— Но как вам удалось провезти флэшку, мы раздевали вас донага? — изумленно спросил Джон.
— Естественно, — усмехнулся Яков, — вы заглянули в рот и анус, перебрали одежду по миллиметру, но никто из вас не попросил показать ладони.
— Черт возьми, — хлопнул себя по лбу Джон, — так просто, как все гениальное. Это же надо так опростоволоситься…
Он улетел в Штаты довольный. Наконец-то обмен произошел… Время побежало для него быстрее.
Яков стал замечать, что Голди все чаще грустила. Спрашивал ее и получал один и тот же ответ: "Нет, дон Яков, я не грущу — это воспоминания детства иногда набегают. Я здесь выросла, здесь каждый сантиметр — родная земля. Спасибо вам, дон Яков".
Лейла стала немного говорить по-русски и однажды отвела Якова в сторону, тихо зашептала:
— Голди грустить… она любить…
— Любить?! Кого любить? — не понял он.
Лейла ткнула его несколько раз пальцем в грудь и снова произнесла:
— Грустить — любить…
— Голди меня любит и поэтому грустит? — наконец-то дошло до Якова.
— О, ес, ес, — подтвердила довольная Лейла и приложила палец к губам.
Яков кивнул головой и тоже приложил палец к губам. Он задумался по-настоящему… И что теперь делать? Любовь — это не игрушки в симпатии. Через месяц он застал ее плачущей. Не сразу, но ему удалось разговорить ее — она была беременной от него.
Яков пригласил ее в беседку. Лейла заметила Голди в слезах и поняла, что настала пора серьезного разговора. Ушла в дальний угол поместья и горько заплакала тоже.
— Не плач, Голди, — начал разговор Яков, — ты выйдешь за меня замуж?
— Да, милый дон Яков, да…
Она заревела еще сильнее, уткнувшись в его грудь. Он вытирал ее слезы ладонями. Потом достал платок…
— Успокойся, Голди, все хорошо, мы поженимся, у ребенка будут законные мать и отец. Я давно хотел поговорить с тобой, Голди, но не знал, как начать разговор. Я русский и меня тянет на Родину. Как ты отнесешься к тому, что мы уедем в Россию?
— В Россию? — изумленно переспросила Голди, — но что мы там будем делать?
— Как что — жить, — ответил он.
— Но там же страшно — люди злые, постоянно воюют, там нет человеческих прав. Как мы там выживем, дон Яков?
— Милая Голди, — он улыбнулся, — у тебя неверное представление о России. Люди — везде люди и там нет рабынь, какой раньше была ты. Западная и особенно американская пропаганда показывает больше лжи, чем правды. Конечно, там есть свои особенности — что-то лучше, что-то хуже, но это целая большая страна и жить в ней можно.
— Дон Яков, я люблю вас и поеду с вами куда угодно. Только вы не бросайте меня, дон Яков.
— Теперь мы будем вместе всегда, Голди, в этом не сомневайся. Надо сказать Лейле, не знаю, как быть с ней. В Америку ей нельзя, здесь нужен хотя бы вид на жительство.
Голди окончательно вытерла слезы и замялась. Яков понял, что она что-то хочет сказать и стесняется.
— Ты что-то хочешь спросить или предложить, Голди? — спросил он ее, стараясь подтолкнуть к вопросу или предложению.
— Мы можем взять с собой Лейлу? — наконец решилась на вопрос она.
— Взять с собой Лейлу? — поразился вопросом Яков, — разве ты не ревнуешь меня к ней?
— Я привыкла, — тихо ответила она, опустив веки, и покраснела, — я не ревную к ней, другую женщину не смогла бы пережить. Как-то получилось все само собой. Мне ее жаль… куда она без нас? На панель? Она этого не переживет… бедная Лейла…
Изумленный Яков встал, но Голди посмотрела на него так печально просяще, что он вновь опустился на скамейку беседки.
— Я не знаю, что ответить тебе сейчас, Голди, я подумаю.
— Лейла скрывает, но она тоже любит вас, дон Яков. Она не говорит даже мне, но я чувствую сердцем. Если есть возможность — возьмите и ее тоже.
— Я подумаю, — еще раз произнес Яков, — я подумаю.
Он встал и ушел в дом один, оставив Голди с ее мыслями одну — самому надо было переварить непереваримое.
Доигрался в любвеобильность… Тоже мне… Казанова… А если Лейла забеременеет?.. Что я в Росси скажу, кто меня поймет? Держать ее, как домработницу и растить негритят? Он подошел к бару, налил полстакана водки и выпил залпом. Теперь еще и пьяница, усмехнулся он про себя, закрыл дверь в кабинет и включил компьютер. Постучал по клавишам — на экране появилось лицо Графа.
— Ну, наконец-то, Яков Валентинович, я уже стал беспокоиться, здравствуйте.
— Здравствуйте, Роман Сергеевич.
— Как американцы, проглотили наживку с любвеобильностью, не пытали? — спросил Граф.
— Проглотили, — вздохнул Рябушкин, — лучше бы не проглатывали…
— Что случилось, Яков Валентинович, нужна помощь? — забеспокоился Граф.
— Разрешите по порядку, Роман Сергеевич. На сутки меня посадили в камеру, но не били и не пытали, раздели догола, обыскали. Но на ладони не посмотрели. Все пошло по нашему плану. На вилле, куда меня привезли для встречи с Райтом, пришлось познакомиться с четырьмя девушками.
— С четырьмя? Ну, ты силен, Яков Валентинович. Казанове до тебя далеко. Извини, слушаю дальше.
— Эти девицы — две рабыни и две штатных сотрудницы. Рабынь взял с собой в Испанию. Голди — испанская дворянка, мне купили ее поместье, вторая негритянка, Лейла. Тайно перебралась в Америку из Африки. Попала не в бордель, а к нашим конкурентам. Все по плану, Джон увез флэшку. С девушками проблема — что делать: не знаю.
— Влюбился что ли? — поинтересовался Граф, — так вези сюда — примем без разговоров.
— Голди ребенка ждет… Лейла… возможно тоже… но я не уверен.
— Ничего себе… пирожки с протонами. Сам-то ты как?
— Никак… как я их брошу и как женюсь на двоих? Что делать, Роман Сергеевич? У меня скоро голова лопнет от раздумий.
— Ты не раздумывай, Яков Валентинович, моя вина — не предусмотрел такой вариант, а должен был. Вези обоих сюда, здесь будем думать. Поселишься с ними в моем бывшем коттедже. Станем растить интернационал. Не обижайся за шутку, Яков Валентинович, ты задание выполнял. Нравятся и готов детей растить — привози, не вопрос. Уйдешь с ними по обговоренной схеме. В Москве тебя Войтович встретит. Рад буду видеть лично.
У Якова, словно камень с души спал. Он налил еще водки и выпил залпом. Теперь уже с радости, теперь можно говорить с Лейлой и Голди. Он позвонил в колокольчик, появилась Голди, Яков указал ей на кресло. Молчали минут пять, Яков еще позвонил.
— Где Лейла, найди ее, — попросил он Голди.
Она обшарила почти всю территорию и нашла Лейлу в дальнем уголке за деревьями. Она сидела на корточках, прислонившись к забору, и плакала беззвучно.
— Лейла, — обрадовано подскочила к ней Голди и, видя заплаканное лицо, забеспокоилась, — что случилось, Лейла?
— Ничего, — ответила она сквозь слезы, — ничего.
— Как же ничего… ты плачешь…
— Ничего, — вновь ответила Лейла, — ты иди, я хочу побыть одна.
— Не могу — дон Яков зовет.
— Дон Яков? — сквозь слезы произнесла она, пытаясь то ли улыбнуться, то ли съязвить — Голди не поняла, — ты иди, скажи господину, что я скоро буду, иди.
Голди ушла, так и не поняв, что случилось с подругой. Она никогда не называла Якова доном, но в Испании так принято называть уважаемых людей.
Лейла пришла минут через десять, высушив слезы, но все равно было заметно, что она плакала. Пришла не сразу, что на нее совсем не похоже. Яков указал ей на кресло рядом с Голди напротив себя.
— Ты плакала, Лейла, что случилось? — спросил Яков.
— Ничего, господин, я случайно ударилась, было больно и я заплакала.
Она не смотрела в глаза, опустив голову.
— Лейла, ты не умеешь обманывать. Почему не хочешь сказать правду? — настаивал Яков.
— Господин… я не могу…
— Разве я обидел тебя чем-то, Лейла?
— Господин, не говорите так. Я не могу… Я не могу видеть вас с другой женщиной, — с трудом произнесла она и из ее глаз снова потекли слезы. — Господин, разрешите мне ночевать в другой спальне?
Ничего себе развязка событий, подумал Яков. Он видел, что Голди с трудом сдерживает себя, но молчит. Она так заботилась о ней, а в ответ черная неблагодарность. Чувство любви… оно способно на многое. Может быть правильно, что всемирная организация здравоохранения признала любовь болезнью?..
— Хорошо, Лейла, ты можешь спать в другой спальне. Ступай, отдохни и приведи себя в порядок — завтра или позже поговорим.
Она ушла, а Яков с Голди еще долго сидели молча.
— Спасибо, Голди, что молчала и только переводила слова. Порежь, пожалуйста, лимон, посоли и подай водки. Хотя я уже выпил сегодня достаточно — полстакана с тревоги и полстакана с радости.
Голди порезала лимон, посолила, поставила на передвижной столик вазу с фруктами, подумала и нарезала колбасы. Подкатила столик к Якову поближе, налила водки и села напротив.
— Я сегодня говорил с человеком, он с моей Родины и нас там ждут — всех троих. Обрадовался, что решил вопрос, а тут такой коленкор.
— Коленкор? Что это?
— Так иногда русские говорят о развязке событий, Голди, — улыбнулся как-то криво Яков, — что ты сама думаешь?
— Она любит вас, дон Яков, и ее можно понять. Но… я не могу больше считать ее подругой, как и видеть вас с ней. Хорошо, что она сама попросилась в другую спальню.
— Она сама сделала выбор, Голди. Через несколько дней мы уедем. Ей скажем, что на отдых в Италию, она не должна знать правды. Оставим ей денег — может оставаться в Испании или катиться в свою Америку. Поместье быстро продать не сможем, но я оставлю доверенность верному человеку, он все сделает и переведет деньги на твой счет, Голди.
— Почему на мой? Это ваше поместье, дон Яков.
— Но ведь ты не получила за него деньги от Джона, бесплатно подписала бумаги и должна быть вознаграждена. Я так решил, станешь со мной спорить?
— Нет, дон Яков, как я могу с вами спорить… Лейла… она предала меня…
— Голди, милая Голди, не станем возвращаться к решенному вопросу.
Через несколько дней дорога в Мадрид, Российское посольство, Москва и снова самолет. Голди дремала, уткнувшись в плечо Якова, вспоминая встречу в Московском аэропорту. Испугалась, увидев подошедшего генерала. "Это ФСБ, дон Яков, нас арестуют и станут пытать"? "Да, милая Голди, это генерал Войтович, он из ФСБ. Но это не арест, а встреча, генерал проводит нас домой — у нас нет с тобой российских паспортов, поэтому он здесь". "Нас встречает генерал ФСБ — вы разведчик, дон Яков"? "Нет, Голди, я физик, генерал сопровождает нас, чтобы полиция не задержала без документов. Прилетим домой и получим паспорта, тогда никто нас сопровождать не станет". Он поцеловал ее в щеку. Голди инстинктивно потерлась щекой о плечо Якова. Домой… но как можно жить в Сибири, где на улице можно встретить медведей, всегда полно снега и лютый холод? Дон Яков утверждает, что все это не так, приедешь — увидишь сама. А пусть и так, пусть снег и холод, но со мной дон Яков.
Голди вышла из самолета, чувствуя, что на улице тепло. Не жарко, но тепло.
— Сейчас август и ночью бывает прохладно, температура может опускаться до плюс десяти и ниже. А днем плюс двадцать — двадцать пять градусов. Здесь всего лишь один жаркий месяц — июль, который бывает действительно жарким, — пояснил Яков.
Голди ехала в машине, глядя в окно, не отрываясь. Совершенно незнакомый пейзаж, другие деревья, все другое. Даже небо казалось немного другого цвета, но, возможно, это только казалось.
Она знакомилась с домом…
— Мы будем здесь жить, дон Яков, это ваш дом?
— Да, Голди, мы будем здесь жить. Это дом моего знакомого, я у него его покупаю вместе с мебелью. Постельное белье абсолютно чистое, можешь не беспокоиться. Если что-то не нравится — все заменим, но не сегодня, естественно. В России не принято говорить дон, Голди, и называй меня на "ты" — просто Яков.
— Простите, дон Яков, я не могу. Ну… хотя бы пока не могу, — она умоляюще посмотрела в его глаза. — Все называют вас здесь на "ты" и Яков?
— На "ты" называют друзья и близкие, обращаются ко мне Яков Валентинович.
— Яков Валентинович, — повторила она, — нет, дон Яков куда лучше. Рядом нет магазинов, где вы берете продукты?
— Это коттедж, Голди, так называют подобные дома здесь, мы находимся в нескольких километрах от города, где есть все.
Заработал домофон…Машина охраны Графа привезла продукты, один из охранников передал ему паспорт и пропуск в Академку, документы на стоявшие в гараже машины. Пояснил: "Роман Сергеевич просил передать, что вы можете пользоваться машинами, сегодня отдыхайте, а завтра вечером он вас навестит сам с супругой".
— Роман Сергеевич — это ваш друг, дон Яков?
— Друг… у нас хорошие отношения, Голди, но это мой начальник, директор института, где я работаю. Давай разберем продукты и поедим, потом определимся, что делать дальше.
Он вытаскивал все из сумок, а Голди укладывала продукты в холодильник. Зачем так много, не понимала она, здесь хватит на неделю, не меньше. Ах, да… завтра будут гости. А что я им приготовлю? Она умела подавать… но готовить… она никогда ничего не готовила.
Голди де Лопес-Сантос, испанская аристократка и американская рабыня даже в Америке очень редко могла сама порезать огурцы, помидоры и подать к столу. Это в ее обязанности не входило. Яков это понял не сразу, но понял еще в Испании. Лейла умела готовить… Где она интересно сейчас? Она отказалась поехать с ними даже тогда, когда Яков сказал, что они из Италии не вернуться. Это ее выбор.
— Сегодня на ужин мы приготовим шашлыки, Голди, а сейчас перекусим без варки — огурцы, помидоры, колбаса, буженина.
— Шашлыки — это что?
— Это поджаренное мясо на шампурах, увидишь, — пояснил Яков.
— Но у нас нет кухарки, мы не можем поджарить мясо на шампурах.
— Шашлыки в России практически всегда готовят мужчины, так у нас принято. Не переживай, наймем кухарку и горничную, все будет в порядке — дай время. Но шашлыки буду готовить всегда я сам.
Голди присела на стул, Яков сразу заметил, как осунулось ее лицо и потускнели глаза. Он догадывался, почему она помрачнела, но вида пока решил не подавать.
— Дон Яков, меня завтра посадят в тюрьму, а сегодня я хочу быть с вами, я так решила.
— В тюрьму? Голди, ты о чем говоришь?
— Я завтра зарежу вашего начальника, дон Яков, — тихо ответила она.
— Голди, ты о чем говоришь, Голди? — ошарашено проговорил Яков, — за что ты его зарежешь, почему, что он тебе сделал плохого?
— Он не притронется к моему телу. Я не позволю, я зарежу его.
— К твоему телу? Почему он должен притрагиваться к твоему телу? Ты можешь мне объяснить? — все еще ничего не понимал Яков.
— Джон говорил, что в России женщины должны спать с начальниками своих мужей или любимых мужчин. Я не хочу спать с вашим начальником, дон Яков, как только он переступит порог, я зарежу себя, чтобы не причинять вам неприятностей, дон Яков. Позвоните ему, чтобы он не приезжал, позвоните, — умоляла Голди.
Яков стал постепенно осознавать произнесенные фразы, не сразу, но расхохотался так, что задрожал соседний стол, задеваемый им. Потом подошел, обнял ее.
— Голди, милая моя Голди, дурак этот Джон, сволочь и подлец, он все наврал тебе. Здесь ты будешь только моей женщиной, никто не подумает даже посягнуть на твое тело и душу. И я буду только твой, в России не спят с кухарками и горничными, тебе не придется делить меня ни с кем. Не важно — будет здесь кто-то работать или не будет. Ты моя, а я только твой. И это настоящая правда, Голди.
— Дон Яков, вы будете только мой и мне не нужно спать с другими мужчинами? — все еще не веря, спросила она?
— Ты только моя, Голди, и спать с другими мужчинами тебе запрещено.
— Мой, мой дон Яков, только мой! Это невероятное счастье… мой, только мой…
Она отодвинулась от него и начала танцевать. Такого танца живота ему еще не приходилось видеть нигде и никогда. Он не смог удержаться…
Голди познавала Россию… Здесь все было для нее новым — трава, сосны, сауна с березовым веником. Сегодня они отдыхали, а на завтра запланировали днем поездку по магазинам. Надо было поменять доллары и купить Голди одежду, все, что у нее было — было на ней.
Вечером следующего дня Яков готовил шашлыки. Приехал Граф с супругой и маленьким сыном. Голди уже многое знала, но все равно вела себя настороженно. Граф спросил ее:
— Какие у вас первые впечатления о России, сеньора Голди?
— В Испании я практически ничего не знала о России, а в Америке ее показывают навыворот. Многое, в чем была уверена, оказалось ложью. Впечатления огромные, дон Роман, мне нравится.
— Почему дон Роман — меня зовут Роман Сергеевич.
— У нас так принято называть уважаемых людей — мне надо привыкнуть… Роман Сергеевич, извините.
— У вас приятный и небольшой акцент, Голди, где вы учились русскому языку? — спросил Граф.
— В университете в Валенсии. Я изучала русский и английский языки. Не знаю, правильно ли я скажу, но это, как бы, разные факультеты. Русский мне приходилось изучать факультативно, но я старалась и сейчас не жалею.
— Шашлыки готовы, — крикнул Яков, — прошу к столу.
Голди впервые в жизни пробовала шашлык.
— Очень вкусно. Я поражена, что в России мясо готовят мужчины, — высказала свое мнение Голди.
Все засмеялись.
— Шашлыки действительно готовят мужчины, в основном, а мясо женщины или мужчины-повара, — пояснила Катя.
Когда все немного насытились, Катя предложила:
— Голди, пойдемте, побеседуем на веранде. А мужчины пусть останутся, выпьют еще по рюмочке без нас.
Голди посмотрела на Якова, он кивнул ей головой в знак согласия, и она пошла неуверенно, словно опасаясь чего-то. Катя не поняла, но решила быть осторожной в словах.