Может быть, потом, когда Даниил будет в Москве, мы с ним вместе попробуем? А сейчас даже звонить не буду. Ведь тонкая корочка на моих ранах только стала нарастать. С каким трудом мама убедила себя, что все равно ей надо жить, хотя бы ради внуков! Когда она увидела тот прямой эфир с пресс-конференции, чуть у экрана не умерла. Каково это – всю жизнь обожать сына и вдруг увидеть, что вырастила убийцу? Так что, если позвоню или приду, разговор будет эмоциональным. По-другому и не бывает. И чем он закончится, лучше не выяснять.
Не хочу об этом думать. Надо все выбросить из головы. Не я первый, хотя вполне может быть, что последний. Ведь говорил Христос:
Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч,
ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
И враги человеку – домашние его.
Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;
и кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня.
Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее.
Все будет по предсказанному, хотя надежда и остается. Может, потом все и образуется. Эх, увлекся я личными переживаниями. Напрасно. Не ко времени все это. В любом случае, жизнь продолжается, господа присяжные заседатели!
Значится, так: вывод один – нельзя повторять ошибки откровенно слабых менеджеров и пытаться все сделать самому. Чушь, бред, детская болезнь левизны в апостольском движении! Лозунг сегодняшнего дня – ни единого отстающего рядом! То есть – делегируем полномочия. Раздаем указания налево и направо. Зона моей ответственности очевидна – Европа и Азия. С меня пять лидеров, и сам я к ним не поеду.
Не хочу.
Следовательно, на повестке дня сразу два вопроса: кого послать и к кому. Подойдем системно – кого я знаю? Ответ лежит на поверхности – знаю многих. Кого послать? Некого. Замечательно, продуктивный подход, ничего не скажешь! Пойдем другим путем. Кого я не знаю? Здесь ответ еще проще. А тогда какой смысл о них думать, если я их даже не знаю?
Результат – ноль целых, ноль десятых.
Хорошо, поставим вопрос по-другому – кто хочет? Думаю, что миллионов так несколько. Особенно из числа бездельников, сидящих на печи и рассуждающих о том, каких идиотов им показывают по телевизору. Стоит ли на них терять время? Конечно. С какой целью? Чтобы безжалостно превратить их в горстки серого пепла! Следовательно, на роль вербовщиков они не годятся – кто из уважаемых политиков согласится беседовать с горсткой пепла? Это вам не куст горящий – вмиг санитаров вызовут. А значит, задание партии и лично дорогого товарища Даниила будет провалено, чего допустить никак нельзя.
Только ведите себя прилично, не надо мне подсказывать и подсовывать ваших любимых политиков! Посудите трезво. Подхожу я, скажем, к Юрию Михайловичу Лужкову. И так по-братски, с чувством, с толком, с расстановкой беру его за пуговицу и начинаю спич:
– Дорогой Юрий Михайлович! Вы, конечно, человек во всех отношениях замечательный – прекрасный мэр, муж, отец. Спортсмен, политик, пчеловод. Писатель, певец, трибун. Химик, строитель, изобретатель.
Подчеркните в анкете что-нибудь одно. А впрочем, чего там мелочиться, лучше сразу все подчеркните – единой чертой! Кхм, опять я отвлекаюсь.
– Так вот, дорогой вы мой Юрий Михайлович, у нас к вам дело. Не согласитесь ли вы поехать в Тьмутаракань вербануть одного гражданина на должность царя-пророка?
Откашляется Юрий Михайлович, посмотрит на меня хитро, с прищуром, приподнимет вверх правую ручку и сам за ней потянется, аж на мысочки привстанет. Обведет взором свою свиту, набирая воздух, а те уже в предвкушении и от обожания чуть сознание не теряют, и рубанет правду-матку, вернувшись взором ко мне, а пяточками к земле-матушке:
– Это что же, Владимир, прикажете быть почтовым голубем – весточки разносить?! Нет уж, мы и сами с усами, есть еще порох в пороховницах! Вот вы все с Путиным носитесь, а ведь квартирку вам он не сам справил, а меня попросил! Не забывайте об этом. А впрочем, я на вас не обижаюсь, да и к Президенту отношусь хорошо, просто окружения его не одобряю. Я, знаете ли, и сам хотя и не хочу, но если надо, еще многое могу! А вы тут меня до почтальона низводите. Несолидно.
Вот так-то. Хочешь не хочешь, а должен я учитывать наличие у политических деятелей собственных амбиций, так что гонцами они не поедут. А если и согласятся, то сами себя и завербуют, а зачем нам пророк-голубь? Достаточно апостола-соловья. Шутка! Киргуду. Звезд шоу-бизнеса, писателей, артистов, танцоров балета и прочих пи… э-э, лидеров не предлагать. Не по чину. Это здесь они кумиры, а за границу Московской области на пару километров отъедут, и все – звезды вьетнамской эстрады. Папа, папа, смотри! Такой урод, а поет, да так плохо! Ну надо же!..
Таким посланцам веры нет.
Итак, подведем промежуточный итог – ужас!
От грустных мыслей, которым я предавался на рабочем месте в Апостольском приказе, меня отвлек стук в дверь. Вовремя. В самый раз мне последовать путем русских народных сказок – кто первым войдет, тот и суженый. На пороге кабинета стояли три моих богатыря. Надежа и опора государева, молодцы, мушкетеры – Никита, Илья и Табриз. Я почувствовал, как мой рот сам собой разъезжается в широченной улыбке до ушей. Все правильно! Как это я раньше не догадался?! Вот она, моя птица-тройка! Молодые, ладные, умные, преданные. От добра добра не ищут. Не ребята – огонь! Посланцы из них выйдут замечательные.
Я решил выдержать театральную паузу, дать им возможность сказать первыми. Инициативу на себя взял Никита:
– Дорогой Владимир, как самочувствие?
– Замечательное, – быстро ответил я. – А теперь к делу. Что вы хотели у меня спросить?
– Да мы, понимаешь, не знаем, что делать, – начал Никита. – Нам нужны твои четкие указания, не тыкаться же постоянно по углам как слепые котята. Мы, конечно, в тебя верим, но работать довольно тяжело. Живем как на вулкане – голова от забот раскалывается, родные задают море вопросов…
Нет, молодежь вконец озверела! Дети, блин, цветы жизни! Вопросы им, видите ли, задают?! Я им практически сам предлагаю сумасшедший карьерный рост и невиданные возможности, а они мне тут нюни разводят.
– Хорошо, мои дорогие, – потер я руки. – Указания будут. Думаю, они вам понравятся. Итак, как вы, наверное, знаете, наступили долгожданные последние времена и наша страна дружно готовится встретить светлый день Страшного суда. Даниил, будучи божественно добрым (ха-ха!), решил помочь человечеству, дав ему еще один шанс. В целях помощи были уничтожены злодеи, а всем оставшимся предложено жить строго по Писанию. Система государственной власти меняется, теперь у нас будет что-то вроде наследной монархии. Теократической я ее назвать не могу, зато могу быть до конца уверен в ее суверенности и недемократичности. Правит царь – он же пророк. С ним вы хорошо знакомы по предыдущей работе.
– И это? – наклонил голову мой самый смелый мушкетер.
– Дорогой Никита, конечно же, это ныне действующий Президент.
– Круто! – обрадовались ребята. – А он в курсе?
– Уже да, – ответил я, – а вот его коллеги еще нет.
– А кто будут эти люди? – поинтересовался Табриз.
– Молодец, старик. Как раз об этом я и размышлял до вашего прихода – кто они и как им сообщить…
– И что, все главы государств автоматически становятся царями? – спросил Никита. – Даже президенты-женщины?
– Это лишнее, – ответил я, – государств уже и так многовато. Всем миром будут править двенадцать царей, по шесть на долю Билла и мою. Одного мы уже знаем, остается еще пять. И радостную весть принесете им вы! Не так уж и много работы – пять вербовок на троих. Пустячок, голуби вы мои почтовые!
– Понятно, то есть добрые новости доставим мы, – повторил Никита и посмотрел на Табриза с Ильей. Те выглядели вполне жизнерадостно.
– Это тяжелая работа – быть царем, – заметил я, – не так много приколов, как кажется. Свободы ноль – в одиночестве даже задницу в туалете не подотрешь. Все от тебя чего-то хотят, лезут с просьбами, а ты и в ресторан с друзьями не можешь выбраться, и в лом не напьешься, и к девчонкам не попристаешь. Однако вербовать вам их все равно надо.
Я думал, что у моих ребят промелькнет хотя бы тень сомнения в собственных силах, но оказалось, что беспокоился я напрасно. Они были готовы действовать сию минуту.
– Понятно, – сказал Никита. – А как мы поделимся с Биллом? И кого вербовать?
Я не успел ответить на его вопросы, потому что Илья, стоявший рядом с Никитой и молчавший все это время, вдруг решил, что наступает Новый год и всем покупают подарки, так что нечего скромничать. В самый раз огласить весь список желаний.
– Понятно, – сказал Никита. – А как мы поделимся с Биллом? И кого вербовать?
Я не успел ответить на его вопросы, потому что Илья, стоявший рядом с Никитой и молчавший все это время, вдруг решил, что наступает Новый год и всем покупают подарки, так что нечего скромничать. В самый раз огласить весь список желаний.
– Володь, – сказал он, – а ведь нам могут не поверить, что мы от тебя. Никакие грамоты не помогут. Может, подкинешь нам по парочке каких-нибудь явных умений, чтобы у граждан не возникали сомнения.
– Нахал, но молодец! – ответил я и мысленно обратился к Даниилу. Не было никаких сомнений в том, что он прекрасно знает, что сейчас происходит. Через мгновение я ощутил приятное тепло, разливающееся в груди, появилось состояние легкости, несколько изменилось цветовое восприятие окружающего мира и голос Учителя зазвучал у меня в голове. Довольно приятное ощущение и несколько неожиданное. Легкий массаж головы изнутри.
– Способные ребята, – произнес Даниил, – и в данной ситуации они правы. Пусть подойдут к тебе и встанут на колени.
– Ты с ними сам будешь говорить? – спросил я.
– Да, но через тебя и твоим голосом, – было мне ответом, – а то вдруг у них психика не выдержит! А наносить неофициальный визит в Москву в свете предстоящей коронации Президента было бы некорректно.
– И что, – удивился я, – вот в этом кабинете и будем совершать такое таинство? Неудобно. Это как жениться в джинсах и в поселковом совете. Надо все красиво сделать, ну там фата, платье белое…
– Ну, если ты на этом настаиваешь, – ответил Учитель. – Хотя не уверен, что парням будет комфортно в таком одеянии, ведь они не трансвеститы, учитывая, что до сих пор живы.
– Даниил, не будь занудой, я образно выражаюсь!
– Да и я шучу! – И в моей голове зазвучал его смех.
Надо отметить, что смеется Учитель довольно странно. Не скажу, что неприятно, но все же. Бывают люди, смех которых напоминает омерзительное ритмичное гыканье. Они его, понятное дело, смущаются и пытаются сдержать, но гык оказывается сильнее и вырывается наружу, производя впечатление пука. Таким образом, их смех – это вереница прорвавшихся пуков. Другие напоминают осликов, икающих пулеметными очередями; третьи гамадрилов, протестующих против отбора у них бананов. Даниил не из их числа (что и неудивительно), и по формальным признакам у него очень приятный смех. Негромкий, интеллигентный и мелодичный, но именно последнее меня и настораживает. Мелодия не меняется. Как звонок мобильного телефона – раз за разом идеальное повторение.
Ой, что-то я снова отвлекся! Какой, право, пустяк.
– Володь, – Илья говорил настороженно, – прости, если я что-то не то сказал.
Мою беседу с Даниилом ребята слышать не могли и, очевидно, трактовали затянувшуюся паузу как недовольство с моей стороны.
– Все хорошо! – ответил я. – В вашем пожелании есть рациональное зерно. – Я встал из-за стола и вышел на середину кабинета к ребятам. Они стояли как на разводе, плечом к плечу. При моем приближении парни невольно подтянули животы и приподняли подбородки. Забавно. Видно, в каждом мальчишке живет солдат.
– Опуститесь на левое колено, – торжественно произнес я.
Вот за что я люблю Даниила, так это за открытость моим идеям. Не дал он превратить обряд инициации в тривиальную процедуру, проявил заботу, хоть и по-своему. Как только колено последнего из моих мальчишек коснулось пола, кто-то резким движением сдернул декорации. Мы оказались в прохладе высокого, темного помещения. Я сразу узнал его – храм Гроба Господня. Мы стояли у места, где почти две тысячи лет назад стоял крест, и мы были не одни. Рядом с тремя моими помощниками, также коленопреклоненные, стояли незнакомые мне молодые люди. Я почувствовал присутствие Даниила и Билла.
На мне опять оказался хитон – неудивительно, это уже вошло в добрую традицию. Билл, стоявший подле меня, также был вынужден мириться с рабочей экипировкой. Ребята тоже переоделись. Конечно, не сами. Я отметил, что хитоны им идут, а покрой и качество материала были такими же, как у нас. Разумно, а все равно чуточку обидно. Я не требую погон, лампасов и прочих знаков отличия, но, согласитесь, меня никто в Иерусалим на инициацию не возил и модных хитончиков не выдавал.
Надо же, чувствую себя как старый большевик, которого вдруг уравняли с рабочим призывом конца 20-х годов. Конечно, чтобы сейчас быть на стороне Даниила, много ума не надо – все понимают, что он Спаситель! То ли дело мы с Биллом – в наше время риски были другие, и все могло повернуться иначе. Одним словом, к победителям примазываться – невелика заслуга. Не спорю, ребята мои просто замечательные, однако можно было бы устроить им обряд поскромнее. Есть ведь трогательная отечественная традиция – давать клятву на Воробьевых горах. Герцен и Огарев – чем не пример для молодежи? Красота, и ехать недалеко!
Эх, балуем мы молодежь.
К счастью, мое ворчание не оскверняло тишину храма, так как монолог был внутренним. Итак, что мы имеем? Два апостола? Здесь, ставим галочку. Шесть граждан, стоящих на коленях в ожидании приема в пионеры евангелического движения и ниспослания чудесных возможностей? Здесь! Даниил-Спаситель? Пока не вижу. Куда это он запропастился, в тени, что ли, прячется? Раз уж вытащил всех нас сюда, то, значит, сам за все и должен отдуваться. Не думаю, что молодежь поймет, если Спаситель не уделит им хотя бы пару минут.
Даниил не прятался в тени. Он возник практически ниоткуда, материализовавшись из воздуха одновременно с первыми звуками его голоса, восклицавшего:
– Да приидет царствие Мое!
Голос звучал мощно, но без надрыва. Звук не умирал эхом в отдаленных уголках помещения, а продолжал свой путь, достигнув стен и потолка, и увлекал за собой все лишнее, нанесенное и построенное за две с лишним тысячи лет, по пути своего следования освещая пространство. Я наблюдал физическую границу распространения звуковой волны. Свет, побеждающий тьму. Символично. Успокаивает. Все-таки приятно чувствовать себя на стороне хороших парней. Зрелище впечатляющее, однако ужасно похожее на рекламу новомодных средств для чистки столового серебра – помещаем почерневшую ложечку в раствор, и на наших глазах она начинает сиять заново. Ох, доиграюсь я однажды со своими аллюзиями!
Судя по выражению лиц нашей шестерки и Билла, дурные мысли посещали меня одного. Остальные пребывали в состоянии экзальтации – полного и всеобъемлющего восторга. Понять их было можно. Мои хлопцы стояли на двух ногах в Москве, опустились на колени в Иерусалиме и, услышав голос Учителя, оказались свидетелями возвращения горе Голгофе первоначального исторического вида.
«Дети мои, – сказал Иисус, обращаясь к ученикам своим, перед тем как облако взяло его из виду, –
не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме, и во всей Иудее и Самарии, и даже до края земли».
Все шестеро так и стояли на коленях, боясь вздохнуть. И повторилось описанное в деяниях апостолов:
Они были единодушно вместе.
И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились.
И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.
Милость Даниила этим не ограничилась. Кроме лингвистических способностей, каждый из принявших огненную присягу мог теперь творить небольшие чудеса и читать мысли. Отмечу с некоторой долей облегчения, что только у граждан рангом пониже их собственного. То есть мы с Биллом им не по зубам. Мне казался принципиально важным вопрос о кольцах. Я понимал, что без их раздачи не обойтись, но очень не хотел, чтобы им достались такие же, как и нам с Биллом.
Даниил посмотрел на меня и Билла, и жестом подозвал нас к себе. Мы подошли и, повинуясь его воле, повернулись к стоявшим на коленях ученикам.
– Это братья ваши, – сказал он. – Любите их и не оставляйте в своих наставлениях! Поднимите ваши руки!
Мы послушно подняли руки, и, как только они достигли верхней точки, на кончиках наших пальцев зародились веселые огоньки, становившиеся все ярче и объемнее. Не прошло и пары секунд, как перстни, родившись в огне, устремились к своим владельцам. С облегчением я констатировал, что дизайн их колец значительно отличался от наших. Они были тоньше и выглядели новыми, в то время как от наших с Биллом перстней веяло тысячелетней историей.
На Голгофу спустилась безлунная ночь, и только восемь колец одиноко горели во тьме. Восемь – правильное число. Именно столько человек спаслось во время потопа: Ной с тремя сыновьями и их жены. Огненные змейки чертили на перстнях арамейские буквы, складывавшиеся в надпись: «Да приидет царствие твое».