Ну да, свершилось. Или почти свершилось. Масса снимков Августа и Джиллиан. В ресторане за ужином, на прогулке. Она жмется к его руке, доверчиво кладет голову на плечо. Репортеры уже называли их самой красивой парой десятилетия. Прозвучала версия, что Август неспроста наехал на министра — кто-то в том синдикате обидел Джиллиан, а инквизитор отомстил. Я была оскорблена до глубины души: меня как будто обокрали. То есть страдала я, а жалеть будут ее!
От возмущения вскочила, нервно походила по номеру. Ну ладно, личные дела Августа меня не касаются, в конце концов, откуда мне знать, вдруг там и Джиллиан пострадала, я ж не одна такая «героиня»… Однако сделать вид, что я вовсе ничего не заметила, нехорошо. С Августом я разговаривать не могла, поэтому позвонила Алише Бетар. Алиша ответила голосом, без изображения.
— Привет, не отвлекаю?
— О, Делла! — обрадовалась Алиша. — Нет, я лежу в ванне и буду мокнуть еще час самое малое. Я заслужила это удовольствие. Куда ты пропала?
— Никуда не пропадала, работаю.
— Я почему-то думала, что ты выкроишь время приехать. Ну все-таки не каждый день такое происходит!
— Если честно, я ничего не знала. Буквально час назад в новостях прочитала.
— Фантастика.
Я поздравила ее с завершением масштабного дела, Алиша вздохнула:
— Делла, год жизни. Года просто как не бывало. Но зато я поняла, зачем нас так фундаментально учили. Послушай, это же ад. Я вообразить не могла, что в наше время, в нашей стране, не в каком-то там Шанхае, такое возможно. Там же государство в государстве образовалось. И абсолютно какое-то рабовладельческое государство. Даже не феодализм. Данью обложено все гражданское население, все колонии, людей терроризировали… Масштаб коррупционных схем такой, что я поначалу боялась — мы не поднимем этот объем работы.
— Ну а чего ты удивляешься, размах коррупции всегда зависит от двух вещей: количества того, что можно украсть, и удаленности от правоохранных структур. Ты вспомни, какие были схемы еще пятьдесят лет назад. И как первые инквизиторы вскрывали, извини, в первом радиусе целые сети, которые включали в себя десятки чиновников. Все хотят пристроиться к кормушке. Опять же, считается, что тащить из бюджета приличнее и безопаснее, чем воровать в одиночку или бандой. И это — рядом с Землей, на одной отдельно взятой колонии. Что уж говорить про четвертый округ… Энстон же в принципе за счет Нотторпа был неподсуден. Потому что жаловаться на него было некуда. Он двадцать лет творил что хотел.
— Да, конечно, но все равно. Дел, ну хоть какие-то зачатки совести должны быть! Если не совести, то осторожности!
— Зачем? — удивилась я. — Зачем, когда он в безопасности?
— Все равно не понимаю. Это до какой степени надо не уважать людей…
Я рассмеялась:
— Алиша, а он принц. Высокородный. Он там такой один, все остальные — быдло. Он родился с чувством собственной исключительности и уверенности, что мир создан для удовлетворения его капризов.
Алиша только вздохнула.
— Ужас. И сколько еще предстоит узнать… Мы ведь пока доказали три эпизода из двадцати шести известных. А собственно в округ мы еще не совались даже! Я боюсь думать, что мы там обнаружим. Но, Делла, как же вовремя мы спохватились. Еще пять лет — и Энстон отделился бы.
— Ну щаз, отделится он. Ему выделяли бюджет, поставляли оружие и солдат, опять же, у него тут тринадцать планет, с чего бы он все это захотел потерять?
— Да нет, не формально, без объявления независимости. По факту отделился бы. Там, собственно, и так жизнь была по своим законам. Помесь Шанхая с Эльдорадо… Ты сама как, живая?
— Местами. Если бы не Макс, точно бы на тот свет отправилась. Ко мне тут дружеская делегация орков на чай зашла, ну и пока орк отвинчивал мне голову — в прямом смысле слова, — Макс снес башку ему. Наверное, я долго буду помнить эту кучку орочьих мозгов у себя на макушке.
— Тьфу, — засмеялась Алиша. — Твой цинизм уже за гранью добра и зла.
— Алиша, у меня кое-что есть по Энстону. Мне звонили, по его поручению, как раз накануне первого заседания суда. Я тебе перешлю, но с одним условием: ты в эти материалы даже не заглянешь.
— А чего так?
— Не стоит такое смотреть на ночь.
— Думаешь, у меня психика нежная? — с сомнением уточнила Алиша. — Дел, нас вообще-то не хуже вас готовили.
— О чем и речь. Только я после этого две ночи уже не сплю и как-то не хочу.
— Ничего себе, — сказала Алиша уважительно. — Ладно, не буду. А что тогда с твоим материалом сделать?
— Отдай кому-нибудь из мужиков, кто с тобой работал.
— Думаешь, у них нервы крепче?
— Думаю, что их не так жалко.
— Ну хорошо, — Алиша повозилась. — О, я Маккинби отдам. Не возражаешь? Пусть у него будет веселая ночка. А то меня эта его овечка уже достала до печенок. Просто мечтаю испортить ей настроение. Надеюсь, она сильно расстроится, если у Маккинби после просмотра твоих материалов случится тотальный нестояк… Слушай, кто это такая вообще, ты в курсе?
— Смотря про кого ты.
— Джиллиан Фергюсон. Не могу, меня тошнит от нее. Я Маккинби сказала — ты что, ослеп? Или поглупел? Она прилипла к нему, как сопля к стенке. Где бы мы ни появились — она тут как тут. Цветочки ему дарит после выступлений, прикинь? Утром захожу к нему в номер — мы на время процесса в отеле поселились, — а она мне дверь открывает…
Почему-то мне стало очень, очень больно.
— …и вроде бы в одежде, но с таким личиком, что все сразу понятно. Дел, ты знаешь, я не ревную. Но есть две категории людей, которых я ненавижу: альфонсы и брачные аферистки. Дошло до того, что мы с ним даже поругались из-за этой крали. Я его спрашиваю — чего ты с ней носишься? Ну ты понимаешь, отвечает он мне, мы друг друга с детства знали, а у нее сейчас тяжелый период, развод, любимый муж уходит к другой, надо поддержать…
Я не выдержала и зло хохотнула.
— Во-во, — поддакнула Алиша. — Дел, мы-то женщины, мы это видим за километр. Я ему говорю — глаза раскрой, она же брачная аферистка, она тебя в следующие терпилы приглядела и обхаживает. Правда, я кое-что еще сказала, лишку хватила, он надулся. А она явно копирует тебя. Прическа у нее такая же, рост приличный, так она туфли без каблуков носит, глазками хлопает… Но у тебя это игровое, а у нее — наигранное. Причем, понимаешь, утрированно наигранное. А он как не видит!
Через пять минут я знала все о Джиллиан Фергюсон и об отношениях Августа с ней. Ну, я понимала, кому звоню. Алиша тоже понимала, кому рассказывает. Судя по всему, мое будущее обрело конкретные очертания. Август уже пару раз обмолвился, что не уверен, буду ли я и дальше работать у него. Замечания такого рода он ронял с загадочным видом, без капли огорчения. А я, дура, еще удивлялась, неужели он забыл, что мне пора продлять контракт?
Алише требовалось выговориться. Она устала жить строго делом, ей хотелось побыть женщиной. Я вытерпела, а потом, когда она отключилась, тоже пошла в ванную. Хорошая мысль — помокнуть в облаках пены. Глядишь, расслаблюсь, в сон потянет. А то я посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: на труп похожа. Олицетворенная смерть, косы не хватает.
В общем, с учетом новых обстоятельств, нельзя сказать, чтобы будущее мое рисовалось в мрачных красках. За два года я скопила порядочную сумму, ее хватило бы, например, чтобы оплатить еще одно образование в федеральном колледже. Да, раньше эта возможность отсутствовала, спасибо Энстону. Но Август свалил Нотторпа, и здание Энстона зашаталось. Не исключено, что я потребую пересмотра своего дела и смогу восстановить хотя бы диплом и разрешение работать по профессии. Если так, я просто вернусь в армию. Полковничьи звезды мне хотелось получить по-прежнему, сейчас еще сильнее, чем раньше. Но даже если меня не восстановят или дело затянется — после двух лет работы у инквизитора и при условии, что Энстон не станет мешать, я смогу устроиться в федеральную безопасность. Зарплата в твердой валюте, государственное жилье, страховка, пенсия опять же. Поди плохо. Это ведь я даже не рассматриваю такие беспроигрышные варианты, как вернуться домой или к Максу. Максу, правда, придется рассказать, что я бесплодна, но как-нибудь справлюсь. Может, я не настолько бесплодна, как мне кажется. Три года назад врач сказал, что слабый шанс на частичное восстановление есть. Современная медицина творит чудеса. Посмотрим, посмотрим…
Вызов из полиции застал меня в ванне. Гляди-ка, сам комиссар! Интонации сменились на уважительные, и вообще он был сама любезность. Хотел уточнить кое-какие данные о старичке, проживавшем напротив моего номера. Положим, я подозревала, что под личиной меткого и четкого дедушки скрывался Пол Даймон. Если он задался целью перестрелять на фиг всю банду, то самое оно ему оборудовать засидку поближе ко мне, чтобы использовать как приманку, — но полиции я об этом говорить не спешила. Тем не менее идея подъехать мне понравилась. Никогда не отказывалась узнать что-то новенькое в полиции — а это неизбежно, я ж по одним вопросам угадаю ход их мыслей.
Вызов из полиции застал меня в ванне. Гляди-ка, сам комиссар! Интонации сменились на уважительные, и вообще он был сама любезность. Хотел уточнить кое-какие данные о старичке, проживавшем напротив моего номера. Положим, я подозревала, что под личиной меткого и четкого дедушки скрывался Пол Даймон. Если он задался целью перестрелять на фиг всю банду, то самое оно ему оборудовать засидку поближе ко мне, чтобы использовать как приманку, — но полиции я об этом говорить не спешила. Тем не менее идея подъехать мне понравилась. Никогда не отказывалась узнать что-то новенькое в полиции — а это неизбежно, я ж по одним вопросам угадаю ход их мыслей.
Весело насвистывая, я оделась, причесалась, тщательно накрасилась, загримировав и темные провалы под глазами, и серовато-бледную кожу, и заострившийся нос. Надела серый брючный костюм с розовой водолазкой. Я не самый большой любитель розовых оттенков, но знаю: этот цвет отлично маскирует недостатки кожи, освежая ее.
Прикинув план на сегодня, я заказала такси с водителем на весь день. Потом, поколебавшись, заблокировала канал Августа. Не могу я сейчас с ним говорить. Так и вижу: на Земле поздний вечер, он лежит в постели, на его обнаженной, влажной после любви груди покоится растрепанная головка Джиллиан Фергюсон, а Август начальническим тоном разговаривает со мной. Нет уж. Пусть текстом пишет. Тем более я в полиции буду, мне не стоит отвлекаться.
У меня было на редкость замечательное настроение. Я вышла в коридор. У номера дежурили два опера. Один остался охранять мое временное жилище, а второй проводил вниз. На площадке уже стояло воздушное такси, за штурвалом ждал молодой некрупный индеец. Завидя меня, он вышел, открыл дверцу пассажирского салона, разложил лесенку и помог подняться.
В воздухе я проверила почту. Два пропущенных вызова — от Августа и от Алиши. Текстовое сообщение от Августа: «Делла, что случилось, почему не отвечаешь?» Я соврала: «Извини, я в полиции, важная информация, позже отчитаюсь». «К черту отчеты, — написал он мне тут же, — немедленно на яхту и на Кларион. Можешь взять с собой Берга. Сиди там, пока я не прилечу». Ну вот делать мне больше нечего, ага. Я долго думала, что бы этакого сказать, но ничего остроумного сочинить не смогла, поэтому оставила приказ без комментариев.
Мне не впервой не подчиняться приказам. Тем более что меня в любом случае увольняют.
Такси плавно снизилось перед зданием, которое занимало управление криминальной полиции Эвереста.
* * *Я поняла, что Лючия была очень деликатным человеком. Она охарактеризовала Роберта Зелинского как поганца. На мой взгляд, он был самым настоящим говнюком.
Третий час мы вчетвером уговаривали его сдаться. Я уже впала в подобие транса, у меня отключились чувства и эмоции, я помнила только о задаче. Меня несколько часов протерзали в полиции, пытаясь выудить признание в сговоре с Даймоном.
Старичок, как я и догадывалась, был нашим неуловимым диверсантом — на тросе, с помощью которого он ушел из номера, остались частички его кожи. Видимо, был неаккуратен, когда надевал перчатки. Во время перестрелки он пользовался «джеймсоном» — это очень точный и несуразно дорогой ствол, которым в армии пользуется только спецназ. Не лучший выбор для пальбы в тесных помещениях, потому что длинноват, хотя заблокировать коридор самое милое дело. Полицейские додумались до того, что разжиться «джеймсоном» Даймон мог через Макса, но самого князя допрашивать побоялись, поэтому мучили меня. А я не собиралась ничего рассказывать про Даймона, поэтому не могла даже объяснить, насколько нелепа их версия. Положим, я знала, что аргументов в ее пользу, пусть не убойных, но заслуживающих внимания, много: Даймон прилетел с нами, заселился в гостиницу одновременно со мной, постоянно высовывался в коридор, стоило кому-то приблизиться к моему номеру. Вел себя как сторожевая собака, короче говоря. Но полицейские этого не знали, потому что прилетел Даймон под именем Джейкоба Бирмы — кстати, его чип лежал у меня в особом кармашке на бюстгальтере, и если бы его нашли, это была бы улика, а не просто «аргумент», — а заселился и вовсе нелегально. То бишь он вскрыл пустующий номер электронной отмычкой, подключился к гостиничной сети и вынес этот номер из базы свободных, не внося в базу занятых. По всей видимости, он никуда не выходил, однако осталось загадкой, что же он ел и как отправлял естественные надобности, потому что никаких пищевых заказов в номер не было и сантехника оставалась нетронутой после очередной обработки. Такое ощущение, что он жил на клочке пола перед дверью. Теоретически питаться мог и таблетками, но таблетки не отменяют потребности в воде, а вода должна регулярно выводиться из организма. Мог пописать в пакетик и унести с собой. Но таксист, видевший, как старичок убегал, не заметил, чтобы у него был багаж. Вопрос: куда Даймон дел свои отходы жизнедеятельности и, самое главное, «джеймсон»? Это не пукалка для дамской сумочки, его в карман не положишь и под мышкой не спрячешь. Полиция почему-то считала, что ясность могу внести только я. Я предложила им осмотреть балконы всех нижележащих номеров в гостинице и мусорные баки — если их содержимое уже не отправили на переработку. По идее не должны, в случае вроде нашего полиция первым делом сигналит мусорщикам, чтобы контейнеры с указанной территории не трогали до окончания работы криминалистов. Опять же, что с вертолетом, на котором улетел Даймон? Вертолет еще не нашли, грустно сообщили мне.
Несколько часов мы ходили вокруг да около. Потом меня отпустили, и я поехала на встречу с Зелинским. Зелинский оказался под стать местной полиции. Нина Осси, на которую, собственно, Макс и выманил этого говнюка, явно боролась с желанием треснуть Зелинского по башке чем-нибудь тяжелым.
Ему вчера исполнился двадцать один год. Он сделался совершеннолетним и решил, что это повод показать всему миру, как он его ни в грош не ставит. Гаденыш поглядывал на нас победоносно, цедил слова через губу, посмеивался, видя, что мы все терпим, и считал, что наконец-то получает заслуженное. Он ведь такой великолепный, единственный и неповторимый, и всем за счастье внимать его речам. О, он долго ждал этого момента, когда за ним станут бегать принцы, знаменитые певицы и прочая приблуда. Потому что все они — лишь пыль под ногами гениального Роберта Зелинского.
Да-да, именно так он и воспринял это «приглашение» — что мы за ним бегаем. Алкаем, так сказать, внимания такого скромного, но знающего себе цену истинного повелителя мира. Он даже не снизошел до того, чтобы отпираться. Да, идейка насчет чипов принадлежала ему. У него еще много таких идеек. Он уже четыре раза объяснил Максу, что старый мир рухнул, но пока не подозревает об этом. Нет больше никаких принцев и богачей. Все принадлежит Зелинскому. Ему пальцами щелкнуть, чтобы Макс превратился в самозванца. Вообще теперь все станут жить так, как им позволит Роберт Зелинский. Сокровища мира принадлежат ему, Роберту, и делиться он станет лишь с теми, кто заслужил его расположение. А заслужить его расположение — это трудная, очень трудная задача.
Нина брякнула, что уж ей-то такое не грозит. По крайней мере, она в силу своего таланта уникальна. Роберт ей объяснил, что талант не имеет значения — ведь все, что она заработала, в любую секунду перейдет к нему. Деньги, история, права на песни. Новые сочинит? И они перейдут. Так что, милая, или пой себе в подворотне, как самозванка, потому что твое имя — оно тоже больше не твое, или кланяйся. Ничего-ничего, позвоночнику полезны тренировки на гибкость.
Конечно, говнюк нарочно дерзил. С задротами такое случается сплошь и рядом. Их никто не замечает, а когда внезапно сваливается внимание, да еще и известных людей, задроты стараются показать, как они не уважают всех этих принцев и «звезд». Чтобы, типа, не считали себя лучше всех.
Он был чуть выше меня ростом, тощий и плохо выбритый. Одет как большинство экономных студентов. Грации ноль, движения грубые и ломкие. Роберт выпил две кружки пива, захмелел, и его спесь приобрела гротескные черты. Крошка Цахес на троне. Я склонялась к мысли, что он все-таки девственник, и не потому даже, что так непривлекателен внешне, а потому, что боится красивых женщин, а для дурнушек считает себя чересчур ценным подарком. Все ждала, когда он перейдет и к этой теме: как юный гений презирает красавиц. Должен, просто обязан он высказаться и на этот счет.
Все было понятно еще тогда, когда мы увидели место встречи. Кампус, «разоруженная зона», парковка для такси — снаружи. Нас привез индеец, которого я наняла на весь сегодняшний день. От парковки до студенческого бара в глубине кампуса было порядка полутора километров. Нина Осси сдуру надела сапожки на высоком каблуке. Часть пути мы проделали через парк, по грунту, и Макс заметил, что зря мы не запаслись фонарями — на обратном пути, когда стемнеет, будет тяжело идти, потому что парк не освещался. Это Эверест, ребятки, здесь не до шику. Бар оказался дешевым, и мы вчетвером — я, Макс, Нина и Йен — выглядели инопланетянами. Мы ведь взрослые, хорошо одетые и повидавшие жизнь.