— Под которую даже герб нарисовали. Или нет? Мать мне как-то говорила, что вы не покупали герб. Собственно, почему я и думал, что клан очень старый.
— Это награда, — пояснил Август. — От Сената и благодарного человечества. В принципе, когда мы открыли Дуайт, планета казалась перспективной. Уже через год выяснилось, что ничего особенно ценного на ней нет, а если есть, то оно труднодоступное. Планета нас разочаровала, но что-то делать с ней надо. Поэтому больше от безысходности гуда завезли овец. Новую породу, белую китайскую. И случилось это буквально за двадцать лет до Катастрофы. В Катастрофу у нас рухнул весь бизнес — банки, промышленность, все, во что были вложены серьезные деньги. Фактически мы остались с десятком кораблей и Дуайтом. А овцам на Дуайте понравилось, там нет ни привычных паразитов, ни болезней, а хищников отгоняют пастухи и собаки. И мы, во-первых, смогли вывозить людей на Дуайт, где их хотя бы было чем кормить, а во-вторых, стали снабжать продовольствием всех нуждающихся. И в первую очередь — Землю, где после Катастрофы разразился голод. Я видел рапорты — можно смело утверждать, что именно наши поставки спасли людей от голодной смерти. Разумеется, речи о деньгах не шло — откуда они у землян? Потом, когда положение стабилизировалось, нам дали освобождение от налогов на сто лет. И — герб. С тем самым белым китайским бараном, которым несколько месяцев питалась вся Земля.
Макс покрутил головой:
— Надо чаще встречаться. И больше разговаривать. Такие интересные вещи узнаешь… Значит, твои предки гор не видали, и своей грацией ты обязан не генам, а самому себе. Ты-то точно вырос в горах…
— В каких еще горах? — изумился Август. — Где ты в Пиблс горы нашел?
— Ну как же. Шотландия же горная страна.
— Только Хайленд. А Пиблс — почти на Границах, это Лоуленд.
— Погоди, я ж бывал в Эдинбурге. Есть там какие-то горы, да, низкие, но я сам видел!
— Макс, во-первых, Эдинбург — это не Пиблс…
— Да какая разница, там рукой подать!
— …во-вторых, в десять лет — а тебе было именно столько — даже холм кажется горой. Там нет ни одной вершинки, дотягивающей хотя бы до тысячи. Брод-Лоу — восемьсот сорок метров, чуть меньше даже. Я уже в пять лет облазил ее сверху донизу.
— Всего восемьсот сорок? — не поверил Макс. — Черт, да я на Сонно такие вершины даже за холмы не считаю. У меня там есть десяток пиков выше восьми километров, вот это — горы. А шотландцы так гордятся, так гордятся… а там смотреть не на что, — он засмеялся.
— Ну не скажи, насчет смотреть не на что. Когда горушка даже в полкилометра стоит прямо над лохом — выглядит очень внушительно. Да и не все из них удобны для восхождения, на иных люди, бывает, гибнут.
— Ай, — Макс отмахнулся.
— А откуда тогда у тебя такая грация? — спросила я. — Что-то мне казалось, именно из-за ходьбы по горам выработалась.
— Танцы, — ответил Август. — Ты видела какие.
— О-о, — понимающе протянула я. — Да уж, это не танцы, это форменный балет.
Макс нехорошо заинтересовался, как будто поймал нас на укрывательстве важных военных сведений.
— Я бы показала тебе, у меня есть на браслете, — сказала я. — Но, к сожалению, браслет без чипа недоступен, а чип я верну не знаю когда.
— Уже можно, — кивнул Август.
— С чего ты взял?
— Даймон письмо прислал, — сказал Август. — Пока я приводил себя в порядок. Я просто не успел тебе сказать.
— А почему тебе, а не мне? — почти обиделась я.
— И как он пришлет тебе, если у тебя другой чип? — напомнил Август.
— Отлично, — пробормотала я. — Он только сообщение прислал или?..
— Или, — подтвердил Август. — Все, что обещал.
— Не понял, — Макс наконец уловил паузу. — Какая связь между твоим чипом и Даймоном? Я думал, ты его сняла, чтобы хоть на несколько суток скрыться от банды!
Я пожала плечами:
— Что мне эта банда… Даймон предложил взаимовыгодную сделку. Я согласилась, потому что возможности отказаться он мне не дал. По условиям, я должна была сутки-двое притворяться мертвой, а он взамен поделится кое-какими сведениями. Я свою часть выполнила, он тоже.
— Но почему ты сразу не сказала?! — взвился Макс.
— А я обязана?
— Да!
— Макс, утихни, — посоветовал Август. — В договоре, который ты подписал со мной, нет ни слова о том, что Делла должна тебе отчитываться.
— Да при чем тут этот долбаный договор! Ты как будто не понимаешь…
— Не понимаю, — согласился Август. — Решительно не понимаю, с какой стати ты требуешь, чтобы окружающие считались с твоими попытками контролировать Деллу. Ты ведешь себя вопреки здравому смыслу, но хочешь одобрения.
— И в чем ты углядел мятеж против здравого смысла?
— В том, что ни один человек на свете, будь то твой родственник, друг или посторонний, не обязан информировать тебя обо всех изменениях в своей жизни. Прилично сообщать о том, что касается тебя и твоих интересов, если они, в свою очередь, не связаны с ущемлением права другого человека на свободный выбор…
Это надолго, сообразила я. Вот и отлично. Пока они заняты друг другом, я займусь собой. Потихоньку. А то если меня на этом поймают, они ж мигом объединятся — и навалятся на меня со своими моралями. Я выскользнула в спальню, вытряхнула из сумочки футляр, в котором хранила свой чип, и маникюрный набор. Аккуратно, пинцетиком, вынула фальшивый чип. Выровняла дыхание. И без единой ошибки, словно тренировалась буквально вчера, поставила на место свой чип.
Жизнь сразу увиделась в радужных красках. По крайней мере, я это я и больше не обязана носить траурную одежду и чертову черную шляпу.
Я переоделась, застегнула на запястье повседневный браслет и вернулась в гостиную. Август мигом отметил перемену туалета, скользнул взглядом по моей руке.
— О, — сказал он, — я хотел помочь тебе, но ты уже справилась сама.
И все. А я-то готовилась к взбучке! За что люблю Августа — он непредсказуемый. С ним не соскучишься.
— Послушай, Делла, — тон Августа был смущенным. — У меня случилась небольшая неприятность. Я перепутал дорожные сумки и взял из дома не ту. Тед, наверное, с ремонтниками занят, мне не хочется беспокоить его и просить, чтобы он привез другую сумку.
— Хочешь, чтобы я заказала тебе сменную одежду?
— Да. А то я не знаю, где ты обычно заказываешь. А я позабочусь о завтраке, потому что наш гостеприимный хозяин, кажется, по утрам питается исключительно энергией ссор.
С этими словами Август удалился. Грациозно, но неприлично быстро. Макс проводил его взглядом и достаточно громко сообщил:
— Похмельный понос уже завтраком называется?
Вдали прозвучал легкий щелчок — закрылась дверь уборной. Мне стало так стыдно, словно в кишечном непорядке уличили меня.
— Зато ты блевал, пока я душ принимала! Думаешь, я не слышала?
— А я отрицаю, что ли? — Макс посмеивался, чрезвычайно довольный собой. — Просто не понимаю, зачем это ханжество. Все с похмела дрищут и блюют. Один Маккинби прикидывается, что не какает.
— Да! — я угрожающе сверкнула глазами. — Все. Только у кого-то хватает культуры не обсуждать нечистоты, а у кого-то — нет! Даром что этот кто-то — весь из себя принц.
Макс был просто счастлив. Довел меня до вспышки злости — и радуется. Решил, что победу одержал.
— Ладно, кто-то обещал мне танцы показать. Вполне себе культурная программа. Гони сюда.
Я скрипнула зубами и нашла ролик в своих залежах на браслете. Подключилась к обшей системе в номере, вывела изображение на стену, а звук — на потолочные динамики, по моим наблюдениям у потолочных всегда качество воспроизведения выше. А может, дело в акустике.
Макс с интересом следил. Увидав первые кадры, откомментировал:
— А вот и наша Джил.
— Август уверяет, что ее все зовут Лэн.
— Я же не все, — возразил Макс. — Мне-то с какой стати подлаживаться под ее вкусы? А теперь, значит, она за Маккинби взялась… Я с ним поговорю. Конечно, иногда я терпеть его не могу, но не до такой же степени, чтобы позволить спутаться с этой пираньей!
Я резко подобрела. И под древний напев «Слуги Келума» полезла в каталог, где заказывала всякие необходимые детали одежды. Макс одобрительно крякал и фыркал, следя за танцем.
— От да, эт по-нашему… — бормотал он. — А нам чего, пусть все хоть в обморок попадают… Джил-то, Джил! От ведь сука хищная… Знаешь, когда ты на Эвересте расспрашивала, я сначала решил, что тебя ревность заела. Да я ничего такого в виду не имею, просто Маккинби — твоя собственность, ни с кем ты не будешь его делить. У тебя инстинкт «собаки на сене» развит хорошо, и между нами, — это правильный инстинкт, благородный… ты вообще уверена, что твоя бабушка не согрешила с Бергом? Ну не пастушка ты, и хоть тресни… Фигня, я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что сначала решил — не стоит внимания. А теперь вижу — еще как стоит. Потому что Джил высосет его досуха. А нам самим Маккинби еще пригодится. Ну и что, что я терпеть его не могу? Ни фига не парадокс. Я привык, что он есть в моей жизни. И все тут. Короче, Дел, не паникуй — решим мы эту проблемку…
Я молчала. Если Макса с похмелья разбирает словесный понос, лучше не осаживать. Во-первых, меньше говорить он не станет, во-вторых, его утренние страхи могут принять куда более худшую форму.
Танец кончился, и Макс заинтересовался мной. Встал, походил вокруг. Я пожалела, что работала с ладони, а не в линзах, потому что он тут же сунул нос в мой монитор.
— Это твоя обязанность? — уточнил он.
— В определенном смысле, — пробормотала я, выбирая по стандартному списку. — Август только кажется таким невозмутимым. На самом деле его выводит из себя малейшее несоответствие его запросам. Соответствовать умею только я…
— Погоди, и что, ты следишь, чтоб у него были чистые трусы с носками?
Я кивнула.
— Ничего себе, — опешил Макс. — Для меня ты такого не делала.
— С тобой мы развелись, когда мне даже девятнадцати еще не исполнилось. И не забывай, пожалуйста, что я работаю на Августа. За все это он мне платит. Так что не надо, насчет для кого и что я делала. Он мне не муж и не любовник, чтобы подобные поступки можно было расценивать как особенное расположение с моей стороны.
— Нет, Дел, погоди, это перебор. У тебя в контракте записано, что ты обязана покупать ему трусы?
— Нет, — ответила я. — Там много чего не записано. Там не записано, что я обязана готовить ему кашу и хаггис, сажать цветы в его саду, рассказывать смешные истории, когда ему грустно, приносить стакан воды ночью, если он приболел. Тем не менее, я все это делаю.
— Ну да, — процедил Макс. — То есть ты ему фактически жена.
Я расслышала знакомые ревнивые нотки.
— Не говори глупостей. Я фактически нянька.
— Потому что не спишь с ним? А почему, кстати? — Макс усмехнулся. Видимо, хотел ехидно ухмыльнуться, но получилось кривовато. — Боишься, что он на тебе наручники опробует?
— Ни капельки. А вдруг мне понравится? — не удержалась я от шпильки. — Макс, ты б похмелился, что ли. Ну, ей-богу, сцена ревности в таком состоянии выглядит пошло.
— Ладно, — с угрозой протянул Макс и принес бутылку виски. — Я с ним еще поговорю.
— Вот в тот день, когда ты с ним «поговоришь», увидишь меня в последний раз.
— Найду, — презрительно бросил Макс.
— Из могилы?
Макс застыл, медленно вскинул бровь. Подчеркнуто аккуратно налил себе медового цвета жидкости в бокал. Вспомнил, что я тоже просила, принес второй стакан, налил ровно столько же, подал мне. Маленькими глотками выпил.
— Это надо понимать так, что ты меня убьешь?
— Именно. Добью, чтоб не мучился. Из жалости.
— Ах, так тебе все-таки меня жалко. Хоть немного.
— До слез, — подтвердила я. — Смотреть не могу уже, как ты мучаешься… от ревности. Проще убить.
Вернулся Август — свежий и довольный. Макс недобро оглядел его, а Август мгновенно оценил ситуацию.
— Что, уже ссоритесь? С утра пораньше? Пьете и ссоритесь. Дошло до угрозы убийством, или мне послышалось?
— Август, мне вот что интересно, — позвал Макс. — Моя жена, как выяснилось, заботится о твоем нижнем белье и прочих интимных надобностях. Считаешь, для наемной служащей это нормально? Вот ты мне сам скажи — это нормально, все так делают?
Август сунул руки в карманы халата и два раза качнулся с пятки на мысок.
— Завидуешь? — осведомился он.
Макс не ожидал и заткнулся. Август принес третий стакан и налил себе.
— Раз вы пьете с утра, я тоже буду, — заявил он. — Все равно пока дом не восстановят, я работать не смогу. — Опрокинул виски в рот. — Макс, тебе мама не говорила, что завидовать — нехорошо и неприлично?
— Свою маму я увидел, когда мне было почти три года, — отрезал Макс. — И воспитывать меня было поздно.
— Ай-ай-ай. Сочувствую. И конечно, в том, что с тобой стряслась беда, виноват я. Еще Делла виновата. И вообще весь мир виноват, — с непередаваемой серьезностью сказал Август. — Макс, ты взрослый человек. Тебе тридцать восемь лет. Ты на десять лет старше меня и на одиннадцать — Деллы. А держишься как катастрофически не уверенный в себе подросток. Если б я был таким ревнивым, как ты, давно застрелился бы от стыда.
— О, — Макс пижонски изломал бровь, — и сейчас ты будешь читать мне мораль. Маккинби, я ведь ответить могу. Не боишься?
— С чего бы?
— Ну, например, с того, что ты, при всех своих заслугах, как родословных, так и личных, все-таки по происхождению оказался сильно ниже меня. Перевожу: нос не дорос читать мораль принцу. У меня-то, как ни крути, доказанная история с восемнадцатого века.
— Кем доказанная? — усмехнулся Август. — Профессором Мартином? Который за разумные деньги доказывал что угодно? Эти доказательства он сам и изготовил. Нам тоже предлагал свои услуги. Резоны приводил: подумайте о детях, через сто лет никто уже концов не найдет, а у вас будет родословная хоть от короля Малькольма, хоть от японского императора. Мы решили, что как-нибудь перебьемся. А Курт ван ден Берг заплатил. Я точно знаю, потому что у нас сохранились его письма. Причем он не планировал никаких обманов, рассматривал такую поддельную родословную скорей как забавную игрушку. Шутка для своих. Вряд ли он ожидал, что кто-то из потомков всерьез поверит.
— И конечно, ты будешь утверждать, что перечисленных в моей родословной людей никогда не существовало.
— Почему? Макс, в те века фамилию Ванденберг и ее вариации в Голландии разве что дворовые собаки не носили. Я не шучу. Это очень распространенная фамилия. И не столько в Голландии, сколько в Штатах, да и вообще по всему миру. Мартин действительно специалист и родословные составлял мастерски. Упомянутые люди существовали, но вот были ли они твоими предками — большой вопрос. Что же касается их биографий, то тут даже вопросов нет — выдумано все. Ваша история как княжеской династии начинается с трех Питеров. Обрати внимание на произношение имени — оно британское. Потому что Питер ван ден Берг Первый вообще-то был Питером Ванденбергом, урожденным американцем, который всю жизнь прожил в Шотландии. В вашем родословии он числится архитектором, тогда как единственные его архитектурные работы — это эскизы разных вариантов дворцового комплекса в Пиблс. Он был художником-пейзажистом, большим другом того самого Томаса Маккинби. Ни один из его эскизов в работу не пошел, но они сохранились. А то, что вам собрал профессор Мартин, к Питеру Ванденбергу отношения не имеет. Старший сын Питера, Питер Второй, обладал прекрасной деловой хваткой. Идея создать общий бизнес с детьми Томаса напрашивалась, и никто ей не сопротивлялся. Внук Томаса Маккинби, Себастьян, женился на Доротее, сестре Питера Третьего, который уже вернулся к старинному написанию фамилии в три слова и решил, что по национальности он голландец. Собственно, история что твоей, что моей семьи как кланов владетельных лордов начинается одновременно — с Себастьяна Маккинби и Питера ван ден Берга Третьего. С планет Дороти, Дуайт, Сонно и Кларион.
— Да не верю я тебе, — недостаточно твердым тоном заявил Макс.
— А будешь выделываться, я сейчас на пальцах докажу, что никакой ты не «ван ден Берг», а вовсе даже Гольденберг. С Гольденбергами это случается — оглянуться не успеешь, а он уже голландец.
— Ха, — фыркнул Макс, припертый к стенке, — так и ты в таком случае тоже. Прабабушка-то у нас общая.
— У нас общая прабабушка, но не прадедушка. И уж тем более не папа, — парировал Август, посмеиваясь. — Я тебе больше того скажу. Думаешь, ты белый?!
— Так, — не выдержал Макс и повертел головой, явно соображая, куда бы сбежать. — Хватит с меня. Заткнись, будь любезен. Этого моя психика уже не выдержит. Я с похмелья тревожный.
— Да чего тревожиться, — не унимался Август, — все уже случилось… Когда бриться будешь, обрати внимание на рисунок губ. Ты, кажется, им гордишься? Так вот, рисунок-то характерненький.
— А ты? — Макс уставился на него с яростью.
— Что — я? Ты волосы мои видел? Ну и чего дурацкие вопросы задаешь?
— Та-ак, — процедил Макс. — И вот это, в отличие от Гольдбергов, или как их там, ты наверняка знаешь?
— Да я и про Гольденбергов наверняка знаю. Да ладно тебе, нашел из-за чего расстраиваться… Был, был у нас в предках негр. Уильям Мбабете, «знаменитый маг вуду» и семифутовый красавец. Черный как смола. Рост, я так понимаю, в потомстве закрепился.
— Секундочку, — я подобралась, — какой еще Мбабете?
— Тот самый, — утешил меня Август и пояснил для Макса: — Известный человек, между прочим. Правая табуретка ее легендарного предка Ивана Кузнецова.
Макс с изумлением уставился на меня. А я — на него.
— Интересный был человек, — с задумчивой лаской продолжал Август. — Но без тормозов. От жизни хотел только одного — летать. Пилот такой квалификации, каких сейчас уже не делают.
— Ха, — только и сказала я, — Макс, теперь я понимаю, откуда твои таланты. Тебе ж летать проще, чем ходить.