Быстро собрали группу, состоящую из лучших сыщиков, опытных полицейских, военных; при помощи Угрима составили план острова, и стали думать, как на него проникнуть. Аскалон принимал во всем этом активное участие, и хотя червь сомнения все же сидел где-то глубоко в его душе, он не давал ему поднять голову. Отцу Наследник верил безоговорочно, а тот, видно, был твердо уверен в успехе, и эта уверенность вскоре передалась и его сыну. И Наследник, отбросив последние колебания, с головой окунулся в омут хлопот.
После всего произошедшего Ворон не мог спокойно сидеть на острове, все раздражало его: и собственная неподвижность, и любопытные взгляды, и бестактные вопросы о Черном острове, и неприличные намеки, преследовавшие его после изгнания Угрима. Что же касается Виринеи, то ее он не просто не мог видеть: сама мысль, что она находится где-то рядом, была для него мучительна. Он и ненавидел ее так, что, наверное, убил бы; и в то же время его так к ней тянуло, что он еле сдерживался. Запах ее волос и ее полные слез глаза преследовали его, как наваждение. И однажды, рано утром, убедившись, что заснуть ему так и не удастся, он взял лодку и быстро погреб в сторону Города. Утренняя прохлада и физические усилия, которых он так давно был лишен, освежили его; и выйдя на тихую, пустынную еще, пристань, он почувствовал, что наконец может дышать полной грудью. Опираясь на палку, на которую он сменил надоевший костыль, он медленно поковылял в Город. Вид пробуждающихся городских улочек, знакомых ему с детства, окончательно вернули ему душевное спокойствие, и он долго бродил по ним, стараясь не думать о том, что рано или поздно, но все же придется вернуться обратно.
День разошелся. Вокруг стал сновать народ, и Ворон уже поймал на себе два-три косых взгляда – хромота не вязалась с внешностью молодого человека и привлекала внимание; кроме того, лицо его еще не вполне освободилось от следов пребывания в тюрьме. Да и больная нога уже давно делала намеки, что нельзя еще ее так утруждать. Пора было возвращаться. Ворон уже повернул в сторону пристани, где оставил лодку, как перед ним вдруг вырос толстый полицейский в мятой шляпе.
- Документы!
Ворон осторожно оглянулся: небольшая торговая площадь, окруженная домами; четыре узких улочки вверх и вниз; кругом народ – раньше ему и секунды хватило бы, чтобы исчезнуть, но теперь – нога! Он поправил волосы и лучезарно улыбнулся:
- А в чем дело?
- Документы, - заученно повторил полицейский.
Ворон стал сосредоточенно рыться в карманах, лихорадочно соображая, что делать.
- Кажется, я оставил их в другой куртке, - он развел руками.
- Тогда пошли, - толстый полицейский невежливо дернул его за рукав.
- Но послушайте, - Ворон снова порылся в карманах: как назло, там была одна мелочь.
- Ах, ты, негодник! – вдруг услышал он звонкий голос. – Я его жду, а он тут прохлаждается.
Ворон обернулся – перед ним стояла Ива.
- Господин полицейский, он что-то натворил? – в голосе ее слышалось раздражение.
- Сударыня, вы его знаете? – подозрительно покосился на нее полицейский.
- Еще бы мне не знать собственного кучера! Я оставила его возле вон того магазина, вышла через пять минут, а его уже и след простыл! Тебе где велено было ждать? – обратилась она к потерявшему от удивления дар речи Ворону и потрясла пакетом с зеленью, который держала в руках.
Полицейский оглядел богато одетую барышню и попятился.
- Что мне теперь прикажешь, на себе овощи тащить? – продолжала, не обращая на него внимания, Ива. – Сколько раз говорить, стой, где приказано. Из жалованья вычту. Ну-ка, быстро пошли, – тут она изволила заметить съежившегося толстяка. – Господин полицейский, я могу его забрать?
Тот лишь что-то проблеял и, надвинув поглубже свою мятую шляпу, отошел.
Ива с Вороном быстро пошли прочь. Пройдя приличное расстояние, они свернули в глухой переулок и остановились.
- А я и не подозревал в вас таких актерских способностей, - улыбнулся Ворон.
- Я и сама не подозревала, - Ива тяжело дышала от быстрой ходьбы и от волнения.
- Кажется, вы спасли мне жизнь.
- Значит, теперь мы квиты.
- Вы о том случае на острове? Я уже, честно говоря, забыл о нем. Так давно это было.
- А мне кажется, совсем недавно, - она задумчиво теребила высунувшийся из пакета хвост петрушки.
- Просто у меня с того момента целая жизнь прошла, - грустно усмехнулся Ворон.
- Вы… убежали из тюрьмы? – спросила Ива шепотом, хоть рядом не было ни одного человека, и вдруг, взглянув вниз, воскликнула. – У вас кровь!
Тут и Ворон заметил, что его штанина запачкана кровью – видно, от долгой ходьбы открылась рана.
- Надо перевязать, - сказала Ива и, набрав в грудь воздуха, решительно добавила. – Мой дом недалеко. Пойдемте.
Ворон покачал головой и улыбнулся:
- Вы просто чудо, Ива. Спасибо вам за помощь, но теперь я пойду.
- У меня дома никого нет. Папа на время переехал к своей больной сестре, кухарка и горничная приходят только утром. Вас никто не увидит!
- Ива, я беглый каторжник. Вы уже нарушили закон, обманув полицейского. А что будет, если Наследник узнает, что вы помогаете преступнику? Поверьте, вы и так сделали для меня очень много. Прощайте.
И он повернулся уходить, но лишь сделал шаг, раненая нога подвернулась и он упал бы, если бы Ива не подхватила его.
- Это от того, что мы долго простояли, - сказал Ворон, но уже не так уверенно. – Она разойдется.
- Конечно, - согласилась с улыбкой Ива. – Мой дом вон в той стороне.
Дома Ива усадила его на диван, принесла бинты, лекарства, чистую воду – она понятия не имела, как обрабатывать раны, и поэтому достала все, что могло, по ее мнению, пригодиться. Пока Ворон занимался перевязкой, она приготовила поесть.
За обедом она выспросила у него все, что ей хотелось знать. Она так умело задавала вопросы, что Ворон и сам не заметил, как рассказал ей и про Виринею, и про половину монеты, и про тюрьму, и про Черный остров, опустив, естественно, самые жуткие подробности. Так по душам он ни с кем никогда не разговаривал, и впервые в жизни он почувствовал, что кому-то небезразличен. Ива слушала, раскрыв широко глаза, почти не дыша и время от времени по-детски всплескивая руками. Глядя на нее, Ворон ощущал, как оттаивает его душа.
Так они просидели около часа. Ворон не хотел задерживаться дольше, чем этого требовала необходимость: как ни приятно было ему общество милой девушки, как ни уютен был ее дом, надо было возвращаться на остров – он боялся, что, заметив его отсутствие, Виринея что-нибудь учудит, да и злоупотреблять добротой Ивы он не хотел. Нога болела поменьше и, пройдясь по комнате, он убедился, что вполне в состоянии дойти до пристани, где оставил лодку.
Ива проводила его до прихожей и попросила заходить к ней, если будет возможность. Ворон отворил дверь – и обомлел: на пороге стоял Аскалон.
Ворон интуитивно дернулся назад, сбив какой-то шкафчик, но увидел, что бежать бесполезно: в дом за Аскалоном вошли двое вооруженных телохранителей. Ива вскрикнула, Аскалон от изумления выронил букет, который держал в руке, охранники вскинули ружья.
- Да что же за день такой! – сказал Ворон.
- Ива! – Аскалон никак не мог прийти в себя.
А она потерянно переводила взгляд с одного на другого, в ее глазах стояли слезы.
- Руки! – качнул на Ворона ружьем один из охранников.
Ворон помедлил, потом вдруг широко улыбнулся, бросил палку и поднял руки. Его связали.
- Боже мой, - прошептала Ива, - это я виновата.
Она подбежала к Аскалону:
- Пожалуйста, отпустите его.
Аскалон посмотрел на нее и ничего не ответил.
- Аскалон, я прошу вас. Конечно, он заслужил наказание, но он ведь уже получил свое! – она не понимала, что говорит.
- Ива, не надо, - сказал Ворон.
Аскалон бросил на него тяжелый взгляд и махнул охранникам – Ворона увели.
- Ну как же так! – Ива была в отчаянии. – Неужели он опять… Аскалон, пожалуйста, я прошу вас об одолжении. Разве вы не сделаете для меня такую малость?
Аскалон шагнул к двери, она схватила его за рукав:
- Ну, что вам стоит?
- Ива, - слова давались ему с трудом, - я не могу.
- Ну, поймите, я же до конца дней себе не прощу. Если бы вам пришлось жить с такой ношей на сердце! Я же прошу не за него, а за себя.
- Я не могу, - повторил Аскалон тверже. В груди его что-то рвалось, а в голове был туман.
- Вы слишком далеко зашли в своей мести, - сказала она с тихим отчаянием.
- Дело не в мести, - ответил Аскалон. – Вы не понимаете.
Она устремила на него последний, полный надежды взгляд.
- Я не могу, - выдохнул он.
Взгляд потух.
- Не приходите ко мне больше, - прошептала она и отступила.
Аскалон постоял, опустив голову, и вышел.
Во Дворец Аскалон возвращался с радостными вестями – первую половину их плана оказалось осуществить гораздо проще, чем они думали, - но радости он не чувствовал. И даже не ссора с Ивой, имевшая вид полного разрыва, угнетала его: по совету отца он учился ставить государственные интересы выше личных, а до страшной катастрофы, не сравнимой ни с какими сердечными проблемами, оставалось всего пять дней. Теперь все зависело от того, не ошибся ли Правитель в своих предположениях, потому что на исправление ошибок времени уже не оставалось. Аскалон привык верить отцу больше, чем себе, и все его доводы казались ему достаточно убедительными. И он вполне бы смог разделить его уверенность в успехе, если бы не имел случая пообщаться с Виринеей лично. Он вспоминал ее искаженное злобой лицо; он не мог забыть, какое наслаждение доставляли ей чужие мучения, как легко она убивала. Такая женщина не может любить, а что уж говорить о том, чтобы променять свою жизнь на жизнь другого человека! Пять дней до катастрофы и призрачная надежда, зависящая от настроения взбалмошной бабенки – слишком неуравновешенны были шансы.
Кроме того, он не мог не задумываться над этической стороной дела. Как ни крути, а то, что они собирались сделать, был шантаж – Аскалон привык называть вещи своими именами. Конечно, ради интересов государства он переступит через себя, но поступить так ему будет, он знал, очень непросто. И хорошо, если все закончится удачно; но если Виринея не придет или откажется выполнить их требования, - Ворона придется убить, а такой способ расправы был Аскалону очень не по вкусу, он ему казался недостойным порядочного человека.
Все это он высказал отцу сразу после того, как сообщил об аресте Ворона. Но Правитель, обрадованный столь неожиданной удачей, лишь отмахнулся от него, сказав, что времени слишком мало и у них есть дела поважнее, чем заниматься самоедством.
- Поверь, сын, - сказал он, - когда мы обезвредим Виринею, все остальное будет неважным, и скоро ты сам будешь смеяться над своими сомнениями. Победителей не судят, а мы с тобой в одном шаге от победы.
Сколько раз в тяжелую минуту Аскалона выручали мудрость и хладнокровие отца, умевшего с помощью нескольких слов вернуть ему душевное равновесие!
Отец посмотрел на него и обнадеживающе улыбнулся:
- Сейчас отдадим нужные распоряжения, и я покажу тебе кое-что, что окончательно рассеет твои сомнения.
Он вызвал Угрима, который жил теперь при Дворце, и приказал ему, взяв взвод полицейских, отправляться к Виринее с письмом, которое Правитель тут же и написал. Угрим, готовый ради своей мести на все, согласился без колебаний; а когда узнал, по какой причине его посылают, его рвение и желание исполнить поручение увеличились втрое. Правитель дал ему необходимые указания, и не медля ни минуты, Угрим удалился. А Ангелар с сыном, чувствовавшие легкое возбуждение, какое обычно ощущается в начале сложного и ответственного дела, направились к старой пристани, у которой Аскалон несколько дней назад встречался с клефтом, где и было то самое кое-что, что обещал показать Правитель сыну.
Не спеша дошли они до места, обсуждая детали предстоящей операции. Подойдя к пристани, Ангелар махнул рукой в сторону причала и сказал:
- Смотри.
Сначала Аскалон не понял, в чем дело, хотя сразу заметил, что знакомая пристань в чем-то неуловимо изменилась. Он прошелся вдоль берега, обвел взглядом ветхую лачужку и старые мостки – и тут сообразил:
- Вода… вода стала выше. Мостки возвышались над ее уровнем не меньше, чем на метр, а теперь волны почти касаются их, - он ошеломленно посмотрел на отца. – Море наступает.
Ангелар кивнул:
- Осталось пять дней, сын. Нет времени на уныние и сомнения.
- Я все сделаю, как надо, - Аскалон распрямил спину и твердо посмотрел в лицо Правителю. – Я не подведу.
- Я знаю, - Ангелар нежно тронул его за плечо. – Я верю в тебя. И не боюсь. Главное, не забудь забрать себе полмонетки. От этого зависит очень многое. У нас с тобой будет целая монета, и мы будем править вдвоем, как наши предки.
Аскалон улыбнулся – морской предвечерний ветер развеял все его сомнения.
Угрим вернулся после полуночи, но несмотря на позднее время, его ждали. Он сообщил, что его экспедиция прошла без осложнений – а об этом уже говорило то, что он вернулся живым, - что письмо он передал лично в руки Виринее. И хоть она не дала определенного ответа, можно было надеяться, что она придет, а это уже было немало, учитывая всю сложность ситуации. Оставалось ждать утра.
Место для встречи выбрали в одном из многочисленных парков Города. По заданию Правителя его люди нашли там большую поляну, окруженную со всех сторон деревьями. Утром по периметру поляны выстроились солдаты, вооруженные ружьями. За пятнадцать минут до назначенного срока из крытой кареты вытащили Ворона и поставили в центре поляны возле широкого замшелого пня. Руки его были связаны за спиной, с двух сторон его держали двое полицейских – два белобрысых брата, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одного были усы, а у другого – нет. Они поддерживали Ворона под локти, так как без палки он стоять не мог. Аскалон нервно расхаживал туда-сюда, каждую минуту поглядывая на часы, которые держал в руке – справиться с волнением ему никак не удавалось.
Наконец от расставленных по всему парку дозорных пришло сообщение, что к назначенному месту приближается женщина. Все моментально пришло в боевую готовность: Аскалон убрал часы и достал пистолет, солдаты подняли ружья. Скоро из-за деревьев вышла Виринея. На ней было длинное черное платье и огромная черная же шаль. Наверное, очень нелепо и смешно смотрелись солдаты, ополчившиеся против одной-единственной безоружной женщины, но Аскалону было не до смеха.
Едва выйдя на поляну, Виринея остановилась: обвела задумчивым взглядом Ворона, потом с усмешкой оглядела солдат и повернулась к Наследнику.
- Вижу, мой урок не прошел даром. Ты сильно поумнел с последней нашей встречи.
- Виринея! – как можно суровее начал Аскалон. – Виринея, давай не будем тратить время на пустые разговоры. Я предлагаю тебе сделку: твою половинку монеты за жизнь Ворона. У тебя пять минут на раздумье.
Она слушала, наклонив голову и плотно укутавшись в шаль.
- А с чего ты решил, что его жизнь для меня чего-то стоит? –спросила она, не меняя позы.
Аскалон ждал этого вопроса.
- Этого я не знаю, - сказал он. – Но мне очень нужна твоя жизнь, а другого способа забрать ее я не придумал. У тебя есть два варианта. Первый: ты уходишь, и я сразу отдаю приказ убить Ворона. Если тебе на него наплевать – я проиграл. И второй: ты отдаешь мне оберег, тебя сажают в тюрьму, а Ворона мы отпускаем на все четыре стороны.
- Мм.. Даже не знаю, какой вариант мне выбрать. Честно говоря, ни один мне не нравится. Может, есть третий? – вкрадчиво спросила Виринея и глаза ее заблестели.
- Третьего варианта нет, - твердо ответил Аскалон. – У тебя пять минут. Добавить могу лишь одно (это на тот случай, если ты все же надеешься меня переиграть): если ты сделаешь какое-нибудь резкое движение, он немедленно умрет.
При этих словах один из белобрысых братьев – тот, который без усов, - приставил Ворону к горлу нож.
- Заметь: тебе никто не угрожает. Да и если ты даже захочешь что-то предпринять, ты не сможешь нейтрализовать всех этих ребят, что стоят вокруг. У них приказ стрелять при малейшей угрозе с твоей стороны. И кто будет мишенью, ты догадываешься.
- Хорошо, - покорно сказала Виринея, - я не буду делать резких движений.
Она медленно подошла к замшелому пню. Белобрысый полицейский крепче сжал нож и не сводил с нее глаз.
Аскалон тоже приблизился к ним. Он протянул руку:
- Отдай мне оберег, Виринея.
Она снова наклонила голову и внимательно рассматривала его:
- Здорово ты все придумал. Похоже, я могу гордиться таким племянником.
- Оберег! – повторил Аскалон.
- Погоди, мне кое-что неясно. По первому варианту у меня вопросов нет, а вот по второму… Что если случится так: я отдам тебе оберег, а ты Ворона не отпустишь. Какой резон тебе отпускать его?
- Я даю тебе слово!
Виринея захохотала, запрокинув голову.
- Виринея, у тебя нет выбора! Ты должна мне поверить! – Аскалон сжал в руке пистолет.
Она притихла, плотно закуталась в шаль и замерла. Несколько минут царило гробовое молчание. Аскалон чувствовал, что все должно решиться в эту минуту, и боялся дышать, не спуская с нее глаз. Вот она шевельнулась, медленно, словно во сне, расцепила руки, сжимавшие шаль, и сняла с шеи цепочку с половинкой монетки, подержала ее чуть-чуть в руке и повернулась к Аскалону. Он протянул руку, но она вдруг подскочила к Ворону и ловко набросила цепочку ему на шею. Не успела она отдернуть руку, как за его спиной выросла огромная змея.