – согласился я.
– Может, используя эту штуку, ты можешь заставить их отступить.
Я фыркнул.
– Ну, я думаю, здесь не так все просто. Титания может решить, что лучший способ помочь мне будет состоять в том, чтобы сломать мне позвоночник, чтобы меня парализовало ниже пояса, и я валялся бы на больничной койке, таким образом, ее граффы уже не должны были убивать меня.
Томас хмыкнул.
– Тогда почему Хват напомнил об этом?
– Возможно, он был вынужден сделать это, – сказал я. – Возможно, Титания надеется, что я буду звать на помощь, и у нее будет шанс раздавить меня лично. Или возможно …
Мой голос затих на мгновение, потому что в это время мой несчастный мозг, уже лежащий в животе, подбросил мне идею.
– Или возможно, – сказал я, – что он хотел предупредить меня вот о чем. Граффы находили меня дважды, и, скажем мягко, непонятно, как. Ни одно из этих мест не было местом, где я бываю регулярно. И как меня нашел сам Хват, здесь и сейчас, в середине снежной бури? Вряд ли это было чисто случайно, по моему скромному мнению.
Глаза Томаса расширились в понимании.
– Это – устройство прослеживания.
Я нахмурился на красивый небольшой серебряный лист и сказал, не без определенного количества сдержанного восхищения, – Титания. Ах ты, сука.
– Проклятье, – сказал Томас. – Мне теперь немного стыдно, что я тыкал в него пистолетом.